Томас Харди (Гарди)
Джуд неудачник
– Поразительно! – вздохнул Джуд, – но как поступили вы потом?
– Ну, слушайте же. Я поместила деньги моего добряка в дутую аферу, и потеряла их. Жила некоторое время одна близ Лондона, затем вернулась в Кристминстер, так как отец мой, живший тоже в Лондоне в качестве ученого мастера, не захотел принять меня обратно. И вот я нашла себе занятие в художественной мастерской, где вы и нашли меня… Я говорила, что вы не знаете, какая я была скверная!
Джуд оглянулся на сидевшую в кресле девушку, как бы желая глубже вдуматься в существо, которому он оказал гостеприимство. Затем проговорил с волнением:
– В каких бы условиях вы ни жили, Сусанна, я убежден, что всегда останетесь невинной и непоколебимой девушкой…
– Я не особенно невинна, как вы видите, сказала Сусанна, с заметной иронией, хотя Джуд видел, что она глотает слезы. – Но я никогда не отдавалась ни одному поклоннику, если вы разумеете именно это! Я оставалась до конца такого, какого начинала свои отношения к мужчине.
– Вполне верю вам. Но согласитесь, что не всякая женщина может сказать это про себя.
– Пожалуй и так. Лучшие женщины – те-то и не выдержали-бы. По этому поводу знакомые уверяли даже, что у меня должна быть холодная кровь, – что я бесполая. Но я с этим несогласна! Некоторые из самых страстных эротических поэтов были наиболее замкнутыми людьми в обыденной жизни.
– А говорили вы м-ру Филлотсону об этом приятеле – студенте?
– Да. – давно как-то. Я никогда не делала из этого тайны перед кем-бы то ни было.
– Что-же он сказал?
– Он не высказал никакого мнения, – только уверял, что я в его глазах совершенство, как бы я ни поступала, и тому подобные вещи.
Джуд сильно приуныл. Сусанна видимо отдалялась от него все больше и больше своими странными признаниями и курьезным игнорированием пола.
– Однако, не терзаю-ли я вас своим присутствием, мой милый Джуд? – неожиданно спросила она, с такой нежной ноткой в голосе, что едва верилось, что это говорит та самая девушка, которая так легко рассказывала о своем прошлом. Я могу оскорбить кого хотите, но только не вас, поверьте!
– Я и сам не пойму, терзаете вы меня, или нет. Знаю только, что я сильно озабочен вами!
– И я озабочена вами не меньше, чем кем либо из друзей, которых встречала в жизни.
Наступила новая продолжительная пауза. Потом разговор возобновился и коснулся философских и религиозных вопросов, вопросов о вере. Скептические возражения Сусанны не мало шокировали Джуда, которому она представлялась отъявленной атеисткой. Но эта оживленная полемика прекратилась самым естественным образом. Собеседники мирно задремали по своим местам. Очнувшись, он перевернул её вещи и вновь развел огонь. Часов в шесть он проснулся окончательно, и зажегши свечу, увидал, что её платье просохло. Сусанне в кресле было гораздо удобнее, чем ему на стуле, и она продолжала спать, тепло укутавшись в пальто Джуда. Положив подле неё платье и слегка тронув ее за плечо, он спустился вниз и умылся на дворе под звездным небом.
V
Когда Джуд вернулся, Сусанна уже переоделась в свое платье.
– Могу ли я теперь выйти из дому никем не замеченной? – спросила она. – Город еще не просыпался.
– Но вы еще не завтракали.
– Ах, мне ничего не надо! Знаете-ли, я жалею, что позволила себе убежать из школы. Вещи представляются совсем иными в отрезвляющем утреннем свете. Не правда-ли? И что скажет теперь м-р Филлотсон! Ведь я по его желанию переселилась сюда. Это единственный человек на свете, к которому я имею какое-нибудь уважение или страх. Надеюсь, что он простит меня; но воображаю, – какую сделает мне сцену!
– Пожалуй, я схожу к нему и объясню… – начал было Джуд.
– Нет, вовсе незачем – какое мне до него дело! Пусть думает, что ему угодно – я поступлю как мне надо!
