полная версия

V.S.
La Critica (первая книга казанской трилогии)

– Вы не против, чтобы у вас проходили практику… Он – продавец от Бога.

Если бы это, длящееся секунду ожидание, поставить на паузу и разбить на ещё более мелкие чем миллисекунды отрезки, то у нас появится уйма условных единиц времени, и мы сможем порассуждать на некоторые косвенные этой теме темы. Итак: как вы относитесь к тому, что американцы избрали чёрного президента? Согласно выкладкам социологов: средний американец, которого интервьюировали на улице, заявлял, что он без оглядки на цвет кожи, проголосует за самого, по его мнению, достойного кандидата; эти же социологи провели исследования, из которого стало ясно, что наиболее достойный кандидат, по мнению опрошенных на улицах американцев, – Барак Обама. Эти же социологи, однако, не давали много шансов на победу Обаме, так как знали, что, оставшись наедине с самим собой в избирательной кабинке, гражданин, скорее всего, выберет белого кандидата. Здравый смысл, который восторжествовал на последний президентских выборах в США, некоторые ошибочно называют словом «толерантность». О чём это я? Ах, да…

– А зачем нам продавец? – спросил я. – Мы ничего не продаём.

– Как же… – начал было Эмиль и посмотрел на Стальскую.

Она вздохнула и пояснила:

– Рекламу.

«Точно!» – дошло до меня.

– Нам не нужен продавец рекламы на постоянной основе, – покачав головой, сказал я.

– Только на стажировку? – уточнил Эмиль.

Марта покивала, кинув взгляд на меня.

– Ладно! – резюмировал Глеб. – PR-щики тоже люди.

Все засмеялись.

*****

Спустя полчаса, помыв посуду и проверив газ и электроприборы, мы покинули квартиру и отчалили на коттедж.

– Я вот что подумал, – сказал Стальский, когда Марта вырулила на мост через реку. – Эти ребята складывают слова в предложения не хуже нас с тобой, а ведь они почти на десять лет моложе.

– Мда… – подтвердил я.

– Они ведь, можно сказать, из другого поколения, – продолжил рассуждение Глеб.

– Мда… – снова согласился я.

Стальский покачал головой и с усмешкой сказал:

– Они ведь даже не понимают смысл текста песни Шевчука «Просвистела и упала на столе…»! Ха!

– Я тоже не понимаю, – признался я.

– Я вообще-то тоже никогда не понимала, – присоединилась к разговору Стальская.

– Да-да, я тоже, но им-то ни в жизнь не понять! Может они даже не слышали никогда этих слов! – наигранно изумлённым тоном проговорил Глеб.

– Уж слышать-то слышали, просто не в одном предложении, – уверенно заключил я.

– Вы поняли, короче, о чём речь, – подытожил Глеб.

Стальский принял блаженный вид, сделал глубокий вдох и посмотрел в небо, насколько это возможно из окна машины. Я знал к чему это и был готов выслушать очередное мудрое умозаключение Глеба. Признаюсь: мне нравились эти моменты, когда на Стальского находило желание излить свою мудрость. Во-первых, это познавательно, во-вторых – остроумно, в-третьих – редко случается. Хотя, конечно, не редко. Глеб начал:

– Аронов, знаешь ли ты, что все люди делятся на две категории. Нет, это не демократы и республиканцы, не владельцы кнопочных и сенсорных телефонов, нет-нет-нет. Это даже не мужчины и женщины. Знаешь, что это за две категории? – Глеб кинул на меня мимолётный серьёзный взгляд, во время которого я успел с заинтересованной улыбкой на губах, отрицательно покачать головой. – Люди, господин Аронов, делятся на две категории: на тех, кто любит женщин, и на тех, кто не любит женщин. И если ваш организм, господин Аронов, не переваривает лактозу – это не зависит от ваших убеждений. Тут так же: глупо подводить идеологию под «физику».

Я готов был зааплодировать. Я с восхищением сказал:

– Браво, Стальский!.. Я в очередной раз безмерно счастлив, что я твой современник.

Стальский не посмотрел на меня; он расслабленно сидел на переднем пассажирском сиденье и держался молодцом. Если бы мне хотелось продолжать беседу, то я сказал бы что-то вроде: «Утверждать, что сексуальная ориентация зависит от воспитания, – всё равно, что говорить, что цвет глаз зависит от воспитания»… Или вот: «Чем больше геев, тем меньше конкурентов у натуралов»… Но это всё настолько очевидно, что и говорить об этом не стоит. Вдруг Стальский спросил:

– Что ты в основном чувствуешь к своему полу?

