Теодор Драйзер
Титан

Глава 13
Жребий брошен

Важное значение этого визита вскоре стало очевидным. В крупных делах на самом верху жизненные хитросплетения сводят людей между собой почти необъяснимым образом. Теперь, когда дело было прествлено на его рассмотрение, мистер Маккенти был заинтересован во всестороннем изучении ситуации с газовыми компаниями, – в том числе, не выгоднее ли было бы заключить сделку со Шрайхартом, и так далее. Но в итоге он пришел к выводу, что план Каупервуда был наиболее оправданным с политической точки зрения, главным образом, потому, что группа Шрайхарта, в настоящее время не находившаяся в том положении, чтобы обращаться с просьбами в городской совет Чикаго, оказалась недальновидной и не позаботилась умиротворить силы, пиратствовавшие в городской ратуше.

Когда Каупервуд в следующий раз посетил дом Маккенти, последний пребывал решительном настроении.

– Ну что же, – сказал он после теплого обмена приветствиями. – Я выяснил, что происходит. Ваше предложение достаточно справедливо. Приведите в порядок вашу компанию и обустройте ваши планы соответствующим образом. Потом представьте ходатайство, и мы посмотрим, что можно будет сделать.

Они устроили долгую и откровенную дискуссию о будущем разделе акционерного капитала, который будет находиться на временном депоненте в любимом банке мистера Маккенти до тех пор, пока условия соглашения об аффилиации со старыми компаниями или устав новой объединенной компании не будут приняты окончательно, и так далее, и тому подобное. Это было довольно изощренное соглашение, не такое удовлетворительное для Каупервуда, как могло бы быть, но достаточно для победы. Оно требовало безраздельного участия генерала Ван-Сайкла, Генри де Сото Сиппенса, Кента Берроуза Маккиббена и советника Доулинга в течение небольшого времени. Но наконец все было готово для переворота.

Вечером в понедельник, после предыдущего четверга, когда в соответствии с правилами городского совета должны были приниматься такие постановления, ходатайство Каупервуда было публично оглашено, прошло быстрое рассмотрение членами городского совета и получило утверждение. Для публичной дикуссии не было времени, и разумеется, Каупервуд и Маккенти старались избежать этого. На следующий день Шрайхарт через своих юристов и управляющих старых газовых компаний поспешно обратился в прессу и объявил все это чистой воды грабежом, – но что они могли поделать? Для настоящего скандала оставалось слишком мало времени. Городские газеты, послушные более солидному финансовому влиянию, стали писать о «частной игре со старыми компаниями» и о бесполезности двух крупных конкурентов в той области, где монополия была предпочтительной. И все же общественность, наставляемая или подстрекаемая агентами Маккенти, была еще не готова примириться с этим. Люди слишком долго подвергались обработке со стороны старых компаний, чтобы поднять голос.

Вечером в понедельник когда постановление городского совета наконец было утверждено, президент газовой компании Южной стороны мистер Сэмюэль Блэкмен, – миниатюрный, легкий человечек с подковообразными бакенбардами, – произнес с глубоким чувством:

– Это совершенно скандальное дело! Если мэр поставит свою подпись, его следует отстранить от должности. Сегодня вечером все голоса были куплены – абсолютно все! Это настоящий бандитизм в нашем родном городе; люди, долгие годы строившие свой бизнес, не могут ощущать себя в безопасности!

– Вы абсолютно правы в каждом слове, – жалобно сказал мистер Джордан Джулс, президент компании Северной стороны, – низенький, упитанный человечек с головой в форме горизонтально уложенного яйца, бахромой волос вокруг лысины и жесткими голубыми глазами. Он находился в сопровождении высокого и неспешного мистера Хадсона Бейкера, президента Западной Чикагской компании. Все трое пришли для того, чтобы заявить свой протест.

– Все из-за этого негодяя из Филадельфии. Он – причина всех наших бед. Респектабельным деловым людям в Чикаго давно пора понять, с каким типом им пришлось столкнуться. Его нужно выдворить отсюда. Только посмотрите на его послужной список в Филадельфии! Там его отправили в тюрьму, и здесь следует поступить так же.

