Вадим Иванович Кучеренко
Любомир и Айи
– Я не буду молчать, – пообещала Айи. – Только и ты говори. Хорошо?
– Ты плачешь? – с тревогой спросил Любомир.
– Это от счастья, – ответила Айи. – Ты даже представить не можешь, как я счастлива сейчас!
– И все-таки не больше, чем я, – сказал Любомир.
– Конечно, единственный мой! Ведь у нас одно счастье на двоих. И мы делим его поровну…
Ни Игорь, ни Анастасия не понимали, что говорили Любомир и Айи. Это не было человеческой речью. Вместо слов им слышались свист ветра, плеск волн, треск ломающихся ветвей, много других звуков, не знакомых и непривычных. Но они слышали интонации, с которыми те произносились. Так могли говорить только влюбленные. И это был язык, понятный всем живым существам во вселенной, умеющим любить и знающим, что такое любовь. Поэтому Анастасия не могла сдержать слез. Игорь отвернулся, не желая смущать Любомира. Но он тоже испытывал сильное волнение. Чтобы не поддаваться эмоциям, он думал о том, как и что надо сделать для того, чтобы Любомир и Айи могли встретиться, и никто не был бы свидетелем их разговора. Он готов был пойти на что угодно, чтобы это произошло, пожертвовать всем, что имеет, кроме разве собственной жизни и Насти. Но ничто не приходило ему на ум. Он грустно вздыхал, кляня на чем свет стоит свою бестолковость. И насколько лицо Любомира было радостным, настолько же его собственное – огорченным.
Разговор Любомира и Айи длился долго, пока не разрядилась батарея одного из телефонов. Но им показалось, что прошло одно мгновение. Они не успели сказать друг другу и тысячной доли того, что накопилось у них за сотни лет разлуки. После этого разговора на расстоянии они были счастливы и несчастливы одновременно. Они знали, что вскоре смогут поговорить опять. Но это новое расставание было тяжелее предыдущего, хотя и должно было продлиться намного меньше. Ведь все относительно, тем более время. Иногда одна минута стоит целой жизни. Они готовы были отдать свои жизни за то, чтобы встретиться и хотя бы на мгновение прикоснуться друг к другу. Во всяком случае, так им казалось. Было ли это правдой? Об этом они не думали. Влюбленным не нужна правда. Они нуждаются в исполнении своих желаний.
– Неужели ты действительно так думаешь? – спросила Анастасия. Игорь только что изложил ей свои взгляды на влюбленных, и она была искренне возмущена. – Так, значит, и мы с тобой живем во лжи?
У Анастасии был обеденный перерыв, и они сидели за столиком летнего кафе, откуда был виден Сампсониевский мост, по которому с грохотом и лязгом проезжали трамваи, медленно двигались автомобили, шли люди. Было солнечно и жарко. Она пила зеленый чай с жасмином, Игорь предпочел черный с лимоном.
– Не доводи до абсурда мои слова, – сказал он. – Это не ложь. Это искреннее заблуждение. Чтобы чувства пылали, в них, как в костер, нужно подкидывать желания. Без этого чувства погаснут, костер прогорит, и останется холодная зола – расчет. В реальной жизни это выглядит так. Любовь по тем или иным причинам проходит, но люди все равно остаются вместе, потому что их по рукам и ногам связывает другое. Уют домашнего очага, который не хочется терять, финансовое благополучие – его хочется сохранить еще больше, а также дети, обеспечивающие душевный комфорт. Разумеется, возможны варианты.
– И как только ты с такими мыслями осмелился полюбить меня? – спросила Анастасия. Она попыталась сказать это язвительным тоном, но на глазах у нее выступили слезы от обиды.
– Потому что я никогда не смогу тебя разлюбить, – спокойно ответил Игорь. – Я слишком долго ждал и искал тебя. Впрочем, искал – это слишком громко сказано. Скорее всего, просто ждал.
– Вероятно, следовал завету Конфуция, – все еще гневно, но уже с улыбкой, предваряющей прощение, сказала Анастасия. – Китайский мудрец говорил, что если долго сидеть на берегу реки, то однажды мимо тебя проплывет труп твоего врага. В твоем случае это оказалась я.
