Уэсли Чу
Воин пяти Поднебесных: Судьба
Дверь кухни со скрипом отворилась, и во двор вышли Тайши, Сонь и Бхазани. Судя по всему, они изрядно сократили домашний запас спиртного. Сонь едва держался на ногах. Ученики поднялись, а Тайши обратилась к ним:
– Все некоторое время поживут здесь. Правила просты. Убирать за собой, не мешаться и помогать по дому.
Кайю поднял руку.
– А заниматься?
– Заниматься будете вместе. Познакомиться поближе вам не повредит.
– А что мы тут будем делать? – спросила Сонайя.
– Что велят, – огрызнулась Тайши. – Отныне и впредь каждый присутствующий здесь мастер имеет право вами распоряжаться, ясно?
– Да, мастер, – хором ответили все.
– Ну, раз мы договорились, – рыгнув, произнес Сонь и навалился на плечо ученицы, – я пошел спать. Где сарай, мальчик?
– А где же будем спать… – начал Цзянь, а потом смиренно вытянул руку. – Вон там, мастер Сонь.
Глава 14. Возвращение
Сальминдэ Бросок Гадюки выросла в Травяном море. Она родилась во время страшного урагана, который бушевал грозовым летом третьего цикла. Травяное море тогда превратилось в огромную приливную волну, которая выворачивала и вырывала с корнями все, что оказывалось на пути. Сальминдэ убила свою первую гиену в пять лет, когда та попыталась утащить из ее стада козленка. Спустя два года она чуть не рассталась с жизнью, когда на то же самое стадо напала стая львиц. Достигнув нужного возраста, она стала участвовать в набегах и приносить своему племени славу, честь и богатую добычу. В восемнадцать лет Сальминдэ сделалась Броском Гадюки, еще через три года – Волей Хана. И с этой-то высоты она рухнула, когда вернулась домой и обнаружила, что Вечный Хан убит, ее город погрузился в недра Травяного моря, а соплеменники порабощены чжунцами.
Сали стала низменным искателем души и покинула Травяное море в поисках сестры. Целый цикл она провела в ненавистном оседлом городе Цзяи, а вернулась оттуда предводительницей мятежников и изменницей. И теперь на ее плечах лежала судьба целого племени. Это бремя она приняла охотно, но тем не менее ноша была тяжела. Сальминдэ невольно улыбалась, думая о странных поворотах судьбы. Течение жизни принимало самые причудливые формы.
Лошадь стояла на краю кратера, окружавшего узкую, но невероятно высокую гору Шетти, которая со своими пиками, похожими на острые зубы, представляла собой величественное зрелище. Корона густых облаков венчала зазубренные вершины. О горе Шетти ходило немало легенд. Здесь тонули коконы и воинства; она поглощала даже целые народы. Болотистая мягкая земля под ногами, по слухам, была полна затонувших сокровищ и погибших городов. В густом лесу, который рос в чаше кратера, терялись армии. В десятках сказаний и песен действие происходило в кратере Шетти. Как правило, все кончались плохо.
Хаппане и цунарко, жившие на севере и на востоке, считали кратер проклятым. Катуанцы были не столь суеверны, но, как правило, и они избегали этих мест. У Сали и племени Незры, впрочем, не оставалось особого выбора.
– Вы идете туда, где лежат несметные сокровища, – твердила Мали всем подряд в прошлом году, когда они раздумывали, как быть. Полгода спустя предположения младшей сестры оправдались. Отправившись на поиски погребенных коконов, они поступили правильно; на горе Шетти жители Незры прожили дольше всего, с тех пор как ушли из Цзяи.
Теперь, спустя несколько недель после визита к Субетею, приятно было вернуться в кратер Шетти, к своему народу. Это место уже почти казалось Сали домом. Она почти год потратила на поиски бывшего хранителя легенд Шакры. Она отправилась в путь, надеясь получить исцеление или хотя бы подсказку. И вот ей снова предстояло довольствоваться зыбкой надеждой, и Сали сомневалась, что готова следовать по этому пути. Она не хотела рисковать безопасностью Незры. В Сальминдэ нуждались сородичи.
