Виктория Угрюмова
Все демоны: Пандемониум
– То есть как – в замке?! – задохнулся Таванель. Будь это живой человек, во плоти, его бы уже пришлось откачивать. – Этому не бывать, мессир!
– Вот видите! – Фея ткнула в жениха трубкой. – Он по самую макушку напичкан рыцарскими романами, кодексами и правилами. И вы хотите, чтобы мой собственный некромант и мой родной муж – отец моих будущих сорванцов (в этом месте прозрачный призрак смущенно засиял розовым цветом) шлялись по войнам и битвам в каком-нибудь Липолесье, а меня пусть затолкают обратно в бочку, где я и буду ломать себе руки в тоске и отчаянии? Придумайте что-нибудь поинтереснее, милорды!
– Гризя, – мягко молвил Уэрт, – ненаглядная. Что ты такое говоришь? Какая бочка? Кто посмеет?
– Вот-вот, – оживилась фея и залетала по комнате, как встревоженный шмель. – Кто посмеет запретить мне выступить в поход? А?
– Там будет опасно, – поведал Зелг.
– Галя, вы меня всю утешили! – рявкнула фея. – Значит, так, я ваша походно-боевая муза на полуторном окладе, чтобы вас не мучила совесть, и попробуйте возразить.
– Но…
– Считаю до трех!
– Я…
– Раз!
– Не следует даме…
– Два!
– Не советую, – вмешался Таванель, очевидно переживший уже последствия счета «три». – Она все равно пойдет с нами.
– Интересно, – пробурчал Зелг обиженно, – кто здесь кассарийский некромант в латах Аргобба?
Неугомонная фея открыла было рот, чтобы достойно возразить герцогу, но невозможный в замкнутом помещении свирепый порыв ледяного ветра бросил ее к дальней стене. Туда же отнесло и отчаянно сопротивляющегося рыцаря. При этом Таванель явно готовился биться с невидимым противником, защищая друга и возлюбленную, а Гризольда улыбалась так, будто встретила старого знакомого.
Впрочем, и Зелг понял, кто пожаловал, а точнее – что пожаловало в гости. Он не ошибся.
Тихий, всепроникающий голос, леденящий, как тягучий яд, струящийся по жилам, произнес:
– Здравсс-с-с-ствуй, Галеас-с-с…
Герцог склонил голову:
– Цигра.
– Я пришло, Галеас-с-с, чтобы поздравить тебя с-с-с победой и предос-с-стеречь.
– Благодарю.
– Ты немногос-с-словен. – Кажется, Цигра улыбнулось, но Зелг не прозакладывал бы голову, ставя на это. – Ты знаешь, мальчик, что С-с-сатаран непобедим?
– Мне говорили.
– Вот как? Ему говорили. – Цигра разразилось ухающим смехом, от которого в относительно небольшой комнате заколебались шторы, а окна покрылись легкой изморозью. – С-с-сатаран Змеерукий – величайший воин Ниакроха. Он с-с-сотрет тебя в порошок.
– Я выйду против него сам.
– Ты умрешь. А жаль. У тебя было будущее.
– Я выйду против него сам, – упрямо повторил некромант.
– Ты упорный. Кас-с-сария не зря избрала из двух Га-леас-с-сов тебя. Ес-с-сли ты выиграешь поединок с-с-с демоном, нас-с-ступит время ис-с-спытаний. – Голос Цигры постепенно превратился в сплошной свист, в котором молодой герцог с трудом угадывал слова.
– Ты должен погибнуть, но ес-с-сли выживешь, то С-с-спящий прос-с-снетс-с-ся, и тогда придет твое время. – Тут Цигра загрохотало так, что некроманту показалось, будто рушатся неприступные стены его замка. – Ты с-с-слышишь меня, с-с-слуга Павших Лордов? С-с-слышишь! Придет твое время и твой выбор! Не оши-бис-с-сь!
В комнате ощутимо потеплело, лед на окнах растаял, и по стеклам потекли тяжелые, холодные капли. Цигра ушло. И когда Зелг уже уверился в том, что оно снова исчезло – столь же внезапно и необъяснимо, как и появилось, вкрадчивый голос, нагоняющий страх, отозвался из невообразимого далека:
– До вс-с-стречи, Галеас-с-с! Я бы хотело вс-с-стре-тить тебя.