Мистер Бейкер, который был соратником Шрайхарта и недавно побывал у него в гостях, тоже был крайне огорчен.

– Этот человек – настоящий шарлатан, – обратился он к Блэкмену. – Он не может играть по правилам. Ясно, что он не принадлежит к респектабельному обществу.

Тем не менее, и несмотря на это, постановление было принято, что стало горьким уроком для мистера Нормана Шрайхарта, мистера Норри Симмса и всех остальных лиц, имевших несчастье примкнуть к ним. Комиссия, состоявшая из представителей всех трех компаний, нанесла визит мэру Чикаго, но последний, будучи послушным инструментом Маккенти, вверившим свою судьбу в руки противника, все равно поставил свою подпись. Каупервуд получил долгожданную концессию, и теперь, несмотря на все крики и стоны, по более позднему выражению пришла пора увидеть, «кто здесь главный». Один лишь Шрайхарт продолжал считать, что его личные счеты с Каупервудом еще не улажены. Он собирался встретиться с финансистом позже по какому-либо иному поводу, но пока что, будучи прозорливым человеком, был готов пойти на компромисс.

Через некоторое время, постаравшись по возможности избавиться от нанесенной обиды, он стал искать встречи с Каупервудом в обоих клубах, где тот получил членство, но Каупервуд тщательно избегал его общества, так что Магомету пришлось прийти к горе. Однажды, полусонным июньским днем, мистер Шрайхарт пришел в офис Каупервуда. Он носил новенький костюм стального серого цвета и соломенную шляпу. Из его нагрудного кармана, согласно моде того времени, торчал шелковый носовой платок с голубой каемкой, а ногах красовались безупречные, сияющие оксфордские полуботинки.

– Через несколько дней я отплываю в Европу, мистер Каупервуд, – добродушно сказал он. – Так что я решил заглянуть к вам и посмотреть, можем ли мы достигнуть какого-либо соглашения относительно ситуации с газоснабжением. Само собой, руководящие сотрудники старых компаний не хотят иметь никаких конкурентов в этой области, и я уверен, что вы не заинтересованы в ведении бесполезной тарифной войны, которая никому не доставляет выгоды. Насколько я помню, вы были готовы к компромиссу на условиях равных долей, и мне интересной, придерживаетесь ли вы до сих пор этого мнения.

– Садитесь, садитесь, мистер Шрайхарт, – радостно произнес Каупервуд, указывая гостю на стул. – Очень рад снова видеть вас. Нет, я не более заинтересован в тарифной войне, чем вы сами. По сути дела, я надеялся избежать ее, но видите ли, со времени нашей последней встречи обстоятельства несколько изменились. Джентльмены, учредившие эту новую городскую компанию и вложившие туда свои деньги, совершенно готовы, – в сущности, даже хотят, – продолжить это дело и развивать законный бизнес. Они совершенно уверены, что могут это сделать, и я согласен с ними. Между старыми и новыми компаниями возможно достижение компромисса, но уже не на той основе, которую я предлагал некоторое время назад. С тех пор была организована новая компания, выпущены акции и потрачены большие деньги. – (Это была неправда.). – Этот капитал должен быть учтен в новом соглашении. Полагаю, общий союз компаний весьма желателен, но он будет проведен на основе обмена от одной до четырех акций по номиналу, на не по рыночной стоимости.

Лицо мистера Шрайхарта скорбно вытянулось.

– Вам не кажется, что это дороговато? – мрачно спросил он.

– Нет, что вы! – отозвался Каупервуд. – Вы же понимаете, что наши новые издержки были отнюдь не добровольными.

(Его ирония не ускользнула от мистера Шрайхарта, но тот предпочел промолчать.).

– Я признаю это, но вам не кажется, что поскольку сейчас ваши акции практически ничего не стоят, то можно было бы довольствоваться обменом по номиналу?

– Не понимаю, с какой стати, – ответил Каупервуд. – У нас блестящие перспективы. Согласование возможно только на равных условиях, или вообще невозможно. Я хочу знать, сколько транзитных акций^[13] вы хотите сохранить для продвижения этой новой организации после того, как старые акционеры получат свои доли?

