Ульяна Громова
Адвокат моей любви, или Высокое напряжение
– Расскажу, если скажешь, как она попала к тебе и почему жила так долго?
– Неплохая, по сути, девчонка была, но легкомысленная и немного глупая. Есть такие, кто считает себя центром Вселенной, тянут на себя внимание, дразнят и балуются чужими чувствами, но не способны переступить черту. Вероника любила быть центром внимания, но перегнула однажды. Варлей долго терпел её несерьёзные заигрывания со всеми подряд, и в один прекрасный день принёс чемодан с вещами на работу. Она беременная была, но Варлею уже было всё равно. Вера довела его до ручки намёками, что ребёнок, может быть, вообще не его. Хотела, чтобы муж ревновал. Я привёл её на пару дней, пока найдёт жильё, но она задержалась почти на шесть лет. Жила в маленькой комнате, платила символическую аренду и оберегала меня своим присутствием от внимания женщин. Так кому она «ещё» испортила жизнь?
– Нам.
Я всё-таки рассказала Марату о сцене в кабинете, сложила её с предсказанием Нонны и просьбами мужа родить сына. Чем дальше, тем труднее становилось рассказывать. Всё это выглядело полным абсурдом. Глаза Марата сначала расширились от удивления, потом на его лице прочно осела тень.
Марат молчал, напряжённо размышляя над моей исповедью. Он крепко сжал мою ладонь, я боялась пошевелиться. Наконец, он с паузами произнёс:
– То есть ты… сама придумала… сама обиделась… и не посчитала нужным ни спросить меня… ни просто войти в кабинет? Сошлись же две «умницы» на одном столе! Чёрт возьми! – Марат встал и заходил по комнате, заложив руки за спину. – Да я к Нонне пошёл, потому что ты настаивала. И это её предсказание вообще забыл уже на пути домой! Чушь какая-то, – присев передо мной на корточки, Марат снова взял мою руку. – Оксана, я всю жизнь тебя ругал за привычку держать всё в себе. И она тебя подвела. Нас подвела. Ты понимаешь это? Ты понимаешь, что проблемы надо решать сразу, вместе? Что это за мазохизм такой у вас – женщин?! Почему вы любите издеваться над собой? Зачем?! Вас же понять нельзя, у вас вечно «не надо» – это «надо», а «надо», наоборот – «не надо». «Не подходи» – «иди сюда», а «отвали» – «немедленно обними меня покрепче». Если над вами не издевается мужчина, вы находите способ измываться над собой сами. Женская логика! Или полное её отсутствие.
– Видишь, как ты хорошо разбираешься в женской логике.
Я криво улыбнулась. Весело не было. Я пожинала плоды своей глупости. И недоумение Марата было совершенно естественным. Разрушить семью на пустом месте, сделать несчастными мужа и детей… Мудрой я себя не считала.
– Да есть один человек, разложил по полочкам. Только что нам теперь делать, Оксана?
– Не знаю, – я не могла заставить себя снова просить прощения. Нельзя простить то, что я натворила. Я сама себя не прощу. Так зачем теперь вымаливать то, что мне не нужно сейчас? Придёт время… – Ты будешь меня ненавидеть теперь?
– Ты сошла с ума? – Марат прижал к губам мои пальцы. – Я люблю тебя… но уже по-другому. Не знаю, как объяснить это.
– Я понимаю, Марат, – я вздохнула с облегчением и улыбнулась, – чувствую то же самое. Люблю тебя.
Я потянулась к супругу и обняла его. Так мы и сидели – в неудобной позе, обнявшись и не говоря больше ни слова.
Марат первым прервал молчание:
– Чай будешь? Я успел сбегать за твоим любимым, с чабрецом и мятой.
– Буду. Можно я, пока ты завариваешь, по квартире пройдусь?
– Разумеется, Оксан. Это всегда будет твой дом. И дом наших девочек. Кстати, Яна с семьёй переезжает жить ко мне. Как раз утром отправил ей данные своей карты, оплатить контейнер. И нам с тобой надо найти квартиру для тебя, Оксана. Жить у подруги, даже такой замечательной и преданной, всё-таки перебор, при живом-то муже.