И герцогу показалось, что весь смысл, все значение этой фразы уложилось в слово «тебя», как будто Цигра опасалось, что может найти в кассарийском замке кого-то другого.
– Ничего не понимаю, – искренне сказал он.
Тут его внимание привлекло яростное шипение, куда там Цигре. Фея Гризольда наскакивала на несчастного лорда, а он защищался, как мог.
– Я же вижу, ты что-то знаешь, – бормотала она, тыкая в призрака дымящейся трубкой.
– Гризя, я не имею права…
– Признавайся по-хорошему.
– Гризя, это вопиющее нарушение!
– Ты еще не знаешь, что такое нарушение!
– Гризя!
– Уэрт, выбирай: или нарушение, или я начинаю бузить.
В глазах влюбленного лорда отразился священный ужас и он пробормотал:
– Право, мессир, это серьезное нарушение и тяжелое знание. – В его голосе звучало… сочувствие?
– Я хочу знать, – твердо сказал Зелг. – Все, что возможно.
– Предупрежден – значит вооружен, – глубокомысленно изрекла Гризольда. – Ты не имеешь права скрывать важную информацию.
– Это часть известного мне пророчества Каваны, – вздохнула душа Таванеля. – Вероятнее всего, вы падете в бою с Сатараном. Вероятнее всего, милорд Такангор не переживет поединка со своим противником. Ибо его противник по определению непобедим, и не смертному, пускай и могучему минотавру спорить с ним на равных. Если же нет, если – как сказано – случится невероятное, то, вероятнее всего, Спящий проснется.
Раздался глухой стук. Гризольда выронила трубку и смотрела на него широко раскрытыми глазами, которые стремительно заполнялись соленой влагой.
– Подчеркиваю, – быстро заговорил рыцарь, – пророчества Каваны – собрание вероятностей, а не неизбежностей. Всего этого может и не быть. Неотвратимо лишь одно: когда Спящий проснется, слуга Павших Лордов получит право решать, что будет дальше. То есть он обретает власть над вашей судьбой и вашим будущим, мессир. В его руках в ту минуту окажется сила и власть Кассарии. Но я почти ничего не знаю о Павших Лордах, кроме того, что это давно сгинувшие могущественные существа, которых очень боятся и не любят в Аду, так что даже говорить о них демонам запрещено. И я, конечно же, не представляю, кто в Кассарии является слугой этих Лордов. Поверьте, я долго присматривался к каждому из ваших приближенных, но так ничего и не обнаружил. А в пророчестве об этом не сказано ни слова.
ГЛАВА 14
Центральная библиотека Преисподней имени Князя Тьмы. Секретный отдел. Гриф «Вечное хранение».
ФРАГМЕНТ ИЗ ИСТОРИЧЕСКОГО ТРУДА МОТИССИМУСА МУЛАРИКАНСКОГО «ЩИТ И МЕЧ», ДАТИРОВАННОГО 11978 ГОДОМ ОТ СОТВОРЕНИЯ НИАКРОХА
«Великую армию вел в бой против неопытного кассарийца Князь Тьмы. Этот поход он, как никогда, желал сделать победоносным и сулил своим генералам власть, славу и неисчислимые милости, если они принесут ему на блюде голову Зелга Галеаса да Кассара или же вынудят его капитулировать и исполнить желания повелителя.
Два стремления было у владыки Преисподней: беглая душа магистра ордена кельмотов, перешагнувшего некогда Черту и вернувшегося из Бэхитехвальда с великим знанием, и одна из Книг Каваны, хранившаяся к тому времени в библиотеке замка. А также знал Князь и о том, что в Кассарии по сей день обитает верный слуга Павших Лордов, но никто не мог назвать величайшему из демонов его имя. И то знание было третьим его стремлением.
Мудрые говорят, что великий маршал Тьмы – Каванах Шестиглавый, славный своей дальновидностью, не рвался в бой против кассарийца, а предоставил отличиться иным. Дальнейшие события показали, что старый демон был прав. Но не станем мы забегать вперед, а перечислим самых известных воителей Преисподней, стоявших со своими легионами на правом берегу реки Тутоссы.
