V.S.
La Critica (первая книга казанской трилогии)
Но всё равно, лучше уж так сдохнуть,
чем никогда никого не любя
D-n
Глава о силе без воли
– Сегодня праздник. Мусульмане колют баранов и красят яйца, – сообщил я Стальскому первым делом, когда он появился в гостиной.
– Красят яйца?! – переспросил Глеб.
– Да, представь. Я только утром об этом узнал; из новостей.
– Хм… Тебе не кажется, что красить яйца – негуманно? – позёвывая и открывая крышку сковороды, спросил Стальский.
– Да, пожалуй, – согласился я. – Человечеству далеко до гуманности.
– Ты уже с утра?.. – хотел было спросил Стальский, но в этот момент появилась Марта, и Глеб решил не акцентировать при ней внимание на моём алконаркотическом состоянии с утра пораньше.
– Доброе утро, Красавица, – деланно глубоким и трепетным голосом сказал я Стальской.
– Что с тобой? Привет, – ответила она. – Ты только под утро приехал?
– Работа… – глубокомысленно заметил я.
Приехал я под утро, потому что ночь провёл в оазисе Окуня на Левитана тринадцать «а». Не в силах больше выдерживать психологический абстинентный синдром, я решил отложить «завязку» на неопределённое время. Глеб, конечно, ожидал такого поворота дел и не сказал мне ни слова.
– Пока ехал, вдыхал запах горящих листьев или покрышек, – всюду субботники, – так захотелось шашлыков. А? Что думаете? Хотите жареного на углях мяса? – завораживающим голосом спросил я у партнёров и Нормы (настоящее имя Джессики).
– Хоти-и-м! – весело за всех ответила Стальская.
– Надо съездить в Чудино тогда – купить всё необходимое, – зашевелился на диване Глеб.
– А я, по-твоему, где был? Всё уже куплено, – ответил я. – Даже уголь и жидкость для розжига, даже первые три места на ЧМ – 2018. Ха-ха!
– Что, готовый шашлык купил? Отраву? – разочарованно проговорил Глеб.
– Зато не надо ждать пока замаринуется. Свинину и говядину взял. На любой вкус и вероисповедание.
Все задвигались. Я сказал:
– Пойду переоденусь.
*****
В час дня наш пикник был в разгаре. Погода благоволила. Первая партия мяса была зажарена и съедена, на подходе была вторая партия.
– Ты что почти ничего не ешь, Вадим, – спросила Марта. – Сам же выступил инициатором пикника.
– Блин, пока занимался мясом, какая-то мандавошка сиганула в мой стакан! – с досадой проговорил Глеб, отвлекая сестру от допытывания меня почему я не ем, и попытался вылить верхний слой пива из своего бокала.
Я тем временем получал калории не из мяса и зелени, а из водки и пива.
*****
Пятого октября перед ужином Марта зачитывала вслух отрывки из статьи в журнале «First Chair» под заголовком «La Critiны» за авторством Павлика Баранова. Там были и такие слова: «…Господа Аронов и Стальский знают о многом понемногу, – типичные педанты времён дешёвого доступа в Интернет. Сами выбирайте, – доверять ли мнению подобных персонажей…»
– PR не бывает плохим, – изрёк специально для Марты прописную истину Глеб.
«…Смогу найти, что успел потерять; мне не нужно
крыльев, чтобы летать…»
Г. и В. Самойловы
Глава о том, что победителей судят, побеждённых добивают; о «Югославском солдате и английском матросе»
Кое-как отработав запись очередного «Пьяного Дивана», я поспешил в своё новое любимое место на Земле. Пора было прекращать, ведь моя цель была достигнута, – я не только «коснулся дна», но уже «по пояс закопался в ил». А прежде чем я окончательно соскочу, надо окончательно упороться.
Стальские только что выехали с парковки «Кефира» на двух разных машинах и в две разные стороны. Выждав три минуты, я тоже начал выруливать с парковки. Вдруг из здания выбежала Даша и замахала мне, чтобы я остановился.
*****
– О, свободная пресса! Добро пожаловать! Чего изволите? – с полупоклоном спросил Окунь, самолично открыв дверь.
– Привет. Я буду всё и без хлеба, – выпалил я, скинул ботинки и впрыгнул в одноразовые тапочки для гостей.