– Ты всё-таки считаешь себя моим мужем?
– И всегда буду считать. Ты – мать моих детей. И всегда будешь женой, даже будучи замужем за другим. Просто ощущение это другое.
– Я понимаю тебя.
Марат ушёл на кухню, а я вошла в бывшую детскую комнату. Здесь ничего не изменилось, только добавилась кроватка для младенца и поменялись обои. Всё тот же письменный стол и лампа, тот же шкаф и та же картинка с журнального разворота на дверце, с выгоревшим на солнце краем. Ничего не изменилось в спальне, только телевизор, как и в гостиной, сменился на современный. И мой туалетный столик… с засунутой под раму вокруг зеркала семейной фотографией. Было видно, что она никогда не вынималась, только пыль вытиралась вокруг и с неё самой, и от этого почти оторвался уголок.
Сердце защемило. Это была моя жизнь. Семейная жизнь, которую я разрушила.
***
Я задержалась у Марата намного дольше, чем планировала. Мы говорили обо всём: о переезде Яны, о моих книгах, которые Марат читал, узнав от дочерей, что я пишу, о том, как он стал владельцем «Сэнсэя», и что свело его с Андреем. Рассказал и трагично закончившуюся историю Вероники.
Она доставляла Марату массу неприятных моментов и навязывалась если не в жёны, то в сожительницы. Но супругу не нравилась перспектива обзавестись женой-дурой, и он повысил ей плату за аренду и часто напоминал, что пора бы и честь знать. И хотя к мальчишке привязался, но вешать себе на шею его не собирался. Поэтому стимулировал неразумную девицу работать. Шесть лет она прожила в комнате наших дочерей, пока училась в институте, куда её, опять же, загнал Марат. Прокормить и вырастить ребёнка, будучи всю жизнь секретаршей – невозможно. Не скажу, что мне была интересна сама Вероника, но она стала частью нашей жизни, не самой приятной, но неотъемлемой и поворотной. Поэтому мы говорили и о ней.
Марат не раз наругал меня, что отказалась от его помощи, и не собирался принимать отказ теперь. Его самолюбие и мужское достоинство не давало ему покоя, и я не стала отказываться от покупки квартиры для меня.
Уже было совершенно понятно, какие между нами теперь будут отношения. Мы обрели друг друга… и отпустили, чтобы стать счастливыми. Единственный момент омрачал то облегчение, что я, наконец, почувствовала – Марат уже привык быть один и не планировал больше заводить семью. Он решил реализовать себя, как дедушка трёх замечательных мальчишек. Его глаза загорались счастьем, когда он говорил о них. Нетерпение, с которым он ждал Яну с малышом, усиливалось обещанием старшей дочери привезти сыновей к Марату на пару месяцев осенью.
Отношения с Андреем стали казаться несправедливостью – я не могла стать счастливой, разрушив жизнь супруга. Это было жестоко. Марат не подозревал, какие мысли обуревали меня. А я боролась с желанием разрыдаться.
И мне не нравилось, что между Маратом и Леной разверзлась пропасть. Марат по-прежнему относился к моей подруге хорошо, и был благодарен за поддержку мне, хотя и сердился за «тайны мадридского двора» и что Ленка скрывала «во имя дружбы», где я, «неразумная мать, шатаюсь по миру, отказавшись от его законной помощи с его детьми, балда осиновая». Я признавала свою величайшую глупость, и мне было стыдно, что я настойчиво просила Лену всё скрывать. Я сама настроила подругу против Марата, и тень, мелькавшая в её взгляде при упоминании о супруге, меня печалила. Я решила, что пришла пора разобраться и с этой проблемой.
И пригласила Марата на пикник.
Глава 10. Дотошный мелкий негодяй
Дождавшись, ты получишь всё14
Андрей из командировки приехал прямо ко мне. «Хаммер» осторожно вполз в Ленкин двор, виртуозно лавируя между припаркованных авто, подполз, как грязный вымокший щенок-переросток, к подъезду и остановился, приглушив свет круглых глаз. Сутки в пути не добавили машине чистоты – три последних дня в Сибири дождь лил с переменным успехом: то низвергал с хмурых небес цистерны воды, ломая ветки деревьев, то с мелодичным звоном барабанил по карнизам и плексигласовым крышам автобусных остановок.