Были среди них: упомянутый уже Каванах Шестиглавый, хозяин Гнева и Скорби, в окружении верных огнекрылов; Сатаран Змеерукий, лорд-маршал Преисподней, Карающий Меч Князя Тьмы; Кальфон Свирепый, граф Торрейруна, погонщик Душ, повелитель Грозовых гор, хозяин реки Забвения и командующий шестидесяти легионов Падших; лорд Малакбел Кровавый, сеятель Смерти, а с ним двадцать легионов Сокрушителей; граф Форалберг Беспощадный, и с ним двадцать легионов Ненасытных; барон Астрофель Двуликий и его легионы Предателей; Моубрай Яростная и Эдна Фаберграсс во главе своих отрядов; а также князь Намора Безобразный и его супруга Нам Као с легионами верных экоев и многие другие знатные демоны, одно имя которых вызывает дрожь ужаса у несчастных смертных. И конечно же, командовал ими Князь Тьмы – воплощение Мрака, порождение Бездны, о коем я, жалкий, не смею писать. Ибо стынет моя кровь в жилах от страха, а рука трепещет, не в силах удержать перо.
Словно мрачный, темный океан, чьи волны грозно рычат, накатываясь на берег, раскинулась по правобережью орда кровожадных порождений зла.
Великолепна и смертоносна была армия Преисподней, наисильнейшая во всем Ниакрохе – и под землей, и на поверхности его; уверена в своих силах и грядущих славе и успехе. Легкую победу сулили своему хозяину прорицатели, и лишь Эдна Фаберграсс, лучшая из них, хранила благоразумное молчание. Говорила она, что нет ей никаких видений, но умалчивала о предчувствиях.
Знали демоны, что у Зелга да Кассара, победителя при Бэхитехвальде, нет достаточно воинов, чтобы выставить их против адских легионов. И все же смех прокатился по рядам демонов, когда увидали они два небольших отряда, двигавшихся по равнинному левому берегу.
– Что там? – спросил Князь.
И ответила ему Моубрай Яростная голосом, в котором не было насмешки, но только странная гордость:
– Войско кассарийца».
* * *
Еще накануне вечером, в замке, в последний раз расставляя шахматные фигурки на макете Липолесья и проигрывая возможные варианты развития битвы, Такангор загадочно улыбался.
На рассвете его спешно вызвали на совещание с выпавшим из портала в двух шагах от харчевни «На посошок» взмыленным капитаном Ржалисом, который отказался выходить из гостеприимной обители даже под страхом смертной казни.
Он осушил два полных кувшина бульбяксы, наполнил знаменитую флягу, что-то пошептал в рыжее пуховое ухо генерала – при этом Такангор задумчиво поглаживал золотое кольцо в носу, – после чего спешно отбыл обратно, в распоряжение Лилипупса.
После его ухода Гописса заметил, что лицо у бравого капитана стало одухотвореннее и возвышеннее, как бывает у людей влюбленных, творческих либо столкнувшихся лицом к лицу со смертельной опасностью и чудом выживших. После чего весьма кстати вспомнил изречение бригадного сержанта Лилипупса о том, что лицо солдата должно выражать скорбь и задумчивость.
Вышла из харчевни улыбающаяся дама Цица, сделала реверанс, но издалека. Такангор остановил на ней рассеянный взгляд, оживился и подозвал деву-воительницу к себе. Короткого их разговора никто не слышал, и, хотя судачили о нем все кому не лень, ясно было одно: оба минотавра разошлись вполне довольные друг другом, но о нежных и пылких отношениях речь явно не шла. В связи с чем генерал да Галармон существенно увеличил свой капитал, ибо он чуть ли не единственный ставил на то, что славный минотавр сейчас более всего озабочен делами военными, а не сердечными.
Взволнованная мадам Мумеза, только что собиравшаяся посылать в Малые Пегасики срочную депешу о том, что «ребенка окрутила какая-то вооруженная до зубов цаца», тут же уселась писать не менее взволнованное послание Мунемее, сетуя на то, что «быцик так заработался, что не глядит даже на симпатичную девчушку». В обоих случаях следовал вывод, что надо срочно что-то с этим делать.