От края кратера до подножия Шетти идти было надо примерно полдня, а потом еще полчаса, чтобы углубиться в ее недра. Ветер дул навстречу, с севера. На востоке в небо поднимался столб дыма, сливаясь с испарениями горы. Это могло быть что угодно, но Сали подумала, что лучше его избегать.
– Наставница, – сказал Хампа. – Близится вечер, и будет буря. Не разбить ли лагерь?
В холодную погоду Сали становилось хуже; озноб делался заметнее, жар – сильнее. Непрерывное путешествие в сырую погоду не улучшило ее самочувствия. Сали посмотрела вдаль. Солнце садилось, и синий свет первой луны только-только показался из-за горизонта. Тучи надвигались и через час должны были накрыть их.
– Едем. Тебе полезно поупражняться в ночном зрении.
Сали моргнула, и ее глаза свернули слабым зеленым светом. Хампа последовал примеру наставницы, хотя у него глаза засветились только с седьмой или восьмой попытки. Юноше нужно было больше упражняться.
Они поехали вдоль края кратера по грубой тропе, проложенной сквозь заросли. Здесь, на севере, земля под ногами была не такой живой, как в Травяном море. Но она тоже двигалась взад и вперед, ритмично качалась, пусть медленно и еле ощутимо. Разбив вечером палатку на одном краю кратера, к утру Сали незаметно для себя могла оказаться на противоположном. Прямая и крутая дорога вела путников на дно кратера, врезаясь все глубже в слои окаменевшей растительности. Она настолько расширилась, что на ней бок о бок поместились бы несколько коконов. Как только они достигли дна, Сали сошла с пути и повела Хампу узкой тропинкой. Она предпочитала двигаться по возможности скрытно. Ехать по основной дороге было легко, а значит, по ней путешествовали и другие, что могло привести к нежеланной встрече. Людные тропы содержали и иные опасности – там то и дело случались грабежи и засады. Враждующие компании также нередко договаривались встретиться на тропе, чтобы помериться силами. Путешественникам доводилось миновать поединки и настоящие побоища.
Сали и Хампа далеко уклонились от дороги, пробираясь к горе Шетти. Два Броска Гадюки переждали короткий ливень под листьями пальмы, похожими на зонтики, а затем двинулись дальше, по узкой извилистой тропинке, через густые и жесткие заросли бамбука. Они уже приблизились к подножью горы, когда в отдалении послышалось громкое бульканье. Сали остановилась, поднесла к уху ладонь и прислушалась. Хампа, который замечтался или задремал, чуть не наскочил на нее. Сали уже давно смирилась с мыслью о том, что ее ученик не отличается дисциплиной… да и способности у него так себе.
Хампа только что завершил трехлетнее обучение у Сали – оно продлилось на два года дольше, чем он, по ее мнению, мог выдержать. Вскоре предстояло решить, достоин ли он того, чтобы написать его имя на тотеме Бросков Гадюки. Если Сали, конечно, удосужится вырезать новый. Предыдущий тотем, на котором записывали имена на протяжении пятнадцати поколений, сгорел вместе с городом. В любом случае это только если Хампа закончит обучение, в чем Сали еще сомневалась.
Молодой человек обладал многими достоинствами. Он был умелым охотником, верным и заботливым членом племени; к нему относились с уважением и любовью. К сожалению, этого было недостаточно, чтобы выковать настоящего военного искусника. Природа не одарила его должным образом, и никакие упражнения этого не изменили бы. Умения у Хампы были скромные, возможности ограниченные… мягко говоря, не звезда. В прошлом Сали даже и не подумала бы взять такого человека в ученики – ну или они расстались бы через два-три месяца. Хампу спасало то, что он искренне почитал секту, был исключительно предан и усердно упражнялся. Все его просто обожали, включая Сали.
Подняв руку, она резко опустила локоть. Кобыла немедленно легла. Сали пригнулась рядом, положив ладонь на рукоять свернутого кнута, своего излюбленного оружия. Хампа последовал ее примеру, но недостаточно тихо.