Я ждала Андрея, обнимая себя и пытаясь согреться, неосмотрительно выскочив в прохладу позднего вечера в шёлковом халате. Едва монстр остановился, я открыла водительскую дверцу и залезла Андрею на колени.
– Сумасшедшая женщина, я тоже скучал, – отодвинув по максимуму сиденье, адвокат крепко обнял меня, покрывая поцелуями щёки, шею, плечи…
Я томилась в его ласке, ощущая удивительный прилив нежности к брутальному адвокату. Я целовала его, ерошила короткую стрижку, заглядывала в глаза, с радостью находя в них теплоту и радость встречи.
Халат задрался и съехал на бок, обнажив ноги и половину того, что призван скрывать. Тёплая ладонь Андрея легла на бедро… медленно скользнула вверх по телу, вырвав вздох из пленённых поцелуем губ. Я прильнула к мужчине полуобнажённым телом, задержав дыхание от вспорхнувших в животе бабочек, когда его губы коснулись ложбинки между груди.
Оторвавшись от меня, Андрей смотрел в глаза с невысказанным вопросом.
– Расставила точки над i. Последняя осталась.
– Марат?
– И Лена.
– Не понял… Их же ничего не связывает.
– Я их связываю.
– К чёрту их, – Андрей снова завладел моими губами, но быстро отпустил и ссадил меня на пассажирское сиденье. Повернув ключ зажигания, осторожно вывел «Хаммер» со двора и вырулил на дорогу. Рванув в сторону леса на окраине микрорайона, сжал мою ладонь и не отпускал, пока не съехал в черноту густых сосновых крон подальше от дороги. Включив печку пожарче, повернулся ко мне: – Оксана… не так я это представлял.
Тронув кнопку сплит-системы, он не отрывал от меня взгляд, пока с тихим шелестом трансформировались сидения, образовав мягкое ровное пространство. Идеальное для того, чем я всем телом и душой хотела заняться с любимым мужчиной.
***
Желание увидеть Оксану жгло немилосердно. Сердце начинало биться чаще, стоило вспомнить любимую женщину. Да что там вспомнить… Я не забывал о ней ни на секунду. Меня пугало давно забытое ощущение молодости… мальчишества, появлявшееся каждый раз, когда она была рядом. Зачем взрослой женщине мальчишка? Но рядом с ней хотелось быть мальчишкой: валяться на сеновале или ромашковой поляне, держать её ладонь и кружить на руках, теряя себя в её глазах. И безудержно хотелось её любить… нежить… баловать.
Я гнал машину без остановки больше двадцати часов. Хотелось увидеть Оксану ещё сегодня, уснуть со вкусом её поцелуя на губах. И я даже мечтать не мог, что полураздетая тигрица запрыгнет на колени и разрушит ту крепость, что я воздвиг, не настаивая на близости. Пока она не расставит для себя нужные точки. Потому что близость с ней – это наше многоточие… наши запятые… наше будущее. Вместе с ней. И теперь уже на всю жизнь. Впервые захотелось жить вечно.
Не так я себе это представлял… Казалось бы, такое знакомо дело, отработанный природой механизм, ничего нового… но сейчас будто в первый раз.
Некстати мелькнувшее воспоминание о последней двадцатилетней любовнице с идеальным по всем стандартам телом… жилка… сухарик… Она так старалась понравиться известному адвокату и крутилась в постели, как веретено, будто стремилась показать со всех сторон своё гладкое, без лишней складочки и изъяна скульптурное тело. Закатывая глаза, кусая губы, морщась и во весь голос вскрикивая, будто от боли, убила желание близости на середине процесса. А потом эти потоки слёз, призванные разжалобить меня и вырвать обещание ещё одной встречи, переиграть партию на новый лад и заполучить обеспеченное будущее… Театр одного актёра давно не впечатляет… не возбуждает. Отталкивает. А эти кошмарные стринги с безумным кружевным рисунком на микроскопическом треугольничке, что смотрится, как тату на причинном месте и вызывает только ужас – как это можно вытерпеть? Зачем?
