– Я чувствую то же самое!
– Что мы будем делать? Ты имеешь теперь работу. Но ведь и здесь это только до тех пор, пока не огласилось наше прошлое и наши взаимные отношения… Помнишь, как все это повредило твоей работе в Ольдбрикгэме?
– Ну теперь это едва ли может повториться. Впрочем, всего лучше нам оформить наш брак, как только ты в состояния будешь выходить.
– Ты полагаешь, что это нужно?
– Разумеется.
Джуд задумался.
– В последнее время я считаю себя принадлежащим к группе людей, которых избегают люди нравственные, которых называют совратителями. Меня ужас берет, когда я думаю об этом! А прежде я не сознавал, как я дурно поступал с тобою, – с тобою, которую я люблю более своей жизни. Да, Сусанна, вот каков я! Я обольщал тебя… Ты была натура избранная, предназначенная к жизни безукоризненной, незапятнанной. Но я не смог!
– Нет, нет, Джуд! – возразила она быстро. – Не упрекай себя понапрасну. Если кто и заслуживает порицания, так это я.
– Я поддерживал тебя в твоем решении оставить Филлотсона.
– Все равно, я поступила бы так же. Что же касается собственно нас, то тот факт, что мы не вступили в законный брак, составляет скорее спасительную черту в нашем союзе. Мы избегли этим оскорбления святости наших первых браков.
– Святости?
Джуд удивленно посмотрел на нее и понял, что она уже не была прежней Сусанной.
– Да, – сказала она с легкой дрожью в голосе. – У меня и тогда были страшные опасения при сознании своего собственного бесстыдства. Я думаю, что и теперь еще я его жена.
– Что ты, голубка моя!
– Ах, я не могу объяснить! Только эта мысль так мучит меня!
– Это твоя слабость, больное воображение, в этом нет никакого смысла, никакого основания!
Сусанна только тяжело вздохнула.
Джуд совершенно неожиданно нашел выгодную работу. Но эта работа теперь не радовала его; он терзался сознанием, что после всего пережитого взгляды и симпатии его и Сусанны разошлись в противоположные стороны; события, расширившие его взгляд на жизнь, законы, обычаи и догматы, не произвели такого же действия на Сусанну. Она была уже не такою, как во времена своей независимости, когда ум её как молния сверкал в высоте над всякою обрядностью и формализмом, которые он в ту пору еще почитал, хотя и бессознательно.
Раз как-то, в субботу вечером, Джуд вернулся довольно рано. Сусанны не было дома, но она скоро возвратилась и удивила его своей молчаливостью.
– О чем ты думаешь? – пытливо спросил он.
– Ах, я не умею ясно выразить! Мне противно оставаться в нашем теперешнем положении.
– Опять то же! Но разве может быть на земле что-нибудь лучше нашей взаимной любви?
– Это зависит от характера любви. Твоя, наша любовь – порочная.
– Я не хочу этого, Сусанна! Лучше скажи, когда ты желаешь закрепить наш брак пред алтарем?
Она задумалась и взгляд её блуждал:
– Никогда, – прошептала она.
Не понимая вполне её мысли, Джуд принял её ответ спокойно и промолчал. Прошло несколько минут. Он подумал, было, что она задремала.
– Но я хочу сообщить тебе еще одну вещь, Джуд, – проговорила вдруг Сусанна. – Скажи только, – ты не рассердишься? Я думала об этом очень много с тех пор, как умерли мои малютки. Я не могу больше считаться твоею женою.
– Но ведь ты уже на самом деле моя жена!
– Это с твоей точки зрения, а с моей…
– Я полагал, что наш опыт достаточно убедил нас в устойчивости наших супружеских отношений, помимо брачного обряда. Но если ты, как это видно, начинаешь признавать формальности и обряды, то почему-же ты прямо не заявила мне об этом? Обряд был-бы совершен безотлагательно, Ты моя несомненная жена, Сусанна. Что ты хотела сказать своим странным заявлением?
– Я не считаю себя твоею женою – вот что!
– Не считаешь? Но допусти, что над нами совершен обряд; при знаешь-ли ты себя моего женою тогда?
– Нет. Даже и тогда не признаю. Тогда мне будет еще хуже.