– Но вы сию минуту сказали…
– Ну что-ж! Я поступлю все-таки, как сама хочу! Я подумала вот что: отправиться к сестре одной из моих подруг по Высшей школе, приглашавшей меня посетить ее. У неё школа близ Шастона, миль восемнадцать отсюда, и там я пробуду пока не пронесется гроза, потом вернусь в свою школу.
После завтрака они преспокойно вышли из дома, и Джуд провожал ее на станцию. На платформе наша парочка стояла рядом в очень унылом настроении, и Джуд видимо хотел еще что то поведать Сусанне.
– Я хочу сказать вам всего два слова, – проговорил он торопливо, когда подходил поезд; – одно горячее, а другое холодное!
– Джуд, остановила она, – одно из них я угадала, но… не смейте.
– Чего?
– Не смейте любить меня. Будьте просто моим другом – вот и все!
Лицо Джуда выражало такую грустную внутреннюю борьбу, что Сусанне стало жаль кузена и она с особенной нежностью простилась с ним в окно вагона. Поезд тронулся, и она исчезла, сделав ему прощальный жест своей хорошенькой ручкой.
Мельчестер опостылел Джуду после отъезда Сусанны. На другой день пришло от неё письмо, написанное с обычной для неё спешностью, тотчас по прибытии к подруге. Сообщая ему о своем благополучном приезде и уютном устройстве, она прибавляла:
«Теперь, дорогой Джуд, пару слов о том, что я вам сказала при прощании. Вы были так добры и нежны ко мне, что, расставшись с вами, я почувствовала, как жестоко и неблагодарно было с моей стороны сказать вам ту суровую фразу, которая с тех пор терзает меня постоянно. Если хотите любить меня, Джуд, – можете: я против этого ничего не имею, и уж никогда не скажу вам – не смейте любить меня. Больше не желаю говорить об этом. Надеюсь, вы простите вашего легкомысленного друга в его жестокости и не откажете в прежнем расположении
Навсегда преданной
Сусанне».
Было-бы излишним говорить, каков был его ответ. Будь он свободен, ей не пришлось бы искать убежища у какой-то подруги, Бог знает где. Он чувствовал в себе полную уверенность в победе, если-бы дело дошло до столкновения с Филлотсоном из-за обладания Сусанной.
Между тем Джуд придавал быть может большее значение экспансивному письму Сусанны, нежели какое оно имело в действительности.
По прошествии нескольких дней, он возмечтал, что кузина напишет еще. Но никаких дальнейших вестей он не получал, и в порыве участия послал ей другое письмо, в котором извещал, что известит ее в одно из воскресений.
Джуд с волнением ожидал немедленного ответа, но ответа не было. Настал третий день, почтальон не остановился. Это было в субботу, и в лихорадочном беспокойстве за Сусанну он отправил ей коротенькое извещение, что приедет завтра, так как уверен, что случилось что-нибудь неладное.
Его первой мыслью было то, что она захворала; но в таком случае кто-нибудь известил-бы его об этом. Прибытие в сельскую школу близь Шастона, в ясное воскресное утро, когда все мирные обыватели были в церкви, положило конец его неправильным догадкам.
Небольшая девочка отворила дверь.
– Мисс Брайдхэд наверху, – сказала она на вопрос гостя. – Не угодно-ли вам подняться.
– Она нездорова? – спросил Джуд поспешно.
– Так немножко – ничего особенного.
Джуд поднялся и, когда вошел на площадку, знакомый голос подсказал ему куда повернуть: это был голос Сусанны. Он застал ее в кровати, в тесной комнатке.
– Ах, Сусанна! – воскликнул Джуд, садясь подле неё и взяв ее за руку. – Что с вами! Вы не могли писать?
– Нет, дело не в этом! – ответила она. – Я действительно схватила сильную лихорадку, но писать могла, только не хотела!
– Почему-же? Зачем так мучить меня молчанием?
– Я и не хотела мучить, но решила никогда больше не писать вам. Наша начальница не желает меня принять обратно в школу, вот почему я и считала неудобным продолжать с вами переписку.