Я провёл ладонью по уютному, согретому теплом женского тела мягкому хлопковому трикотажу обыкновенных трусиков. Приятная мягкость, скрытая ими, возбуждала до головокружения. Руки Оксаны, скользнувшие под резинку моих шорт, обожгли желанием ворваться в неё мощным толчком… и замереть в наслаждении первого мгновения близости. Это мгновение будет лишь однажды, и от того так сильно бьётся сердце, пульсирует во всём теле, отзываясь в эпицентре удовольствия. Лишь однажды это будет и для неё. Не потому ли на мгновение во взгляде метнулось смятение… страх, выдавая её волнение?
Всё получится, любимая… Я волнуюсь и боюсь, как и ты. Волнуюсь, что пропущу неявные сигналы твоего тела… боюсь, что не смогу дать почувствовать, что испытываю к тебе… как люблю тебя… Не время для виртуозной игры… не время демонстрации умений и опыта… не время разных поз и слишком откровенных ласк. Первый раз волнуюсь так сильно, что замирает дыхание. И чувствую, как волнуешься ты. Сегодня будет особенная близость. Такая будет только раз.
***
Серебристая дорожка лунного света бессовестно заползла в салон машины, коснулась края ложа и замерла, нахально за нами наблюдая. Я улыбнулась ей… повернулась к Андрею, развязав пояс и стянув с плеч халат. Он упал мягким облаком, сминая шёлковыми складками моё смятение.
Я не собиралась… не думала, что первый раз с Андреем случится вот так неожиданно. Наверное, всему виной полнолуние… и выясненные отношения с Маратом… наверное, я разрешила себе быть собой… не таить желаний… не копить обид – невеликое богатство. Я не хотела больше скрывать, что чувствую. Однажды это погубило всё, что я любила. И я усвоила урок. И знала, что Андрей поймёт всё правильно…
С ним легко не стесняться своего неидеального тела и немодного, но приятного телу белья. Он не заметит невовремя хрустнувшее колено и ему всё равно, красиво ли спадает на мой лоб прядь волос.
Дождь забарабанил по крыше с новой силой, закрыл жемчужными нитями крупных капель машину от случайных взглядов, растворил лунный свет, приглушив его чернильной темнотой туч.
Андрей, пробегая пальцами, губами касался там, где, словно эхом сладкого стона, покрывалась мурашками кожа. Он был первооткрывателем, и моё тело подсказывало ему ориентиры, а он ставил свои метки… свои «якоря». Я тронула на боку старый неровный шрам, и увидела мелькнувшее в его глазах смущение. Он так же, как и я, волновался о своём несовершенстве и трепетал в предвкушении.
Мужчина был внимателен и ласков, его любовь окутывала уютным покрывалом обыкновенного счастьем. Он наливал сосуд моей души… наполнял негой и уверенностью… нежностью и любовью… счастьем и желанием. Наливал щедро, до краёв, отдавая всё, чем владела его душа… что носило его сердце… что наполняло его желания.
Он не брал.
Он отдавал.
Душа в душу.
И приятная наполненность моего лона не стала опустошающей, выкачивающей… она стала естественным продолжением… желанным… долгожданным… невыразимо прекрасным… до головокружения. До изогнувшегося радугой тела. До разлившегося тёплым прибоем предвкушения. До ощущения полёта в невесомости с замершим от трепетной ласки сердцем.
Я почувствовала, как пронеслась по сильному телу Андрея судорога удовольствия, когда он вошёл в меня… и замер на мгновение, сбившись с дыхания.
***
Моя женщина… Моя… Теперь навсегда – моя…
Всё, что было до этого мгновения в постели с другими, стало физиологическим актом охоты за удовольствием. Но с ней… с Оксаной это стало любовью.
Хотелось рычать на неведомых самцов, сжимая её в объятиях. Хотелось плакать от счастья обладать ею. Хотелось кричать, оповещая о том, что эта женщина – моя!
Меня переполняли чувства. Никогда прежде взмах ресниц не возносил на седьмое небо… никогда раньше блеск глаз, затуманенный желанием, не вызывал спазм внизу живота и не вырывал из горла поверженный стон. Она владела мной… моим телом… моим сердцем… Нет больше меня. Есть только ОНА. И в ней – моя жизнь.