Поскольку писала она письмо, не отходя от барной стойки в «Посошке», то другим заинтересованным лицам путь туда был наглухо закрыт. Грустно помаячив за ее спиной, тихие и немногословные Альгерс с Иоффой отправились в «Расторопные телеги». Их согревало только клятвенное обещание полководца, что они будут защищать центр, а капрал Мумеза в своей противоударной шляпке отправится оборонять правый фланг.
В принципе, план победоносного сражения был готов. Такангора беспокоила единственная деталь, но эта деталь решала все: исход битвы, а следовательно, судьбу Кассарии и доброго рыцаря Таванеля, за которого минотавр любому был готов поотшибать рога.
Эта деталь, о которой создатели макета вспомнили в самую последнюю очередь, являлась неустранимой частью пейзажа. То был узкий проход в скалах, чуть ли не драконья нора, по которой так удобно обойти небольшое войско Кассарии с левого фланга. Будь у Такангора чуть больше солдат, он бы непременно расставил их вдоль всего ущелья, делая упор на метких стрелков. Крылатых демонов он не боялся: в тесном пространстве их крылья не давали свободы действий, а, напротив, стесняли своих владельцев.
Крылья – свобода, только когда они раскрыты в полете. Сложенные за спиной – они тяжесть.
Марина Цветаева
Однако до определенного, тщательно им высчитанного момента каждый воин будет на вес золота, и защищать ущелье по всем правилам оказалось некому.
В принципе, представлялось возможным устроить обвал, но Такангор собирался и сам использовать этот удобный путь, дабы обрушиться сбоку на врага. К тому же подобная операция потребовала бы слишком много магической энергии. На всякий случай он проконсультировался у Борромеля и Бедерхема, но они только подтвердили его догадки: в момент боя единственным их преимуществом станет скорость.
Демоны, среди коих подавляющее большинство – могущественные колдуны, скорее всего, набросят на них своеобразную магическую сеть, мешающую творить заклинания нужной для уничтожения ущелья силы. А поскольку генерал Топотан уже роздал им задания, то они просто не успеют выполнить все, что он задумал.
Словом, как минотавр ни крутил проблему, как ни пытался решить ее наилучшим способом, а выходило, что защищать уязвимое место должен малочисленный отряд готовых на все воинов. В иное время он бы принял удар на себя, однако полководец не имеет на это права.
Все остальное было готово, но кого обречь на отчаянное, безысходное сражение с минимальными шансами на удачу, он не представлял.
В ярости Такангор обрушил могучий кулак на стену. Испуганно пискнул какой-то библиотечный дух и улетучился в окно; нырнул под спасительный книжный шкаф ушастый эльф, составлявший каталог; а гном, несший ему подшивки старинных газет, плюхнулся на пятую точку и вытаращил глаза – прежде он не видал разгневанного минотавра и потому не подозревал, что это зрелище производит неизгладимое впечатление на очевидцев.
– Милорд?
Думгар властным жестом отпустил сотрудников библиотеки, жавшихся по углам, разгреб от бумаг и карт угол стола и выставил на него внушительный серебряный кувшин, с которого довольно скалились морды будущих противников с глазами из драгоценных камней.
– Раритетная посуда, – пояснил голем. – Все… гхм… лица выполнены с большим портретным сходством.
– Меня больше интересует его вместительность, – признался Такангор.
– У вас странное настроение, генерал.
Впервые за все время их знакомства Думгар назвал минотавра генералом.
– Мягко сказано, – пожал плечами тот. – Ума не приложу, кого поставить в ущелье.
– А кого бы вы хотели, будь ваша воля?
– Себя.
– Это исключено.
– Знаю-знаю. Мадарьяга и Гампакорта нужны мне в центре. Бедерхем сражается на полставки, до полудня. Борромель должен находиться рядом с Гампакортой, да и не продержится он там один, даже если дать ему отряд. А кого назначить в этот отряд? Кто устоит столько, сколько потребуется? Хуже всего, что сделать такой выбор – означает собственной властью обречь кого-то…
– На смерть?
– Во всяком случае, риск очень велик.
– Думаете, в другом месте будет безопаснее?
– Нет.
– Тогда что вас смущает, милорд?