– Отвращение, – ответил я, немного подумав.

– То есть, я тебе отвратителен?

– Да-а-а, – высоким голосом сказал я.

– Фу, слава Богу!..

Мы посмеялись. Потом Глеб, обращаясь к сестре, сказал:

– Вот так-то, сестрёнка, до сегодняшнего дня у нас с тобой был только шабесгОй-Аронов, а сейчас ещё появился шабесгЕй-Эмиль.

– Т-с-с-с-с!.. – показав кончик языка, посмеялась Стальская.

У меня немного закружилась голова, и я решил отвлечься от реальности музыкой. Засунул в уши наушники и нажал «Play». Вася В. говорил слова правды:

«Подними меня. Обними меня.

Мне так трудно было дожить до этого дня…»

«Запомните: достигаемое посредством химии обретается и без неё; наркотики не нужны для достижения высот, они нужны лишь в качестве ускорителя на определённых этапах…»

У. С. Берроуз

Глава о середине абстрактного пути

Прошло восемнадцать часов с того момента, как Стальские забрали меня из города, и я с тех пор не сомкнул глаз. Алкоголь не смог помочь мне уснуть, гашиш не смог помочь мне уснуть to. И вот, Марта завтракает приготовленным мной специально для неё завтраком, а я сижу напротив неё и смотрю в одну точку.

– Я могу тебе чем-то помочь? – спрашивает она добрым голосом, а я отрицательно качаю головой и продолжаю смотреть в одну точку.

В моих мыслях сожаление о том, что я – презренный трус. Во всём.

– Спасибо, мой хороший, очень вкусно, – говорит Марта, ставя тарелку в раковину и открывая кран.

– Оставь, я сам помою, – говорю я, затем кладу голову на лежащие на столешнице руки.

– Я отправила обязательные экземпляры газеты куда надо. Не беспокойся об этом, – говорит Стальская и трогает меня за плечо.

Через пятнадцать минут она уезжает на работу. Я поднимаю голову, смотрю на часы на микроволновке, – они показывают ноль семь тридцать пять. Превозмогая немощь, встаю со стула и беру из кухонного шкафа банку с надписью «Кориандр». Достаю из-под раковины ранее припрятанный собственноручно изготовленный аксессуар для курения гашиша. Делаю плюшку. Завариваю плюшку. Выдыхаю. В комнату входит сонный Стальский. Он хотел только попить воды но, увидев чем я занимаюсь, решает составить мне компанию. Через десять минут мы оба под действием «тетрагидро…». Я смотрю на пижамные штаны Глеба, – их причудливый узор начинает шевелиться. «Это остаточное явление от психотропов», – говорю я себе. Открываю ещё одну жестяную банку пива и жестом предлагаю Стальскому. Когда он жестом отказывается от пива, я начинаю пить прямо из банки. Чувствую толчок в желудке. «Чёрт. Только не это», – равнодушно думаю я о перспективе наблевать прямо на пол гостиной. К счастью это оказывается ложной тревогой. У меня появляется желание рассказать Глебу о моём недавнем трансцендентальном опыте, но лень оказывается настолько сильной, что я не в силах открыть рот. Глеб встаёт со стула и направляется в сторону дивана. Кое-как доходит до него и ложится, закинув ноги на подлокотник. Я смотрю на спящего Стальского и завидую ему. Мне-то сон недоступен. Вспоминаю советский фильм-сказку про мальчика или девочку, который (…ая) попал (…а) в сказочную страну, где сон продаётся в склянках по очень высокой цене, и заправляет всем этим злая королева или король.

– Мне вчера приснился сон, – не открывая глаз, сказал Стальский.

– Ымм… – промычал я.