– Но почему-же. Я не понимаю, дорогая моя.
– Потому что я жена Ричарда. С течением времени я все больше и больше убеждаюсь, что принадлежу ему, и во всяком случае никому другому.
– Боже мой, до какой степени ты переменилась! – воскликнул Джуд.
– Да, может быть, – тихо ответила Сусанна.
Несколько дней спустя, в сумерки летнего вечера, они сидели в той-же маленькой комнатке, внизу, когда послышался стук в парадную дверь дома, а вслед затем и в дверь их комнаты. Прежде чем они успели отворить, в дверях показалась женская фигура.
– М-р Фолэ здесь?
Джуд и Сусанна вздрогнули: это был голос Арабеллы.
Джуд пригласил ее войти, и она села. По лицу её было видно, что ей жилось далеко не так привольно, как при жизни Кортлета.
– Я к вам прямо с кладбища, – начала гостья. – Благодарю вас за любезное извещение, но к похоронам я не могла поспеть. Нет, я не могла участвовать в похоронах: мне казалось, что я буду лишняя, – поправилась Арабелла, не умея, как ей хотелось, попасть в патетический тон. – Но я все-таки рада, что нашла могилку. Так как это ваша профессия, Джуд, то вы, вероятно, можете поставить на ней хорошенький камень.
– Да, я поставлю памятник, – угрюмо проговорил Джуд.
– Ведь это был мой ребенок, и мне, конечно, жалко его.
– Я не сомневаюсь.
– К другим детям, не моим, я не могла, конечно, иметь такого горячего чувства.
– Разумеется.
Из темного угла, где сидела Сусанна, послышался вздох.
– Мне часто хотелось иметь при себе моего ребенка, – продолжала мистрис Кортлет. – Этого, быть может, не случилось-бы тогда! Но я не желала отнимать его у вашей жены.
– Я ему не жена, – донеслось от Сусанны.
Неожиданность этого заявления заставила Джуда смолкнуть.
– Ах, простите меня, пожалуйста, – поправилась Арабелла. – Я ведь считала вас его женою!
По тону Сусанны, Джуд понимал, какие новые взгляды скрывались в её словах. Но для Арабеллы, разумеется, пропадало в них все, кроме очевидного смысла. Оправившись от этого неожиданного сообщения, Арабелла продолжала вспоминать о прошлом, и опять обратилась с каким-то вопросом к Сусанне. Но ответа не последовало: Сусанна незаметно вышла из комнаты.
– Она сказала, что не была вашей женою? – проговорила Арабелла уже другим тоном. – Почему она сказала это?
– Этого я не берусь объяснить вам, – сухо ответил Джуд.
– Но ведь она-же жена ваша, не правда-ли? Она сама мне когда-то сказала это.
– Я не проверяю того, что она говорит.
– Я и вижу! Однако, мне пора. Я остановилась здесь сегодня, считая долгом известить вас в нашем общем горе. Я ночую в той самой гостиннице, где служила конторщицей, и завтра уезжаю в Ольфредстон. Отец опять возвратился домой, и я живу вместе с ним.
– Из Австралии? – безучастно спросил Джуд.
– Да. Не мог ужиться там. Мать умерла, а он с двумя младшими только-что возвратился, приобрел коттедж подле нашего старого пепелища, и я занимаюсь теперь у него хозяйством.
Как только Арабелла ушла, встревоженный Джуд прошел к Сусанне, но на его стук не было ответа, и плотник, хозяин квартиры, сказал, что Сусанна по-видимому ушла в церковь Св. Силы, куда она часто ходила.
Было уже поздно. Джуд задумчиво пошел по направлению к церкви, в которой не бывал с очень давнего времени. Дверь была отперта – он вошел в церковь. Все было погружено в тишину и мрак. Но среди этой тишины слышался по временам какой-то глухой звук, похожий на сдержанные стоны иди рыдания. Половой ковер заглушал его шаги, и он пробирался в том направлении, в темноте, чуть озаряемой слабым мерцанием лампадки. Вскоре он заметил что-то черное, и снова послышались глухия рыдания. На полу лежала Сусанна.
– Сусанна! прошептал Джуд, нагнувшись над ней.
Она поднялась и обернула к нему бледное лицо.