– Тут, – и Такангор упер палец в небольшое пятнышко на макете, – тут будет так же тяжело, как и везде, но еще и одиноко, и безвыходно. Тем, кого я сюда поставлю, не придется отступать. Они будут как прикованные к этой скале!
– Понятно. – Думгар внимательно рассмотрел макет и расставленные на нем шахматные фигурки. – Мне нравятся ваши идеи, те, которые я в состоянии уловить. В остальном я безоговорочно доверяю вам, милорд. А потому есть два оригинальных предложения.
– Да?
– Первое – выпить за нашу победу.
– Не возражаю, – сказал Такангор, который чувствовал, что ему чего-то не хватает для душевного равновесия в последние несколько часов.
Но пришел Думгар, умнейший из големов, и развеял мрак тайны. Конечно, давно уже следовало выпить. Иссушенный жаждой организм обуяла ипохондрия, вот откуда эти тоскливые мысли.
– А во-вторых, – пояснил домоправитель, глядя, как бульбякса низвергается водопадом в бездонную глотку великого полководца, – предлагаю вам себя в качестве этого самого отряда.
Такангор пошевелил ушами.
– Вы хотите оборонять ущелье в одиночку?
– Да, милорд.
– Думгар, я не сомневаюсь в ваших грандиозных возможностях, но все же напомню: это демоны. И там их будет много. Кажется, воевать – их любимое занятие, в остальное время они скучают. Я читал старые газеты и семейные хроники да Кассаров. У них легионы. Как вы собираетесь справиться с ними самостоятельно?
– Я предпочитаю не распространяться о своих методах, – дипломатично ответил голем. – Подумайте, милорд. Я уверен, что удержу это ущелье, коль скоро вы считаете его стратегически важным. Конечно, я бы хотел находиться подле мессира Зелга и рядом с вами, но самым рациональным решением будет поручить мне левый фланг.
Тут Думгар заметил, что Такангор собирается что-то возразить, и опередил его обещанием:
– Даю слово чести, что позову на помощь, как только пойму, что ситуация обостряется. Вас удовлетворит такое решение проблемы, генерал?
И минотавр, вздохнув, признался:
– Нет, не удовлетворит. Просто деваться нам некуда.
– Надеюсь, что я смогу вас немного подбодрить, – сказал голем хорошо знакомым минотавру тоном.
Так обычно обращался к нему Фафетус, создавший новый коктейль – гремучую смесь, валящую с ног простых смертных до того, как они смогли высказать свое мнение, – и жаждавший опробовать его на настоящем ценителе.
– Что там у вас?
Думгар пододвинул к минотавру уже знакомый кувшин.
– Бульбякса закончилась, – печально поведал Такангор.
– Возможно.
Заинтригованный минотавр осторожно потряс сосуд. Он показался ему полным, несколько крупных капель тяжело упали на бумаги, и какой-то отчаянный библиотечный дух неодобрительно пискнул по этому поводу.
– Я же все выпил!
– Это пригубный наливайник, – сказал голем. – Семейная реликвия да Кассаров. Наливает все, что пожелаешь, и в любом количестве. Наполняется сам, за счет ближайших ресурсов, как то: трактиров, харчевен, лавочек, элитных винных погребов и секретных домашних заначек.
– Здорово! – искренне восхитился Такангор. – Пахнет бамбузякой.
– Пригубный наливайник угадывает неосознанные желания владельца, – пояснил домоправитель.
Теперь-то минотавр совершенно не сомневался в том, что выиграет это сражение. Он фыркнул и прильнул к живительному источнику, как утомленный кочевник после длительного перехода по пустыне.
– Думгар! – закричал где-то вдалеке голос, в котором все лично заинтересованные признали доктора Дотта. Но не просто доктора Дотта, а страшно возмущенного доктора Дотта. – Думгар, ты снова вытащил из запасников эту адскую приспособу! Думгар! Даже не думай прятаться, я знаю, что это ты с твоим ненасытным наливайником!!! У меня испарилась бамбузяка! Держись, я иду с тобой разбираться.
* * *
Монарх прошелся по кабинету несколько раз и зачем-то заглянул под стол. У присутствующих складывалось стойкое впечатление, что именно там он пытается найти ответы на мучащие его вопросы.
– Я понимаю, – сказал Юлейн, – Галармон в отставке, как того требовала его честь и совесть. Я сам подписывал прошение.