– Когда ты злишься, то становишься просто очаровательной, – хмыкнул Игорь. – И донельзя остроумной.
– А все остальное время я какая? – с невинным видом спросила Анастасия. – Страшненькая и нудная?
Игорь почувствовал себя побежденным.
– Вообще-то я говорил совсем о другом, – счел он за благо уйти от ответа. – Мы так долго не выдержим. Не спать по ночам, курсируя между Пироговской набережной и парком Сосновка, и отсыпаться днем можно неделю, в крайнем случае, месяц, и то при богатырском здоровье. А что потом? Я как-то не готов к неврозам и лечению в психиатрической клинике в ближайшей перспективе.
– Я тоже не готова посвятить свою жизнь чужой любви, – кивнула Анастасия. Впервые они сошлись во мнении в чем-то, но даже не заметили этого. – Но что ты предлагаешь? Мы не можем их бросить на произвол судьбы. Это было бы слишком жестоко. Я не смогу спать по ночам, думая о них и их неразделенной любви. И результат будет тот же – шизофрения.
– Нам надо что-то придумать, – твердо сказал Игорь.
– Очень интересное предложение, – заметила с иронией Анастасия. – Я всегда считала тебя умным человеком и рада, что не ошиблась.
– Но что ты от меня хочешь? – обиделся он. – У меня ведь не семь пядей во лбу. Могла бы и помочь советом.
– Ты мужчина, ты и думай, – безжалостно сказала она. – У бабы, известно, волос длинный, ум короткий.
Игорь понял, что она все еще не простила его за мнение о влюбленных, которое он высказал. Поэтому он не стал возражать, а начал думать. Обеденный перерыв заканчивался, и времени оставалось мало. Столики в кафе пустели. Между ними сновала дородная официантка, унося посуду. Ей, как и всем, было жарко, и двигалась она медленно и лениво, словно превозмогая себя. Ее влажная от пота рубашка была распахнута чуть больше, чем позволяли приличия, приобнажая пышную грудь. На этом фоне терялся бейдж с именем «Марианна», который был приколот на уровне расстегнутой пуговицы. Игорь наблюдал за официанткой невидящим взором, не замечая ее поощрительных взглядов. Когда Анастасия допила свой чай, его осенила идея. Он даже засмеялся от радости. Она с удивлением посмотрела на него и спросила:
– Как понимать твой смех? Это надо мной или есть другая причина? И советую подумать, прежде чем начать отвечать. Я ведь вижу, как ты пожираешь глазами эту толстуху официантку с ее суперсексуальным декольте. Наверное, пытаясь прочесть ее имя.
– Я понял, что нам надо делать, – сказал он с победоносным видом, не отвечая на ревнивый выпад. – Нам надо высадить саженцы деревьев от парка Сосновка до Пироговской набережной. И тогда все вернется на круги своя. Саженцы подрастут, появится лес, и Любомир без труда дойдет до Большой Невки, где его будет поджидать Айи. Все как в старые добрые времена.
– И сколько саженцев ты собираешься высадить? – полюбопытствовала Анастасия.
– Сколько потребуется, – беспечно махнул рукой Игорь. – Тысячи. Десятки тысяч. Сотни тысяч. Были бы деньги, чтобы их купить. А деньги будут. Уверен, что Айи не пожалеет свой сундук с золотом ради такой цели. И отыщет еще много таких сундуков, если в том появится необходимость.
Игорь искренне радовался своей идее. Не сразу он заметил, что Анастасия не разделяет его восторга. Под ее насмешливым взглядом постепенно и его пыл угас.
– Ты считаешь, что идея завиральная? – со вздохом спросил он.
– Не более той, что хотела предложить я. Но потом одумалась, чтобы ты меня не высмеял.
– А ты расскажи, – попросил он. – Обещаю, что не буду смеяться. Вдруг в ней есть рациональное зерно. Чем черт не шутит. И на старуху бывает проруха.
Анастасия одарила его неласковым взглядом, но ничего не сказала.
– Хорошо, если ты настаиваешь. Я подумала, что можно было бы взять в аренду или даже выкупить бывшую больницу Общины сестер милосердия. Она расположена поблизости от Сампсониевского моста, метрах в пятидесяти от Большой Невки, прямо напротив. Здание огорожено решеткой. Вокруг него можно разбить сад, в котором мог бы поселиться Любомир. В саду вырыть пруд. А от пруда до реки прорыть подземный канал для Айи. И они могли бы встречаться.