Глеб открыл глаза и принял вертикальное положение. Видимо настрой его поменялся, потому что он продолжил говорить бодрым голосом:

– Мне на днях приснилось, что я стал членом банды, и… Короче, я вступил на этот путь… Это был мой выбор. Я решил идти до конца, и, чёрт побери, я шёл до конца. Мы занимались разными делами… Однажды на нашу малину наехали копы. Я, вооружённый пистолетом, застал врасплох какого-то полицейского молокососа, он был молод, красив и статен, уже имел высокое для своих лет звание, полученное благодаря протекции. Во сне сразу понимаешь всё, что хотел бы понять, – голос Стальского задрожал. – Так вот этому пижону для полного счастья не хватало только понюхать пороху, чтобы потом хвалиться перед коллегами. Ну, ещё, чтобы его толстопузый папаша-коррупционер, который и устроил его в органы, тоже хвалился своим высерком. Типа: «Так их, сынок, дави эту мразь, как я давил…»

– Ага-ага, – я заинтересованно закивал головой.

– Вот… Этот тип в дорогом костюме и с пистолетом в руке, думал, что он никак не меньше Джеймса, мать его, Бонда. Он решил, что я – мелкая гангстерская сарделька – стану лёгкой добычей для него, что он ещё в процессе задержания будет пачкать мне мозги какой-нибудь житейской мудростью, выдавая её за свою, а на самом деле подслушанную от своего папаши и его коллег, которым в свою очередь кто-то тоже в уши нассал… Он уже набрал в лёгкие воздух, чтобы облить меня порцией тупорылой ментовской риторики, когда я выхватил ствол и взял инициативу в свои руки.

– Ага-ага…

– И вот, короче, мой брючный ремень плотно обвит вокруг шеи мистера крутого копа, а мой пистолет вплотную приставлен к его же спине. В глубине складских помещений я слышу, как мои подельники отчаянно отстреливаются от коллег моего живого щита. И что ты думаешь? Мистер Бонд даже не думает волноваться за свою шкуру. Этот мудозвон совершенно уверен, что это никак не последние минуты его поганой подражательной жизни. Напротив, я чувствую, что он радуется, что смог попасть в такую передрягу, что теперь-то уж никто не скажет, что за мальчонку «попросили». Я прям вижу, как он втопчет меня в грязь, а потом манерной походкой уйдёт в закат, чтобы потом лечить всех и вся своим авторитетом! Он уже в мыслях был на пикнике (в папашином коттедже) с друзьями и невестой, уже предвкушал, как будет рассказывать им о том, как повязал опаснейшую банду, как завалил несколько головорезов…

– Ага, – мне стало по-настоящему интересно.

– «Ты, конечно, понимаешь, что для вашей банды всё кончено? Сейчас тебе надо сделать всё правильно…» – покровительственный тоном заговаривает со мной «мистер Бонд». «Сейчас ты опустишь ствол…» Бах-бах!!!

– Ох, бл…! – я вздрогнул, когда Стальский пальцами, сложенными в виде пистолета, изобразил выстрелы.

Я даже слышал эти выстрелы, и сейчас из среднего пальца Стальского струился дымок. «Остаточное явление от приёма психотропов», – объяснил я себе.

– Вот так вот! На полуслове, я позволил себе перебить уважаемого человека, – Стальский замолк в раздумье.

– Это всё? – с осторожностью поинтересовался я.

– Нет. Потом появились члены моей банды. Они с трудом, но всё же побороли коллег моего оппонента. Они с радостью заметили, что я застрелил руководителя этой операции. Выходит: этот крысёныш повёл людей на верную смерть, когда выступил против нашей банды. Он, желая самоутвердиться, погубил множество жизней. Ему, как человеку, пользующемуся протекцией, выделили ресурсы на операцию, которую он запорол. Надо сказать, что мои коллеги по банде были настоящими отморозками. Во сне сразу знаешь то, что хочешь знать… Они сказали, что раз это мой первый жмур, то, согласно их традиции, я должен отрубить ему голову вот этим мачете. Старший отморозок достал ритуальный мачете и вручил его мне. Я тем временем думал о том, что теперь я убийца, и что теперь я не должен просить пощады у судьбы или у Вселенной, или у деда Мороза… Теперь, сколько бы я ещё ни прожил, я уже могу считать себя мертвецом.

– И что? Дали тебе мачете и сказали: «Руби голову!»

– Да, дали мачете.

В этот момент в комнату вошла Джессика.

– И что ты сделал, когда они велели тебе отрубить ему голову?

– Я сказал: «Отрубить ему голову? Да, с удовольствием», – Глеб сделал замах воображаемым мачете.

– God morning, – сказала Джессика, садясь на диван рядом с Глебом и подгибая ноги под себя.