– Завещание уже написал? – на полном серьёзе спросил Окунь.
Я задумался. В словах Окуня проглядывал здравый смысл. Надо бы этим озаботиться, как только выберусь из этого Эдема.
– Займусь этим, как только… Короче, где мне расположиться? Там где обычно? – мне не терпелось забыться.
– За мной, – скомандовал Окунь.
Мы прошли в просторную гостиную с аквариумами и камином, в которой, как мне казалось, я бывал несчётное число раз. На диване с закрытыми глазами сидел мужчина в костюме. На одном из кресел тоже сидел мужчина.
– Мужики – слабые, – констатировал Окунь. – Чуть что не так: сразу в мир грёз. Присаживайся куда хочешь.
Я упал в свободное кресло.
– Новые рыбки? – спросил я у Окуня, показывая на новый аквариум.
– Старые расплодились; пришлось новый аквариум покупать. Да уж, расплодились на моих необлагаемых налогами доходах, – пояснил Окунь. – Хотя как сказать; плачу побольше, чем любой другой, просто неофициально.
Я нетерпеливо заёрзал, поглядывая на грезящих гостей Окуня.
– Об этих ребятах не беспокойся, они спят беспробудным сном. Скоро освободятся восточные покои, – пройдёшь туда. Как насчёт внесения денег на депозит?
Я достал бумажник.
– У меня завтра в два часа дня самолёт, так что… – я постучал рукой по коленке.
– Ясно, – закивал Окунь и открыл хьюмидор с «предварительными» веществами. – Будешь вовремя. Я отойду ненадолго.
Оставшись наедине с отдыхающими людьми, я, к своему собственному удивлению, почувствовал себя уютно. Прикрыл глаза и тут же услышал голос, – очнулся мужик в кресле.
– Единственное, что удерживает меня от полнейшего декаданса, это ожидание обновлённого iPhone, – со слезами на глазах сказал он.
– Как я вас понимаю, – ответил я.
Я немного посмотрел на снова закрывшего глаза мужчину, а потом решил мысленно сформулировать наше с Глебом кредо в истории искусства, если, конечно, нам суждено оставить след в искусстве. После некоторых потуг получилось следующее: «Бесславные зазнайки, постдекаденты; благодаря недопередозу пережившие декаданс и крякнувшие на полпути к модернизму». Я лежал с закрытыми глазами и улыбался. Славно вышло, но длинновато для эпитафии.
У меня во вторник был самолёт. Поддавшись влиянию момента, я три дня назад заскочил в туристическое агентство и купил вояж в Египет. Я нигде не был, а Египет – самое популярное направление ввиду своей доступности. К тому же про Египет я много читал… у Говарда Лавкрафта. Ещё я надеялся, что смена обстановки поможет мне преодолеть этап абстинентного синдрома. В общем: Египет, я еду.
*****
Не берусь предсказывать сколько времени прошло с того момента как я начал «лечиться» в оазисе Окуня до момента сигнала, раздавшегося сзади на светофоре на дороге, ведущей в центр города – в офис Бимерзкого. Я отпустил тормоз и медленно покатился дальше, на ходу соображая: что с моей рубашкой и почему я не чувствую нижнюю часть лица. Посмотрел в своё отражение в салонном зеркале, – лицо на месте, только взгляд отсутствующий. «Дождь идёт», – здраво рассудил я и включил щётки.
*****
– Марк Анатольевич пока занят! Я доложу о вашем приходе! – раздавался за моей спиной голос секретарши и его партнёров (она у них одна на всех), когда я уже входил в кабинет и закрывал за собой дверь.
Марк разговаривал по стационарному телефону; я сел в кресло посетителя напротив него и положил ногу на ногу. Да, я сохранял невозмутимый вид, насколько это было возможно при грязной рубашке, расфокусированном взгляде и неконтролируемом слюноотделении. Марк, не сводя с меня глаз, продолжал разговор. Секретарша влетела в кабинет.
– Марк Анатольевич, я сказала, что вы заняты!.. – скороговоркой заговорила она.
Марк махнул ей рукой, чтобы она испарилась.
Наконец Бимерзкий закончил разговор и положил трубку. Он смотрел на меня и молчал. Наверное хотел понять: за каким чёртом я явился. По моему виду и выражению лица понять цель моего визита было нелегко. Я и сам не знал, что буду делать в следующее мгновение.
