Татьяна Ролич
Навсегда
4.
Всю первую неделю Федор был погружен в дела своего предприятия, и делал он это с удовольствием, забыв о личной жизни, как будто ее вообще не было. Иногда он порывался кому-нибудь позвонить, но что-то внутри ему говорило, что сейчас очень ответственный момент в его жизни и нельзя отвлекаться.
Когда он вечером возвращался в свою квартиру, ему в первый момент было неприятно, что никто его не ждет, но после пережитого, после всех вопросов к себе и жизни о смысле ее, он все больше понимал, что лихорадка молодости, не дававшая ему покоя, и привела его к краху в прошлом. Время жить сиюминутными выгодами уходило, как прошла молодость, и на смену ей приходило время зрелых мыслей и поступков.
Сейчас, сидя перед телевизором, Федор вспоминал, что раньше он вот так просто один не находился и минуты. Обязательно кто-то его к себе приглашал, и он сам ни на мгновение не задерживался, не раздумывал, а уверенно шел навстречу любому, казавшемуся заманчивым предложению, не задумываясь о последствиях. Как часто он раньше проводил время с людьми случайными, отчего потом оставалось чувство недовольства собой, было противно вспоминать случайные встречи с женщинами, и только сейчас он понимал всю свою прошлую жизнь как поиск самого себя, потому что закон жизни диктовал ему необходимость набирать опыт, впечатления. Это был период осознания себя в мире, в отношениях с людьми, в столкновении с ними. Теперь было все другое, как будто ему стало не скучно быть с самим собой наедине, – и это было правдой, потому что наступала зрелая, взрослая жизнь, требующая серьезного осознания и прошлого, и настоящего в общем процессе жизни. За последнее время Федор повзрослел, и это он чувствовал сейчас, когда мог спокойно размышлять о том, что с ним происходит. Его душа не томилась в ожидании чего-то необыкновенного, а спокойно жила, наполняясь новыми впечатлениями от событий каждого дня, рассуждала сама с собой о каждом мгновении жизни как единственном.
Перед ним лежала толстая папка с документами, которые в его отсутствие подписывали заместители, и сейчас необходимо было все их изучить. Он открыл первую попавшуюся страницу и прочитал: “Заключение экспертной комиссии по качеству выпускаемой продукции…”. Дальше шло длинное перечисление всего, что их отрасль выпускала. Он вглядывался в подписи, читал заключения, возвращался к претензиям и, изучив все, находящееся в папке, пришел к выводу, что надо часть прибыли пустить на обновление оборудования, потому что есть много претензий к качеству продукции, а вторую часть пустить на социальные нужды.
Когда Федор сидел над изучением очередного документа, он услышал, как с лестницы доносятся какие-то голоса. Он подошел к двери и заглянул в глазок. На лестничной площадке стоял мужчина и держал женщину за руку, сжимая ее так сильно, что слезы текли по щекам женщины.
– Я тебя убью, если еще раз ты… – услышал Федор. Потом мужчина стал бить женщину по щекам, а она отворачивала голову, чтобы смягчить удар, волосы ее растрепались. Неожиданно женщина закричала.
– Молчи, дура, – одернул ее мужчина. Лицо его исказила зловещая улыбка, и он схватил женщину за горло.
У Федора задрожали колени, он распахнул дверь, выскочил на площадку и оттолкнул мужчину. Тот кубарем скатился по лестнице, ругаясь матом. Федор понял, что он пьян. Он машинально втолкнул женщину в свою квартиру и захлопнул дверь. Он дрожал – так ему было отвратительно.
– Пройдите в ванну, – сказал он женщине, которая была в состоянии шока. Она не могла вымолвить ни слова и разрыдалась.
Федор принес воды. Она выпила, но не могла двинуться с места.
– Пройдите в комнату и присядьте, – сказал Федор, впервые посмотрев внимательно на женщину. Ее лицо показалось ему знакомым, но он не мог вспомнить, где ее видел. Наверно, просто его соседка, с которой он мог встречаться случайно в подъезде. Волосы кудрями разметались по ее плечам, одежда была разорвана. Федор ушел в другую комнату, но чувствовал, что гнев, выгнавший его на лестничную площадку, не стихает.