Анастасия подозрительно взглянула на Игоря. Но он смотрел на нее без улыбки, словно и в самом деле всерьез обдумывая ее слова.
– Но потом я поняла, что все это бред, – упавшим голосом произнесла она.
– Почему бред? – недоуменно спросил Игорь.
– Ну как, скажи на милость, прорыть канал под автомобильной трассой, по которой проезжают тысячи машин? На какой глубине его рыть? Ведь это уже выйдет станция метро. Никто этого просто не разрешит. А рыть втайне от городских властей не получится. Вдруг автомобили провалятся в эту гигантскую яму? – Она рассмеялась. – Я несу чушь, а ты меня слушаешь вместо того, чтобы назвать дурой-бабой. То же самое и с твоим замыслом.
– А что с ним не так? – из чистого упрямства спросил Игорь. – На мой взгляд, ты настроена излишне критически. Губишь все хорошие идеи на корню.
– Как ты думаешь, почему я со своим образованием ландшафтного архитектора устроилась на работу в букинистический магазин? Ты никогда об этом не спрашивал. Тебе не интересно?
– Почему же, – возразил он. – Но мне казалось, что ты можешь обидеться, если я спрошу. На то могло быть много причин.
– На самом деле всего одна. Когда-то я хотела превратить свой родной город, где родилась, в цветущий сад. И, получив диплом, пришла работать на одно предприятие, само название которого говорило о том, что оно должно заниматься воплощением в жизнь моей мечты. Я была юная и наивная девочка. В действительности мне пришлось обосновывать необходимость вырубки зеленых насаждений, мешающих очередной стройке. И после того, как однажды от меня потребовали написать докладную записку о том, что городу необходим новый бизнес-центр взамен крохотного скверика, в котором местные жители сами разбили клумбы и высадили деревья, я не выдержала. Подала заявление на увольнение, уехала из своего города и начала искать новую работу. Я похоронила в том скверике все свои детские мечты, а заодно и профессиональную карьеру. А его все равно снесли. И никто даже не заметил той могилки. Надгробной плиты, как ты понимаешь, я не устанавливала. Такая вот печальная история.
– То есть ты хочешь сказать, что нам никто не разрешит даже попытаться превратить Петербург в город-сад? – спросил Игорь.
– Я рада, что до тебя дошел основной тезис моего доклада, – усмехнулась Анастасия. – Значит, я не напрасно потратила время.
Она взглянула на часы и встала.
– О, мне уже пора! А то потеряю и эту работу. Ты можешь меня не провожать. Встретимся, как обычно, после полуночи. Передавай от меня привет Любомиру. И не вздумай увлечься официанткой.
– Ни за что, – пообещал Игорь. Его взгляд был немного затуманен, словно он что-то обдумывал. – А знаешь, твоя идея о больнице Общины сестер милосердия не так плоха, как ты думаешь. Она навела меня на одну мысль.
– Я очень рада, – улыбнулась Анастасия. – На что-то и я сгодилась.
Она ласково взъерошила волосы Игоря рукой и ушла. У нее была грациозная походка танцовщицы, и обычно Игорь всегда провожал ее взглядом, пока мог видеть, получая от этого удовольствие. Но на этот раз он даже не обернулся, рассеянно помешивая ложечкой в стакане с остывшим чаем.
Не замечал Игорь и пышногрудой официантки, которая несколько раз прошла рядом с его столиком, призывно покачивая бедрами. Наконец та потеряла всякую надежду, вспыхнувшую снова после ухода его спутницы, обиженно поджала губы и ушла в дальний угол кафе, куда почти не проникали солнечные лучи. Там Марианна присела на стул и, обмахиваясь листочком с меню, начала смотреть на лениво текущие воды Большой Невки в ожидании новых клиентов. Вскоре от зноя, неподвижности и однообразия картины ее разморило, и незаметно для себя, прикрыв глаза, она погрузилась в сладостный мир грез и фантазий.