– Да, – кивнул граф да Унара.
– Но где наш новый главнокомандующий?
– Ушел в работу.
– Положим, но почему я никак не могу с ним встретиться?
– Он ушел в работу с головой.
– А когда вернется?
– Вот-вот…
Юлейн согласно покивал. Затем встрепенулся:
– Не морочьте мне голову! Кого мы назначили преемником Галармона?
– Его ближайшего друга и помощника – полковника Уизбека Райри Тинна.
– Это такой тифантиец с узкими глазами?
– Именно так, ваше величество.
– Я желаю его видеть.
– Никаких проблем, ваше величество, – сказал начальник Тайной Службы. – Разве что одна, совсем небольшая.
– Что еще?
– Полковник, то бишь генерал Уизбек находится в очередном отпуске.
– Вы только что сказали, он с головой ушел в работу.
– И в отпуск! – ввернул маркиз Гизонга. – Одно другому не мешает.
– От меня всегда что-то скрывают, – посетовал Юлейн.
– Как можно, ваше величество! – Гизонга приложил руки к груди и закатил глаза.
– Ладно, – смилостивился король. – Бог с ним. В отпуске так в отпуске. Знаете что, у Галармона был такой чудный адъютант – душка, да вы должны его помнить, от него все наши дамы без ума. Даже голубушка Кукамуна с тещенькой Анафефой. Бывает же такое, – задумчиво протянул он, размышляя о чудесах, которыми полон этот странный мир.
– Вероятно, мой повелитель имеет в виду капитана Ржалиса, – заметил граф.
И главный бурмасингер Фафут, присутствовавший при беседе, печально вздохнул при одном только упоминании этого имени. Его незамужняя сестрица буквально бредила этим гулякой и повесой, а он, бурмасингер, никак не мог придумать гениальный план, чтобы заставить Ржалиса обратить на нее внимание. Конечно, никто находящийся в здравом уме и твердой памяти не влюбится в сестрицу, но попробовать все-таки стоило, а ему и это не удавалось.
– Да-да, – сказал Юлейн, – Ржалиса. Пришлите мне его. Мы уточним кое-какие моменты.
– К сожалению, – сказал граф, мягко покашливая, – может возникнуть небольшая заминка.
– Объяснитесь, – потребовал король, почувствовавший подвох.
– Дело в том, что капитан Ржалис попросил отпуск, и поскольку последние десять лет он его не просил, то мы не могли отказать храброму рыцарю, верному слуге вашего величества в столь пустяковой просьбе.
– Это верно, – согласился монарх. – Может, и мне снова взять отпуск? Только ничего не говорите, господа, я и сам знаю, что нельзя.
– Увы, ваше величество, – вздохнул маркиз. – Вы должны оставаться на боевом посту.
– Ладно, пусть не Ржалиса, но пришлите мне кого-нибудь из моих верных и храбрых шеннанзинцев.
Вельможи переглянулись.
– Что, – робко спросил король, – вообще никого не осталось?
– Что вы, – поспешил утешить его славный Фафут. – Не беспокойтесь, сир. Там, в армии, еще много людей.
– Но шеннанзинцев нет?
– Не то чтобы вовсе нет в природе и окружающем пространстве, – снова вмешался Гизонга, – но нет при дворе в данный период времени.
– И где же они?
– В отпуске, – честно ответил главный бурмасингер.
– Хорошо, – вздохнул Юлейн, не зря прозванный Благодушным. Нрав у него действительно был добрый и отходчивый. – Я закрою на это глаза. Принесите мне «Королевский паникер».
– Если ваше величество желают узнать о ставках на Кровавую паялпу, – осторожно начал Фафут, как никто разбирающийся в предмете, – то…
– То – что?
– Вас ждет небольшое разочарование. Паялпа едет!
– Куда? – опешил король.
– В настоящий момент – в Кассарию. В связи с чем в ближайшие несколько недель поединки проводиться не будут.
– Хотите сказать – они тоже в отпуске?
– В некотором роде – да. Это рекламная поездка, в ходе которой подбираются новые кандидатуры героев и чемпионов, а потенциальные зрители знакомятся со своим будущим излюбленным развлечением.
Король подергал кружевной воротник, некстати сдавивший ему горло.