«Не время его поправлять», – произнес в голове Сали голос матери.
Она подавила упрек и прислушалась к бульканью, которое доносилось с главной тропы. По грудь в фиолетовых папоротниках и гигантских тюльпанах Сали прокралась сквозь густые кусты. Она достигла узкого карниза в ту самую минуту, когда мимо проехал ликузский дозор; их паровые сани шипели и булькали, как умирающий, который борется за каждый вдох.
Шаманы не довольствовались тем, что наказали Незру изгнанием; они вдобавок послали вдогонку Ликузу, Костяное Племя, чтобы стереть Незру с лица земли раз и навсегда. Ликузцы, известные своей кровожадностью, гнались за ними по всему Травяному морю. Несколько месяцев назад жители Незры наконец оторвались от врага и с тех пор поселились в кратере. Они отчаянно продолжали искать какие-нибудь коконы, чтобы заново отстроить город.
К счастью, джунгли в кратере Шетти были отличным укрытием: густые и буйные заросли тянулись со дна до самого верха. Племя Незры устроило целую систему ходов под кронами деревьев, пробуравив листья и спутанные ветки.
Они хорошо спрятались, но везение рано или поздно должно было иссякнуть. Ликузцы могли случайно захватить охотника, торговца или разведчика Незры. Члены племени были верны, но обученных военных искусников среди них недоставало, как и тех, кто отличался исключительной стойкостью духа, а Ликуза славилась своими дознавателями. Сали не стала бы винить того, кто под пыткой предал бы племя.
Вместо развязывания войны – Незре это было не под силу – Сали расставила вокруг горы Шетти разведчиков, чтобы враги не подкрались незамеченными. Десятая часть племени, включая подростков, служила дозорными – так называемыми ревунами. Командиры дозорных даже поговаривали, не создать ли собственную секту. Сали относилась к этой мысли прохладно.
К слову о разведке – Сали ощутила на себе чье-то внимание, как только вражеский отряд скрылся за поворотом. Она развернулась и устремила кнут к невидимому наблюдателю, укрывшемуся под пологом листвы. Это было любимое оружие Сали, и она непревзойденно им владела. Он завершался острием – жалом, а гибкая часть состояла из тысяч ромбовидных металлических звеньев, которые могли превратить кнут в копье.
Она вовремя успела заметить испуганное детское лицо и немедленно прервала атаку, вернув кнут к себе. Поймав жало рукой, Сали одним ловким движением повесила кнут на пояс и жестом велела девочке слезать.
– Ты слишком пристально наблюдаешь, Вани.
– Потому что я вами восхищаюсь.
Хороший ответ. Вани командовала одним из отрядов разведки. Сали уже некоторое время к ней присматривалась. Племя нуждалось в смышленой молодежи, если хотело выжить.
Хампа тоже приблизился. Он подал кому-то знак, и из кустов выскочили еще двое ревунов. Хампа с каждым приветственно стукнулся кулаками. Он отлично ладил с детьми.
– Нанка, Вани, Буп, как давно вы за нами следите?
– Мы шли за тем пыхпыхом, когда Буп вас заметил, – с улыбкой ответила Вани. У ревунов уже сложился свой язык. – Ты здорово шумел, старший.
Хампа, опытный следопыт, обучил большинство ребятишек и считался их неофициальным главой. В душе Сали признавала: из Хампы следовало сделать не Бросок Гадюки, а охотника – в этом качестве он мог принести племени гораздо больше пользы. Хампа тоже это знал, но сердцу не прикажешь.
– А кто следит за пыхпыхом сейчас? – спросил он с наигранным негодованием и легонько толкнул Вани – правда, от толчка та чуть не упала в лужу. Иногда Хампа недооценивал собственную силу.
Сали помогла Вани устоять.
– Осторожно, девочка.
Вани покраснела. Она всегда заливалась румянцем в присутствии Сали, и это было досадно. Девочка указала в заросли.
– За ними следит Рулари. Если что, крикнет как злой бегемот.