– Ну, как я и предполагал раньше, от тридцати до сорока процентов от всего выпуска, – ответил Шрайхарт, все еще надеявшийся на выгодную сделку. – Думаю, мы можем прийти к соглашению на этой основе.

– А кто получит этот пакет?

– По всей видимости, организаторы, – осторожно сказал Шрайхарт. – Вероятно, мы с вами.

– И как вы потом рассчитываете поделить его? Пятьдесят на пятьдесят, как и раньше?

– Полагаю, это было бы справедливо.

– Этого недостаточно, – отрезал Каупервуд. – После нашего предыдущего разговора я был вынужден принять на себя обязательства и заключить соглашения, не входившие в мои первоначальные расчеты. Лучшее, что я могу предложить, – это мое согласие на три четверти.

Шрайхарт оскорблено выпрямился. «Это возмутительно! – подумал он. – Неслыханно! Что за наглость?»

– Это невозможно, мистер Каупервуд, – сквозь зубы процедил он. – Вы пытаетесь сбросить на баланс новой компании огромную массу никчемных акций. Как известно, акции старых компаний торгуются от ста пятидесяти до двухсот десяти долларов за штуку; ваши же акции не стоят ничего. Если вы хотите выручить по два или три к одному за эти бумажки, да еще получить три четверти остатка, я не желаю иметь ничего общего с подобной сделкой. Вы хотите контролировать новую компанию и к тому же распылить ее капитал. Среди всякого жулья это называется «развести на халяву». Лучшее, что я мог бы предложить акционерам старых компаний, – это пятьдесят на пятьдесят. И скажу откровенно, хотя вы не поверите, что старые компании не согласятся ни на одну схему, которая передала бы контрольный пакет в ваши руки. Они чрезвычайно возмущены и не собираются успокаиваться. Для вас это будет означать долгую, изнурительную борьбу, и они никогда не пойдут на компромисс. В общем, если у вас имеется какое-то действительно разумное предложение, то я с радостью выслушаю его. Иначе боюсь, что эти переговоры ни к чему не приведут.

– Равноценный обмен акций и три четверти остатка, – сурово повторил Каупервуд. – У меня нет желания контролировать новую компанию. Если они захотят собрать средства и выкупить мои активы на этих условиях, то я готов продать свои компании. Мне нужен достойный доход на вложенный капитал, и я собираюсь его иметь. Я не могу говорить за остальных, кто поддерживает меня, но пока я представляю их интересы, они ожидают получить именно такой результат.

Мистер Шрайхарт в гневе ушел прочь. Он рассердился не на шутку. Предложение, сделанное Каупервудом, было настоящим пиратством. При необходимости он сам был готов выйти из капитала старых компаний и предоставить им возможность разбираться с Каупервудом по собственному усмотрению. Но пока он имеет отношение к этому, Каупервуд никогда не добьется контроля над газовой отраслью. Возможно, будет лучше поймать его на слове, собрать средства и выкупить его активы, пусть даже по заоблачной цене. Тогда старые компании смогут продолжать свой бизнес в традиционной манере и без всяких треволнений. Но что за пират! Что за выскочка! Какой хитроумный, мощный и молниеносный ход ему удалось предпринять! Это крайне раздражало мистера Шрайхарта.

В конце концов, стороны достигли компромисса, при котором Каупервуд получал половину резервных акций от всего выпуска и по две акции объединенной кампании за каждую акцию своих новых компаний. Одновременно была проведена операция по продаже акционерного капитала старым компаниям, позволившая Каупервуду выйти из этого бизнеса. Это была очень выгодная сделка, и он смог щедро вознаградить не только мистера Маккенти и Эддисона, но и всех остальных, кто был связан с ним. Маккенти и Эддисон заверяли его, что это был блестящий ход. Теперь, после одержанной победы, он стал оглядываться по сторонам в поисках новых свершений.