– Выглядишь даже хуже, чем обычно, – проговорил Марк, выдернул из коробочки несколько бумажных салфеток и кинул их на середину стола.
– Спсб… – прожевал я, комкая салфетки и прикладывая их к своей слюнявой харе.
– Зачем пришёл? Хочешь вызвать меня на дуэль? – спросил Марк, грустно усмехнувшись.
– Нет. Мы это уже проходили, – стараясь говорить внятно, ответил я.
– Тогда… Марты здесь нет, – зачем-то сообщил мне Марк.
– Хорошо. Ты ведь, несмотря ни на что, всё ещё представляешь интересы газеты? – медленно произнёс я.
– Да, газеты и вас троих в частности, – подтвердил Марк, крутя в руках ручку с золотым пером.
«Наверное, хочет дать мне понять, что всадит это перо мне в горло, если я дёрнусь», – подумал я.
– И мои… интересы? – уточнил я.
– Если ты намерен отказаться от моих услуг, то…
– Нет, не хочу… Пиши, – сказал я; мысли снова начали разбредаться.
– Что писать? – спросил Марк.
– А?
– Что писать, Аронов? – Марк повысил голос.
– Завещание, – ответил я.
– Умирать собрался, – констатировал Бимерзкий и залез в компьютер в поисках типового бланка. – Ну-ну…
– Не дождёшься!.. – прошипел я, а потом добавил: – Я отправляюсь в опасное путешествие, из которого могу не вернуться.
– Понятно, что это за путешествие, – тихо проговорил Марк, нажимая кнопки на клавиатуре.
– Что, Марк?.. – переспросил я.
– А ты в адекватном состоянии, чтобы составлять подобные документы? – со стервозными нотками в голосе, спросил адвокат.
– Попридержи своих континентально-правовых лошадей и не бери на себя много, Бимерзкий. Просто делай свою работу, – бесстрастно проговорил я.
– Ты – кусок падали! – с презрением прошептал Марк. – На что ты вообще рассчитывал?!
Я понял, что Марк имеет в виду. Я устроился поудобнее в кресле и криво улыбнулся. Потом напустил на себя самодовольный вид и заговорил:
– Ты ведь знаешь, что мы с Мартой трахались? Она ведь тебе рассказала; она такая, – честная…
Марк метнул на меня яростный взгляд и снова уставился в компьютер, только теперь уже невидящим взором. «Этот гадёныш в курсе», – понял я. Я продолжил:
– Это было после дискотеки восьмидесятых. У меня на городской квартире. Мы танцевали под ритмы восьмидесятых, потом весело покатались по ночному городу, а потом… – я закашлялся, надёргал ещё салфеток и утёр слюни; на доли секунды мой взгляд задержался на стопке La Critic, лежащих на стеллаже за спиной Марка.
Мой убогий вид в сто крат усиливал эффект от моих слов. Держу пари, что в душе у Марка всё клокотало. Он, видя моё ничтожество, думал о том, как его девочка, его любимая малышка могла отдаться такому обсосу как я. Удивительное дело: наблюдая за душевными муками соперника, я ни на секунду не мог забыть свою собственную боль!.. Вставив использованные салфетки в карман пиджака на манер платка (прям как сейчас у Марка), и, получив ещё один испепеляющий взгляд, я продолжил:
– А потом мы поднялись ко мне, распили бутылку рома с консервированным ананасом…
Марк задержал дыхание. «Немного суки-реальности ему не помешает», – подумал я. Слегка наклонился к собеседнику и «спустил курок»:
– …Трахал её всю ночь напролёт!.. – с выражением, деланно весело и вульгарно, проговорил я, присовокупив к словам неприличный жест. – Безо всяких этих дурацких контрацептивов. Ра-а-а-азными способами…
– Вонючий наркоман! – оскалив зубы, проревел Марк и кинул мне в лицо какую-то массивную декоративную хрень, которые в изобилии водились на его адвокатском столе.