– А разве бывают добрые бегемоты? – поинтересовалась Сали.
– У нее по-другому просто не получается.
Хампа ухмыльнулся.
– Мы над этим поработаем. С языком у нее всегда были проблемы.
Маленький отряд двигался дальше, только Нанка побежала вперед – известить племя об их возвращении, а заодно и передать, чтоб нагрели воду для мытья. После долгого путешествия Сали страстно хотелось отмокнуть в горячей ванне и понежиться в мягкой постели. Обжигающая вода умеряла непрерывную жгучую, как от раскаленных угольев, боль Зова Хана.
Они достигли подножия Шетты незадолго до темноты. Нужная тропа находилась примерно на четверти пути вверх, на крутом склоне, среди разбросанных острых камней. Тысячи сталагмитов торчали из земли, как зубы гигантского крокодила. Сквозь подошвы сапог Сали ощущала каждый шаг по черной, отполированной до стеклянной гладкости земле.
Они достигли устья пещеры, которое представляло собой круглую дыру ровно такой высоты, чтобы Сали не пришлось пригибаться, заходя внутрь. Хампа и дети отправились коротким путем и скатились по крутой осыпи, пока Сали вела лошадей вниз по обходной тропе, которую называли запасной. Эта тропа была узкой и извилистой, но в конце концов Сали присоединилась к остальным, которые ждали ее внизу.
Они двинулись дальше по туннелю. Порой в нем становилось то жарко, то холодно. Кое-где росли сосульки, а несколькими шагами дальше, рядом с невидимым источником жара, кипели лужи. Четверка шагала по наклонному круглому коридору и несколько раз свернула туда и сюда, пока не оказалась в большой пещере. Там было холодно, обсидиановые стены покрывал лед. Ледовые шапки как будто плакали, с них капала вода, и капли звенели, словно колокольчики.
– Здесь мы теперь собираем воду, – сказала Вани.
Сали кивнула.
– Даэвон починил очиститель?
Буп, самый младший – ему едва исполнилось десять, – закивал.
– Он часто ломается, и вода на вкус как грязь, зато чистая.
На следующей развилке они свернули налево. Туннель, по которому они шли, еще дважды разветвлялся. Понадобилось немало времени, чтобы нанести все ходы на карту. Обсидиан сменился мягкой землей, потом льдом и опять землей. Неподалеку находился горячий источник.
Несколько воинов ждали их, когда они вышли на уклон, ведущий к лагерю, и приветственно подняли копья. Трое были еще мальчишки, а не мужчины – им было далеко до того, чтобы носить щит, но даже могучее дерево начинается с семечка. Падение Незры пережила всего горстка бойцов – в основном тех, кто, как и Сали, был в отлучке. Молодежь постепенно занимала места павших, но на это требовалось время.
Лагерь представлял собой огромный неуклюжий лабиринт туннелей и небольших пещер, которые племя превратило в жилые дома. Несколько знакомых приветствовали Сали, когда она вошла в общую пещеру, где устроили большой очаг.
Седой жилистый мужчина стоял посреди группы людей, объясняя им, как наполнить мешки мукой и как их сложить. Он заметил Сали и немедленно зашагал к ней навстречу.
Шобанса был одним из шести членов совета Незры и отвечал за припасы. Наряду с Мали он поддерживал в Незре жизнь. В прежние времена он сколотил состояние на торговле и стал первым богачом племени, но все потерял, когда город пал. Теперь Шобанса использовал свою деловую смекалку и опыт, чтобы племя не умерло от голода летом и не замерзло насмерть зимой. Он неумолимо подсчитывал каждый мешок зерна, кувшин масла, сверток ткани и охапку дров. Старик был сущим тираном в том, что касалось припасов, особенно специй. Сали так скучала по пряной пище.
– Сальминдэ, ты вернулась. Как раз вовремя. Нам надо поговорить.
Шобанса никогда не тратил время на праздную болтовню и любезности.
– Я только что приехала, – ответила та. – Дорога была тяжелой. Сначала я хочу увидеть Мали.