– Хорошо; а дальше?
– Она не только не желает меня, но дает мне еще интимный совет…
– Какой?
Сусанна ответила не сразу. – Я дала себе слово никогда не говорить вам об этом – так это грубо и грустно!
– Что-же – насчет нас, что-ли?
– Да.
– По крайней мере, объясните мне, в чем дело!
– Ну слушайте. Кто-то сделал начальству недостойный донос на нас, и мне сказали, что вы должны безотлагательно жениться на мне для спасения моей репутации! Ну вот – теперь я вам сказала, и сама не рада этому!
– Ах, бедная Сусанна!
– Но успокойтесь. Я не смотрю на вас их глазами! Я и сама поняла, что братство наше было только номинальное, раз мы встретились совершенными незнакомцами. Но мой брак с вами, милый Джуд – это абсурд. Согласитесь, что еслиб я рассчитывала выйти за вас, мне не следовало-бы так часто приходить к вам! Я никогда не предполагала, что вы думаете о женитьбе на мне до того памятного вечера, когда мне впервые представилось, что вы немножко любите меня. Быть может, мне не следовало так сближаться с вами. Это все моя вина. Во всем всегда моя вина!
Это признание казалось несколько принужденным и они смотрели друг на друга с выражением безотчетной тоски.
– Я была так слепа в начале, – продолжала Сусанна. И не замечала, что у вас происходит на сердце. О, вы были безжалостны ко мне – вы смотрели на меня, как на любимую девушку, не говоря об этом ни слова, и предоставили мне самой сделать это открытие! И вот вашу привязанность ко мне узнали в школе и понятно, что начальство видит в наших отношениях всякие ужасы! Теперь уже я никогда не буду вам верить. Слышите, Джуд?
– Да, Сусанна, – ответил он просто, – я достоин порицания – даже более, нежели вы думаете. Я хорошо знал, что вы не подозревали моих чувств к вам. Но разве вы не находите меня заслуживающим хоть некоторого снисхождения за утайку моих неуместных чувств, раз я не мог дать им исхода?
Сусанна бросила на него недоверчивый взгляд и сейчас-же отвернулась, как-бы боясь, что может простить его.
Под впечатлением этого объяснения, Джуд хотел рассказать ей свою фатальную биографию. Она была на его устах; но в этот грустный для него час признание не сходило с языка, и он предпочел оставить Сусанну при сознании родственных препятствий к их брачному союзу.
– Я знаю, вы ко мне равнодушны, – сказал он сухо. – Вы не можете сблизиться со мною, да и не имеете права. Вы принадлежите м-ру Филлотсону. Если не ошибаюсь, он был у вас здесь?
– Да, – ответила она коротко, слегка изменившись в лице, – хотя я не приглашала его. Вы вероятно рады, что он был; я же отношусь к его посещениям совершенно равнодушно.
Но вместо ответа, Джуд перевел речь на другой предмет.
– Все перемелется, дорогая Сусанна, утешал кузен. – В вашем деле свет не клином сошелся. Школа не одна. Вы можете поступить в какое-нибудь другое заведение.
– Я посоветуюсь с м-ром Филлотсоном, – ответила она решительно.
Хозяйка Сусанны возвратилась из церкви, и интимный разговор прекратился. Джуд уехал, чувствуя себя безнадежно несчастным. Но он видел ее, сидел с нею. Разговор этот останется у него в памяти на всю жизнь. Ему, будущему пастору, нужен и полезен этот урок самоотвержения!
На другой день Джуд проснулся с мучительными мыслями о Сусанне. Он решил, что она была пристрастна, несправедлива к нему, но старался найти в ней какие-нибудь примиряющие черты. В этих думах застала его следующая записка, отправленная ею, вероятно, вслед за его уходом:
«Простите мне мои вчерашние капризы! Я была резка с вами, знаю это, и мне самой это противно. А вы были так милы, что даже не рассердились. Джуд, прошу вас, считайте меня всегда вашим другом и товарищем, не смотря на все мои недостатки. Я постараюсь исправиться. В субботу приеду в Мельчестер взять свои вещи из школы и по другим делам. Могу уделить полчаса на прогулку с вами, если хотите.