– Чего ты от меня хочешь, Джуд, – проговорила она. – Зачем ты пришел? Я хотела остаться одна!
– Как можешь ты говорить это! – возразил Джуд с упреком и скорбью. – Зачем я пришел? Я хотел-бы знать, кто-же имел-бы право придти за тобою, если не я, я, любивший тебя более самого себя, более – о, много более, чем ты любила меня! Что заставило тебя уйти от меня?
– Пожалуйста, не критикуй меня, Джуд, я столько раз просила тебя об этом. Бери меня такого, какова я есть. Я жалкое существо, угнетенное всевозможными несчастиями! Я не могла вынести прихода Арабеллы. Она еще продолжает быть твоего женою, как Ричард – моим мужем! Потеря моих малюток открыла мне глаза! Убийство моих детей мальчиком Арабеллы было карой – законный убил незаконных. Что, скажи, что остается мне делать?
– Это ужасно! – воскликнул Джуд, едва сдерживая слезы. – Да пойми же ты, что неестественно и уродливо упрекать себя в том, в чем ты никогда не была виновата!
– Ты сердишься, Джуд, и потому не видишь вещей в их настоящем свете.
– Так пойдем со много, моя дорогая. Может быть, я пойму тебя.
Он обнял ее и поднял с полу. Она пошла с ним, отклонив его поддержку.
– Я не разлюбила тебя, Джуд, – сказала она ласковым и умоляющим голосом. – Я люблю тебя так-же, как всегда любила! Но я не в праве любить тебя.
– Я не понимаю тебя, Сусанна.
– Не будь все-таки жесток ко мне, Джуд, я ведь так несчастна! – продолжала Сусанна, рыдая, когда они выбрались на улицу. – Мне это невыносимо! Я ошибалась – я не могу рассуждать с тобою. Приход Арабеллы кончил все. Не издевайся надо мною: твои насмешки мне острый нож!
Он обнял и страстно поцеловал ее среди уличной тишины, прежде чем она могла помешать ему. Они шли, пока ни поровнялись с маленьким рестораном.
– Джуд, – обратилась она к нему, сдерживая слезы, – не возьмешь-ли ты себе здесь комнату?
– Пожалуй, если… если ты этого действительно хочешь. Но хочешь-ли? Я провожу тебя до нашей квартиры и выслушаю, в чем дело.
Он пошел с Сусанной. Дома она сказала хозяйке, что не хочет ужинать, и прошла наверх. Джуд пошел за него. Она подошла к нему и, протянув руку, сказала:
– Ну, прощай.
– Но, Сусанна…
– Ты ведь сказал, что исполнишь мое желание!
– Да. Хорошо… Быть может, нам лучше было расстаться с самого начала, когда мы не решались на женитьбу по церковному обряду.
– Во всяком случае, я рада, что ты это понимаешь. Я никогда не рассчитывала поступить так, как решила теперь. Я попала в свое фальшивое положение из ревности и возбужденного состояния!
– Но, надеюсь, и из любви – ты ведь любила меня?
– Да, но мне следовало во время остановиться и продолжать только дружеские отнопиепия…
– Но любящие друг друга люди не могут жить в таких условиях!
– Женщины могут, мужчины – нет, потому что не хотят. Средняя женщина выше среднего мужчины тем, что она никогда не возбуждает известных отношений, а только отвечает. Нам следовало жить в духовном, умственном союзе, – и только.
– Но человеческая природа не может изменить себе.
– За то она учит самообузданию.
– Конечно, если кто-нибудь из нас виноват, так это я.
– Нет – я. Твоя слабость состояла только в естественном желании мужчины обладать женщиной. У меня-же не было соответствующего желания, пока зависть не побудила меня выгнать Арабеллу. Я полагала, что должна из сожаления приблизить тебя к себе – мне казалось слишком эгоистично мучить тебя, как я мучила другого своего друга. Но я бы не вышла из этих границ, если-бы ты не поборол меня, внушив мне опасение, что вернешься к ней… Однако, не будем больше говорить об этом! Скажи, Джуд, согласен ты отпустить меня? А пока – простимся, Джуд, уходи к себе!