*****

Чуть позже в этот злосчастный вторник мне всё-таки удалось ненадолго заснуть. Во сне я шёл по большому дому в компании странной высокой девушки. На ней был розовый синтетический парик, пышная юбка и туфли на высокой танкетке. Мы переходили из одной комнаты в другую, касаясь друг друга локтями, а на протяжении всего пути к нам подбегали какие-то мужчины, которые явно хотели причинить мне вред, но благодаря защите это странной девушки, злоумышленники не могли мне сделать абсолютно ничего, потому как, подбегая, ударялись о воздух, словно между нами и ими было стеклянное препятствие. Наконец, я и девушка сели за огромный стол в одной из комнат коттеджа, и она мне стала что-то объяснять. Я кивал, соглашаясь с её словами, хотя не понимал: о чём конкретно идёт речь. За время этого застольного разговора с потолка на своих паутинах безостановочно спускались десятки мелких паучков, и мне приходилось шугать их, чтобы они не высаживались на меня и мою собеседницу.

– Я никогда не убиваю пауков, – сказал я девушке. – Если нахожу в доме паука. То ловлю его стаканом и отношу на кухню, где вытряхиваю его из стакана на фиалки, которые растут на подоконнике. Паук с тех пор живёт среди фиалок на кухне. Там и насекомых для его пропитания больше…

– Понятно, – ответила девушка, снисходительно улыбаясь. – Но когда ты столкнёшься с большим волосатым пауком, тебе придётся его убить, или он рано или поздно прикончит тебя.

– Ясно… – сказал я.

– Пойдём, – проговорила она, вставая со стула.

– Да, пошли, – тоже встал я.

Мне очень нравилось чувство безопасности, которое я испытывал, находясь рядом с ней. Мне не хотелось её отпускать. Она это чувствовала и старалась улыбаться по-доброму.

*****

– Рецепт из Поваренной Книги Анархиста? Ха-ха! – громкий шёпотом произнёс Глеб, склонившись над готовящей еду Джессикой.

Я сел на диване и посмотрел в сторону кухонной половины гостиной.

– О, Вадим, ты проснулся? – спросил он.

– Да. Я оказывается тут уснул?

– Выспался хоть немного? – участливо поинтересовался Стальский.

– Да-а-а… – зевнул я. – Чувствую себя отдохнувшим и… голодным, – с энтузиазмом в голосе сказал я.

– Как раз вовремя, – сказал Глеб. – Джессика приготовила ужин. Ммм… По рецепту своего племени, – человечинка, – в «Счастье» найдётся всё.

Я посмеялся над шуткой Глеба.

– А Марты нет? – снова грустнея, спросил я.

– Нет, друг, она написала, что сегодня останется ночевать в городе.

Я протянул руку за лежащими на придиванном столике очками и поднялся с дивана.

– Мне приснился странный сон… – как бы между прочим сказал я, а потом сразу спросил: – А о какой книге ты говорил Джессике три минуты назад.

– А? О какой? А! Я спросил: «Это что-ли рецепт из Поваренной Книги Анархиста?»

– Я вспомнил пароль от своего Контакта, – сообщил я.

– И какой это пароль? «Анархия»? «Поваренная книга»? – спросил Стальский.

– Неа. Пароль – имя главного героя фильма «Поваренная Книга Анархиста», – открывая стоящий на стойке лэптоп, ответил я.

Культурно отдыхали мы неделю…

Шнур

Дневник волейболистки (если бы он существовал). Особая глава, которая рассказывает о событиях, произошедших с четырнадцатого октября по восемнадцатое октября, – то есть всего о пяти днях

Вторник

– Эй, Карин, у тебя телефон пиликал, – сообщила мне Таня, когда я подошла к скамейке запасных, чтобы глотнуть воды.

– Спасибо, – сказала я и достала из-под полотенца мобильник.

Это было уведомление о том, что ВКонтакте произошло движение. Какой-то Аронов Вадим стучится в друзья.

– Ну, что там? Кто там? – суя нос в мой аппарат, интересуется Танька.

– Отвали, любопытная Варвара, – в шутку отталкиваю я её. – Какой-то Вадим. Не знаю такого.

– Так посмотри общих друзей, дура, – советует Танька.

– Один есть. Стальский Глеб, – говорю я.

– Стальский Глеб! – визжит Танька. – Стальский Глеб! А этот Аронов… Постой-ка, постой-ка… Так это тот самый Аронов, который его напарник в «Пьяном Диване».