Она – моё желание.
Она – моё счастье.
Она – смысл жизни.
Она – неотделимая часть меня. Я – неотделимая часть её.
В едином ритме удары сердца… В едином ритме движения тел… В едином ритме, сбивая дыхание… сминая сомнения… сшивая половинки целого…
Сейчас и навсегда.
Душа в душу.
***
К Ленке во двор вернулись под утро. Оно мало чем отличалось от ночи, хмурилось низкими тяжёлыми тучами и затапливало тротуары и дворы потоками воды. Изумрудные ковры газонов сникли под натиском стихии, приняв в ослабевшие объятия уложенные стебли газонных цветов. Мы никак не могли расстаться, пережидали ниагарский дождь, сидя в тёплой машине у подъезда. Спать не хотелось, и мы, обнявшись, строили планы на ближайшие дни.
– В пятницу вечером заберу тебя до воскресенья. Поедем к родителям, Данила возьмём, на Матрёшке покатаем, даже если дождь будет.
– А через неделю Яна прилетает.
– Слетаются птенцы под родительское крыло.
– Марат на неё квартиру переоформляет, а сам задумался покупать или строить дом недалеко от города, хочет, чтобы внуки на природе росли. Мы ездили к Ольге, она показала несколько вариантов в своём посёлке.
– Примирились они с твоей сестрой?
– Да, всё нормально. Ты знаешь, Андрей, такое чувство, что съехавшая с рельс жизнь вернулась на нужную дорогу. Осталось примирить Ленку с Маратом – и будет соблюдено даже необязательное условие душевного равновесия.
– А что случилось между ними? Я ни разу не слышал о Лене, пока с тобой не познакомился.
– Это история такая… Ох… Трудным будем для меня пикник. Натворила я дел, Андрей.
– Всё, что ты сделала – привело тебя ко мне. Значит – всё, что ни делается, всё к лучшему.
Я вспомнила Марата, отказавшегося от личного счастья из-за меня. Из-за моей глупости. Меня терзало чувство вины, и я откровенно поговорила с Маратом. «Ты опять занимаешься мазохизмом? И теперь ещё и проявляешь садистские наклонности. От того, что ты будешь казнить себя, я женюсь, что ли? Чтобы твоя душа была спокойна? Ты мне совсем счастья не желаешь? Выбрось из головы эту глупость и прекрати решать за меня, что мне нужно! Всё приходит тогда, когда для этого приходит время. У меня ещё полжизни впереди, выйду на пенсию, буду ходить с цветами к соседке-пенсионерке и пить с ней чай. Всё будет у нас хорошо, Оксана. Не вздумай снова хоронить возможности устроить личную жизнь. И давай больше к этой теме возвращаться не будем». Что можно было ответить на это?.. И я не ответила. Только проглотила благодарные слёзы, улыбнулась и обняла супруга, так и не сумевшего стать бывшим.
– Но не всегда к нашему… Я люблю тебя, Андрей.
Адвокат приподнял мой подбородок. Показалось, он утонул в моих глазах… улыбнулся… провёл кончиками пальцев по щеке и очень тихо сказал:
– Никакая ты не мерзлота. Если бы ты только могла знать, как я люблю тебя.
– Я знаю…
***
Дождливое утро пятницы к полудню стало удушливо жарким днём. Асфальт нагрелся, испаряя лужи, заставляя горожан потеть и чертыхаться. Но ясному небу и солнцу к концу недели всё-таки радовались все. В офисе рабочий настрой растаял, как мороженое на плите. Предчувствие солнечных выходных не давало сосредоточиться на работе.
Я уже полчаса расхаживала по кабинету от окна к окну, волнуясь о предстоящей вечером встрече с семьёй Андрея. И если знакомства с его родителями не боялась, то неведомый «дотошный мелкий негодяй» тревожил – я всю жизнь чувствовала себя некомфортно в присутствии мужчин, которым можно дать подобную характеристику. Сложившееся заочно впечатление смягчало тёплое отношение любимого мужчины к младшему брату. К тому же Андрей накануне пошутил, что опасаться нужно ему, а не мне, потому как «Сим любим всеми женщинами». Когда я спросила его, сколько их у него, адвокат развёл руками в стороны, пожал плечами и просто ответил: «Да все!»