Пока я инстинктивно ощупывал кровоточащий лоб, Марк успел подбежать и выволочь меня из кресла. Он вытащил меня на середину кабинета и швырнул на ковёр. Отошёл в сторону, повернулся ко мне спиной и начал снимать пиджак, изрыгая проклятья и брызжа слюной. «Ты сам напросился, крысёныш», – послышалось мне. «Вот и всё, – подумал я. – Адвокатская гнида отбрешется, – скажет, что убил в аффективном состоянии». Облокотившись на журнальный столик, я с трудом поднялся на ноги, попутно прихватив с этого столика мраморную сигарную пепельницу. Левый глаз залила кровь со лба. Честно говоря: сил сопротивляться у меня не было, да и желания тоже. Спустя секунду Бимерзкий приблизился, чтобы продолжить наш танцевальный номер. При всей апатичности моего настроя, я всё-таки успел познакомить спрятанную за спиной пепельницу с солнечным сплетением её владельца. Марк задохнулся и припал на одно колено. Я поставил пепельницу на место, вернулся к своему коленопреклоненному адвокату, размахнулся и, мысленно проговорив «Никакого бизнеса, только личное», смазал ему по нижней губе (по самому мягкому месту любого еврейского адвоката). Теперь Бимерзкий опирался не только на колено, но и на руку. Его жилетка окрасилась красным. Я почувствовал головокружение и тошноту; мой вестибулярный аппарат дал сбой, и я рухнул недалеко от стоящего на четвереньках Марка. В этот момент в кабинет вбежала секретарша, окинула взглядом картину, взвизгнула и убежала. Марк протянул в направлении убежавшей секретарши руку, но ничего сказать не смог. Приложив изрядное усилие, адвокат дошёл до своего стола и сел в кресло, надёргал салфеток и приложил к губе. Я в свою очередь, всё ещё лёжа на спине, вынул салфетки из кармана пиджака и приложил к рассечённому лбу.
– Что ты там хотел составить? – прохрипел Марк, возвращая нашу встречу в сугубо деловое русло.
– Завещание, – снизу прокричал я.
– Диктуй.
Дверь кабинета распахнулась, и внутрь вбежали охранники в количестве трёх штук в сопровождении секретарши; они чуть не наступили на меня.
– Марк Анатольевич!.. – завопила женщина-секретарь.
Охранники, в отсутствии явных ориентиров, стушевались.
– Уйдите, – спокойно сказал Марк немного изменённым – от приложенной ко рту салфетки – голосом.
Никто не пошевелился.
– Уйдите, я вам сказал, – всё так же спокойно повторил он.
Людская масса пришла в движение и спустя двадцать секунд, пятясь задом, скрылась за дверью. Щелчок ручки двери сообщил мне сигнал к диктовке:
– Я – Аронов Вадим… – вещал я с пола.
– Понятно. Дальше, – велел Марк.
– Завещаю всё движимое и недвижимое имущество, а также банковские счета в количестве двух штук… У тебя же есть паспортные данные? …А также содержимое банковской ячейки…
– В «Первом Средневолжском…»? – уточник Марк; он знал обо всех моих делах.
– Да.
– Кому?
– Что? – не расслышал я и приподнялся на локте.
– Кому?! Кому завещаешь?!
– Стальской Марте.
*****
Спустя пятьдесят минут я загонял машину в ворота нашего дома; около калитки меня поджидало такси, которое должно было отвезти меня в аэропорт. «Как просторно во дворе без Танка, – подумал я, паркуясь в самом конце двора. «Единственная возможность расстаться – убежать. Убежать – значит властвовать, это неоспоримо».
*****
– Да я тебя сам бы отвёз, – стоял у меня над душой Стальский, пока я складывал в сумку необходимые вещи у себя в спальне.
– Не надо.
– Ты когда вернёшься?
– Пока не знаю. Скоро, – я ещё раз проверил документы, наличные и карточки.
– Может мне поехать с тобой? – размышлял вслух Глеб.
– Извини. Я хочу поехать один.
– Позвони; я тебя встречу.
– Ладно, – выдохнул я, перекинул лямку через плечо и вышел из комнаты; Глеб пошёл за мной.
В прихожей, пока я надевал ботинки, Стальский неожиданно сменил тактику и сделал вид, что как будто вспылил:
– А что вдруг ты решил отдыхать среди рабочего процесса?! Новый номер скоро выпускать. Кто будет писать «последнюю страницу»?! А?! – Глеб скрестил руки на груди.