– Как? Я не могу даже остаться переночевать? Ах, Сусанна, жена моя…
– Нет, нет – не жена!.. Я в твоих руках, Джуд, – не тяни же меня назад, блого я ушла от своих прежних взглядов.
– Хорошо, я исполню твое приказание… Боже мой, какой я был эгоист! Может быть я погубил одно из глубочайших и честнейших чувств, когда-либо существовавших между мужчиной и женщиной!..
Он подошел к кровати и сбросил с неё на пол свою подушку. Сусанна смотрела на него, и склонившись у изголовья, тихо плакала.
– Ты не понимаешь, что это дело моей совести, а вовсе не отвращение к тебе! проговорила она, рыдая. – Ну, прощай Джуд, прощай…
– Прощай, – уныло повторил он.
По её просьбе, он обнял ее и поцеловал её заплаканное лицо. И оба они молчали, пока она ни повторила: – Прощай! При этом она деликатно отклонилась и, чтобы смягчить горе разлуки, сказала: – Мы останемся такими-же хорошими друзьями, Джуд, не правда-ли? И по временам будем встречаться. Забудем все это, и постараемся быть такими, какими были давно, давно…
Джуд не промолвил ни слова. Он вышел и спустился с лестницы.
Спустя несколько дней по одному из дальних предместий Кристминстера молодая женщина направлялась к дому, в котором поместился теперь Джуд Фолэ. Робкий стук послышался у двери его жилища.
Был вечер и потому он оказался дома; точно по вдохновению он вскочил на стук и бросился сам к двери.
– Не желаете-ли пройтись со много? Я не хотела бы входить. Мне надо поговорить с вами и пройти вместе на кладбище.
Слова эти произносили дрожащие уста Сусанны. Джуд надел шляпу.
– Вам не безопасно выходить, предупредил он. – Но если вы не хотите входить…
– Да, не хочу. Я не задержу вас долго.
Джуд был слишком взволнован, чтобы решиться заговорить первым. Ей тоже расстроенные нервы не давали сосредоточиться и овладеть собою, и они довольно долго шли среди нависшего тумана, подобно теням, без звука и жеста.
– Я хочу заявить вам сама, – вдруг заговорила она неровным, обрывавшимся голосом, – чтобы вы не узнали об этом стороною. Я возвращаюсь опять к Ричарду. Он так великодушно согласился простить мне все. Он узнал о нашем разрыве и прислал мне очень милое письмо, из Мэригрина.
– Возвращаетесь?
Ошеломленный этим неожиданным заявлением, бедный Джуд начал горячо протестовать, что то доказывать, в чем-то уверять… Но Сусанна была непреклонна, и как-бы в утешение предложила ему принять обратно Арабеллу, отплатить ей добром за зло и пожалеть ее, несчастную женщину, желающую исправиться.
Джуд безнадежно покачал головою. Глаза его были влажны. Горе видимо расстроило её способность рассуждать.
– Все это один вздор, – проговорил он резко. – Это фальшь, разврат и больше ничего! Я теряю всякое терпение. Разве вы любите его? Сами знаете, что нет! Это будет какая-то фанатическая проституция, да, прости, Господи, мое согрешение – вот что будет из этого!
– Я не люблю его – это правда, в которой я признаюсь со всей глубиною раскаяния! Но чувство придет со временем. Видите, я призналась вам во всем. Я не ожидала, что вы будете так грубы со мной за это! Я хотела просить…
– Отпустить вас?
– Нет. Прислать мне мои вещи, если можете.
– Отчего же, – я пришлю. Но разве он не приедет за вами – или не желает снизойти до этого?
– Я сама не допущу. Я иду к нему добровольно, как добровольно и ушла от него… Джуд, я должна проститься с вами! Но мне хотелось, чтобы вы прошли со много на кладбище. Пусть наша разлука состоится там – в виду моих детей, умерших для моего вразумления.
Они повернули по направлению к кладбищу. Подойдя к своей могилке, они остановились.
– Вот здесь мне хочется расстаться, – сказала она.
– Да будет так! – проговорил Джуд.