Не работалось не только мне – сотрудницы офиса собрались в комнате отдыха и пили холодный чай, поглядывая на часы. Я услышала весёлый голос шефа:
– Ну что, повелительницы ксероксов и инвойсов, запарились под кондиционером, что ли? – девчата засмеялись, отшучиваясь и жалуясь на хорошую погоду. Максим отпустил пару шуток к месту и неожиданно заявил: – Пишите коллективное прошение уйти с работы прямо сейчас. Получится весело – отпущу всех! Не получится – суббота – рабочий день. Должно же у шефа остаться хоть какое-то доказательство ваших прогулов и моральное вознаграждение за сорванные рабочие планы.
Последние слова Максим произнёс, уже войдя в мой кабинет.
– Я заявление писать не буду. Не дождёшься.
– Отбиваешься от коллектива, царица невероятного «Напряжения»?
– Ох, Максим, что-то не до шуток мне.
Шеф мгновенно изменился в лице.
– Что случилось?
– Я от этого коллектива сейчас отбиваюсь, а вечером к другому коллективу прибиваюсь.
– Я очень умный, но сейчас туплю. Оксана, что случилось?
Я села в кресло, нервно сцепив руки в замок и хрустнув пальцами. Спохватившись, что это неприлично, почувствовала, как зарделись щёки, бросило в жар.
– Извини. Нервничаю очень.
– Боюсь, тебе не понравится, но, если ты не прекратишь издеваться над моим ангельским терпением, я выйду из себя. А ошкуренный ангел – зрелище не для слабонервных.
– Мне вечером предстоит знакомство с дотошным мелким негодяем.
Максим на секунду замер, сел в кресло напротив и коротко переспросил, прищурив один глаз:
– С кем?
– С братом моего мужчины. Он его трепетно любит, но почему-то называет «дотошный мелкий негодяй».
– Что, такой негодяй?
– Андрей говорит – такой дотошный.
– А… Андрей… Оксана… – странное выражение, мелькнувшее на лице шефа, сменилось внимательным понимающим взглядом. – Что-то мне подсказывает, что тебе не о чем переживать, – посмотрев на наручные часы, Максим улыбнулся как-то особенно тепло. – У меня тоже личные дела запланированы, не есть хорошо прогуливать шефу, не взяв в соучастники персонал… Иди, Оксана, не томи свою душу. Дотошный мелкий негодяй будет счастлив познакомиться с тобой…
***
Посёлок Усть-Мана всё детство был для меня местом, на которое я смотрела из окна отцовского автомобиля во время редких поездок в Дивногорск – город-спутник Красноярка. Красоту устья горной реки, сливающейся с «большой водой» – так по-эвенкийски звучит Енисей – описать словами невозможно… невозможно передать словами великолепие северной тайги.
Какие слова помогут почувствовать животворящую прохладу тени веток сосен и елей в палящий зноем летний день? Или звенящее долгое эхо, отпущенное на свободу и бережно передаваемое каменными руками скалистых берегов над серебристой змейкой Маны? Как слова покажут бескрайние просторы тайги, живописные скалы и покрытые яркими огоньками цветов долины, раскинувшиеся на сотни километров? Как слова наполнят грудь упоительным воздухом хрустальной чистоты и еловой свежести? Как передать восторженность, когда смотришь на любимый край с вершины заповедной скалы… с высоты полёта зоркого коршуна… как захватывает дух и трепещет от гордости сердце? Какими словами передать слёзы счастья, когда руки обнимают небесную синь со сказочными облаками? Как дать почувствовать вкус кедровых орех, земляники и поджаренных на костре грибов? Рассказать о том, как из груди рвётся счастливый крик, когда ныряешь в холодные воды сибирской реки туда, где только что ударил хвостом огромный таймень, где на порогах блестят серебряные спины юрких хариусов? И как показать дивную, но строгую душевную красоту гостеприимных сибиряков, для кого слова «малая родина» обозначают не место, а смысл человеческой жизни?