Войдя в ломбард, Артур сразу понял, что Изольда чем-то сильно расстроена. Ее ярко накрашенное личико было печально, как у Пьеро, а темное шелковое платье, тесно облегающее точеную фигурку, только подчеркивало покрасневшие от слез глаза. Она взглянула на Артура без обычной насмешки и даже, как ему показалось, с какой-то надеждой. На этот раз она даже позволила ему поцеловать себя в щеку. Этот обычай Артур, по его словам, перенял в Европе, но до сих пор все его старания приучить к нему Изольду оказывались безуспешными.
– У тебя траур? – спросил он, садясь в кресло напротив и беря Изольду за руку. Он почувствовал, что сегодня ему и это будет дозволено, и не преминул этим воспользоваться. – По ком скорбишь?
Она с удивлением посмотрела на него.
– А разве ты не знаешь? Кирилл утонул. Его тело нашли в Большой Невке. Об этом даже сообщали в новостях.
– Нашла о ком горевать, – пренебрежительно усмехнулся он. – Я всегда знал, что твой цепной пес плохо кончит. Как говорится, собаке – собачья смерть.
– Не говори так, – попросила Изольда, отнимая свою руку. – Он был моим другом. Верным и преданным, в отличие от тебя.
Артур озадаченно взглянул на нее. Ее голос противоречил словам. Изольда осуждала его, но таким тоном, будто пыталась поощрить на какие-то действия, прежде запретные. Он снова взял ее руку в свою. И она позволила это.
– Давай не будем ссориться из-за Кирилла, – сказал он. – Мир его праху и все такое, что принято говорить в подобных случаях. Ты знаешь, что мы не любили друг друга. И все из-за тебя. Ты была яблоком нашего раздора, если можно так выразиться. Но сейчас, когда его нет, умерли и недобрые чувства. Я сожалею о нем, если ты так хочешь. Не думаю, что он отплатил бы мне той же монетой, если бы умер я. Тьфу-тьфу-тьфу!
И он трижды суеверно сплюнул через левое плечо.
– Напрасно ты так, – мягко укорила его Изольда. – Кирилл был очень чувствительным и добрым. Он всегда помогал мне в трудную минуту. Оплачивал мои счета, делал подарки…
Изольда была красивая женщина, но плохая актриса. Ее выдал голос, ставший призывным и сладким, словно патока. Артур насторожился. Он начал понимать, откуда дует ветер, и почему Изольда вдруг так резко изменила свое отношение к нему.
– В трудную минуту и я тебе помогу, не сомневайся, – сказал он, отпуская ее руку и вставая. – Но сейчас у меня самого тяжелые времена. Скажи Игнатию Леопольдовичу, что я хочу его видеть.
Лицо Изольды выразило разочарование. Она ожидала не этого. И уже другим тоном она произнесла:
– Как, ты и этого не знаешь? В каком мире ты живешь, дорогуша?
– В мире кредитов и долгов, если тебя это действительно интересует, – сухо ответил Артур. – И о чем я не знаю на этот раз?
– Игнатий Леопольдович пустил себе пулю в голову. А перед этим застрелил частного детектива, с которым зачем-то назначил встречу ночью в парке Сосновка. Полиция считает, что Игнатий Леопольдович его нанял, а тот начал его шантажировать, узнав какую-то тайну. Мне об этом рассказал следователь. Он приходил к нам, допрашивал меня и Самуила Аароновича. Такая душка! Он смотрел на меня такими глазами, бедняжка, что мне даже стало его жалко…
Изольда вдруг смолкла, поняв, что, увлекшись, наговорила лишнего. Но Артур не обратил на это внимания. Его потрясло услышанное. Но расстроился он совсем не из-за смерти Игнатия Леопольдовича.
– И что же мне теперь делать? – растерянно спросил он. – Я принес ему книги, как обычно. Кто их у меня теперь купит?
– Боюсь, что здесь никто, – мстительно сказала Изольда. – Придется тебе искать другого покупателя. И в другом месте.
– Может быть, ты все-таки спросишь у Самуила Аароновича? – с надеждой произнес Артур.
– Даже и не подумаю, – презрительно скривила губки Изольда. – Самуила Аароновича книги не интересуют, это я точно знаю.