Ваша виноватая
Сусанна».
Джуд простил ее тотчас-же, и ответил просьбой немедленно вызвать его с работы в соборе, когда она приедет в Мельчестер.
VI
Тем временем Ричард Филлотсон покинул смешанную сельскую школу в Лемздоне, близ Кристиминстера, чтобы основать большое училище для мальчиков в своем родном городе Чэстоне, отстоящем от Лемздона миль на шестьдесят.
Прежние планы нашего учителя были оставлены, вместо них у него явились какие-то новые мечты, не имевшие ничего общего с прежними убеждениями и занятиями. Человек в высшей степени не практичный, он тщательно собирал и копил теперь деньги для достижения своей жизненной цели – женитьбы. В связи с этим его занимала мысль поручить будущей жене заведывание женским отделением общей школы, где он возьмет на себя отделение для мальчиков. Ради этого он и советовал ей поступить на высшие курсы, если она не желает вступить с ним в брак немедленно.
Около того времени, когда Джуд переселился из Меригрина в Мельчестер и в этом последнем городе пустился в приключения с Сусанной, наш школьный учитель уже поселился в новом школьном здании в Чэстоне. Когда все вещи были уставлены и книги размещены на полках, он стал проводить длинные зимние вечера в своем кабинете, возобновив научные занятия.
В описываемый вечер Филлотсон достал из комода небольшую, тщательно перевязанную пачку писем. Каждое письмо было в своем конверте и писано одною женскою рукою. Он развязал письма и стал вдумчиво перечитывать их одно за другим. Это были спешные записочки, подписанные «Сусанна Б.», какие пишут обыкновенно при кратковременных разлуках, рассчитывая на их немедленное уничтожение. Они касались главным образом прочтенных книг и других, впечатлений в высшей школе, впечатлений мимолетных, вероятно забытых автором на другой же день после отправки письма. В одной из этих записочек – самой последней – молодая девушка, в ответ на его письмо, одобряла его обещание не посещать ее слишком часто (чтобы не компрометировать ее в виду строгих правил заведения). Над этой загадочной фразой учитель задумался. Как это – любящий человек не должен часто видеть дорогое ему существо! Эта оговорка раздражала и смущала его. Он открыл другой ящик, где нашел конверт, из которого вынула, карточку Сусанны ребенком, с корзиночкой в руке. У него имелась и другая её карточка, уже взрослой девушкой, с темными глазами и шевелюрой, с очень интеллигентной и привлекательной наружностью, с отпечатком недюжинной мысли на открытом веселом лице. Филлотсон уже хотел было поднести карточку к губам, как вспомнил её насмешки над подобными нежностями и остановился.
Сам учитель имел болезненный вид, и лицо его казалось старообразным. вследствие особого зачесывания бакенбард. Говорил он с некоторой запинкой, но голос его был довольно приятный, делавший заикание не особенно заметным. Седые курчавые волосы обрамляли голову с пробором посредине. На лбу сложились уже предательские морщины, но зрение еще было не дурно, и он надевал очки только при вечернем чтении. В заключение этой характеристики остается прибавить, что его одиночество по всей вероятности было скорее вынуждено, в виду задуманной им академической карьеры, нежели являлось результатом отвращения к женщинам, и что этот-то неосуществившийся проект и мешал ему до сих пор отважитьсяна брачную жизнь.
Итак учитель безропотно примирился с желанием Сусанны – не навещать ее часто в школе; но наконец терпение не выдержало мучительного испытания, и одним субботним вечером он решился сделать ей неожиданный визит. Тревожное известие об её отъезде поразило его как громом, когда он стоял на подъезде, школы, ожидая сию минуту увидать свою возлюбленную. На возвратном пути он шел, сам не зная куда. Сусанна ни строкой не обмолвилась ему об этом факте, не смотря на двухнедельную его давность. После некоторого размышления, он решил, однако, что это молчание ничего не обозначает и объясняется лишь понятной деликатностью по отношению к нему.