Я глубоко вдохнул и задержал взгляд на Глебе. Мой взгляд, помимо прочего, говорил: «Глебушка, сегодня только восьмое число! Мы выпустили свежий номер неделю назад!..»
– Ты или Марта напишете вместо меня, если я… пожелаю иммигрировать, – пошутил я.
– Да… Но всегда «последнюю…» писал ты, – не желал понимать шуток Глеб.
– Не трахай мне мозги, Стальский, – нежно проговорил я. – Может, я ещё успею вернуться. Может мне через несколько дней надоест отдыхать, и я прилечу обратно. – Я тебе что-то сказать хотел, но не помню…
– Что? – с проблеском надежды спросил Глеб.
– Не помню… Позвоню, когда вспомню.
– А ты куда, собственно, летишь? – в голосе Глеба звучала обида.
– В Египет.
– Куда?!
– «Ебать верблюдА»! – я засмеялся, что счастливо применил папино устное наследие.
– Дурак, там же война! – привёл последний аргумент в пользу отмены поездки Стальский.
Я снова повернул к Глебу своё синее залепленное огромным смешным пластырем лицо и сказал:
– И здесь война.
Я уже сидел в такси, а Стальский всё не унимался:
– Да тебя даже на борт не пропустят в таком виде!.. Посмотри, на кого ты похож!..
– Поехали, пожалуйста, – сказал я водителю. – Пока, Стальский, не скучай! – прокричал я в открытое окошко и помахал рукой.
Машина быстро набрала скорость, как только мы выехали с просёлочной дороги.
Кто-то без сомнения талантливый вещал из колонок: «…Любовь – это в небе, а вы приземлитесь; теперь я один, кричу: «Помогите!» как в утреннем лифте, но ты не поможешь мне отсюда выйти. «Дружба» – кому это нужно?..»
Мне, как лекарство, необходим катарсис, но момент упущен. Чёрт! Досада. Запел звонок телефона. Это был Глеб.
– Ну что ещё? – спросил я.
«А ты ничего не забыл?» – хитро и торжествующе проговорил Стальский.
– А что я мог забыть? – спросил я.
«Ну, скажем… Понедельник… Восемь часов вечера… Телевидение – опиум для народа… Съёмки нового эпизода «Пьяного Дивана»!» – не сдерживая триумф прокричал Глеб.
– Ах, да! Я вспомнил, что хотел тебе сказать: когда ты и Марта уехали, выбежала Даша и рассказала, что на «Пьяный Диван» подала в суд какая-то организация, и генеральный продюсер «Кефира», обосравшись от страха, решил на время прикрыть «Диван». Даша сказала, что в ближайшую неделю мы можем «гулять смело». Тринадцатого числа записи точно не будет, а до двадцатого скорее всего всё рассосётся.
«А что она нам не позвонила?» – с досадой и недоразумением в голосе спросил Глеб.
– Не знаю. Она велела, чтобы я вам передал.
«Что за организация?» – спросил Глеб.
– Какой-то комитет при министерстве культуры. Что-то связанное с законом об «оскорблении религиозных чувств».
«Как думаешь: это серьёзно?» – спросил Стальский.
– Тебе об этом лучше спросить у сестры. Давай пока, у меня батарейка садится.
«Это всё ты со своим «Перекрещиваться приходится»!»
– Да? А может ты со своими «Прелыми пелотками»?!
«Может и я с пелотками», – согласился Стальский.
– Пока.
«Пока», – Стальский повесил трубку.
В одном из недавних выпусков «Дивана» я позволил себе следующее шутливое высказывание: «Почему христианские священники так некачественно крестят, что потом приходится перекрещиваться?» А чуть позже Глеб сказал: «Я вообще против всякой религии, которая заставляет пелотки преть», а потом ещё «ненамеренно» перепутал буквы, сказав вместо «ИГ» – «УГ». Оказывается, где-то сидят серьёзные люди и вслушиваются в наш бред. Такое внимание, безусловно, приятно. Да и лишняя шумиха ещё никакой передаче не мешала.
Я достал из сумки наушники и нажал «Play».
…You know I got a taste for tonic and gin,
You know I got an eye for fur and fine things,
You know that I'm to die for,
Baby, give in,
I told you when we met what you were in for.