– Это касается ее и не терпит отлагательств.
Сали прикусила губу. Мали и Шобанса были самыми важными людьми в совете. Они не первый раз сталкивались лбами, вынуждая Сали играть роль миротворца. Она для этого не годилась.
Приблизившись, Шобанса поморщился и зажал нос.
– Клянусь волосатыми подмышками Хана, ну и воняет от тебя, Сальминдэ. Хуже обычного.
– Да, здорово воняет, – хихикнула маленькая Нанка. – Но мы молчали из вежливости.
– Поговорим, когда освежишься, – сказал Шобанса.
– Значит, все не так срочно?
– Твоя сестра как-нибудь переживет, если ты не вымоешься. А остальные – нет. Ну, ступай.
Глава 15. Вызов
На следующее утро Цзянь проснулся и обнаружил, что его переносицы касается нитка красивого черного жемчуга. Он моргнул и увидел изящную шею, а затем, подняв глаза, обнаружил и лицо.
– Что такое?
Сонайя, нависшая прямо над ним, проговорила:
– Я готова принять твое предложение, Пять.
Предложение? Он сделал предложение? Какое предложение?
Маленькая компания учеников сидела во дворе еще долго после того, как мастера разошлись спать, и мерзкое зелье, которое приготовила Цофи, имело отсроченный, но мощный эффект. Цзянь не помнил ничего после того, как Гачи схватил котелок и вылил остатки пойла себе в глотку. Оставалось надеяться, что ученик Фаузана выжил.
Голова болела так, будто в черепе пробили дырку. В животе бурлило, горло горело от жажды. При мысли о выпивке Цзяня замутило. Повезло, что все они, по крайней мере, добрались до амбара.
Цзянь сел и понял, что сидит в луже. Это был не амбар. Он тупо уставился на разбросанное вокруг сено. Кайю лежал, свернувшись, рядом с Сорок Вторым, и оба храпели. Винь и Цофи спали друг на друге, накрывшись попоной. Гачи лежал рядом с Цзянем, носом вниз. На мгновение Цзяню показалось, что предчувствия его не обманули.
Он толкнул соседа.
– Ты умер?
Гачи застонал в ответ и дернул плечом. Цзянь облегченно вздохнул.
– Почему мы ночевали в загоне?
– А ты не помнишь?
Отчего Сонайя казалась такой бодрой и свежей? Цзяня это здорово раздосадовало.
– Вы, дикари, решили, что будет очень здорово ночевать вместе со львом.
– А почему ты так хорошо выглядишь? – поинтересовался он.
– Спасибо, спасибо, я всегда выгляжу хорошо, – ответила Сонайя и добавила: – Я вообще-то ушла спать, прежде чем вы ухрюкались в стельку.
Цзянь потер виски. Да, он припоминал.
– Так что за предложение?
– Вызов, – Сонайя схватила Цзяня за руку и заставила встать. Тут же она поскользнулась на мокрой земле, и оба чуть не упали в грязь.
Голова у Цзяня так гудела, что удар-другой от Сонайи вряд ли изменил бы положение к худшему. Он почти не сопротивлялся, пока она тащила его по узкой тропинке в зарослях подсолнухов и редиски.
– Я не собирался драться прямо с утра! Может, выберем другое время?
– Пять, уже за полдень.
– Что?.. – Цзянь взглянул на небо и обнаружил, что солнце миновало высшую точку. – Тайши меня убьет.
Тайши громко фыркнула где-то в сторонке.
– Нет, за меня это сделает кое-кто другой.
Они дошли до тренировочной площадки и обнаружили, что все пять мастеров сидят там и пьют чай. Они ждали. Цзянь вырвал руку из хватки Сонайи. Та с виноватым видом пожала плечами. «Приказ есть приказ». И все-таки могла бы и предупредить.
– Какие правила? – спросил Сонь. – До трех падений? По очкам? Сколько схваток? Открытой ладонью? Вольный стиль?
– Это тебе не турнир, – сказала Тайши. – Пусть дерутся, пока один не проиграет.
