полная версия

Татьяна Рувелли
Мир духовного опыта

Полная версия

Введение

Истина одна, путей Её бездна.

К.Антарова

Среди многообразных состояний сознания не найдётся, пожалуй, ни одного, которое сравнилось бы с духовным опытом по своей загадочности, насыщенности и преобразующей силе. Духовный опыт приобщает человека к высшему измерению жизни, раскрывает его незримую суть и дарит живой опыт встречи с Богом – сокровенным истоком и смыслом существования. Духовное прозрение – это выход за пределы привычной ограниченности сознания, ви́дение жизни в ином свете, способность интуитивным образом познавать Божественную Реальность со всеми её необыкновенными качествами и свойствами.

Как бы ни называл человек то, что открылось ему в этом опыте – Бог, Истина, Высший Разум, Абсолют, Мировая Душа, Вселенная или, за неимением подходящего и неизношенного слова – Это, Нечто или Оно – мы увидим, как часто, пытаясь описать пережитый опыт, последователи разных традиций и учений, поэты-мистики и самые простые люди, внезапно столкнувшиеся с ним, использовали одни и те же слова и образы, несмотря на догматические и мировоззренческие различия.

Не стоит думать, что духовный опыт непременно рождается в сознании человека, приобщённого к религиозной традиции. Как мы увидим, предугадать и объяснить это посещение Иного невозможно. Несмотря на существование множества религиозных практик, пытающихся заманить и удержать духовный опыт, нередко он заглядывает в гости к тому, кто совсем не ждёт и не ищет его. Так, вчерашний атеист отказывается от своей веры в несуществование Бога, внезапно познав опыт Его присутствия, или обыватель, равнодушный к «высоким материям», в своём холодном безразличии не признающий, но и не отрицающий их, вдруг оказывается в свете Вечности, не навеянном религией, а пришедшем как личное откровение.

Тем не менее, именно религия впервые поставила духовный опыт в центр человеческого бытия. В каждой культуре однажды появлялся тот, кто, познав абсолютную истину, жаждал поведать о ней миру. Духовный опыт таких людей закладывал фундамент для возведения всех религиозных и мистических учений, но в ходе попытки последователей осмыслить опыт, пережитый их учителем, неизбежно возникали излишние напластования в виде догматики и ритуализма организованной религии, выполняющие прагматические функции, далёкие от первоначальных заветов учителя.

Едва возникнув, религия стала властным институтом, закрепившим за собой привилегию на контроль общения человека с Высшим Началом. Узаконив ориентиры духовной жизни, богословы определили её границы, узость которых не впускала в мир законопослушной души всю необъятность искомого знания. Первоначальный смысл религии был утрачен. Ни принадлежность к религиозной традиции, ни усердное соблюдений ритуалов и этических заповедей не вносили в сердце человека чувство причастности к той Божественной реальности, к которой он стремился.

Тем временем религия обещала освобождение от тягот жизни и надежду на загробное воздаяние, больше того, она пообещала бессмертие – извечную мечту человека, выросшую из страха перед сумраком небытия. Но всегда находились мудрецы, знавшие о бессмертии. Они не мечтали о нём и не пытались его завоевать; освобождённые от страха, они шли навстречу суждённому бессмертию, понимая, что религия не в силах даровать или отнять его. Другие же, влекомые мелководными обещаниями, сами ещё не понимали, что манит их в религии на самом деле.

И только духовный опыт, по неведомым причинам вторгающийся в размеренную жизнь души, утолял её жажду по искомому, открывая спрятавшийся за манящими обещаниями Смысл, о котором часто не знали даже обещавшие. Несмотря на искажённые послания богословов, всегда находились те, кто следовал не букве, но духу своей традиции, нося в сердце правду о том, что «буква убивает, а дух животоворит»¹. Превыше всего они ценили личную связь с Богом. Именно к ним приходил тот универсальный духовный опыт, о котором пойдёт речь в этой книге. К какой бы традиции ни относились люди, упомянутые на последующих страницах, описываемые ими озарения не вызывают сомнения в едином обогатившем их Источнике.