– Который спит?

– Ага. Если сама не будешь с ним мутить, отдай мне, – вырывая у меня из рук телефон, говорит Таня.

– Отвали. Добавлю его в друзья… О, пишет: «Что делаешь сегодня вечером?» Блин, дурак, уже вечер. Снова пишет: «В смысле совсем вечером…»

– Пиши: «Беру у тебя за щёку», – советует Танька.

– Дура! Напишу как есть: «Тренировка, массаж, маникюр, – всё, как у людей».

– Ха!

– Спрашивает: «Увидимся после маникюра? Поужинаем где-нибудь?»

– Соглашайся. Глядишь, Стальский снова будет с нами тусовать. А то, блин, зазнался со своим телевидением. И Мартка на волейбол забила, – тоже не заходит.

– Ну и хрен с ней… Напишу: «Заезжай за мной к университетскому спортзалу через полтора часа». Сегодня до скольки?

– До половины девятого уж, – подсказывает мне Таня.

– «…К девяти к главному входу». Пишет: «Окэ. Я на чёрной BMW с откидным верхом».

– Он на чёрной BMW, – зачем-то повторяет Танька.

«Ну что вы там телефоны мастурбируете?!» – заорал тренер. – «Давай-давай, Карина, Таня! Смена пятёрок».

*****

– Непрактичная тачка, – заметила я.

– Я же не председатель колхоза, чтобы ездить на практичной, – с усмешкой ответил он.

– В машине можно курить? – спросила я.

– Да, – ответил он, – но аккуратно, пожалуйста, чтобы я не умер от рака.

Это было почти забавно.

– Где ты хочешь поесть? – спрашивает он.

– Поехали к тебе. Закажем доставку, – говорю я.

*****

Я сняла кофту и джинсы, затем нижнее бельё. Он, посмотрев в потолок, сказал: «Спасибо, Боже, что ты придумал эпиляцию! Ты чудесная». «Спасибо. В попу не даю», – предупредила я. «Ладно. Но ты всегда можешь передумать», – ответил он.

Среда

Несмотря на множество одеял и покрывал, спать на полу было жёстко. Я проснулась и прислушалась. На кухне были слышны голоса. Завернувшись в простыню, я пошла посмотреть.

– Доброе утро, Кариночка, кофе горячий, сок свежевыжатый, – сказал Вадим.

– Здравствуйте, – поздоровалась со мной, сидящая напротив Вадима, женщина лет тридцати пяти.

Я начала наливать себе кофе и сок. Женщина, открывая свою стоящую на табуретке сумку, сказала:

– Есть вариант. Диаморфин. Тот же Хмурый, только сбоку, и никаких заморочек.

– Это самое выписывают раковым больным? – спросил у неё Вадим.

– Да. Склады завалены этим добром, но достать не так-то просто, – сказала женщина.

Я поставила напитки и остатки вчерашней пиццы на поднос и вернулась в гостиную.

Через пять минут женщина ушла, и Вадим закрыл за ней дверь.

– У тебя сегодня выходной? – спросил он, заходя в гостиную.

– Я сделала себе выходной, – ответила я. – А что? Мне пора уходить?

– Нет, конечно. Если тебе никуда не надо, то можем вечером куда-нибудь сходить. В кино или ещё куда-нибудь.

– Ладно, – ответила я.

– Я пойду в ванную ненадолго. Тебе туда не надо?

– Пока нет.

Он вернулся из ванной через пять минут с блаженной улыбкой на лице. Лёг на пол и закутался в пледы. Из-под покрывал проговорил что-то вроде: «Город – это обёртка с лентой и бантом. Дом – это коробка. Квартира – это шкатулка. Покрывала – это обёрточная бумага. Я – это подарок. Скоро у Бога день рождения, он развернёт меня и съест. Когда придёт время, я буду безупречен».

Примерно через полчаса Вадим откопался из-под покрывал. Я сидела на кресле и смотрела Первый Канал – единственный, который показывал без помех. Вадим подполз ко мне и обнял за ноги. Следующие полчаса он, как и обещал, был безупречен.

Конечно, в этот день мы никуда не пошли. Чуть позже мы просто заказали доставку суши. В тот вечер я впервые за последние два или три месяца выпила алкоголь. Я отдыхаю. Идите все к чёрту.