Put the radio on,
Put the radio on, (Yes, yes)
I don't wanna know I'm wrong,
I don't wanna know I'm wrong…
Now he works the fairground, looks back on his career
And anyone who's interested he shows his souvenirs
The Tiger Lillies
Глава о Храброй Сердцем и других персонажах этой субботы
Провалявшись пьяным и обдолбанным на пляже, как кусок верблюжьего навоза, всего три дня, я захотел домой. Одиннадцатого числа в четыре часа дня, сойдя с аэроэкспресса на вокзале родного города, я попал в настоящую зиму. Температура была явно ниже ноля, кружились редкие снежинки, а я был в одной джинсовой куртке. Несмотря на погоду, я решил не прибегать к услугам транспорта, а дойти пешком до квартиры, чтобы немного размяться. У меня давно не осталось желания жалеть себя, а пускаться в разврат не позволяло здоровье. Отупение сделало меня внешне спокойным.
Залягу на пару дней на дно, – посплю, полежу в ванне. Может отнесу в химчистку пальто, – приготовлюсь к зиме. Завтра приведу себя в порядок, а то за время своего заграничного вояжа я весь оброс и закудрявился. Зайдя по пути в кулинарию, купил два готовых свиных эскалопа и три говяжьи отбивные, несколько видов салатов, а также чай, кофе и несколько коробок соков, – всё, что мне может понадобиться в плане съестных припасов на ближайшие дни. От алкоголя решил также отдохнуть.
Придя домой, положил продукты в холодильник, а одежду, в которой был, в корзину для грязного белья. Принял душ. Нашёл запасную зарядку для мобильного; когда телефон ожил, пришла смс-ка от Марты Стальской: «Нам надо поговорить. Позвони, когда вернёшься». «Хм!..» – подумал я. В Интернете телефона отыскал старинный фильм – с ещё молодым Ньюманом – и вывел картинку на экран стоящего на полу телевизора. Пока грузился фильм, разогрел в микроволновке эскалоп, открыл пластиковые контейнеры с салатами, налил в пивную кружку вишнёвого сока; перетаскал всё это на журнальный столик перед телевизором и вздохнул с облегчением. Как говаривал сосед Сальвадора Дали по даче: «Бывают года, когда ничегошеньки не хочется делать».
*****
Проснулся. Часы на мобильном показывали двадцать один час двадцать одну минуту. Меня всего ломало. Света в конце туннеля я не видел. Необходимо что-то предпринимать. Нужно забрать машину. Или не нужно? Хотелось бы, чтобы все думали, что я уехал и меня нет. «Чёрт возьми, надеюсь, Сицилия не звонила мне в эти дни», – суеверно прошептал я. Ведь я не предупредил её о своём спонтанном отпуске. Раз никаких сообщений на оживший телефон от неё не пришло, значит она меня не искала. Разумнее всего прямо сейчас вызвать такси и поехать на Левитана тринадцать «а». Душевных сил на преодоление навязчивого желания кайфа у меня в запасе не было. «Что делать? Что делать?» – лихорадочно соображал я.
*****
Когда чёрно-жёлтое такси со мной внутри подъехало к усадьбе по адресу Левитана тринадцать «а», вневедомственная охрана, дежурившая тут круглосуточно, «напрягла булки». А когда из двери выполз я, доблестные стражи возобновили непринужденную болтовню и распивание кофе из термоса. «Неужели меня знают даже полицейские?!» – подивился я.
По пути сюда я нервно чесался и мечтал поскорее забыться, но буквально две минуты назад в моей голове оформился новый план. Этот план был полумерой на пути к моему освобождению. Я принял решение прикупить релаксантов, чтобы унять боль в мышцах, и ещё чего-нибудь средней тяжести для кайфа. Такси осталось меня дожидаться, а я прошёл внутрь.
*****
На обратном пути, на светофоре оживлённого перекрёстка центра города, моё внимание привлекла рекламная акция одного из многочисленных развлекательных заведений. Четыре полуобнажённые – несмотря на холод – красотки размахивали флагами и раздавали флаеры то ли на скидку, то ли на вход. Водитель и я одновременно опустили левые стёкла, чтобы девицы могли вручить нам глянцевые буклеты. Я вчитался в содержание листовки. Речь шла о презентации каких-то электронных кальянов; место действия – кальянная около театра Оперы и Балета.