– Сурово, – мастер Немеркнущего Яркого Света обменялся внимательными взглядами с мастером Пальца-Бича, сидевшим напротив него за маленьким столиком. Они быстро выбросили пальцы в «Камень, ножницы, бумага», и Фаузан выиграл. Палец-Бич оглядел учеников, после чего мужчины соприкоснулись большими пальцами. Цзянь задумался, кто на кого поставил.
– Будет весело, – сказала Бхазани. – Может, тоже сделаем ставки?
– Нечестно. Сонайя учится у тебя с пеленок. А у меня бродячие шавки жили дольше, чем этот мальчишка, – проворчала Тайши. – К чему ты клонишь?
Бхазани огляделась.
– Отдашь мне козу. Или одну из откормленных свиней. А я ставлю три рулона черного шелка.
– Ну и что я буду с ним делать? – Тайши помедлила. – А шелк мягкий?
– Прохладный и темный, как туча.
Цзянь наблюдал за тем, как мастера бьются об заклад. Он догадался, что ставки делаются всерьез и на кону в том числе стоит Тупица – коза, к которой Цзянь особенно привязался.
Сонайя разминалась на другом краю круглой земляной площадки. Цзянь спросил:
– Ты точно хочешь драться?
В его искреннем вопросе не было ни высокомерия, ни презрения. Вчера он видел издалека, как Сонайя проделывает упражнения, и особого впечатления они на него не произвели. Особых умений девушка не демонстрировала. Двигалась она уверенно, быстро и плавно, но и только; возможности применения у двух стальных вееров были ограничены. Сонайя ничем не отличалась от большинства старших учеников в Лунсяне, а ведь она, по словам Тайши, обучалась у своего мастера с пеленок. Цзянь вообще не видел у Сонайи проявления ци.
По его мнению, между ними зияла пропасть. Успехи ученика всегда отражают умения мастера. Цзяню не хотелось смущать Бхазани, тыкая Сонайю носом в грязь, но отказаться от поединка было оскорблением. И тогда Цзянь заподозрил неладное. Погруженный Кулак не мог быть слабым стилем. Тайши не терпела глупцов и неумех. Она скорее утопилась бы, чем похвалила посредственность, а уж тем более пригласила к себе домой.
Так зачем же старшие решили свести в поединке Цзяня и Сонайю?
Противники приготовились к бою и поклонились друг другу, прикоснувшись сжатым кулаком к ладони.
– Вас ведет честь, – произнесла Бхазани обычную фразу.
– И только честь, – ответили Цзянь и Сонайя.
– Свинья, коза, два бочонка цзуйжо и твоя постель, Цзянь, – добавила Тайши, окончательно сбив его с толку. Зачем Бхазани понадобилась его постель?
Лица Цзяня и Сонайи сблизились во время поклона. Оба беззвучно проговорили: «Извини».
– Почему ты извиняешься? – спросил Цзянь.
– Ты, наверно, думаешь, что тебя подставили. Но у меня просто не было выбора. А ты-то почему извиняешься?
«Потому что собираюсь тебя вздуть».
– Так, нипочему. Не хочу, чтобы тебе было больно и ты из-за этого расстроилась.
– Глупости какие. Конечно, я расстроюсь.
– Может быть, начнем? – крикнула Бхазани.
К тому времени Гачи и Цофи тоже пришли полюбоваться зрелищем. Гачи после попойки напоминал ходячий труп, однако Фаузан ни слова не сказал своему наследнику. Цофи немедленно забрала пустой чайник у Тайши и Бхазани и принялась заваривать чай, как будто и не она выла на луну несколько часов назад.
Сонайя приняла защитную стойку – одну руку вытянула вперед, вторую приподняла на уровень лица и перенесла вес на дальнюю ногу. Она приготовилась к обороне. Цзяню предстояло атаковать первым. Что ж, да будет так.