Четверг

В этот день мне просто необходимо было явиться в Универ. Вадим, превозмогая своё тяжёлое состояние после вчерашней ночи, вызвался меня отвезти, хотя до учёбы можно было дойти пешком за десять минут. Мы договорились, что он заберёт меня в девять вечера с тренировки, и мы поедем куда-нибудь поужинать. Без десяти девять, когда мы с Танькой вышли из спортзала, он уже стоял около дверей.

– Подкинем мою подругу до метро? – спросила я.

– Да, конечно, – ответил он.

Он был в хорошем расположении духа, наверное, принял свой как-там-его-морфин. Эти деятели шоу-бизнеса все поголовно употребляют.

– Привет, Вадим, я смотрела вашу с Глебом передачу, – сказала Танька, забираясь на заднее сиденье.

После того как высадили Таньку около станции метро «Кремлёвская», мы поехали на другой берег реки в какой-то новый японский ресторан, в котором я ещё не бывала. «Суши-вёсла».

После ужина я попросила Вадима вернуться к зданию университетского спорткомплекса, чтобы забрать мою машину, которая стояла на платной парковке уже со вторника.

– Я только отгоню машину домой – в центре тут, а то эвакуируют ещё, – сказала я. – Да и из квартиры нужно кое-какие вещи взять.

Мы вернулись к Универу, и я пересела в свою машину.

– Езжай за мной, – сказала я Вадиму.

Через четыре минуты мы подъехали к моему дому. Вадим остановился на гостевой парковке, а я заехала в подземный гараж. Потом я вышла и предложила подняться ко мне. Мы поднялись ко мне. Пока Вадим смотрел fashion TV, я приняла душ и переоделась.

– Одна тут живёшь? – спросил он, когда я вышла из ванной.

– Ага. Родители купили мне квартиру рядом с ними. Они в начале улицы живут, в «Вишнёвом».

– А, знаю этот комплекс, – сказал он.

– Можем остаться у меня, – предложила я.

– Мне как-то неуютно в гостях. Лучше вернёмся ко мне, – сказал он.

– Ладно.

Мы вернулись в квартиру Вадима, и всё повторилось как во вторник, за исключение самого вкусного. «Прости, Карина… Я принимаю очень сильные лекарства, от которых… не стоит-с на второй-третий приём, но у меня «отлично подвешен язык», если ты понимаешь о чём я?» Я сначала не поняла о чём он, а потом поняла.

Пятница

В одиннадцать утра нас разбудил звонок в дверь. Вадим, тяжело дыша, пошёл посмотреть – кто пришёл. Это был Глеб Стальский. Они прошли на кухню. Дверь в гостиную осталась открыта, поэтому я слышала из разговор.

– Тебя нет на коттедже. Не звонишь не писаешь. Вот я и решил зайти. Говно пинаешь?

– Это моё конституционное право, – ответил Вадим. – А ты?

– Мы с Шубой вчера дали жару. Вспоминать страшно… Есть что попить?

– Там… Так ты только сейчас откуда-то едешь? В таком виде за руль сел?

– Яга в гараже на квартире. Я пешком до тебя доплёлся.

Я зашла на кухню.

– О, привет, Карин, – поздоровался Глеб.

– Привет, Стальский. Девочки о тебе вспоминают, – сказала я.

– А… Хорошо… Вы по каким дням тренируетесь? – спросил Глеб.

– Спроси лучше: по каким дням мы не тренируемся, – сказала я.

– Ты что, загуляла? – усмехаясь, спросил Стальский.

– Ага, забила на всё. Сменила обстановку… – ответила я.

Глеб Стальский был пьян.

– Я же у них был штатным ёбырем, – грустно улыбаясь, сообщил Глеб Вадиму.

– Точнее не скажешь! – подтвердила я.

– Нагрузка многократно увеличивалась перед соревнованиями, – сказал Глеб. – А, кстати, есть что выпить?

Вадим встал и подошёл к холодильнику.

– Кариночка, завтракать будешь? – спросил Вадим.

– Попозже, – ответила я.

– А давайте-ка прямо с утра нажрёмся?! – с энтузиазмом предложил Глеб, а потом сразу спросил: – Я вам не мешаю?

– Мне – нет, – сказал Вадим и посмотрел на меня.

– Мне – тоже, – сказала я.

Мы открыли бутылку крепкого алкоголя.