Но эта победа в одном направлении сопровождалась определенными превратностями в другом направлении: теперь будущее Каупервуда и Эйлин в светском обществе оказалось в большой опасности. Шрайхарт, имевший значительное влияние в высшем свете и потерпевший поражение от Каупервуда, теперь ожесточился на него. Разумеется, Норри Симмс тоже принял сторону своих старых партнеров. Но самый тяжкий удар пришел со стороны миссис Энсон Меррил. Вскоре после новоселья Каупервудов, когда газовые распри и обвинения в заговоре достигли кульминации, она побывала в Нью-Йорке, где случайно встретилась со своей старой знакомой, миссис Мартин Уолкер из Филадельфии, принадлежавшей к тому кругу избранных, куда честолюбивый Каупервуд уже довольно давно и тщетно пытался попасть. Миссис Меррил, которая знала об интересе, пробужденном Каупервудами у миссис Симмс и других гостей, ухватилась за возможность выяснить что-то определенное.

– Кстати, вам не приходилось слышать о Фрэнке Алджерноне Каупервуде или о его жене в Филадельфии? – поинтересовалась она у миссис Уолкер.

– А что, дорогая Нелли, разве эти люди обосновались в Чикаго? – откликнулась ее подруга, ошеломленная, что такая блестящая женщина, как миссис Меррил, могла даже упомянуть о них. – Его карьера в Филадельфии, мягко говоря, была живописной. Он был связан с городским казначеем, укравшим пятьсот тысяч долларов, и оба потом отправились в тюрьму. Но это было еще не самое худшее! Он вступил в интимную связь с юной девицей, – кстати, это была мисс Батлер, сестра Оуэна Батлера, который теперь имеет такое значительное влияние в Филадельфии, а потом… – она возвела очи горе. – Пока он сидел в тюрьме, его отец умер, а семья распалась. Я даже слышала, что старый джентльмен покончил с собой, – (Она имела в виду отца Эйлин, Эдварда Мэлию Батлера.) – Когда Каупервуд вышел из тюрьмы, он исчез, а потом кто-то сказал, что он уехал на Запад, где развелся со своей женой и снова женился. Его первая жена до сих пор живет где-то в Филадельфии с двумя его детьми.

Миссис Меррил была должным образом шокирована, но не показала виду.

– Довольно интересная история, не так ли? – равнодушно заметила она, думая о том, как легко теперь будет поставить Каупервудов на место, и как она рада, что никогда не проявляла заметного интереса к ним. – Вы когда-нибудь видели ее… его новую жену?

– Кажется, да, но я забыла, где именно. Она вроде бы любила прогулки верхом и часто разъезжала в коляске по улицам Филадельфии.

– У нее были рыжие волосы?

– Ну да. Весьма экзотическая блондинка.

– Полагаю, речь идет об одном и том же человеке. Недавно о них писали в чикагских газетах, и я просто хотела убедиться.

Миссис Меррил уже обдумывала свои отточенные комментарии по этому поводу в ближайшем будущем.

– Полагаю, теперь они стараются проникнуть в чикагское респектабельное общество? – миссис Уолкер улыбнулась со снисходительным презрением, что не отличалось от мнения чикагских высших кругов о Каупервудах.

– Они могли попытаться сделать нечто подобное на Востоке и добиться успеха, – впрочем, не знаю, правда ли это, – язвительно заметила миссис Меррил. – Но Чикаго между попыткой и успехом есть большая разница.

Этого было достаточно, чтобы положить конец обсуждению. Когда миссис Симмс в очередной раз неосторожно упомянула Каупервудов, – или, скорее, необычную шумиху в связи с именем Каупервуда, ей не преминули напомнить о том, какого мнения нужно придерживаться.

– Прислушайтесь к моему совету, – сказала миссис Меррил. – Чем меньше общего вы будете иметь с этими новыми знакомыми, тем лучше. Мне все известно о них. Вам с самого начала не следовало встречаться с ними; они никогда не будут приняты в приличном обществе.