«Это знак», – подумал я и сказал водителю: «Не надо на Красного Октября три. Едем вот в это заведение».
*****
Как я и предполагал, публика на этом мероприятии состояла из двух типов посетителей: завсегдатаев этой кальянной, коими являлись студенты последних курсов и молодые специалисты нашего города, и залётного быдла, которые заполучили флаеры на скидку на вход на одном из светофоров и решили: «а хера не сходить?» Я очень надеялся, что на входе меня не будут обыскивать. А то ещё найдут мои наркозапасы и скажут: «Со своим нельзя». К счастью я без проблем попал внутрь и тут же встретил одного знакомого, с которым работал не припомню уж где, но точно знаю, что он повар.
– Здорово, Ленар, – сказал я, протягивая руку.
– О, Вадим, рад видеть! Ты один?
– Пока не знаю, – оглядываясь по сторонам, ответил я.
– Ладно. Мы сидим там, подваливай, место найдётся.
– Спасибо, только закинусь парочкой шотов и подойду, – ответил я и занял очередь к бару.
В воздухе помещения стоял плотный туман ароматических табаков. За каждым столиком пускался по кругу электронный кальян, видом своим напоминавший кларнет.
Несмотря на то, что времени было всего половина двенадцатого, народу было много. Один бармен явно не справлялся, поэтому-то и была очередь. О том, чтобы занять отдельный столик, к которому можно позвать официантку, не было и речи. Стоя в очереди, я не терял время, – высматривал подходящую «дичь», которую можно бы было угостить и завязать знакомство. Были две девочки-подружки, на первый взгляд подходящие, но очки с прозрачными стёклами на их лицах явно были претензией на интеллектуальность, поэтому я передумал заводить с ними разговор.
Наконец пришла моя очередь.
– Водку, пожалуйста, – сказал я девочке-бармену.
– Водки? Какой? Сколько? – спросила она.
– Нет! Текилы, – передумал я.
– Какой?
– Нет-нет! Водки! – снова передумал я.
– Определись уже! – возмутилась она. – Не занимай очередь.
– Водки! Водки! – перекрикивая музыку, сказал я. – Сто грамм в один стакан. И томатный сок.
Получив свой заказ и расплатившись, я отошёл в сторонку, чтобы употребить спиртного и посмотреть на людей. Две очкастые подружки с коктейлями в руках шептали что-то друг другу на ухо и бросали взгляды в мою сторону. «Чёрт, сейчас начнётся: «А это ты – Аронов Вадим? А можешь нас познакомить с Глебом Стальским?», – мысленно проговорил я, и моё лицо стало кислым. Музыка тем временем стала громче. Кое-кто из присутствующий начал рвать танцпол. Вообще-то глупо было сюда приператься, – ведь я не курю кальяны, и даже стоять рядом не люблю. Я в два глотка прикончил водку и запил томатным соком. Когда я оторвал хайбол от губ, передо мной стояла Ксения. Выражения лица у неё было такое, как будто она меня застукала за чем-то неприличным. В руках у Ксении был «кларнет».
– Привет, Аронов! – прокричала она, приближаясь.
– Привет, Ксю, – сказал я ей на ухо.
– Ты что здесь делаешь? – криво улыбаясь, спросила она.
Я печально вздохнул и сказал:
– Да вот пришёл с тобой повидаться.
– Вот ты меня и встретил.
*****
Спустя пятьдесят три минуты такси приближалось к нашему дому в Новом Чудино. В такси, помимо меня, находилась Ксения. В кальянной мы с Ксюшенькой прикончили по сто пятьдесят текилы, и в мою голову пришла нетривиальная мысль: съездить в Новое Чудино и незаметно (!) забрать мою машину. «Ты слишком пьян, – я поведу», – заплетающимся языком сказала Ксения, которая позавчера получила водительские права. «Ага, обязательно…» – задумчиво произнёс я. Уже издалека было понятно, что в клубе «La Critica» проводится мероприятие.
Остановившись поодаль, я велел Ксюше дожидаться меня, сидя в такси. «Я не шучу», – зачем-то прибавил я, вертя перед её носом указательным пальцем.