Примерно в обед мне пришло сообщение от двоюродной сестры: «Тебя ждать или нет?»

– Ох, чёрт! Я и забыла, что моей кузине сегодня семнадцать! Блин-блин… Как я могла забыть?!.. Совсем из головы вылетело.

– Здорово. Аронов, мы едем на ДР семнадцатилетней девушки. Надевай чистые носки, – шутил пьяный Глеб.

– Я спрошу: «можно ли с гостями?» – сказала я и пошла в другую комнату, чтобы позвонить Мадине.

Пока я разговаривала с сестрой, которая с радостью согласилась принять местных телезвёзд, Глеб позвонил своему другу Шубе, который попросился с нами. «Шуба после вчерашнего не может работать, хочет уйти на второй круг», – сказал Стальский. В итоге мы собрались ехать на ДР Мадины вчетвером. К счастью гуляния проводились в загородном доме тёти и дяди – родителей Мадины. Дом огромный. Там всем место хватит. Естественно родители сами не присутствовали, а просто организовали праздник для своей дочки и её друзей.

К пяти часам вечера за нами тремя приехал друг Глеба. Он не стал подниматься наверх, а подождал нас внизу. Стальский вышел из квартиры первым, чтобы его друг Шуба не скучал в ожидании. Когда мы с Вадимом надевали обувь в прихожей, я вскользь заметила:

– У меня со Стальским кое-что было… Пару раз.

На что он ответил:

– У всех со Стальским что-то было пару раз. Не удивлюсь, если под гипнозом вспомню, что и у меня со Стальским «было пару раз».

Я так поняла, что это шутка.

*****

По дороге на остров «Щурячий» – где находился дом моих тёти и дяди, а по соседству и дом моих родителей – Егор рассказал мне, что эта газета – La Critica, – которую носит ветер по всему городу, принадлежит Глебу и Вадиму.

– Правда?! Я не знала. Мои родители всегда обсуждают эту вашу La Critic’у, – с начала месяца и в течение как минимум полутора недель после.

– А что именно? – заинтересовался Глеб.

– Не знаю. Что-то с политикой связанное, – ответила я.

По пути загород мы заехали в Мегу, где я купила сестрёнке в подарок духи, на которые она мне намекала. Аронов, Стальский и их друг Егор сходили в Ашан и набрали всякого алкоголя и деликатесов.

*****

– Показывай дорогу, красавица, – сказал Егор-Шуба, когда мы съехали с трассы. – Там везде хорошая дорога?

– Да, асфальт до самого дома, – сказала я.

Когда мы подъехали к автоматическим воротам дачи, Глеб сказал:

– Ого! Это настоящий дворец! И прямо на берегу Волги.

– Скорее не дворец, а замок, – поправил его Вадим. – Натуральная черепица зелёного оттенка – очень атмосферно.

– Разбираешься в строительстве, Аронов? – спросил Шуба.

– Аронов ведь целое лето работал на загородных стройках, – смеясь, сказал Стальский.

– Да, действительно работал, – подтвердил Вадим. – И не одно, а два.

– А моего папы и дяди есть собственный фарватер, – сказала я.

– Значит и яхта есть? – спросил Стальский.

– Яхта, два катера и скутер, – сказала я.

За длинной красной кирпичной стеной, которая вилась вдоль почти всей оконечности острова, скрывалось два владения: моих родителей и дяди с тётей. Скорее всего дядя и тётя сейчас были у моих родителей, то есть были неподалёку, – за внутренней стеной.

Глеб вышел с переднего пассажирского сиденья, чтобы дать мне возможность вылезти с заднего ряда. Я нажала звонок, и через минуту ворота начали отодвигаться. Едва появилась узкая щель между забором и воротами, как оттуда выбежала моя кузина в сопровождении двух подруг и двоих друзей.

– Привет, Кариночка, – повисла у меня на шее кузина.

– С днём рождения, Мадина, – обнимая двоюродную сестру, сказала я.

– Охренень, парни, это Bentley!.. – сказал один из вышедших нас встречать мальчиков.

Ворота открылись полностью, и Вадим, Глеб и Егор заехали на территорию.