Где бы ни вспыхивал свет духовного опыта – в Европе, Азии или единственном и неповторимом человеческом сердце – он открывал одни и те же истины в тождественных переживаниях. Следы этих переживаний можно обнаружить во всех религиях, эзотерических учениях, откровениях поэтов, мистиков и самых обыкновенных людей. Преломляясь сквозь призму различных культур и субъективных интерпретаций, духовный опыт породил многообразные учения, кардинально отличные друг от друга в идейном смысле. Однако, если отбросить интерпретацию и взглянуть на описание духовного опыта, оставленное представителями разных традиций, можно заметить, что у всех людей он имеет одни и те же черты.

Знакомясь с универсальными мистическими состояниями, мы увидим, как в едином Божественном узоре сплетаются нити различных мировоззрений и культур, и поймём, что стены, разделяющие наши сердца, – мираж, умело внушённый ухищрениями религиозных законодателей, видоизменивших истину до неузнаваемости. Интегрирующая сила тождественных духовных прозрений может стать важным сплачивающим фактором в современном мире расколотости и вражды, именно поэтому так важно сместить фокус внимания с религиозных различий на духовный опыт, сокрытый под ними. Описывая его, я буду касаться догматической религиозности лишь в том случае, если найду в ней выражение уцелевшего, всё ещё дышащего и пульсирующего опыта.

Я хочу показать, что духовное измерение жизни – реальность, подтверждающая своё право на существование многочисленными свидетельствами личного опыта разных людей. Приобщение к этому опыту даст возможность тем, кто ещё не знаком с ним, прочувствовать всю его силу и красоту. Я не склонна самонадеянно думать, что смогу всецело раскрыть такое неуловимое и с трудом поддающееся описанию явление, как духовный опыт, поскольку единственный и очень несовершенный инструмент, который можно использовать при этом – человеческий язык – не способен равноценно передать атмосферу веяний духа, норовящих ускользнуть от рассудка. Будем помнить о том, что невозможно объяснить необъяснимое исчерпывающим образом.

Книга состоит из двух частей. В первой из них я дам начальное представление о природе духовного опыта и его борьбе за выживание в организованной религии, раскрою понятия «мистика» и «мистик», расскажу о тех условиях, в которых духовный опыт заглядывает в наше сердце, и попробую найти ответ на вопрос – действительно ли мы можем способствовать инсайту или он обусловлен некой предрешённостью свыше? Вторая, основная часть, посвящена универсальным свойствам мистического опыта и вехам духовного пути, показывающим, что эта Божественная территория едина для всего человечества.

Читателя, убеждённого в неоспоримом превосходстве своей религии, я попрошу закрыть эту книгу. Подобно тому, как скульптор выражает Бога в прекрасной статуе, поэт – в чарующих стихах, а художник – во вдохновенных полотнах, один человек видит Божественный лик во Христе, другой – в Аллахе или Кришне, а кто-то – в душе беспредельной Вселенной. Каждый из них прав, ибо Бог посещает души в бесконечном множестве обличий, высшее из которых не может постичь ни один из нас. Художнику и поэту не придёт в голову спорить о том, какое творение истиннее – поэма или картина. Единственный критерий их истинности – красота. Единственный критерий истинности Бога – Его любовь.

Часть первая

Знакомство с миром духовного опыта

В твоём сердце есть свеча,

которая ждёт, чтобы её зажгли.

Руми

Итак, чтобы понимать истинный смысл религии, необходимо обратиться к её первоначалу – духовному опыту, поскольку нет никакой подлинной религиозности вне индивидуального, субъективно пережитого мистического опыта. Как писал индийский религиозный мыслитель С.Вивекананда, «ни один человек не может быть религиозным, если он сам, на личном опыте, не познает истины своих религиозных воззрений»². Разумеется, речь идёт не об интеллектуальном познании, которое можно назвать пассивной, или теоретической религиозностью, а о напряжённом, интенсивном переживании, пронзающем насквозь всё существо человека.