– Я выплачу тебе десять процентов комиссионных, – пообещал Артур, вздохнув. – Даже пятнадцать. С той суммы, которую мне заплатит Самуил Ааронович. Если ты его уговоришь. Как ты это умеешь.
– Женщины Самуила Аароновича тоже не интересуют, – усмехнулась Изольда. – Так что ничего не выйдет, дорогуша. Я бы и рада тебе помочь, мне деньги очень нужны, но…
Изольда развела руками, показывая, что в данном случае она бессильна. Самуил Ааронович явно был орешком ей не по зубам.
Артур понял, что ничего не добьется от нее. И, не прощаясь, он ушел. Закрывая дверь, он спиной чувствовал презрительную улыбку Изольды. Но это его уже не волновало. Он не собирался возвращаться в этот ломбард, где со смертью Игнатия Леопольдовича иссяк небольшой, но постоянный источник его доходов. Необходимо было искать новый. Но времени почти не было. Уже через три дня ему надо было выплачивать очередной взнос за машину. И почти сразу – за квартиру, купленную в ипотеку. Были еще два займа, которые он взял в одной микрофинансовой организации, потому что банки его уже отказывались кредитовать. И они беспокоили его гораздо больше. Банк в худшем случае мог отнять у него автомобиль и квартиру. В МФО речь шла уже о его здоровье и даже жизни. Там работали крутые ребята, не ведающие, что такое жалость, но хорошо знающие, что жизнь того, кто вовремя не отдал им долг, не стоит и ломаного гроша.
Впервые Артур пожалел о смерти деда. При жизни тот всегда помогал ему, когда приходило время платить проценты по кредитам. Ворчал, ругал, стыдил, но давал деньги. Артур знал, что он его любимый внук и пользовался этим. Крал у него книги, понимая, что даже если дед заметит пропажу, то все равно не обратится в полицию. Все это помогало ему держаться на плаву, вести более-менее роскошный образ жизни, пускать пыль в глаза окружающим. И вдруг все это в одночасье кончилось. А теперь еще и смерть Игнатия Леопольдовича… Это известие окончательно подкосило его.
Артур шел к своей машине и бормотал сквозь зубы:
– Нет в прошлое возврата, нет пути.
Нам, слезы пряча, на закат брести…
Это были строки из любимого стихотворения его деда. Почему-то они вдруг сейчас вспомнились ему. Раньше он смеялся над ними, когда слышал. Теперь ему стало невыносимо грустно. Артур всегда чувствовал, когда ему угрожала опасность. У него от природы была хорошо развита интуиция. Это не раз выручало его из беды. Но сейчас он был в растерянности, не зная, как выпутаться из финансовых проблем, всасывающих его, словно трясина. Книги из букинистического магазина деда, которые еще недавно казались ему надежным капиталом, вдруг потеряли в его глазах всякую ценность. Сейчас это был хлам, который нельзя было продать. Артур не знал никого, кто мог бы купить у него эти книги. Не знал он и их настоящей цены. Это был мир, в котором он ощущал себя беспомощным и жалким.
– Эх, дед, – горько вздохнул он. – Говорил же тебе, продай магазин! Теперь были бы деньги. Тебе там ничего не нужно, а мне как быть?
«Но ведь ты наследник».
Артур даже не задумался, чья это была мысль, вдруг прозвучавшая в его голове, то ли его собственная, то ли подсказанная кем-то. Быть может, кто-то другой предположил бы, что дед по-прежнему заботится о своем любимом внуке, наблюдая за ним с того света. Но Артур не стал об этом размышлять. Он не верил в существование духов и потусторонний мир. Он верил только в то, что мог увидеть или потрогать руками. Ему показалось, что он нашел выход, и отчаяние, только что владевшее им, уступило место надежде. Артур сразу повеселел.
– Нет, дед, шалишь! – произнес он вслух, садясь за руль своей роскошной новенькой «Ауди». – Не побреду я на закат со слезами на глазах. Я еще увижу небо в алмазах. Каждый не меньше тысячи карат. И пусть эта Изольда со своим Самуилом Аароновичем катятся ко всем чертям. Кому нужны потасканная шлюшка и старый педик? Только не мне. Я обойдусь и без них. А они еще приползут ко мне на коленях и будут лизать мои руки.