Когда он вернулся, женщина вытирала слезы, пытаясь придать своему лицу подобие улыбки, но от этих усилий оно становилось жалким, и Федор почувствовал какую-то неловкость, когда взглянул на острые колени женщины, обтянутые длинной юбкой.
– Спасибо, – робко сказала женщина, и слезы ручьями потекли по ее щекам. Федор хотел спросить, а кто этот мужчина, но в этот момент в дверь позвонили. Федор подошел и посмотрел в глазок. Он увидел только что сброшенного им с лестницы мужчину и, вернувшись в комнату, сказал:
– Это он.
Женщина вздрогнула и, сделав над собой усилие, встала. Федор наблюдал за ней. Она, опустив голову, сказала:
– Откройте.
Федор не знал, как ему быть. Ему не хотелось драться с первым встречным, но он понимал, что не имеет права задерживать незнакомку.
– Я вам потом все объясню. Откройте, пожалуйста.
Федор понял по ее интонации, что должен подчиниться. Он открыл дверь. Женщина вышла на лестницу и молча направилась к двери соседней квартиры. Мужчина молча за ней пошел, и они исчезли, оставив Федора размышлять над ситуацией.
Федор вернулся к себе и почему-то особенно остро почувствовал свое одиночество, когда сел в кресло, где только что сидела женщина. Ему показалось, что он хотел, чтобы эта женщина у него осталась.
“Что за блажь”, – сказал он сам себе, но образ несчастной, покорно скрывшейся за соседней дверью, не давал ему покоя. Он пошел в ванну, и, когда теплые струи воды обрушились ему на голову, он успокоился и через полчаса лежал в постели, просматривая последние бумаги из папки, взятой в офисе. Он смотрел на лист бумаги, а мысли его крутились вокруг сцены, свидетелем которой он оказался.
“По виду приличные люди, а ведут себя как…” Слово “бомжи” не подходило для этих людей, скорее “жлобы”. Эти слова относились к мужчине, который вызывал у него чувство неприязни и брезгливости. Потом вспоминались картины детства, и неожиданно из памяти всплыли образы его соседей по коммуналке и их примитивная жизнь, напоминавшая ему сегодняшнюю сцену, и он подумал: “Люди не меняются”, – и тут же про себя отметил, что он-то изменился, и никак ему эти две мысли – о себе и о других – невозможно было соединить вместе.
5.
Утро встретило его лучами солнца после вчерашнего ненастья. Все блестело и сверкало, и казалось, что наступил какой-то праздник – так весело и радостно выглядели из окна прохожие, разноцветными пятнами разбросанные по улице. Федор обратил внимание на пару, переходившую улицу – женщина показалась ему знакомой. “Вчерашняя незнакомка”. Федор присмотрелся. Женщина весело разговаривала с мужчиной, но это не был сброшенный с лестницы, а был другой.
“Ничего не понимаю”, – подумал Федор и пошел собираться на работу. Он хорошо себя сегодня чувствовал. Впереди длинный день, предстоит непростой совет директоров, но ему казалось, что он ощущает себя по-новому, как будто ушла в прошлое его усталость и он снова молод и полон сил.
“Как хорошо, что все хорошо”, – эти ни к чему не относившиеся слова он повторял про себя, и от их повторения ему становилось на душе еще радостней. Время от времени он вспоминал вчерашний эпизод, и что-то ему было непонятно в этой ситуации. Что это за люди, какая у них жизнь?
Он вышел на улицу. Солнце ослепило, и он быстрым шагом направился к своей машине. Посигналил, сняв охрану, сел за руль, включил музыку и медленно выехал на соседнюю улицу, лавируя среди припаркованных у тротуара машин.
Офис его предприятия выглядел, как тысячи других: стекло, металл, охрана, холл. На лифте поднялся на третий этаж и вошел в свой просторный кабинет. За длинным столом сидели его сотрудники, и чувствовалась некоторая напряженность – разговор предстоял серьезный.