Мы не могли проехать мимо смотровой площадки, не показать Данилу красоту родной земли, не сделать мальчишке памятный подарок из бересты, выбранный им самостоятельно. Вволю насмотревшись на пейзажи величественного Енисея, по дороге заехали в Овсянку на деревенский базарчик, купили банку молока и творог со сметаной. К дому родителей Андрея подъехали на несколько часов раньше, чем планировали.
Я удивилась, не увидев во дворе сторожевой собаки.
– Оксан, я же в каком бизнесе работаю? – с улыбкой напомнил Андрей, обнимая меня на плечи. – Неужто я бы не обеспечил охрану и без несчастного прикованного цепями пса?
Небольшой дворик за высокими металлическими воротами и кованым забором оказался очень уютным: застеклённая проходная веранда соединяла двухэтажный коттедж с летним домом, образовав замкнутое, выстланное досками пространство с огороженными низким заборчиком клумбами. Сквозной открытый широкий проход открывал вид на чисто выполотый огород, спускавшийся к реке. Под пышными ветками двух сосен уютно пристроился небольшой стол, сколоченный из толстых выструганных досок. Мангал-камин со сложенными для растопки поленьями пристроился рядом, устремляя каменную трубу между стройных стволов хвойных деревьев. Диванчик-качели с мягким дерматиновым сиденьем сразу привлёк внимание Данилки. На его счастливый крик из дома вышли родители Андрея.
Им было уже за семьдесят, и они оказались очень симпатичной парой. Короткие волосы женщины лежали послушными серебряными волнами, не утратив своей густоты. Хозяйка дома хоть и была моего роста, рядом с широкоплечим супругом смотрелась маленькой. Высокий мужчина выглядел крепким и здоровым, и только такие же совершенно седые коротко стриженые волосы и немного сгорбленная спина, будто входит в низкую дверь, выдавала его почтенный возраст. Протянув Данилу руку, отец Андрея представился:
– Полковник полиции Виталий Семёныч Половников! А вас как звать, молодой человек.
Мальчишка неуверенно протянул ручонку улыбающемуся мужчине и смело ответил:
– Данилка звать.
– Данила-мастер, значит. Что умеешь, мастер?..
Пока малыш рассказывал о своих маленьких достижениях, мы познакомились с матерью Андрея:
– Оксаночка, я – Вера Михайловна, вы не стесняйтесь, чувствуйте себя дома. Андрей много о вас рассказывал, только знакомство всё время откладывал. У них с Симом… Ой, что это я сразу проблемами семейными вас нагружаю.
– Очень приятно, Вера Михайловна. Ничуть не нагружаете.
– Пойдёмте в дом. Не волнуйтесь за ребёнка – Виталий ему живность нашу покажет, так что скучно ему не будет, – пригласила женщина и обернулась к сыну: – Сынок, я покажу Оксане дом, а ты не жди Сима, он будет попозже. Сказал, садиться за стол без него.
Андрей явно ожидал чего-то другого. Мелькнувшее в его глазах облегчение сменилось лёгким беспокойством.
– Странно… Ладно, видно будет. Мам, мы с Оксаной и Данилкой в летнем доме устроимся.
– Я уже отнесла туда бельё и халаты. Баньку пора топить, сына. Всё, вас тут трое мужчин, занимайтесь своими делами. А мы с Оксаной посплетничаем.
Дом оказался не очень большим: гостиная, совмещённая со столовой и кухней и небольшой кабинет с шикарной библиотекой и кожаной мебелью занимали первый этаж. На втором этаже оказались три небольшие комнаты и общий холл с огромным плоским телевизором и небольшим баром. Второй этаж показался уютнее, теплее, хотя свободного пространства здесь было значительно меньше.
– Дом построили, когда Виталий Семенович на пенсию вышел. Раньше на этом месте был другой дом, маленький. Здесь жил дед Андрея. А уж потом мы сюда переехали, сыновья помогли отстроить этот коттедж.
– Мне очень нравится, Вера Михайловна.
– Я очень рада, дорогая моя. Раз Симка приедет позже, можно уже и закуску готовить. Виталий Семёнович отличное малиновое вино выгнал. Надеюсь, вам понравится.
– С удовольствием попробую.