Цзянь вскочил на поток воздуха и бросился к Сонайе. Его первые удары она отвела вбок. Полет Скворцов в Сумерках столкнулся с Девицей, Гневающейся в Обе Стороны. Силе Сонайи Цзянь противопоставил свою и понял, что она слабее. Но когда он попытался схватить противницу, она каким-то образом ускользнула. Удержать ее было не легче, чем пригоршню песка.
За двумя низкими размашистыми ударами последовал хитрый опоясывающий мах ногой, и все мимо, но не более чем на волосок. Цзянь заставил девушку расплатиться: постепенно ей пришлось ослабить защиту. Пока что обмен ударами шел в его пользу. Сонайя пыталась отбиваться, но Цзянь был сильнее, быстрее и массивнее. Наконец под тяжестью Луны, Стремящейся к Земле, руки Сонайи опустились. Цзянь схватил ее за плечо и отбросил прочь.
Удивительно, но девушка устояла на ногах. Однако в то самое мгновение, когда Сонайя решила, что удержалась, Цзянь пустил вдогонку поток воздуха, который ее опрокинул. Юноша мельком взглянул на Тайши, надеясь получить знак одобрения. Лицо наставницы было воплощенное равнодушие.
Секунда рассеянности обошлась ему дорого. Когда Цзянь вновь взглянул на Сонайю, та исчезла. Как?
Он услышал тихие шаги за спиной и обернулся. Никого.
И прямо из пустоты он получил ногой в челюсть. Сонайя била не слишком сильно, однако в этом и не было нужды. Цзянь крутанулся в направлении удара и устоял. Пригнувшись, он резко выбросил вперед обе руки, и бойцы, пошатываясь, отступили друг от друга. Цзянь, двигаясь по кругу, потирал подбородок, Сонайя плечо.
Прямо в голове у юноши зазвучал шепот:
– Земля движется у тебя под ногами.
Земля в самом деле заколыхалась, словно качели. Цзянь с трудом удерживал равновесие, как в разгар вчерашней попойки. Шатаясь из стороны в сторону, он попытался встать прямо. Но прежде чем ему это удалось, Сонайя проскользнула под защиту и ловкой подножкой заставила Цзяня плюхнуться на задницу.
– Ты все еще жалеешь меня? – спросила она, переводя дух.
– Что это было?
– А? – невинно переспросила Сонайя и прицелилась ногой ему в голову.
Цзянь успел откатиться, заработав пяткой в ухо. Он был слегка поражен жестокостью приема. Да уж, адепты Погруженного Кулака мух не ловили. Сонайя набросилась на него, едва он поднялся, и принялась наносить короткие удары, которые не причинили бы Цзяню вреда, не будь он сбит с толку. К сожалению, он едва держался на ногах, потому что земля сама пыталась его опрокинуть. Половина ударов попала в цель, и Цзяню пришлось занять оборону. Противники снова разошлись.
– Ты меня недооценил, – сказала Сонайя.
– Да, – признал Цзянь. – Может быть, мы…
Сонайя перешла в наступление, осыпая его стремительными точными ударами. Скорость у нее была внушительная, техника безупречная, сила не оставляла желать лучшего. Чего же она так копалась в начале схватки? Ближний бой продолжался. Цзянь чувствовал, как от Сонайи пахнет сиренью и лимоном. Он же вспотел, как свинья, и от него воняло, как и должно вонять от человека, проспавшего ночь в загоне для скота. Жаль, что он не успел вымыться.
Их руки и ноги сплелись в захватах, лица сблизились. Сонайя чуть заметно поджала губы – только это и давало понять, как она сосредоточена. Цзянь был больше и тяжелее – и воспользовался своим преимуществом, чтобы оттолкнуть противницу. Он пытался пробить ее оборону, когда вновь услышал нежный голос:
– Берегись удара под колено.
Он подался вперед, готовясь к удару, который так и не получил. Вместо этого Сонайя дала ему по голове. Мир поехал вбок, и Цзянь отступил. Впрочем, Сонайя не позволила ему собраться с силами и принялась теснить Цзяня назад мелкими, но частыми ударами.
Голос раздался снова.
– Осторожно, сейчас споткнешься о палку.