Миссис Меррил не потрудилась объяснить причину, но миссис Симмс вскоре узнала правду от своего мужа и преисполнилась праведным возмущением. По правде говоря, она даже была немного испугана. «Но кого можно винить в этом?» – подумала она. Кто их познакомил? Разумеется Эддисоны. Но Эддисоны находились на недосягаемой высоте в обществе, если не были всемогущими, так что о претензиях к ним не могло быть и речи. Однако Каупервудов следовало немедленно исключить из списков и поставить в известность об этом всех ее друзей, что и было сделано. Их положение в обществе начало ухудшаться, хотя и не очень быстро, создавая обманчивое впечатление.

Первым признаком наступившей перемены, который заметила Эйлин, было резкое сокращение традиционных карточек и приглашений на приемы, которые еще недавно поступали в изобилии. Затем количество гостей, приходивших на ее собственные, слишком поспешно учрежденные, но регулярные приемы по средам, уменьшилось до жалкой горстки. Сначала она не могла этого понять, отказываясь верить, что после столь очевидного триумфа на новоселье в собственном доме, недавние почитатели ее красоты вдруг охладели к ней. Из семидесяти пяти или пятидесяти человек, которые могли нанести визит или прислать приглашение, через три недели после новоселья откликнулись только двадцать. Еще через неделю их количество сократилось до десяти, а через пять недель – практически никого. Правда, горстка людей, еще искавших ее внимания, а также Тейлор Лорд и Кент Маккиббен, обязанные ее мужу в финансовом отношении, сохраняли верность, но на самом деле это было даже хуже, чем ничего. Эйлин была вне себя от разочарования, обиды и стыда. Существует много людей с носорожьей шкурой и железной выдержкой, способные выдержать почти любой отпор в надежде на будущую победу, которые практически не испытывают душевных страданий по такому поводу, но она не принадлежала к их числу. Несмотря на свое первоначальное мужество и даже дерзость по отношению к общественному мнению и к правам бывшей миссис Каупервуд, она уже остро ощущала ход времени и сознавала, что ее прошлое может означать для нее в будущем. Ее прежние поступки можно было отнести на счет бурной девичьей страсти и мощной сексуальной притягательности Каупервуда. При более удачных обстоятельствах она могла бы спокойно выйти замуж без последующего скандала. Теперь же ее будущее положение в обществе должно было стать успешным, чтобы оправдать собственную значимость, и, как она думала, подняться в глазах своего мужа.

– Можешь убрать сэндвичи в ящик со льдом, – обратилась она к дворецкому Луи после одной из первых «домашних» неудач. Она имела в виду щедрый запас лакомых кусочков, перевязанных розовыми и голубыми ленточками и украшавшие своим присутствием превосходные тарелки из севрского фарфора. – Цветы можно отослать в больницу. Слуги могут выпить кларет и лимонад. Сохрани некоторые пирожные свежими к ужину.

Дворецкий церемонно кивнул.

– Да, мадам, – сказал он. Потом, словно желая умаслить хозяйку, оказавшуюся в трудном положении, он добавил. – День выдался непогожий; думаю в этом все и дело.

Эйлин мгновенно вспыхнула. Она уже была готова прикрикнуть «Занимайся тем, что тебе положено!», но в последний момент передумала.

– Полагаю, что так, – сухо ответила она и поднялась к себе. Если даже одно неудачное домашнее мероприятие вызывает у слуг сочувственные комментарии, значит, дела принимают нехороший оборот. Она подождала до следующей неделе, чтобы убедиться, что дело не в погоде, а в реальной перемене общественного мнения. Вышло еще хуже, чем раньше. Певиц, которых она пригласила, пришлось отпустить с компенсацией за потраченное время, даже не воспользовавшись их услугами. Кент Маккиббен и Тейлор Лорд, осведомленные о слухах, уже летавших повсюду, все-таки пришли, но находились в удрученном состоянии духа. Элин сразу же заметила это. Мероприятие такого рода, на которое откликнулись только эти двое, а также миссис Вебстер Израэль и миссис Генри Хаддлстоун, было печальным свидетельством упадка. Эйлин пришлось притвориться больной и извиниться перед ними. На третьею неделю, опасаясь еще худшего поражения, она продолжала соблюдать «постельный режим». Потом она увидела, что осталось лишь три визитных карточки. Это был конец; ее домашние приемы завершились полным провалом.