Он все еще чувствовал себя победителем и хозяином жизни, когда подъезжал к букинистическому магазину, весело насвистывая мотив песенки, начинавшейся словами «Меня палачом с голубыми глазами и жертвой моею себя – назвала…». Его собственные глаза были бурого болотного цвета, но он всегда представлял себя совсем иным, чем видел в зеркале. То же самое было и с жизнью, которою он жил.
– Приветствую! – небрежно бросил он, входя.
Анастасия сидела за столиком, сверяя списки книг. Ее лицо выражало недоумение.
– Здравствуйте, Артур, – сказала она. – Ничего не понимаю. Не могу найти самые ценные книги, указанные в реестре вашего покойного дедушки. На полках их нет, я три раза просматривала.
– Скорее всего, он продал их и забыл вычеркнуть из реестра, – равнодушно ответил Артур. – Дед был очень рассеянный человек. Я ему всегда говорил, что торговля – это не его дело. Она его и сгубила. Сердце не выдержало всех этих дебетов-кредитов, налоговых отчетов и прочей ерунды. Магазин давно надо было продать. Глядишь, и пожил бы еще старик.
– Может быть, и забыл, – с сомнением покачала головой Анастасия. – Старческий склероз и все такое. Но одну из книг он приобрел буквально накануне своей смерти. И едва ли успел бы продать. А ее тоже нет. – Она заглянула в свой список и прочитала название: – «Русские Полководцы, или жизнь и подвиги российских полководцев, от времён Императора Петра Великого до царствования Императора Николая I». Вы ничего не знаете о ней?
– Откуда я могу знать? – раздраженно ответил Артур. – Дед меня на пушечный выстрел не подпускал к своему магазину. И вообще, меня это мало интересует. Я продаю магазин. Со всем его книжным хламом. Как вы думаете, сколько я могу за него запросить?
– Сколько пожелаете, – сказала Анастасия. – Другое дело, сколько вам за него дадут.
– Хорошо, перефразирую свой вопрос, – хмыкнул Артур. – Сколько, по-вашему, мне могут за него заплатить? Учитывая, что продать я хочу как можно скорее. Мне срочно нужны деньги.
– Тогда ничего, – Анастасия была в явном недоумении, но не решалась ни о чем спросить, видя, что Артур начинает злиться. – Быстро не получится.
– Это еще почему? – окончательно вышел из себя Артур. Он уже почти кричал, не замечая этого.
– Вы не сможете продать магазин, пока не получите свидетельство о праве на наследство. А это не быстро. Да и потом еще надо ждать полгода, если мне не изменяет память, чтобы никто не смог оспорить ваше законное право. Я это знаю, потому что в свое время бабушка оставила мне свою квартиру в Петербурге по завещанию. Пришлось проходить все круги ада – идти в нотариальную контору, собирать необходимый комплект документов и так далее. Вы, как юрист, тоже должны бы это знать.
Артур прикусил губу от разочарования. Размечтавшись, он совсем забыл о подводных камнях. Анастасия была права.
– Но мне очень надо, – почти жалобно произнес он. – Если через три дня у меня не будет нужной суммы, то я могу и не дожить до…
Он смолк, спохватившись, что слишком разоткровенничался с едва знакомым человеком, которым была для него Анастасия.
– Все так плохо? – сочувственно спросила она. Ей почему-то вдруг стало жалко Артура. Сейчас он походил на маленького мальчика, который до ужаса боится наказания за свой проступок, бездумно совершенный ранее. Его нельзя было не пожалеть, тем более, не зная, что он натворил.
– Еще хуже, – вздохнул Артур. – Дед своей смертью серьезно меня подставил. По его просьбе я взял кредит, деньги отдал ему. Он купил на них какую-то редкую книгу. Кажется, даже ту самую, о которой вы говорили. О русских полководцах. Это была его идея фикс, он бредил войной и былыми победами русского воинства. Как я мог отказать? Он убедил меня, что заработает в своем магазине и отдаст мне долг. И вот что вышло… – Его голос дрогнул. – Если я не отдам кредит, коллекторы вздернут меня на дыбу. И это в самом прямом, а не в переносном смысле.