Какую палку? Цзянь покосился под ноги и получил локтем в нос.
Советы посыпались один за другим.
– Сделай бросок.
Цзянь попытался и рухнул наземь, а Сонайя перескочила через него.
– Берегись удара в голову.
За этим последовал удар коленом в пах.
«Почему Тайши так на меня смотрит?» Цзянь, не удержавшись, взглянул на наставницу – следит ли она за боем? Тайши следила – и без особого восторга. Сонайя вновь заставила его расплатиться за рассеянность, почти одновременно ударив ногой и кулаком; Цзянь отлетел в сторону и на спине проехал до края площадки. На сей раз он поднялся не сразу. Меж тем Сонайя продолжала наседать.
Нужно было оторваться от нее и перевести дух. Сделать так, чтобы Сонайя не могла последовать за ним и снова лишить равновесия. Цзянь кое-как отбился и взмыл в воздух, ступив на путаницу потоков, носившихся над площадкой.
– Где небо?
– Что?
Цзянь тут же сбился. Стоило вниманию поколебаться, и он тут же утратил равновесие. Размахивая руками и отчаянно пытаясь удержаться, он наклонился в одну сторону, в другую, соскользнул с потока и полетел вниз. Цзянь воткнулся в землю затылком, и собственные колени ударили его по лицу. Он открыл рот, но не смог издать ни звука. Еще одна попытка – и снова впустую.
– Ему нужно поработать над приземлением, сестра, – сухо сказала Бхазани.
– И не говори, – без особого удовольствия отозвалась Тайши.
Цзянь пытался вдохнуть, но все тело словно онемело. Больно не было, однако он не чувствовал ни рук, ни ног. Когда он попытался заговорить, у него вырвалось слабое прерывистое шипение. Он открывал и закрывал рот, как вытащенный из воды карп.
Цофи и Сонайя бросились к нему. Обеих скорее гнало любопытство, чем страх.
– Ты цел? – спросила Сонайя.
– Ничего не сломал? – крикнула Цофи.
Цзянь по-прежнему не мог произнести ни слова.
– Да все в порядке, – сказала Цофи. – Пошли, я пожарила пончики.
Сонайя помогла Цзяню подняться.
– Это был хороший бой.
У Цзяня ныло все тело.
– Я не знаю, что случилось, но ты как будто залезла мне в голову.
Девушка усмехнулась.
– Да уж, я произвожу на мужчин такое впечатление.
И тут же заговорила серьезно и искренне:
– Я помогу тебе укрепить разум. Это такая же мышца, как и все остальные.
Фаузан и Сонь, сидя в стороне, обменивались монетами. Цзяню стало немного легче, когда он понял, что Фаузан поставил на него. Впрочем, Цзянь тут же загрустил, оттого что мастер Пальца-Бича проиграл.
Тайши и Бхазани подошли к Цзяню. Мастер Погруженного Кулака провела рукой вдоль его тела, от плеч до пупка.
– Ничего не сломано.
Тайши положила Цзяню два пальца на запястье.
– Ци не нарушена, хотя линия понимания слегка затуманена.
Наставницы переглянулись, а затем схватили его за ноги и растянули на земле. Цзянь не успел даже завопить, когда обе надавили на нужные точки на шее и исследовали двумя пальцами подозрительные места. Его охватила палящая боль и так же быстро отступила, сменившись тупой и ноющей.
– Ох, – наконец выговорил он.
Бхазани обрушилась на Сонайю.
– Во имя Тяньди, глупая ты кукла, я же велела тебе не причинять вреда Предреченному герою! Что было бы, сломай он шею?
– Прошу прощения, мастер, – очень серьезным тоном ответила девушка. – Но он так старался…
Тайши помогла Цзяню встать.
– В сторону, парень.
Цзянь заковылял прочь и сел на скамью. Потирая ноющую шею, он наблюдал, как Тайши горячо спорила о чем-то с Бхазани и Сонайей, то и дело гневно поглядывая на него. Он чувствовал, что наставница разочарована, и это было гораздо больнее падения.