В школе Филлотсон узнал, где теперь находится Сусанна, и прежде всего разразился негодованием на администрацию заведения. В пылу гнева он бессознательно вошел в соседний собор. Здесь, обдумывая план дальнейших действий, он сел на один из каменных брусьев, не обращая внимания на известковую пыль, пачкавшую платье Его рассеянный взгляд невольно следил за движениями рабочих, как вдруг он увидал среди них ославленного виновника всей истории – «любовника» Сусанны, Джуда.
Джуд не видался со своим прежним героем с самой встречи на выставке модели Иерусалима. Сделавшись случайным свидетелем ухаживания Филлотсона за Сусанной в аллее, младший товарищ потерял всякое желание думать о старшем, встречаться или переписываться с ним, а с тех пор, как Джуду стал известен успех Филлотсона в получении руки Сусанны, он решил совершенно отвернуться от него. В самый этот день, Джуд, как нарочно, ожидал Сусанну к себе и потому, увидав учителя в здании собора, он понял, что тот явился поговорить с ним и почувствовал некоторое замешательство, из-за которого не заметил даже смущения самого Филлотсона.
Джуд подошел к нему и оба отступили от рабочих к тому месту, где Филлотсон сидел сначала на камне. Джуд предложил ему мешок под сиденье, предупредив, что нездорово сидеть на голом камне.
– Правда, правда, – ответил Филлотсон рассеянно, усевшись снова и устремив взгляд в землю, как-бы стараясь сообразить, где он находится. – Я не задержу вас долго. Я зашел только потому, что слышал о вашем недавнем свидании с моим юным другом – Сусанной.
– Я кажется догадываюсь – о чем! – торопливо перебил Джуд. – О её бегстве из школы и приходе ко мне?
– Совершенно верно.
Джуд на минуту почувствовал безотчетное желание уничтожить своего соперника. Он легко мог привести Филлотсона в ужас и отчаяние, объявив ему, что Сусанна непоправимо скомпрометировала себя. Но он не подчинился этому грубому побуждению и сказал:
– Я очень рад, что вы пришли поговорить со много откровенно об этой неприятной истории. Знаете-ли, как высказалось по её поводу начальство? – Что я должен жениться на Сусанне…
– Что-о! – ужаснулся добродушный Филлотсон.
– И я от всей души рад был бы это сделать! – добавил Джуд.
Филлотсон вздрогнул, и черты его обыкновенно бледного лица исказились.
– Мне и в голову не приходило, что дело имело такой оборот! Чорт знает, что такое!
– Постойте, дело не в этом! – испуганно воскликнул Джуд. – Вы меня не так поняли. Я хотел только сказать, что имей я вообще возможность жениться на ней или на какой-либо другой девушке и устроиться домком, вместо того чтобы скитаться по одиноким углам, я был бы очень и очень счастлив!
На самом деле Джуд, конечно, подразумевал именно то, что и высказал – что он любит Сусанну.
– Но раз дело уже огласилось, то раскажите мне, что же собственно произошло? – спросил Филлостон с твердостью мужчины, сознающего, что резкая боль все же лучше медленных терзаний впоследствии.
Джуд охотно объяснил все до порядку, рассказав о целом ряде; приключений, включая и ночлег у овчара – о том, как Сусанна пришла вся мокрая в его комнату, о её нездоровье после невольного купанья, об их споре и, наконец, о своей встрече с него на другое утро.
– Довольно! – сказал Филлотсон в заключение. – Считая ваш рассказ вполне достоверным, я вижу, что подозрение, приведшее к исключению Сусанны, не имело решительно никаких оснований. Не так ли?
– Совершенно верно, – произнес Джуд торжественно. – Об этом не может быть и речи.
Учитель встал. Оба друга чувствовали, что этот разговор немог перейти в задушевную приятельскую беседу, и когда Джуд показал ему работы по реставрации старого собора, Филлотсон простился с молодым человеком и вышел.
Это свидание происходило часов в одиннадцать утра, но Сусанна, не появлялась; а когда вскоре после этого Джуд шел домой обедать, он вдруг увидал на улице впереди себя свою возлюбленную и, догнав, напомнил ей о данном обещании зайти к нему в собор.