– Не считайте меня бессердечной из-за того, что я действовала по убеждению. Ваша бескорыстная преданность мне беспримерна, Джуд! Ваше общественное падение, если вы и пали, скорее в пользу вам, нежели в укоризну. Вспомните, что лучшие и величайшие характеры в человечестве суть те, которые не ищут мирских благ. Всякий человек, преуспевающий в жизни, более или менее эгоист. Падает только несчастный… «Любовь не ищет своего». Этот священный стих пусть будет всегда напоминать нам нашу любовь, и на нем мы расстанемся друзьями. Бессмертные слова будут ярко гореть человечеству, когда исчезнет вся приставшая к нему внешняя обрядность… Не будем умствовать. Прощайте, Джуд, мой собрат по греху и мой верный добрый друг!
– Прощай, моя непонятная жена, прощай! – откликнулся Джуд…
В этот вечер они расстались.
На следующий день обычный туман все еще застилал город. Едва было можно различить в этой мгле маленькую фигурку Сусанны, шедшей на станцию железной дороги.
Джуду не хотелось в это утро идти на работу и он вышел в таком направлении, чтобы не встретиться с Сусанной. Вскоре он направился к таким трущобам и вертепам, где еще никогда не бывал, и где царили вопиющая нищета и всевозможные болезни. Ему хотелось развеять свою тоску…
На другой день, на окраинах Кристминстера – далеко от прежней квартиры Джуда, в дождливый вечер Арабелла в поношенном бедном платье разговаривала с Джудом, на крыльце теперешнего его жилища.
– Я одинока, в нужде и без крова – вот что я теперь! – говорила она. – Отец выгнал меня из дома, обобрав весь мой заработок, и я брошена на произвол судьбы.
Она стала умолять Джуда взять ее к себе и помочь ей.
Джуд сначала всячески отклонял её просьбу. Не после долгих упрашиваний он уступил ей маленькую комнатку подле своего номера, и то на несколько дней, пока она не помирится с отцом. Вскоре Арабелле понадобилось съездить за своими вещами в Мэригрин, откуда она привезла Джуду сообщение о полном примирении Сусанны с Филлотсоном, которое было уже закреплено благословением пастора. Вернувшись, Арабелла не нашла его в номере, и предположив, что он загулял, отправилась искать его. Она нашла его, действительно, в одном из кабачков, уже порядочно охмелевшим. Решив, что в этом виде неудобно вести его в гостинницу, она уговорила его идти на ночлег к её отцу. Вести его пришлось с трудом, так как он был не тверд на ногах. Дорогою Джуд все фантазировал, вспоминал о Сусанне и восторгался его.
Наконец, они пришли к домику её отца. Арабелла тихо отворила дверь и они очутились в потемках.
– Погоди, я не найду спичек, Джуд; но это ничего, иди за мною, только, пожалуйста, потише.
– Темно, хоть глаз выколи, – шептал Джуд.
– Давай сюда руку, я проведу. Вот так. Теперь сядь, я тебя разую. Мне не хочется будить отца…
Она разула его. – Теперь, – шепнула она, – держись за меня хорошенько. Первая ступенька, вторая ступенька…
– Но разве мы в нашем старом доме? – спросил опьяневший Джуд… Уж сколько лет я в нем не был. Эй! А где мои книги? Вот что я желаю знать!
– Мы в моем доме, милый, где никто не будет смеяться над твоим состоянием. Сюда – третья ступенька, четвертая ступенька – ну, вот, теперь вошли.
На другое утро Арабелла сообщила отцу о своем неожиданном госте, и на свой страх решилась прибавить, что он намерен с него опять сойтись и жить вместе. Потом она зашла в его комнатку и нашла его в угнетенном состоянии духа. Его смущала мысль, что подумают о нем в гостиннице. Добрая Арабелла вызвалась сходить туда и все устроить. – А то, не поручите ли вы мне расплатиться за номер, – продолжала она, – чтобы хозяева не подумали, что вы сбежали? – Джуд, конечно, согласился и передал в её распоряжение свой портмонэ. Не прошло и полчаса, как Арабелла вернулась из гостинницы с его вещами.
Желая поскорее разогнать тоску Джуда и привести его в настроение, более соответствующее её дальнейшим видам, Арабелла дня через три задумала устроить у себя пирушку, на которую и пригласила, кроме знакомых отца, и прежних трактирных приятелей Джуда.