– Что ж, – кротко молвил он. – Давайте займемся делами. Что у вас там за бумаги, граф?
– Прошения, – ответствовал да Унара. – Об отпуске.
– Меня посетила мысль, – поделился Юлейн.
Придворные не удивились. Такое с ним уже случалось: зимой позапрошлого года и весной нынешнего.
– Это заговор?
– Скорее – сговор, – поправил дотошный начальник Тайной Службы. – И не в ущерб государству.
– Кто идет в отпуск?
– Мы! – дружно грянули верные слуги отечества.
– Куда?
– На курорт. Поправить пошатнувшееся здоровье.
– А я?
– А на вас вся надежда, ваше величество.
– В ваше отсутствие я наломаю дров, отправлю в деревню кучу придворных бездельников и вусмерть разругаюсь с душенькой Кукамуной, – пригрозил король, беря в руку перо. – И потрачу чертову прорву денег из государственной казны.
– Все государства время от времени переживают некоторые потрясения и финансовые кризисы, – рассудительно заметил маркиз Гизонга.
– Если вы вдруг случайно, самым невероятным образом, по дороге на курорт окажетесь в Кассарии, скажите Зелгу… – Король лихо подмахнул все три прошения об отпуске. – Я надеюсь на вас, милорды. Вы лучше меня знаете, что ему сказать.
* * *
– Итак, – сказал Такангор, приглашая шахматные фигурки занять отведенные для них места на макете. Те церемонно поздоровались с участниками военного совета и отправились на боевые позиции. – Итак, мы наблюдаем здесь Липолесье.
– А хорошо получилось, – довольно вздохнул Узандаф, рассматривая дело магии своей.
– Мне нравится, – согласился Мадарьяга. – Особенно вот этот пляжик. Эх, закатиться бы туда на пару дней, разбить шатры, поохотиться, порыбачить, нажарить свежего мясца. Выпить с друзьями.
– Дам-с опять же пригласить, – встрял неугомонный доктор Дотт. – Дамы-с на свежем воздухе – лучшее лекарство.
– А как амазонки относятся к активному отдыху? – полюбопытствовал вампир.
– Эх, – сказала Гризольда, мечтательно жмурясь, – сидишь на бережке с удочкой, солнышко пригревает, поплавочек пляшет на волнах, легкая рябь бежит; кувшинчик холодной бульбяксы – по правую руку, подносик с крендельками – по левую; красавец тритон с во-от такими плечами из воды топырится – смуглый, соблазнительный… Да, о чем это я? О войне! Конечно же, о войне.
Уэрт да Таванель так и замер с открытым ртом, сраженный наповал столь своеобразной трактовкой военных действий.
Зелг тоже подивился легкомыслию своих друзей, но промолчал.
– Дядя Гигапонт считает, что можно устроить пикник сразу после победоносного сражения, – заметил Кехертус из-под самого купола, ибо другого места в просторной библиотеке для него не нашлось. – Он берется пригласить дам.
Герцог понял, что от дяди Гигапонта ему никуда не деться, и принялся про себя считать розовых демонов. Один розовый демон занял свое место в шеренге, второй розовый демон встал за ним, третий розовый…
– Интересуюсь знать, выпустят ли меня когда-нибудь из заточения? – раздался скрипучий, недовольный голос из золотой клетки.
– Только к началу сражения, – безмятежно отвечал Такангор.
– Я страдаю, – поведал Бургежа. – Может, вы и безучастны к чужим страданиям…
– Безучастны, – подтвердил минотавр.
– …но я не стану очередной безгласной жертвой произвола и скажу миру всю правду, – не унимался Бургежа. Видимо, он полагал, что долгая эволюция вела к тому, чтобы из глины и камня, сквозь ряды обезьян, варваров, крепостных, королей и рыцарей пробился простой человек с журналом «Сижу в дупле» в руках.
– Договорились, – сказал Такангор и отработанным движением набросил на клетку плотную темную ткань.
– Да, – оживился князь Мадарьяга, – все забываю спросить – а что это с ним?
И он показал на переносное узилище, из которого неслись приглушенные и неразборчивые, но от того не менее пространные речи, исполненные достоинства и протеста против жестоких действий правящей верхушки.