– Я иду взять мои вещи из школы, – объявила Сусанна вместо, прямого ответа.
Заметив её уклончивый прием, Джуд почувствовал потребность сделать ей признание, давно просившееся наружу.
– Вы сегодня не видали м-ра Филлотсона? – отважился он на нескромный вопрос.
– Нет не видала… Но я не желаю, чтоб вы меня расспрашивали на этот счет, и далее на подобные вопросы отвечать не буду!
– Однако, довольно странно, что вы… – Джуд запнулся.
– Что странно?
– Что вы никогда не бываете так любезны при личных свиданиях, как в своих письмах.
– Неужели вам так кажется? – улыбаясь спросила она с живым любопытством. – Чтож, может, вы и правы; но и я замечаю то-же относительно вас, Джуд.
Так как Сусанне было известно его чувство к ней, то Джуд понял, что эта тема ставила их на опасную почву. Теперь, решил он, настоящий момент, когда он должен высказаться в чистую.
– Послушайте, Сусанна, меня мучает сознание, что я никогда не рассказывал вам своего прошлого – всего, без утайки.
– Но я догадываюсь о нем. Я почти знаю его.
Джуд сначала было удивился. Откуда она могла знать его историю с Арабеллой? Но он сейчас же сообразил, что она не могла этого знать.
Они остановились в это время у одного проходного торгового дома, и Джуд предложил ей, чтобы не объясняться на улице, присесть в этом проходе. Здесь он в немногих словах признался ей, что несколько лет тому назад вступил в брак с одной девушкой и что жена его жива еще и теперь. Сусанна быстро изменилась в лице:
– Почему вы мне не сказали этого раньше? – воскликнула она.
– Я не мог. Мне казалось слишком жестоким посвящать вас в свое несчастье.
– Да, жестоким для вас. Так вы решили лучше быть жестоким ко мне. Так, что-ли?
– Нет, моя дорогая, нисколько! – горячо отрицал Джуд. Он хотел взять ее за руку, но она отняла ее.
Их старые дружеские отношения разом порвались. Она уже не была больше его товарищем, другом и смотрела на него молча изумленным взглядом.
– Я стыжусь этого позорного эпизода в моей жизни, приведшего меня к браку, – продолжал он. – Я не могу объяснить вам его теперь обстоятельнее. Другое дело, еслиб вы отнеслись к моему признанию иначе…
– Но как-же? – воскликнула Сусанна. – Я говорила, или писала, что… что вы можете любить меня, и тому подобное… просто из сострадания… И все это время… О, как отвратительно все на свете! – резко оборвала она, раздраженно топнув ногою.
– Вы меня не так поняли, Сусанна! Я никогда не воображал, что вы меня любите, до самого последнего времени! А теперь и подавно не знаю, любите-ли вы меня. И как это вяжется с вашим выражением – из сострадания?
Это был вопрос, на который, при настоящих обстоятельствах, Сусанна не пожелала отвечать.
– Мне представляется, что она… Ваша жена… очень хорошенькая женщина, хотя бы даже и порочная. Не так-ли? – быстро спросила Сусанна.
– Да, она, пожалуй, не дурна, что касается наружности.
– Уж наверное, лучше меня!
– Да вы же совсем в другом роде. Впрочем, я уже столько лет не видел ее. Но я уверен, что она возвратится – такие женщины всегда кончают этим.
– Как странно, что вы разошлись с нею! – сказала Сусанна, при чем её дрожавшие губы выдавали иронию. – Вы, такой религиозный человек… Вот, сделай, например, подобную вещь я, в этом не было бы еще ничего особенного, потому что я не считаю брак ни чем особенным. Ваши теории очевидно мною отстали от вашей житейской практики!
Тронутая его жалким, угнетенным видом, Сусанна однако смягчилась, и сказала с легкой укоризной:
– Ах, Джуд, вы должны были сообщить мне это прежде, чем внушили мне мысль, что желаете получить позволение любить меня! До той минуты на вокзале у меня не было иного чувства к вам, кроме… – Вдруг Сусанна сделалась такою же жалкою, как он, в напрасной попытке сдержать овладевшее ею волнение.