Пирушка вышла на славу. Много пили, провозглашали тосты, веселье затянулось до белого света. Вся компания была заметно навеселе. Выбрав удобный момент, Арабелла объявила гостям, что она и Джуд решились завязать вновь свой брачный узелок, так как не могли жить друг без друга, и вот, когда настанет утро, они отправятся к пастору с заявлением о своем желании примириться и жить вместе.
Джуд был ошеломлен. Сначала он протестовал самым решительным образом, но вскоре, подавленный энергическими доводами Арабеллы и её отца, которые уверяли, что за эти дни он неоднократно повторял обещание восстановить брак с Арабеллой, и упрекали его в неблагодарности за оказанное ему гостеприимство, Джуд подался.
Дождавшись полного утра, парочка отправилась сделать формальное заявление.
Вскоре после описанного, Джуд и его жена Арабелла заняли квартиру в верхнем этаже дома, поближе к центру города.
Впродолжение нескольких месяцев новой жизни он имел изредка работу, но здоровье его не поправлялось, а в последнее время ему стало совсем плохо. Он сидел в кресле перед камином и кашлял.
– Однако, выгодную аферу я сделала, сойдясь с тобою! – говорила Арабелла. – Придется опять делать колбасы и сосиски и бегать с ними по улицам, чтоб содержать инвалида-мужа. Почему ты не берег своего здоровья, когда жил с другою? Ты был здоровый малый, когда я выходила за тебя замуж.
В подобных случаях Джуд отделывался шуточками. Такого рода разговоры происходили между ними ежедневно.
Между тем Джуду становилось все хуже. Однажды, после долгого колебания, он попросил Арабеллу исполнить для него одно поручение. Она равнодушно спросила его, что надо.
– Написать Сусанне. Мне хочется узнать, как она поживает и не может-ли навестить меня, так-как я болен и хочу повидать ее в последний раз.
– Вот это похоже на тебя – оскорблять жену подобными просьбами!
– Наоборот, из желания не оскорбить тебя я и обращаюсь с этой просьбой. Ты знаешь, что я люблю Сусанну. Я не желаю маскироваться. Мне не трудно было-бы послать письмо и без твоего ведома. Но с тобою и её мужем я желаю действовать на чистоту. Пожалуйста, напиши, Арабелла! – умолял он. – Заплати великодушием за мою простоту!
– Да она вовсе не интересуется видеть тебя. Она, как крыса, предвидела крушение корабля!
– Не смей так говорить! – закричал взбешенный Джуд, бросаясь на Арабеллу.
Он закашлялся страшнейшим образом и растянулся, бледный, как мертвец.
– Пожалуй, я приглашу ее, – пробормотала Арабелла, – если ты согласен, чтобы я находилась с тобой все время, что она будет здесь.
Жгучее желание видеть Сусанну не позволило ему протестовать против такого наглого требования, и он ответил, задыхаясь:
– Хорошо… Только пригласи, ради Бога!
Вечером он спросил, написала-ли она.
– Да, ответила она, – я сообщаю в письме о твоей болезни и прошу ее приехать завтра или после-завтра. Только я еще не отправила письма.
На другой день Джуд не хотел переспрашивать ее о письме, но какая-то безумная надежда заставляла его мучиться ожиданием. Он знал часы приходящих поездов и жадно прислушивался. Но её не было.
Он надеялся и ждал весь следующий день. Сусанна не появлялась. Не приходило и письменного ответа. Тогда Джуд решил про себя, что Арабелла обманула его. Его физическая слабость была так велика, что с досады он плакал, как ребенок, когда Арабелла не могла видеть его слез. Больше он не говорил ей ни слова ни о своем желании, ни о догадке. В нем созрело безмолвное решение, придавшее ему если не твердости, то решимости и спокойствия.
Раз как-то днем, когда после долгого отсутствия Арабелла вошла в комнату, она застала его кресло пустым.
Проливной дождь шел все утро, и глядя из окна на его потоки, трудно было поверить, что больной человек решится в такую погоду выйти почти на верную смерть. Но Джуд, действительно, катил в это время по железной дороге и в четвертом часу был уже у знакомого колодца в Мэригрине. Дождь никого не выпускал из дому. Джуд прошел по лужайке, никем не замеченный, к церкви и нашел ее открытой. Здесь он остановился, поглядывая на школу, откуда вскоре вышел небольшой мальчик – вероятно отпущенный до окончания уроков. Джуд подозвал его жестом и попросил вернуться в школу и, вызвав мистрисс Филлотсон, попросить ее зайти на минутку в церковь.