Артур сам не понимал, зачем он врет. Ему было безразлично, что подумает Анастасия о причинах срочной продажи магазина. Помочь она ему все равно ничем не могла. Сказалась привычка. Он всегда старался казаться лучше, чем был на самом деле. И сейчас в глазах Анастасии он пытался выглядеть благородным человеком, пострадавшим от своего великодушия. У него даже слезы выступили на глазах, так он вошел в роль.
Анастасия тоже выглядела огорченной. Она очень хотела помочь Артуру, но не знала как. И вдруг ей в голову пришла мысль, показавшаяся счастливой. Она вспомнила об Игоре и его любви к книгам. Он часто говорил ей, что скучает по своим былым визитам в букинистический магазин и задушевным разговорам с Ильей Артуровичем.
– А знаете, Артур, возможно, я смогу помочь вам, – сказала она. – Обещать не буду, но…
– Вы дадите мне денег в долг? – недоверчиво спросил Артур. Слезы мгновенно высохли на его глазах.
– Денег я вам не дам, но покупателя, кажется, могу найти, – поправила его она. – Этой мой хороший друг. Он знал вашего дедушку, знает вас и, я надеюсь, не усомнится в ваших правах на магазин. Если все оформить через нотариуса…
– Я подпишу любые бумаги, – заявил Артур. В нем снова пробудилась надежда, а с ней – лихорадочная жажда деятельности. – Сейчас же звоните вашему другу! Мы должны немедленно встретиться. Как вы думаете, это будет лучше сделать здесь, в магазине, или мне пригласить его в ресторан?
– Я думаю, что сначала с ним должна встретиться я, – возразила Анастасия.
– Но почему же? – настойчиво спросил Артур. – Мы только потеряем время!
Он умоляюще заглядывал в ее глаза, но Анастасию вдруг охватило сомнение. Артур снова был прежним, и ее жалость к нему развеялась, как туманная дымка. Она вспомнила, что всегда относилась к нему с недоверием, а Игорь откровенно презирал его, считая косвенно виновным в смерти деда. Этого нельзя было доказать, и он не пытался, однако не скрывал от нее своих мыслей и чувств. Игорю почти удалось убедить ее. Однако, заслушавшись Артура, она забыла обо всем этом. И уже начала раскаиваться. Но слово – не воробей, и, пообещав Артуру помощь, она была вынуждена довести дело до конца, чтобы не потерять уважение к самой себе. Вздохнув, Анастасия тоном, не допускающим возражений, заявила:
– Мы теряем время на спор. Я немедленно договорюсь о встрече, но пойду одна. Я не хочу ставить своего друга в неловкое положение, если он вдруг не захочет покупать ваш магазин.
Артур понял, что переубедить ее не удастся. И смирился. Однако после того, как Анастасия переговорила по телефону с Игорем, он сделал еще одну попытку, предложив подвезти ее на своей машине к месту встречи. Но она отказалась, догадавшись, чем это закончится.
– Скажите вашему другу, что цена его приятно удивит, – заискивающе улыбнулся он, провожая ее до двери магазина. – Дисконт за срочность будет внушительным.
Но его улыбка погасла, как только Анастасия вышла за дверь. Артур едва поборол искушение пойти за ней следом. Эта борьба отразилась на его лице. Оно сморщилось и стало плаксивым. Тощий хохолок волос поник, упав на узенький лобик. Сейчас он был похож не на петушка, как обычно, а скорее на мокрую курицу. Но зеркало, висевшее в магазине, было завешено черной тканью, и он не видел себя. Артур обвел взглядом книжные полки. Сначала глаза его были пустыми, а затем в них появилась мысль. Он подошел к полкам и начал просматривать книги, откладывая некоторые из них в сторону. Он не собирался дарить новому хозяину магазина ценные экземпляры, которые мог продать сам и получить дополнительную выгоду. Артур так увлекся этим, что вскоре забыл обо всех своих неприятностях, как настоящих, так и грядущих.
День выдался суетливым. Игорю пришлось взять в аренду автомобиль, чтобы все успеть. Он выбрал «Ниву», неприхотливую и надежную в городе. Игорь побывал в агентстве недвижимости, нотариальной конторе, банке. Везде разговаривал и договаривался, подписывал документы. Посещение ломбарда он оставил напоследок. Перед этим он заехал домой и достал из сейфа, вмонтированного в стену и укрытого под картиной, шкатулку, наполненную золотыми монетами. Ему было жалко расставаться с ними, но другого выхода он не видел. Дело, которое он задумал, требовало больших расходов.