В то же самое время Каупервуд получил свою долю недоверия и общественного отторжения, которое теперь было почти повсеместным.

Его первая догадка об истинном положении вещей пришла в связи с ужином, где им пришлось присутствовать в силу старого приглашения, когда Эйлин была еще не уверена в себе. Он был устроен супругами Сандерленд Следд, которые не пользовались особой репутацией в светском обществе и в то время еще не знали о безобразных слухах, ходивших вокруг, – или, по меньшей мере, о новом отношении к Каупервудам. В то время уже почти всем, в том числе Симмсам, Коттонам и Кингслендам, было известно, что они совершили большую ошибку, и что с Каупервудами нельзя иметь никаких дел.

На этот ужин был приглашен целый ряд светских знакомых Следдов. Но когда они узнали, что там ожидается появление Каупервудов, то все как один выразили заблаговременные сожаления о невозможности своего прихода. Кроме Следдов, там присутствовала лишь одна другая пара, – супруги Хоксэм, не представлявшие для них особого интереса. Это был почти невыносимо скучный вечер. Эйлин пожаловалась на головную боль, и они отправились домой.

Вскоре после этого на приеме у их соседей Хаадштадтов, куда они уже давно были приглашены, Каупервуды столкнулись с явной стеснительностью по отношению к себе, хотя хозяева оставались вполне дружелюбными. Еще до этого, когда известные люди, присутствовавшие на подобных мероприятиях, были рады познакомиться с Каупервудами, которые всегда находились на виду из-за красоты Эйлин. Но в тот день, по непонятной причине для Эйлин или Каупервуда (хотя у обоих имелись подозрения) им почти каждый раз было отказано во взаимном представлении. Многие знакомые ограничивались непринужденными, хотя и бессодержательными разговорами с ними, но существовала общая тенденция держаться подальше от них. Каупервуд быстро ощутил их затруднительное положение.

– Думаю, нам лучше уйти пораньше, – обратился он к Эйлин через некоторое время. – Здесь не очень интересно.

Когда они вернулись домой, Каупервуд отправился в центр города, чтобы избежать дискуссии. Пока что он не собирался высказывать свои соображения по этому поводу.

Перед приемом, устроенным в клубе «Юнион» он получил первый удар, направленный лично в его сторону, но окольным путем. Эддисон, однажды утром беседовавший с ним в офисе банка «Лейк Нэшнл», обратился к нему в конфиденциальном тоне, и его слова прозвучали как гром с ясного неба:

– Я хочу вам кое-что сказать, Каупервуд. Теперь вы кое-что знаете о чикагском высшем обществе. Вам также известно мое отношение к некоторым вещам, которые вы мне поведали о вашем прошлом во время нашего первого разговора. Сейчас насчет вас ходит масса разных слухов и сплетен, и в тех двух клубах, где мы состоим, полно двуличных лицемеров, возбужденных этими толками о сговоре в городских газетах. Четверо или пятеро акционеров старых компаний, которые являются членами этих клубов, пытаются выдворить вас оттуда. Они раскопали ту историю, о которой вы мне рассказали, и теперь собираются предъявить обвинения в клубные комитеты. В любом случае, из этого ничего не выйдет, поскольку они обратились ко мне, но когда наступит время следующего приема, вы будете знать, что делать. Им придется включить вас в список приглашенных, хотя это противоречит их намерениям, – (Каупервуд прекрасно понимал, о чем идет речь.) – По моему мнению, эта нелепая ситуация рано или поздно закончится. Так обязательно будет, пока я остаюсь при делах, но в настоящее время…

Он дружелюбно посмотрел на Каупервуда, и тот улыбнулся в ответ.

– Джуд, по правде говоря, я ожидал чего-то в этом роде, – непринужденно сказал он. – Я с самого начала ожидал этого. Не стоит обо мне беспокоиться; я все понимаю. Я видел, куда дует ветер, и знаю, когда нужно свернуть паруса.

Эддисон потянулся и сжал его руку.