– Оксаночка, простите, что наваливаю на вас семейные трудности, но раз дело касается вас, не могу не рассказать… Между Андреем и Симом отличные отношения, но… Сим у нас хороший психолог и очень привязан к брату. Оба раза… Вы ведь знаете, что Андрюша был дважды неудачно женат?
– Да, хотя о жёнах знаю очень мало.
– Верю – Андрей не любит вспоминать их. Сим дважды раскритиковал выбор брата и оба раза оказался прав. Андрей и наше с вами знакомство откладывал из-за Сима. Два прошлых раза младший устроил невестам психологические испытания. Первый раз всё закончилось скандалом, второй раз Андрей не разговаривал с братом больше года.
– Поэтому Андрей и называет его «дотошный мелкий негодяй»?
– Да, да, да! Но вы не подумайте, Сим просто желает счастья Андрею, а Андрей справедливо расценивает его заботу, как вмешательство в личную жизнь. Вы только не переживайте, Сим очень обходительный и будет очень рад познакомиться с вами.
Мне стало казаться, что младший, приёмный сын гостеприимных родителей любимого мужчины стал центром семьи. Мне он уже представлялся избалованным эгоистом. В душе зрела решимость дать отпор любым попыткам неведомого Сима устроить мне какой-либо тест. В душе закипело негодование – какой-то мелкий негодяй будет вставать между мной и любимым мужчиной?! Я покажу ему, где его место в наших с Андреем отношениях!
Мы вернулись во двор. Андрей уже переоделся в шорты и занимался баней, мангалом и мясом. Данилка с Виталием Семёновичем хозяйничал в огороде, перемазанная клубникой или малиной рожица выглядывала из-за грядки с огурцами.
– Я не стал с него футболку снимать. Солнце сильно палит, – Андрей обнял меня за талию и поцеловал в висок. – Пойдём, покажу, где переодеться.
– Твои родители – очень приятные люди. И дом уютный. Вообще всё красиво и продумано.
– Спасибо, радость моя. Надеюсь, ты быстро освоишься. Отец и мама переживают из-за Симки, но ты не обращай на него много внимания. Люблю тебя.
Я улыбнулась, вспомнив собеседование и «секс в полях». А уверенность в своих чувствах и любимом мужчине добавляла решимости защитить наши отношения от любых вмешательств.
***
Шеф позвонил очень невовремя. Минуту назад брат позвонил Андрею и сообщил, что уже подъезжает к посёлку.
Мы сидели за столом во дворе и успели немного выпить домашнего вина под сочный шашлык. Данилка устал от впечатлений и немного закапризничал, но отец Андрея удивительно быстро нашёл с мальчиком общий язык и каждый раз предлагал ему нечто неожиданное и новое: они уже успели покормить кур необычной породы, поиграть с кроликом и сходить в местный универсам за подарком. Виталий Семёнович удивился, что четырёхлетний малыш разбирается в марках автомобилей, и подарил ему набор моделек – тридцать маленьких машинок, выполненных очень натуралистично. Наевшись творога с ягодой и натаскавшись со стола пирожков и ватрушек, он строил гараж из кусков фанеры и брусочков, напиленных для него хозяином дома.
– Оксана, я, наверное, невовремя, но кроме тебя мне никто не поможет.
– Максим, ты невовремя. Что случилось?
– У меня встреча с женщиной, первое свидание, так сказать, а я не знаю, какие цветы для неё выбрать. Что предложишь?
– А что есть?
– Розы, тюльпаны, орхидеи и много всего прочего. Не хочется быть банальным.
– Тогда нарви ромашек.
– Не вариант. Я же романтик.
Я уже слышала, как за воротами остановилась машина… хлопнула дверца. Приехал неведомый Сим. А меня отвлекает шеф.
– Максим, мне кажется, что уж у кого, а у тебя сложностей с выбором быть не может. Кто из нас психолог – ты или я?
– Я. Но женщина – ты. Какие цветы ты любишь? Надо было спросить тебя ещё днём, но я был слегка шокирован.
– Ты? Шокирован? Максим, прости, мне некогда.
– У тебя встреча с дотошным мелким негодяем, я помню. Как он, кстати?