Изольда встретила его обольстительной улыбкой.
– А я о вас думала, – сказала она, одарив многообещающим взглядом. – Почему вы так долго не заходили?
– Дела, дела, дела, – ответил Игорь. Он видел, что ему предстоит осада, но не хотел портить отношений ни с кем в ломбарде, а потому скрыл раздражение, которое у него всегда вызывали глупые женщины, считающие себя неотразимыми в глазах любого мужчины. Изольда была из их числа. Помимо этого, она была еще и утомительно навязчивой.
– Слова, слова, слова, – погрозила она ему пальчиком с длинным розовым ноготком, слегка загибающимся на конце, словно клюв хищной птицы. – Все вы, красивые мужчины, такие. Вскружите бедной девушке голову, а потом забываете о ней. А что делать вашей жертве?
Игорь едва откровенно не высказался, что он думает по этому поводу, но сдержался.
– Это ко мне не относится,– сказал он. – Последний раз я вскружил особе противоположного пола голову, когда катал ее на карусели, и это было, если мне не изменяет память, в пятом классе гимназии. Бедняжку стошнило на мою рубашку. С тех пор этот мерзкий запах преследует меня и надежно уберегает от подобных экспериментов. Как нафталин от моли.
Изольда сморщила свой носик.
– Фу, как отвратительно! Я вас понимаю. Но я совсем не такая, как та ваша подружка. Вы можете кружить меня, не опасаясь ничего.
По-видимому, она никогда не сдавалась. И Игорь был вынужден признать свое поражение в этой битве, где Изольда была великим полководцем, а он заурядным рядовым воином.
– Боюсь, что моя жена этого не одобрит, – слукавил он, прибегнув к последнему средству самозащиты. – Она до жути ревнивая.
Изольда не смогла скрыть своего разочарования. Она сразу потеряла к Игорю интерес.
– Так вы женаты? – спросила она с досадой. – Что же вы раньше не сказали! Я не из тех, кто строит свое счастье на несчастье других женщин.
– Это очень благородно с вашей стороны, – заметил Игорь. – И было бы просто чудесно, если бы вы сказали Самуилу Аароновичу, что я пришел и принес то, о чем мы говорили с ним в прошлый раз. Он поймет.
– А я должна мучиться от любопытства? – язвительно заметила Изольда. – Ничего у вас не выйдет, если я не замолвлю за вас словечка. А какой мне интерес, если вы такой бука?
Но, поняв, что Игорь не собирается посвящать ее в свою тайну, она все-таки прошла за парчовую занавесь и вскоре вернулась с округленными от удивления глазами.
– Вы можете пройти, Игорь Артемович, – сказала она уже совсем другим тоном, в котором не было и намека на фривольность. – Самуил Ааронович с нетерпением ждет вас.
Игорь не заставил себя упрашивать. Его тоже поразила метаморфоза, произошедшая с Изольдой. Он хотел понять, чем она вызвана.
Но еще более сильное впечатление на него произвела перемена в облике самого Самуила Аароновича. Хозяин ломбарда сменил свой необъятный турецкий халат на строгий деловой костюм, который хотя и потрескивал по швам, когда Самуил Ааронович делал слишком резкие движения, но был явно пошит на заказ и каким-то чудом превратил его из изнеженного сибарита в предприимчивого дельца. Во всяком случае, внешне. Изменился и интерьер помещения. Исчезли огромный диван с мягкими подушками и кальян. Теперь в комнате стоял письменный стол, на столешнице которого зеленая лампа из малахитового стекла нависала над открытым ноутбуком. Стол и лампа были антикварными, а ноутбук – современный, последней модели, и это казалось единственным противоречием тому новому духу, который царил в комнате. Несомненно, это была уступка былым наклонностям Самуила Аароновича, который не смог сразу и бесповоротно отказаться от всех своих прошлых привычек. Сам он сидел за письменным столом в кожаном кресле с загнутыми округленными краями, похожем на гигантское яйцо, из которого он выглядывал, как новорожденный жирный цыпленок.