Мистический опыт пробуждает знание, дремлющее в каждом из нас. Способность к духовному ви́дению встроена в человеческое сознание от рождения и нуждается лишь в импульсе к проявлению. Как не может вырасти цветок, не таясь прежде в зародыше, так духовный свет не может вспыхнуть в сознании, не обладающем этим потенциалом изначально. Божественная реальность – предназначенная среда обитания для каждой души, и рано или поздно она врывается в нашу жизнь, реализуя замысел Бога о человеке.

Духовный опыт обладает неопровержимой очевидностью для каждого, кто обрёл его. Как бы ни пытались уверить такого человека в том, что реальность, которую он познал, всего лишь мираж его воображения или внушение традиции, ничто не может поколебать ясную уверенность, с которой он вспоминает о пережитом. Колоссальная, захватывающая энергия этого опыта, дарующая чувство абсолютного бытия, служит доказательством случившегося для прочувствовавшей её души. Ничто не способно затмить в нашей памяти след Божественного посещения, несмотря на то, что мы никогда не сможем предоставить другим доказательство случившегося. Как заметила христианская писательница Э.Андерхилл: «Мистическая уверенность не сравнится ни с какой другой уверенностью, и в то же время никто не бывает более бессилен, чем тот, кто пытается обосновать её»³.

Трансформирующая сила духовного опыта в корне меняет ценностные ориентиры человека, и одного только этого факта достаточно для того, чтобы признать его реальность. Ещё У.Джеймс, психолог и первопроходец в области исследований мистических состояний сознания, выдвинул в защиту духовного опыта аргумент, по-прежнему не теряющий своей актуальности: «То, что производит изменения в области реального, должно само быть реальным, и потому я думаю, что нет достаточных оснований для того чтобы окончательно отвергнуть возможности реальности невидимого или мистического мира»⁴. Изучив огромное количество свидетельств духовного перерождения, Джеймс заметил, что мировосприятие людей, настигнутых Божественным знанием, преобразилось самым кардинальным образом.

Ценностные ресурсы духовного опыта неисчислимы. Он открывает в нас новые глубины, о которых мы и не догадывались ранее; он исцеляет раны и возводит нас на ту высоту, где перестаёт существовать личное страдание; он вносит в нашу жизнь чувство свободы и гармонии с мирозданием; он собирает нас воедино, восстанавливая некогда утраченную целостность; он учит нас глубже чувствовать других людей, узнавая в них ту Божественную искру, которая зажглась в нашем сердце.

Можно вспомнить всемирно известного психолога А.Маслоу, совершившего настоящий прорыв в понимании места духовного опыта в жизни каждого из нас. Маслоу был убеждён, что мистический опыт – неотъемлемая часть полноценной, реализованной жизни. Если с точки зрения Фрейда подобный опыт был проявлением паталогии и подавленных влечений, то Маслоу утвердил прямо противоположный взгляд: человеческое существование без религиозного опыта неминуемо страдает ограниченностью. Он писал: «Состояние, когда мы не испытываем религиозных переживаний, может быть «низшим состоянием», когда мы не функционируем полноценно, не реализуем свою человечность, не интегрированы. Когда мы здоровы, чувствуем себя хорошо и адекватно реализуем понятие «человеческого бытия», переживание трансценденции становится доступным»⁵.

Маслоу ввёл понятие «пиковых переживаний», обозначив таким образом опыт откровения, пережитый основателями всех религиозных учений. В ходе своих исследований он убедился, что у каждого человека когда-либо были пиковые переживания, однако те, кто утверждает их отсутствие, так называемые «non-peakers», вытесняли или подавляли их из материалистических соображений или страха безумия. Изначальной целью любой религии, по мнению Маслоу, была трансляция опыта пиковых переживаний тем самым «non-peakers», в силу названных причин не способных к осознанному принятию трансцендентного опыта. Результат оказался прямо противоположным: организованная религия, превращаясь в идолопоклонство, затмевала своей конкретикой живой религиозный опыт и подавляла его многообразие. Так произошёл «раскол между мистиками и законниками»⁶ – между теми, кто стремился к личному опыту встречи с Божественным и теми, кто настаивал на слепой вере и безоговорочном следовании догматам.