– Не плачьте, дорогая моя! – успокаивал Джуд.
– Мои слезы вызваны не любовью к вам, а отсутствием в вас доверия ко мне!
Они были скрыты от взоров публики, и Джуд не мог удержаться, чтобы не обнять ее. Его неожиданный порыв заставил Сусанну овладеть собою.
– Нет, нет! – остановила она, отстранившись от него и утирая глаза. – Ни за что! Было-бы лицемерием принимать от вас эти объятия, как от кузена; а ни в каком другом смысле они невозможны.
Они отошли на несколько шагов и Сусанна продолжала уже более мягкими, тоном:
– Я не осуждаю вас за то, что не от вас зависит; это былобы глупо с моей стороны. Напрасно вы только не признались мне ранее. Но в конце-концов, это ничего не значит. Вы видите, нам все равно пришлось-бы разойтись, еслиб даже не было этого несчастного эпизода в вашей жизни.
– Нет, не думайте так. Только в этом эпизоде и заключается препятствие к нашему счастию.
– Как-бы то ни было, – продолжала Сусанна уже задорно, – мы с вами кузены, а кузенам не следует вступать в брак. К тому-же я дала слово другому. Что касается до наших прогулок, то и мое начальство сделало-бы невозможным их продолжение. Взгляды этих людей на отношения между мужчиной и девушкой ограничены, они доказали это изгнанием меня из школы. Их житейская философия признает только отношения, основанные на животном влечении. Такая сильная привязанность, в которой желания играют по меньшей мере второстепенную роль, недоступна их пониманию.
Перед расставаньем Сусанна была жива и весела по-прежнему. Джуд тоже мог говорить теперь смелее.
– Было много причин, мешавших мне сказать вам о себе ранее, – оправдывался он. – Об одной из них я упомянул; другая состоит в убеждении, что мне вообще не следовало жениться, так-как я принадлежу к такому странному роду, в котором браки всегда были несчастны.
– Вот как! А кто вам сказал об этом?
– Тетушка. Она всегда повторяла, что браки в роду Фолэ почти все фатальны.
– Как странно. Мой отец всегда говорил мне то-же самое!
Они стояли под впечатлением одной и той-же мысли, что союз между ними, еслиб он даже был возможен, должен был иметь роковые последствия.
– Но это глупый предразсудок и ничего больше! – проговорила, наконец, Сусанна, с нервной живостью. – В нашем большом семействе в последнее время бывали несчастные браки – вот и все.
Потом все было забыто, и они старались убедить друг-друга, что все случившееся не имеет никакого значения и что они по-прежнему могут оставаться кузенами, друзьями и задушевными корреспондентами, и быть чрезвычайно счастливыми при встречах, хотя бы эти встречи бывали и реже, чем прежде. Они расстались самым дружеским образом, хотя Джуд вопросительно посмотрел ей в глаза, ибо чувствовал, что даже теперь не узнал вполне её мыслей.
VII
Через день или два после описанного, пришедшее от Сусанны известие налетело на Джуда, как неожиданный ураган. Перед чтением письма, Джуд обратил внимание на подпись Сусанны её полным именем, чего прежде она никогда не делала.
«Дорогой Джуд, писала она, я хочу сообщить вам нечто такое, что, быть может, не столько удивит вас своею неожиданностью, сколько поразит скоропалительностью. Я скоро выхожу замуж за м-ра Филлотсона, – недели через три или четыре. Как вам известно, мы намеревались ждать, в случае надобности, пока я кончу свои курсы и получу диплом, чтобы, в случае надобности, помогать мужу в преподавании. Но он благородно говорит, что не видит необходимости откладывать, раз я не нахожусь в высшей школе. Я высоко ценю эту деликатность с его стороны, в виду неловкости моего настоящего положения, обусловленного, по моей вине, исключением из заведения. Пожелайте мне счастья. Вы должны по братски участвовать в моей радости и не можете отказаться! Любящая вас кузина
Сусанна-Флоренса-Мери Брайдхэд».