Мальчик побежал исполнить поручение, а Джуд пошел в знакомую церковь, где все ему показалось ново. Вскоре послышались легкие шаги, едва слышные за проливным дождем. Он обернулся.
– Ах, Джуд! – вот я не ожидала…
Истерический припадок удушья схватил Сусанну за горло. Джуд бросился к ней, но она быстро оправилась и пошла назад.
– Не уходите, не уходите! – умолял он. – Это мое последнее посещение! Я не решился войти в ваш дом и никогда уж больше не явлюсь. Не будьте безжалостны, Сусанна.
– Хорошо, я останусь, я не хочу быть невежливой! – проговорила она. Губы её дрожали и по щекам текли слезы, когда она позволила ему приблизиться к себе.
– Но зачем вы приехали и сделали порочное дело после совершения вами дела правого и похвального?
– О каком правом деле вы говорите?
– О примирении с Арабеллой. Она ведь никогда никому не принадлежала, кроме вас, Джуд.
– Неужели я затем только и приехал, чтоб выслушать этот вздор? Боже ты мой! В моей жизни ничего нет более позорного, безнравственного и фальшивого, чем этот новый союз, который вы называете правым делом! Да и вы тоже – вы называетесь женою Филлотсона! А на самом деле вы не его, а моя жена!
– Не заставляйте меня убежать от вас – я не в силах более выносить!.. Я и боролась, и каялась, и постилась, и молилась… Я почти достигла полного порабощения плоти духу. И вы не должны… слышите ли… не должны пробуждать во мне…
– О, я не буду спорить, потому что знаю, что женщина в вашем состоянии чувств глуха ко всем доводам!
– Как вы можете быть таким жестоким! Вы оскорбляете меня, Джуд! Уходите от меня!
Она быстро повернулась от него.
– Я уйду, и никогда не приду больше, хотя бы и имел на это силы, на что уже нет надежды… Сусанна, Сусанна, вы не стоите любви мужчины!
Грудь её волновалась.
– Я не позволю вам говорить такие вещи! – воскликнула она, и остановив на нем пристальный взгляд, решительно обернулась к нему.
– Не презирайте, не презирайте меня, поцелуйте меня, скажите что я не подлая обманщица, – я не вынесу такого упрека!
Она бросилась к нему и осыпала его несчетными поцелуями.
– Я должна признаться тебе, – продолжала она, – да должна, мой возлюбленный, бесценный Джуд! Ведь это примирение было для меня только обрядностью…
– Сусанна! – ответил он, задыхаясь от волнения и крепко сжимая ее в своих объятиях. – Если горе может знать счастие, то теперь я переживаю минуту дивного блаженства! Теперь во имя всего святого, скажи мне правду, только истинную правду. Любишь-ли еще ты меня?
– Люблю-ли! Ты это знаешь слишком хорошо. Но я не должна любить – не должна отвечать на твои поцелуи.
– Погоди, Сусанна, выслушай мою последнюю мольбу. Мы оба с тобой сделали наш последний шаг в порыве безумия. Меня для этого напоили. На тебя нашло какое-то умственное затмение… Сбросим же с себя ярмо ошибки, убежим прочь отсюда, вместе!
– Нет, Джуд! Зачем ты соблазняешь меня! Пора… Не провожай меня… Пожалей, оставь меня!
Сусанна отошла в дальний конец церкви, а он, накрывшись плэдом, сейчас же вышел вон. Когда Джуд проходил по парапету церкви, она слышала еще его кашель, заглушаемый шумом дождя, бившего в окна, и чуть было не побежала к нему. Но овладев собою, опустилась на колени.
Между тем Джуд, выйдя на лужайку, бросил последний взгляд на храм, в котором находилась Сусанна, в полной уверенности, что ему никогда уже не видать этого места.
В Кристминстер он добрался не ранее десяти часов.
На платформе его встретила Арабелла. Её взгляд смерил его с головы до ног.