*****

Народу было много, – человек двадцать, а с нами стало на четыре больше. Погода была дождливая, поэтому никто не желал плавать на катере. Все сидели в большой беседке, разбившись на группки по интересам. Большинство девчонок, не исключая именинницы, скучковались вокруг Глеба Стальского, который оказывается уже довольно давно сделался кумиром мокрощёлок нашего города, благодаря популярности их с Вадимом передачи на «Кефире», а также своему Твиттеру. Гости моей сестрёнки состояли из бывших одноклассников, а также нескольких однокурсников, с которыми она успела подружиться за полтора месяца. Она в этом году поступила на первый курс юридического факультета нашего Универа.

Где-то часов в десять вечера все перебрались в дом, где продолжили употреблять спиртное, к которому я за четыре года учёбы и интенсивных тренировок, признаться стала совершенно равнодушна. Я выпила немного виски и всё на этом.

– Пойдём в комнату для гостей на третьем этаже? – на ухо сказала я Вадиму.

– А пойдём!.. – с энтузиазмом ответил он.

*****

Когда мы с Вадимом спустились обратно, Стальский держал в руках гитару, а все до единой девочки с замиранием сердца готовились его слушать. После небольшой подстройки инструмента, он заиграл, а потом и запел:

– «Семнадцать рассыпанных лет. Семнадцать незажженных све-чей. За столом нет свободных мест, а мама с папой пьют у гостей».

«Радио-о-о сделайте громче, сейчас будут танцы,

сейчас будет жарко,

пусть соседи проснуться, – ей сегодня семнадцать…»

Малолетки – гостьи моей племянницы – обсикались кипятком.

Я вышла на свежий воздух.

Суббота

Пьянка продолжалась всю ночь. Чтобы «цветы не завяли» Егор угощал гостей кокаином.

Когда я в полдень вышла на веранду, десять или двенадцать человек – мальчики и девочки – спали вповалку на диванах и креслах. Молодёжь всю ночь напролёт слушала истории из жизни взрослых товарищей. Не спали только эти трое – Вадим, Стальский и Егор. Они сидели на плетёных креслах за столом и пили текилу. Я села на подлокотник кресла Вадима. Он погладил меня по ногам.

Видимо, в их компании существовала традиция разбора полётов. Некоторые этим разбором наслаждаются больше, чем самими событиями. Егор, он же Шуба, тряся Стальского за плечо, припоминал недавний имевший место очередной загул:

– А этот ушлёпок весь побледнел и зашептал: «Егорка-Егорка, у меня нет ногтевых фаланг. Я смогу стучать на машинке? Как думаешь?»! А-ха-ха!

Шуба закашлялся и погрустнел. Кроме него больше никто не был в силах разговаривать.

Потом Егор рассказал про фильм, который он недавно смотрел:

– Вы, кстати, смотрели «Бёрдмэн»?

Оба-LaCritica ответили утвердительно. Тогда Шуба продолжил:

– Все его расхваливали, а по мне так полное говно. Хуеверть какая-то, ничего не понятно. Камера не пойми как движется. За что только все эти премии дают?!

Вадим закрыл лицо обеими ладонями и откинулся на кресле. Глеб сказал:

– У тебя слишком могучее телосложение, чтобы понимать такой кинематограф. Для полного когнитивного коллапса посмотри ещё «Венеру в мехах» Полански.

– А? А ну конечно, вы же интеллектуалы! Куда мне – простому человеку – до вас, – устало проговорил Шуба-Егор, налил себе ещё текилы и опрокинул в себя.

Глеб раздражённым голосом продолжил:

– А после «Венеры в мехах» без перерыва на отдых посмотри последнюю «Анну Каренину» с Кирой Найтли. И контрольный выстрел в мозжечок: «Туринская Лошадь». Да. Это то, что нужно.

– Я слишком примитивен для таких экспериментов, – наливая ещё, грустно проговорил Егор.

– Так не будь «слишком примитивен»! – почти прокричал Глеб, заставив всех вздрогнуть и печально завздыхать. – Сука-Любовь!

– Ладно-ладно, Стальский. Не ори, – округлив глаза, сказал Егор.

Вадим приоткрыл глаза и посмотрел на Глеба, потом снова закрыл и снова откинулся в кресле.

– Как меня всё заебало! – громко сообщил Глеб и резким движением поднялся со своего места.

Его глаза были красные и влажные. Люди, ещё секунду назад тихо умирающие на креслах и диванах веранды, начали расползаться в поисках более удобных кроватей. Вадим сделал над собой усилие, встал на ноги и бодрым голосом сказал: