Валентин Одоевский
Сквозь тёмные очки
Сквозь тёмные очки
У людей существует огромная масса увлечений. Кто-то интересуется марками, кто-то искусством и так далее…
Моё увлечение – очки. Причём, необычные. Тёмные. Как их принято называть, солнцезащитные.
У каждого, вероятно, есть одна-две пары таких дома – грех летом на пляж не надеть, не так ли?
Для меня это уже часть образа. Я люблю всё тёмное, а это – отличное дополнение.
Однако есть и нечто большее, чем внешний облик… Когда я в очках – мало-кто видит мои глаза. Да и вообще, человек, у которого столь важная часть лица закрыта, мало-кого интересует. Становится, буквально, невидимкой. Это удобно, ибо я каждый день, независимо от погоды ношу этот аксессуар, просто нужно уметь подбирать цвет линз – вот и всё. Людям я неинтересен, а для меня они все становятся одинаковыми: в «приглушённом» цвете, иногда со слегка размытыми эмоциями. Я могу так часами ходить по улицам или ехать в автобусе, и видеть мир, который не видит меня…
Всегда забавляет, когда ты сидишь в той же электричке или маршрутке перед кем-то, между вами едва два метра, а ты в упор на него смотришь. Он этого даже не замечает, а если и иначе, то не может понять – на его персону направлен этот тёмный взгляд, или я вожу зрачками под линзами? Конечно, не приглядишься – не узнаешь. А приглядывается мало кто…
Вечерами, когда я возвращаюсь домой, то сажусь на один и тот же автобус. Как правило, в одно и то же время. Уже почти пять лет. И, практически, каждый раз я вижу одну и ту же девушку. Редко, когда мы с ней «не пересекаемся».
Я, толком, не знаю какой у неё цвет волос, потому что даже когда опускаю голову, дабы посмотреть поверх линз – не могу разобрать: то ли коричневый, то ли русый?..
Я совсем не знаю какого цвета у неё глаза. Но именно по ним я вижу её настроение и чувства.
Когда мы «встретились» в первый раз, она была явно не в настроении: всё время проверяла телефон, то и дело что-то печатая в нём, глаза на «мокром месте», голова постоянно поникшая.
А всё смотрел на неё, наблюдая за её движениями и взглядом, что периодически поднимался, проскальзывал по мне и снова падал в экран телефона.
Наконец, она просто глубоко и печально вздохнула, вынула из кармана пальто наушники, вставила в смартфон и даже прикрыла глаза, видимо, чтоб не думать о чём-то плохом, что с ней случилось.
Так выглядела её грусть.
Когда она счастлива, то, обычно, легко улыбается, глаза, буквально, светятся, что видно даже через мои тёмные линзы, а голова постоянно вращается, смотря по сторонам – всё ей интересно, всё кажется таким хорошим и светлым, а внутри, видно, столько энергии, ведь, сегодня ей повезло, или же просто день выдался удачным – кто знает. Но, должен признать, что в такие моменты я счастлив вместе с ней и, глядя на неё, улыбаюсь в ответ. Конечно, она этого не видит, ибо взгляд её только лишь скользит по мне…
Вокруг есть ещё люди, разумеется, но интересных мало. Хотя, можно было бы сказать, что и девушка эта не особо чем выдающаяся. Видимо, тут дело в том, что если уж я начинаю наблюдать за кем-то, то он мне становится интересным.
Так, например, днём я, время от времени, встречаю одну и ту же бабушку, что забирает внучка из школы. Малыш, наверное, только в начальной школе, судя по его рассказам о прошедшем дне. Я, конечно, особо в них не вслушиваюсь, но всегда умиляюсь, когда вижу его счастливое лицо, озарённое широкой, невинной детской улыбкой, в которой иногда виднеются дырки выпавших зубов; эти сверкающие глазки, смотрящие вверх – на бабушку, которая ещё кажется ему такой высокой. Его даже слушать не надо, чтобы понимать – день у ребёнка прошёл лучше некуда.
Бывает и иначе. Голова опущена, щёки надуты, фраз почти не доносится, иногда даже слёзы идут из глаз. Однако всё это выглядит, ну, очень мило. Наверное, потому что, в эти моменты я, как и большинство людей, вспоминаю себя в его годы.
Но не только я наблюдаю за ним, насколько я заметил. Как правило, рядом сидит мужчина средних лет, в основном, в костюме. Всегда, когда я его видел, он с книгой. На обложке нет названия или автора – видимо, читает на иностранном.
Так вот, когда «наш» малыш заходит и по нему видно, что он счастлив, то мужчина, почти всегда, закладывает страницу пальцем, закрывает книгу и, глядя на мальчика, с явным умилением слушает про его день. Он при этом заботливо улыбается, иногда едва-заметно кивает и тихо усмехается над какими-то моментами. Его брови в эти моменты всегда приподняты, от чего глаза кажутся больше и, как будто, ласковее.
В моменты грусти, мужчина не отрывается от книги, однако, судя по взгляду и опущенным бровям, всё ещё внимательно слушает и, лишь время от времени, глубоко вздыхает, как бы говоря, «пройдёт всё, малыш, пройдёт, это мелочи». И… оказывается прав, ведь, грусть у паренька надолго не задерживается. Всем бы так…
Я наблюдаю много за кем. Это происходит каждый день. Я вижу, как эта жизнь не стоит на месте. Она, будто водоворот, вертится, крутится, в общем, движется. И люди внутри неё. Со своими эмоциями, переживаниями, чувствами. И я с ними рядом, наблюдая за этим, и глядя сквозь тёмные очки на огромный, многоликий мир, который… почти не замечет меня, изредка, лишь, скользя взглядом….
Смеющийся ангел
Ангел ушёл в запой и полетел чудить,
Парень он золотой, но не умеет пить.
Я понимаю, брат, как ты со мной устал,
Сам я себе не рад, сам себе костью встал.
О.Е.Кошелев
Носилки буквально летели по больничным коридорам, толкаемые врачами и медсёстрами.
– В операционную! В операционную! – доносились отовсюду голоса.
Голова человека, лежавшего на носилках была перебинтована, но это не спасало, ибо кровь пробивалась сквозь слои перевязки.
В операционной уже все инструменты были готовы, когда пациента завезли.
– Тяжёлая битва предстоит, – коротко бросил хирург ассистенткам.
Они лишь коротко кивнули, совершая последние приготовления перед операцией, как вдруг, одна из них вытаращилась на мужчину, которого перекладывали на операционный стол. Она не могла поверить своим глазам…
– Шура, ты чего? – спросил хирург. – Нет времени волноваться!
– Я… я не волнуюсь…, – стараясь скрыть это чувство ответила ассистентка и продолжила готовиться.
– Вот и не надо. Будет трудно. Здесь проломило голову. Парень упал с балкона. Возможно, осколки черепа вошли в мозг. Так что, придётся вытаскивать «оттуда» буквально за уши…
Шура почувствовала, как у неё в горле появился ком….
***
Максим вышел покурить на балкон. Вечерний воздух остужал гудящую, после нескольких пропущенных бокалов виски, голову, а заодно и давал возможность сделать передышку в этой шумной вечеринке по случаю очередного дня рождения товарища.
Дым поднимался вверх, слегка заслоняя собой уходящее солнце. Максиму очень нравился этот ракурс, потому что смотрелся он, как ему было привычнее думать, – довольно философски и эстетично.
Тут, на балкон вошёл ещё один желавший перекурить.
– Музыка надоела? – с усмешкой спросил он.
– Да и башка гудит – не могу, – отозвался Максим, затягиваясь.
– Что, мыслишки всякие лезут?
– Ты это, Жор, к чему?
Макс медленно повернул к нему голову и настороженно посмотрел на него. Тот лишь затянулся и, всё также с усмешкой, ответил:
– А сам не понимаешь? От того, что ты вот так легко бросил Сашу ты лучше не стал! И все эти твои истории про то, что тебе, типа, мозги пилили не рассказывай. Кто-кто, а я понимаю, что тебе просто постели с ней мало было, вот и кинул ты её!
– Вообще-то, не твоё это дело…, – сквозь зубы процедил Макс, чувствуя, как свободная рука сжимается в кулак.
– Неужели! То есть ты бросил человека, она из-за тебя страдает, а ты, значит, теперь свободен – волен по бабам шляться?! Мудак ты, Макс!..
– Да пошёл ты!
Максим замахнулся на Жору, но тот успел перехватить его кулак и оттолкнул от себя, как вдруг… ноги его оппонента исчезли за перегородкой балкона, а недокуренная сигарета полетела на пол…
Он и глаз не успел выпучить, когда она упала на плитку с небольшими искрами, а снаружи раздался хруст от удара о мостовую…
«Приплыл…», – подумал Макс, чувствуя что-то тёплое и липкое у себя под затылком, и видя, как оранжевое вечернее небо, вдруг резко становится серым, а потом и вовсе пропадает….