Внимательно всматриваясь в духовный опыт, можно заметить два его вида – внеобразный и фигуративный. Внеобразные переживания, как правило, имеют универсальные черты, в них нет специфических визуальных образов, характерных для конкретных религиозных культур. Фигуративный опыт, напротив, представляет собой встречу с определёнными божествами и символами, свойственными той или иной религиозной традиции. Как свидетельствуют мистики, внеобразный опыт – наиболее глубокое мистическое переживание. Оно посещает как последователей различных религиозных учений, так и людей, не связанных с организованной религией. Этот опыт скрыт завесой таинственности, однако, как мы увидим в дальнейшем, именно непостижимость является залогом мощного трансформирующего заряда, который он несёт.

Важно понимать, что между двумя названными разновидностями духовного опыта всегда находятся точки соприкосновения, ведь как бы то ни было, в каждом мистическом переживании мы сближаемся с единым Божественным Началом, имеющим бесчисленные проявления. Один опыт плавно перетекает в другой или сочетается с ним, поэтому границы между ними зыбки. Универсальный внеобразный опыт можно уподобить могучему корню, снабжающему жизненной силой ветви уникального опыта традиций. Без универсального опыта невозможно многогранное познание Божественной Реальности, так как самобытный опыт традиций воплощает только её отдельные черты.

Планета мистики и её обитатель Мистик

Пришло время поговорить о мистике и о живущем в её пространстве загадочном существе по имени Мистик. К сожалению, отрицательные смысловые оттенки понятия «мистика» настолько устойчивы в широких массах, что уже более ста лет прошло с написания знаменитой работы Э.Андерхилл, посвящённой мистическому опыту, а ситуация до сих пор такова, что «те, кто употребляют термин «мистицизм», вынуждены в порядке самозащиты объяснять, что они подразумевают под ним»⁷.

Для того чтобы изменить предубеждённое отношение к мистике, свойственное несведущим читателям, обратимся к нескольким определениям, заслуживающим внимания. Э.Андерхилл пишет: «Мистицизм в своей чистой форме есть наука об окончательном, наука о единении с Абсолютом и ничего более, а мистик – это тот, кто достиг такого единения»⁸. А определение известного академика, философа и библеиста С.Аверинцева, составленное им для философского словаря, гласит: «Мистика – сакральная религиозная практика, направленная на достижение непосредственного сверхчувственного общения и единения с Богом в экстатически переживаемом акте откровения, а также система теологических доктрин, ставящих своей задачей концептуализацию и регулирование этой практики»⁹.

Итак, мистика внутри религиозной традиции – это отпочковавшееся направление, положившее в свою основу стремление к непосредственной, личной связи с Богом в противовес сухому исполнению установленного религиозного закона. Мистика же в более широком понимании – это особое пространство проживания духовного опыта, в котором происходит встреча человека с Богом или тем необъяснимым Высшим Принципом, которому он отдаётся всем своим существом. Не стоит думать, будто мистиком может быть только верный приверженец религиозной традиции. Как мы не раз убедимся, духовный опыт свободолюбив и очень непредсказуем, поэтому мистика существует как в поле традиции, так и вне его, находя себе приют в одиноко ищущем сердце.

Безусловно, соло-версия духовного пути требует особенного склада души, смелости и веры в свою стезю. Чтобы отправиться в это путешествие, нужно как следует пристегнуть ремни перед поджидающими серпантинами и ухабами. Если человек готов столкнуться один на один с метаниями и душевными бурями, которые могут внезапно наброситься на него за следующим поворотом, он будет вознаграждён прозрачным, сияющим простором знания, нестиснутого внушениями традиций и учителей. В одиноком мистическом пути развивается искусство эквилибристики – крайне трудно держать равновесие без могучих, поддерживающих рук традиции.