– A-a… Это я ввел военную цензуру.
– И что теперь?
– И теперь демоны ничего не вычитают в газетах об Агапии Лилипупсе и его специальном секретном задании.
– А что, – заинтересовался Зелг, – у него есть специальное секретное задание?
– Вот видите, – возликовал минотавр. – Немного смекалки, немного усилий, одна благоустроенная клетка – и мы добились нужных результатов. Режим жесточайшей секретности!
Я бы не допускал в печать ничего, пока война не кончится, а потом сообщил бы, кто победил.
Некий американский цензор в 1943 году
– Кстати, – кашлянул Галармон, – об Агапии. Вам не кажется, милорд Топотан, что ему бы давно уже пора появиться в замке со своими новобранцами?
– Ни в коем случае, – возразил Такангор. – Мой план предполагает совершенно иное развитие событий. А вот на совет он непременно должен прибыть, причем с минуты на минуту.
Словно в подтверждение его слов что-то огромное и зеленое, вылетев из небольшого портала, с оглушительным треском врезалось в книжный стеллаж и разрушило его до основания. Бесценные фолианты, расставленные по сложной, только библиотекарям ведомой системе, образовали на полу беспорядочную кучу размером с небольшой курган.
Лилипупс осторожно выпутался из невольных объятий эльфа-каталогизатора, которого угораздило попасть в эпицентр катастрофы, аккуратно расправил оглушенного библиотекаря и положил его на соседний стол, поверх сегодняшней прессы. Затем бригадный сержант обратился к двум гномам, которые взирали на него со священным ужасом жрецов, застукавших святотатца во вверенном им храме:
– Что вы меня моргаете глазами грустными своими? Организуйте беспорядок как положено.
Бравый тролль широко шагнул к столу, волоча за собой верную бормотайку.
– Ваше приказание исполнено, генерал, – доложил он, и что-то похожее на довольную улыбку тронуло углы его огромного рта.
Зелг уяснил для себя сразу две вещи. Первую: вероятно, все идет по заранее утвержденному плану. И вторую: как всегда, он что-то пропустил. Как минимум – заранее утвержденный план. В целом мысль была верная.
Скрипнула дверь. Архаблог просунул голову в образовавшуюся щель.
– Что вам, милейший? – холодно осведомился домоправитель.
– А кто у вас принимает ставки? – взволнованно спросил идейный вдохновитель Кровавой паялпы.
– Какие ставки? – изумился Зелг.
– Четыре поединка и одно большое сражение – это вполне приличный турнир. Болельщиков хоть отбавляй – две армии, причем все сплошь существа обеспеченные. Неужели вы не собираетесь делать на этом деньги?
– Деньги, – мурлыкнул Думгар. – Деньги…
– Большие деньги, – уточнил Отентал, пролезая под локтем у кузена.
– Просто поразительно, – сказал голем. – Как я сразу не увидел в вас единомышленников! Вероятно, переутомился.
* * *
«Любимая Кася.
Недавно закончился военный совет, милорд Такангор провел последний смотр войскам, и завтра… нет, уже сегодня на рассвете мы выступаем по направлению к Липолесью. Но ты, вероятно, и сама об этом знаешь. Я очень волнуюсь – ведь мне впервые придется воевать вдалеке от тебя. К тому же я не уверен, что оправдаю возложенные на меня надежды, хотя и намерен приложить максимум усилий, чтобы вырвать у демонов победу.
Надеюсь, что дедушка и Думгар правы и они (демоны) все же не станут нарушать неписаные правила, хотя и не представляю себе, как такое может быть. Вероятно, я не слишком хороший человек. Впрочем, какой же я человек, как выяснилось.
Кася, я не знаю, прочтешь ли ты это письмо. Дедушка Узандаф твердит, что та очаровательная голубоглазая девушка с веснушками – не более чем символ, знак, как его седовласый рыцарь или дракон Валтасея Тоюмефа, которого фея Гризольда так забавно называет Валтасиком. Но мне кажется, что это не так.
Ты станешь смеяться, милая Кася, но я уверен, что видел именно тебя. Не знак, не символ, не зыбкую тень, а существо из плоти и крови. Или хотя бы чего-то подобного. Что я видел свою единственную и неповторимую любовь.