Заходить сразу внутрь было рискованно, поэтому я обошёл дом по кругу и вошёл в клубные ворота. Вся гостевая парковка была занята. Около лестницы, ведущей на третий уровень, меня остановил охранник и потребовал пригласительный билет.
– Что? Билет? Да у меня сто тысяч билетов с лицом королевы! – пошутил я, но охранник не смотрел этот фильм.
– Ладно, – выдохнул я. – Я – Аронов Вадим.
– А я – дядя Вася, – в свою очередь представился он.
Мне ничего не оставалось делать, как снова обойти дом и войти в него с жилой стороны.
Аккуратно открыв калитку, я вошёл во двор. Hummer и Ягуар стояли во дворе. Моя машина была припаркована так же, как я её и оставил когда уезжал на море. С досадой я обнаружил, что чтобы выгнать единичку нужно сперва выгнать одну из машин Стальских. А то и обе. План с «незаметным» угоном моего авто провалился. «Зайти – не зайти?» – колебался я, стоя перед крыльцом. Скорее всего Стальские и Джессика наверху. Но всё равно они могут спуститься в любой момент на лифте или по лестнице, или обойти дом по улице и зайти с центрального входа. Рискуя быть застуканным по эту сторону от границы России, я всё-таки прокрался внутрь. В гостиной горела одна тусклая энергосберегающая лампочка, никого не было. В прихожей на крючке висели все три ключа от наших машин, и я с секунду колебался, прежде чем окончательно отбросил мысль о своей колеснице.
«Сцена на четвёртом», – мысленно проговаривал я. «Если я поднимусь по лестнице на третий, то смогу оценить обстановку». Танцпол гремел. Мне даже показалось, что сегодня там играет живая музыка и выступает живой исполнитель. «Я не смогу спать, если не выясню: что там?»
Отперев и медленно приоткрыв дверь, ведущую на третий этаж, я неожиданно оказался за спиной бармена. Уже здесь – на третьем этаже – было трудно разговаривать, потому что сюда проникал грохот с четвёртого.
– Привет, – кивнул я бармену и, пригнувшись, прошёл под открывающейся вверх крышкой барной стойки. В этом помещении было всё так же как тогда на дискотеке восьмидесятых, – бар, диванчики, интимная подсветка. Почти на каждом диване виднелись силуэты людей. Парочки и по трое. На низких столиках перед ними стояли напитки. Я начал подниматься по лестнице на четвёртый уровень, навстречу мне спустилась парочка. «Сегодняшняя публика намного моложе», – заметил я. Глянул из-за угла. Танцпол был в движении. Люди отрывались. Около бара я без труда различил высокие очертания Стальского. Марта в компании какого-то парня танцевала недалеко от сцены. Джессику было найти тяжелее, однако и это мне удалось. Я не рисковал быть замеченным, поэтому немного понаблюдал за поющей со сцены девушкой. Она была высокая и с красными или рыжими волосами. «А не та ли это исполнительница, которая играет в машине Стальской и на её мобильнике?»
Летела куда-то по свету,
Дорог очень много, но выбрала эту.
Стучалась в закрытые двери,
Никто не открыл и никто не поверил.
Не выпуская из виду Стальских, я наслаждался шоу. Вдруг Джессика подошла к стоящему около бара Глебу и обняла сзади. Стальский что-то сказал ей на ухо, и они направились в направлении лифта. Я сбежал на третий уровень и убедился в том, что лифт пришёл в движение. «Самое время покинуть этот праздник», – подумал я и вышел из клуба через гостевой вход-выход. Сверху лилась песня.
Сжигала, на ветер бросала,
Все письма его, что сама написала.
Лишь только огню доверяла
Слова все свои, но ему было мало.
– До свиданья, дядя Вася, – кинул я охраннику, проходя мимо него.
Такси меня поджидало на том же месте. Я сел на заднее сиденье и обнаружил Ксюшу в спящем состоянии.
– Красного Октября три, – сказал я водителю и толкнул Ксюшу в плечо.
– Что?! Где?.. Где ты был? Ты вернулся, – выглядывая из окна, спросила она.
– Да. Решил не брать машину, – сказал я.
– Да? А что там было? – с трудом приходя в сознание, спросила Ксения.
– Там дискотека в полном разгаре. ЧиЛи выступает. Зря ты не пошла, – ответил я.