Что же отличает мистика от обыкновенного верующего? Мистик – не всегда отрешённый аскет или экзальтированный юродивый, находящийся на грани божественного помешательства рассудка. Он не тот надмирный «инопланетянин», каким его рисует стереотипное представление, отводя его духовной тропе маргинальное положение. Потенциал мистического опыта имеется в каждом, однако мистик выделяется среди людей, хотя бы единожды переживших краткий духовный всплеск, глубиной и частотой, в иных случаях – непрерывностью общения с Богом, которое пронизывает всё его мироощущение и отражается в каждом его соприкосновении с реальностью. Это не значит, что мистик непременно эксцентричен, поскольку его духовная активность протекает в потаённом пространстве и может оставаться незамеченной другими людьми. Более того, находясь в чуждом по духу окружении, он может сознательно скрывать свой внутренний мир, предпочитая оберегать от разбалтывания самое ценное. И всё же своеобразие мистика так или иначе улавливается каждым внимательным взором, часто не находящим рационального объяснения его особенностям.

Для мистика ежедневный опыт жизни становится торжествующей песнью духа, всюду проявляющейся и несмолкающей его пульсацией, которую полностью не может заглушить даже тёмная ночь души¹⁰. Духовная реальность укоренена в нём, он владеет, как верно заметила Э.Андерхилл, «искусством установления сознательной связи с Абсолютом»¹¹. Мистический склад личности присущ человеку, жизнь которого, по словам Джеймса, пронизывает «хроническое ощущение присутствия Бога»¹². Таким образом, мистик – это человек, пробудивший своё духовное чутьё и настроивший сердце на созвучие с Божественным.

Мистический опыт и организованная религия

Проживая личный опыт богообщения, человек становится равнодушным к догматам и ритуалам организованной религии, видя их хрупкую ценность в сравнении с обретённым благословением. Формально находясь в рамках религиозной традиции, он освобождается от её условностей и концентрируется на том, что происходит в пространстве его души. А.Маслоу писал: «Все атрибуты организованной религии для людей, обладающих опытом пик-переживания…являются сомнительной ценностью по отношению к внутренним переживаниям»¹³.

Любопытен следующий факт: если мы обратимся к истории религиозных исканий, то увидим, что все основатели религий и мистических учений были религиозными отступниками или диссидентами, так или иначе преступающими авторитет сложившейся традиции и отказывающимися подчиняться религиозному кодексу (Будда, Христос, Мухаммед, М.Лютер, Дж.Фокс и многие другие). Выдающиеся мистики были маргинальными элементами в ортодоксальном мире своей традиции (Ибн Араби, М.Экхарт) или яркими реформаторами, переосмысляющими свою традицию и придающими ей иную огранку (Г.Палама, Шанкара, Нагарджуна, Ш.Ауробиндо). Именно благодаря их независимости мы имеем столь красочную палитру религиозных учений.

Часто духовный нонконформизм был свидетельством силы и глубины мистического опыта, своей мощью притягивавшего последователей и образующего новую традицию. Человек, свободный в своём поиске от предубеждений и навязаннных шаблонов, был открыт запредельному опыту, он готов был внимать ему со всей прозрачностью своего разума, незагромождённого единственно верным лекалом Бога, предлагаемым организованной религией. Тогда истина входила в открытое сердце и человек повиновался новому смыслу, озарившему его жизнь.

Тем не менее, стоит признать, что люди, мистический опыт которых взлелеян духовной практикой их религиозной традиции, чаще всего сохраняют преданность ей на всю жизнь, но даже тогда они остаются самодостаточными и опираются, прежде всего, на своё понимание знаний, транслируемых традицией.

Таким образом, религия как институт играет в пространстве мистического опыта двойственную роль. С одной стороны, она зовёт нас к тому, чтобы пережить этот опыт, ведь, как уже было сказано, первоначальной целью религии всегда было развитие духовного зрения человека. С другой стороны, организованная религия нередко сужает горизонты мистического опыта, не давая ему раскрыться в своеобразии каждой души. Так она тормозит развитие религии сердца.