– Ты ездил на свидание с нею? – спросила она.
– Да, повидаться, – проговорил Джуд, шатаясь от лихорадки и усталости.
Дорогой вода текла с него ручьями и он принужден был прислоняться к стене, когда его душили приступы кашля.
– Ты это нарочно простудился! ведь это-же самоубийство!
– Да.
– Хорошо, нечего сказать! Убивать себя из-за женщины.
– Послушай, Арабелла. Ты считаешь себя сильнее меня, и это в физическом отношении теперь верно. Ты можешь свалить меня, как какую-нибудь кеглю. За то в другом смысле я не так слаб, как ты думаешь. Ты в тот раз не послала письма, о котором я просил тебя, я и решил, что человек, прикованный к своей комнате воспалением легких, у которого осталось в этом мире два желания: увидать любимую женщину и затем умереть, может отлично осуществить оба эти желания одним ударом. Я так и поступил. Я видел ее в последний раз и покончил с собою – положил конец безумной жизни, которой никогда не следовало начинаться!
– Боже мой! какие нелепости ты говоришь! Не хочешь-ли зайти напиться чего-нибудь теплого?
– Нет, спасибо. Пойдем домой.
Когда они проходили между безмолвных коллэджей, Джуд остановился и принялся с жаром фантазировать и что-то говорить в пространство.
– Какой ты в самом деле чудак! – заметила с досадой Арабелла. – Какие тут философы да доктора тебе мерещатся! Здесь, слава Богу, не видать ни живой, ни мертвой души, кроме проклятого полисмена! Я еще никогда не видала таких безлюдных улиц.
Джуд все продолжал нести какую-то ученую чепуху, пересыпанную собственными именами.
– Пойдем, пойдем, – уговаривала его Арабелла, – дома я буду ухаживать за тобой.
– Хорошо. Дома мне будет лучше, а то я чувствую пронизывающую сырость и холод, точно меня захватывают челюсти смерти… Слушай, Арабелла, когда я умру, ты увидишь, как душа моя будет летать в этих самых местах…
Арабелла с трудом довела его до дому.
Лицо Джуда теперь так отощало и осунулось, что старые друзья едва-ли узнали-бы его. Был полдень, когда Арабелла, окончив долгую возню с подвивкой волос и одевшись, взглянула на Джуда. Казалось, больной спал. Арабелла, в шляпке и перчатках, присела, как бы ожидая кого-то себе на смену.
С улицы доносились разные звуки, напоминавшие, что в городе большой праздник. Колокола загудели на колокольнях, и в открытое окно то и дело влетали, кружась над изголовьем Джуда, разные объявления, рекламы и билетики. – Чтож это отец не идет, в самом деле! – подумала Арабелла.
Она опять посмотрела на Джуда, критически измеряя его убывающую жизнь, как она часто делала это в последнее время, и взглянув на его часы, нетерпеливо встала. Он продолжал спать, и Арабелла, приняв свое решение, тихо вышла из комнаты, так же тихо затворила дверь и спустилась с лестницы.
Был безоблачный, очаровательный день. Выйдя из дома, Арабелла скоро очутилась среди праздничной толпы. Она глядела на вереницу экипажей и на веселую молодежь обоего пола, спешившую на концерт. Могучие звуки оркестра разносились далеко в тишине воздуха и влетали в комнату, где лежал Джуд. Новый приступ ужасного кашля разбудил его.
Сделав усилие, он пробормотал с закрытыми глазами:
– Воды, пожалуйста!
Но голос его замер без ответа в пустой комнате, и он опять закашлялся до изнеможения, проговорив еще более слабо:
– Воды, глоток воды, ради Бога, Сусанна… Арабелла!
Комната по-прежнему была безмолвна. Вдруг он простонал опять:
– Душит… воды, Сусанна, ангел мой, ради Бога!
Но никто не внимал его мольбам, и только звуки оркестра слабые, как жужжание пчелы, по-прежнему вносились в комнату. Веселые крики и ура неслись со стороны реки. Лицо Джуда преобразилось. Он тихо шептал какие-то длинные монологи, погружаясь в воспаленный бред…
Между тем Арабелла, вернувшись взглянуть на больного, встретилась на крыльце с двумя товарищами Джуда по каменной работе.