– Но только не отступайтесь, что бы вы ни сделали, – озабоченно сказал он. – Это будет признанием вашей слабости, а они не ожидают этого. Я тоже этого не хочу. Стойте на своем, и все развеется, как дым. Думаю, они просто завидуют вам.

– Я и не собирался, – ответил Каупервуд. – У них нет никаких оснований для обвинений в мой адрес. И я понимаю, что вся эта шумиха развеется, и пыль осядет со временем.

Тем не менее, он был глубоко огорчен, что дело дошло до подобного разговора с Эддисоном, а не с кем-то еще. Так называемое высшее общество имело способы для навязывания своих взглядов и рекомендаций.

Но больше всего возмутил Каупервуда, – хотя он гораздо позже узнал об этом, – некий «от ворот поворот», который получила Эйлин у двери супругов Симмс, когда ей холодно сообщили, что миссис Симмс нет дома, хотя коляски других гостей стояли на улице. Через несколько дней Эйлин, к его немалому сожалению (поскольку тогда он не знал о причине) сама слегла в постель.

Если бы не окончательный финансовый триумф Каупервуда над его противниками, – полная победа в борьбе за контроль над газовыми компаниями, – его положение действительно было бы очень тяжелым. Тем не менее, Эйлин жестоко страдала; она ощущала, что основной удар был принципиально направлен на нее, и стуация едва ли измениться в ближайшее время. В уединении собственного дома, они в конце концов были вынуждены признаться друг другу в том, что их карточный домик, каким бы прочным и роскошным он ни казался со стороны, готов обрушиться. Личные признания между людьми, так тесно связанными друг с другом, всегда бывают наиболее трудными. Человеческие души постоянно стремятся обрести друг друга, но редко достигают успеха.

– Ты знаешь, – наконец сказал он ей, когда неожиданно вернулся и обнаружил ее в постели с мокрыми от слез глазами, – я понимаю, что все это значит. По правде говоря, Эйлин, я ожидал этого. Мы с тобой слишком поспешили и преждевременно стали распространять свое влияние. Но мне не нравится видеть, что ты принимаешь это так близко к сердцу, моя милая. Эта битва еще не проиграна. И я считал тебя более храброй. Разреши мне напомнить кое-что, о чем ты вроде бы позабыла. Со временем деньги решать все эти проблемы. Сейчас я побеждаю в схватке, и впереди будут другие победы. Я предвижу это. Так что, милая, не надо отчаиваться; ты еще очень молода. Тебе еще предстоят свои победы. Мы не можем разрешить это недоразумение здесь и сейчас, в Чикаго, но когда мы это сделаем, то заставим многих расплатиться по счетам. Мы уже богаты и станем еще богаче. Это решит все проблемы. А теперь тебе нужно сделать хорошенькое личико и выглядеть довольной: в этом мире есть много вещей, кроме светского общества, ради которых стоит жить. Вставай и одевайся, а потом мы поедем ужинать в центре. У тебя есть я… разве это уже не кое-что?

– Да, – тяжело вздохнула Эйлин, но снова опустилась на подушку. Она обвила руками его шею и расплакалась, как от радости из-за его утешения, так и от горечи своей утраты. – Это было не только для меня, но и для тебя, – прошептала она.

– Знаю, – шепнул он в ответ. – Но сейчас не нужно тревожиться об этом. С тобой все будет хорошо. С нами обоими. Полно тебе, вставай же!

Тем не менее, он сожалел о ее неожиданной слабости. Это оказалось неприятным сюрпризом для него. Он решил, что в один прекрасный день выставит светскому обществу суровый счет по этому поводу. Между тем Эйлин постепенно вернула себе привычную бодрость духа. Она устыдилась своей слабости при виде его стоического отношения к этому делу.

– О, Фрэнк! – воскликнула она. – Ты всегда такой замечательный и отважный!

– Ничего особенного, – добродушно отозвался он. – Если мы не победим в этой игре здесь, в Чикаго, то сделаем это в другом месте.

Он думал о блестящем завершении своих дел со староми газовыми компаниями и с мистером Шрайхартом, и еще о том, как тщательно он подойдет к решению других вопросов, когда придет нужное время.