Джуд содрогнулся при этой новости. Он бросил завтрак и торопливо прихлебывал чай, чтобы смягчить сухость во рту. Затем он ушел на свою работу с горькой усмешкой на устах. Все казалось ему какой-то злою иронией. А между тем, что-же оставалось делать бедной девушке? спрашивал он себя. Ему было бы легче, еслиб он мог дать волю слезам.
«О, Сусанна-Флоренса-Мери! – вырвалось у него вовремя работы. – Не знаешь ты что за штука женитьба! Ах, бедная, бедная Сусанна!»
Джуд решил вооружиться мужеством и всеми силами поддержать ее. Но дня два он не мог написать ей ожидаемых его добрых пожеланий. Между тем от нетерпеливого друга, пришла другая записочка в которой она просила его быть её посаженным отцом и, по обычаю, отпустить в церковь из своего дома.
Джуд настроил себя в рыцарском тоне и ответил таким образом:
«Дорогая Сусанна, – конечно желаю вам счастья от всей души! Точно так-же рад отпустить вас в церковь из своего дома. Кроме меня, вас ведь некому проводить, так как я, по вашим словам, самое близкое лицо, остающееся у вас в этой части света. Я не понимаю, почему вы подписываете письма такою длинной светской подписью? Вероятно вы еще чуточку меня любите! – А я – навсегда вас любящий
Джуд».
Предложение Джуда воспользоваться его квартирой вероятно встретило полное одобрение со стороны Филлотсона, ибо он ответил Джуду несколькими строками искренней благодарности. Сусанна тоже благодарила его. Джуд немедленно переселился в более приличный квартал, чтобы избегпуть шпионства своей подозрительной хозяйки, бывшей свидетельницей неприятного ночлега Сусанны в его комнате.
Когда все было условлено относительно дня свадьбы, Джуд решил, что Сусанне следует приехать в свою временную резиденцию за несколько дней до церемонии.
В следующую субботу Сусанна прибыла с утренним поездом, причем, по её особой просьбе, Джуд не ходил встречать ее на станцию, чтобы не потерять утреннего заработка. Когда он возвратился к обеду, Сусанна заняла уже свое помещение. Они поселились в одном доме, но в разных этажах, и видались между собою мало, разве случайно за ужином, когда Сусанна держала себя каким-то пугливым ребенком. Разговор их был натянутый, хотя она чувствовала себя довольно хорошо. Филлотсон извещал ее часто, но обыкновенно в отсутствие Джуда.
В утро свадьбы, когда Джуд позволил себе не идти на работу, Сусанна и её кузен завтракали вместе, в первый и последний раз за это время, в его приемной комнате, нанятой им на время пребывания здесь Сусанны. Заметив его мрачное настроение, Сусанна неожиданно спросила:
– Скажите, что с вами, Джуд?
Он сидел, положив локти на стол и опустив голову на руки, всматриваясь в скатерть, точно на ней было изображено занимавшееего будущее.
– Так, – ответил он сухо, – ничего!
– Ведь вы мой посаженый отец. Разве вы забыли?
Джуд мог-бы сказать, что возраст Филлотсона дает ему больше прав на это почетное название. Но ему не хотелось досаждать ей такой плоской выходкой.
Сусанна болтала без умолку, но Джуда угнетала мысль, что, сделав промах при вступлении в брак, он помогает и любимой женщине сделать ту-же роковую ошибку, вместо того, чтобы спасти от неё. У него на языке даже был обычный вопрос, задаваемый при венчании: «Вполне-ли сознательно вы готовитесь вступить в брак?»
После завтрака они вышли на прогулку, пользуясь последним случаем совершить ее за-просто и по-приятельски. Сусанна подала ему руку и, по странной иронии судьбы, остановилась с ним по пути у одной церкви, чего прежде никогда не делала.
– Это церковь, – заметил ей Джуд в недоумении.
– Ужь не та-ли, где я буду венчаться?
– Да.
– Не ожидала! В таком случае мне интересно посмотреть место, где я скоро преклоню колена и буду сочетаться законным браком…