Когда организованная религия берёт верх над интуицией сердца, оно атрофируется и теряет способность самостоятельно распознавать верный путь, механически следуя проторенными тропами традиции. Часто организованная религия заточает духовный опыт в униформу, подогнанную под безликое человеческое существо, и причисляет мистику, отвергающую эту униформу, к ереси. Но как заметил знаменитый христианский монах и писатель Томас Мертон, «к мистике, где главное правило состоит в том, что правил нет, нельзя подходить с одной меркой. Святой Дух вселяется в конкретных людей и делает с ними то, что считает нужным»¹⁴. Слепая подчинённость «норме» религиозной традиции не позволяет человеку оставаться открытым, и потому он часто упускает истину, проходящую прямо перед его глазами, только потому, что она явилась в непредвиденном обличье.

Горячо преданный традиции адепт порой забывает о том, что важнейшей особенностью духовного опыта является его самобытность, неповторимость в жизни каждого из нас, невозможность его дубликата. Не бывает двух всецело тождественных переживаний у разных людей, как и двух одинаковых отпечатков пальцев. Ещё У.Джеймс заметил: «сколько мистиков, столько и мистических состояний»¹⁵. Соприкосновение каждой души с Божественным имеет особенные черты, как и отношения каждой влюблённой пары отличаются единственным в своём роде оттенком чувств.

Множество тончайших наблюдений об этой особенности духовного опыта сделал русский философ И.Ильин, написавший непревзойдённый труд «Аксиомы религиозного опыта». Размышляя о субъективности духовного переживания, Ильин пишет: «Подобно первому крику при рождении, в котором человек одинок, и подобно последнему вздоху в смерти, в котором человек не менее одинок, так одинок и его религиозный опыт»¹⁶. Принятие этого одиночества, по словам философа, «есть проявление духовного мужества и силы, есть условие религиозной зрелости, источник самостоятельности и целостности религиозного характера»¹⁷.

Ещё одна важная аксиома Ильина гласит о религиозной автономии: «иметь же в самом себе корень религиозной веры – значит быть религиозно-автономным духом»¹⁸. Именно к автономной вере, как замечает Ильин, всегда стремились великие подвижники, воспитывая в себе цельность и независимость духовной личности. Авторитет традиции, её принуждение к строго очерченному мироощущению лишает жизненной силы личное общение с Богом, мешает человеку воспринять свежее духовное веяние.

Конечно, нельзя забывать о необходимости внутренней чистоты автономно ищущего и переживающего Божественное откровение, о его стремлении к подлинной встрече, а не к её легкодоступной подделке. Ильин заостряет внимание на том, что «автономия священна именно как ограда личной духовности, а не как мнимое право на религиозный произвол, на «мистическое» беспутство, на экстатическое буйство или паталогическое извращение»¹⁹.

Одинокость религиозного опыта и его автономия не означают абсолютной оторванности или отказа от традиции, предельной замкнутости в мире собственных переживаний. Обе эти аксиомы осуществимы в поле традиции, однако они также обосновывают право на индивидуальный духовный путь и его независимость от фиксированных стандартов организованной религии.

Уникальность мистического опыта каждого из нас не теряется и в универсальном опыте, сплавляющем воедино людей разных эпох и культур. Здесь мы встречаемся с одним из множества парадоксов духовной жизни, которые будут сопровождать нас по всему нашему пути. Универсальность духовного опыта не стирает его исключительность для каждой отдельной души – эти свойства сосуществуют. Несмотря на то, что христианин, суфий, дзэн-буддист и индийский отшельник переживают уникальное чувство близости с Неведомым, их мистический опыт имеет некую единую, насыщающую душу основу. Такова неизбежная радость парадокса – в духовной жизни мы неминуемо одиноки и в то же время едины со всем человечеством в своём сокровенном переживании Божественного бытия.