Федор подошел к своему столу, образовывавшему букву Т, и сел в кресло.
– Я ознакомился с необходимыми мне материалами. Впечатление у меня сложилось двоякое. С одной стороны, все у нас в порядке в отношении финансов, с другой – они расходуются, по моему мнению, нерационально… – так начал он свой длинный доклад. В кабинете было тесно. Были приглашены все желающие и даже представители среднего звена, которые обычно не допускаются на закрытые совещания.
Свою концепцию разделения прибыли на вложение в оборудование и социальную сферу Федор изложил четко, обоснованно, подведя научную базу рационального использования ее. В докладе он поддержал Алексея Степановича, и казалось, что, когда их мнения по отрасли совпадают, уходит неприязнь. Но это было только сиюминутное настроение. Неприязнь не уходит, она отодвигается, так однажды возникшее в душе чувство ненависти невозможно преодолеть. Оно поселяется навсегда, и это так осложняет жизнь, что люди разумные стараются не допускать себя до подобных эмоций, но как просто и незаметно ненависть возникает в людях независимо от них, и как сложно потом от нее избавиться. И это превращает жизнь в постоянное преодоление, и нет, кажется, возможности избавиться от ненависти к кому-то, и только время может ее уменьшить, но воспоминания культивируют ее, и кажется, что она, однажды поселившись, остается навсегда и воспоминания о ней не уменьшают боли, ее спровоцировавшей.
И как только Федор вспомнил, что место замминистра займет Алексей, он опять испытал неприязнь к этому человеку.
Как это бывает часто, сторонников нового направления было столько же, сколько и противников. После трехчасовых дебатов концепция Федора с небольшим перевесом была принята. На его стороне был Владимир, его главный помощник и заместитель. В отсутствие Федора именно его стараниями предприятие не обанкротилось и набирало обороты. Никаких мыслей о возможной причастности Владимира к каким-то делам за его спиной Федор не допускал. Он ему сейчас доверял полностью и знал, что такой опытный и профессиональный человек выручит его в любой ситуации.
Владимир жил на широкую ногу, и Федор удивлялся его способности находить со всеми общий язык, но что больше всего привлекало Федора в этом человеке – это его образованность. Где бы они ни оказывались вместе, всегда вокруг Владимира были люди и высоко стоящие, и интеллигентные, отчего разговор неожиданно переходил на литературу и искусство, в которых Федор явно отставал. Когда Федору нужно было завести прочное и нужное знакомство, он всегда приглашал Владимира.
После доклада Владимир подошел к Федору.
– Поздравляю – наша взяла. Что ты делаешь в воскресенье?
– Пока не знаю, – ответил Федор, переворачивая листы календаря.
– Приезжай ко мне, будут все свои.
Владимир уже год был женат на Марианне, его давнишней подруге, женщине культурной и доброй. Федору она нравилась, и он даже завидовал Владимиру, что ему так повезло с женой.
Загородный дом Владимира был небольшой, но в нем было очень уютно, и всегда Федору предоставляли комнату с видом на залив. Дом находился на высоком берегу, и из окон хорошо были видны корабли, вечером освещенные разноцветными огнями, и Федору нравилось наблюдать за ними.
– Я приеду к тебе в пятницу и поживу у тебя. Как ты, не возражаешь? – Федору не хотелось быть одному. Он знал, что Марианна устроит так, что ему будет с кем провести время. Когда праздновали ее день рождения, там Федор познакомился с приятной женщиной его лет. Она работала референтом у одного депутата Госдумы, очень полезного человека для их бизнеса. Федор ловил себя на мысли, что хочет еще раз повидать эту женщину, и он невзначай спросил:
– А что, там будет Нина Григорьевна? – Ему хотелось, чтобы она там была. Владимир внимательно посмотрел на Федора.
– Если надо – сделаем.
– Тогда до встречи, – Федор вышел, оставив Владимира проверять протокол.
Федор сидел за рулем машины. Он включил музыку. Какая-то неясная мелодия наполнила салон автомобиля, и, когда Федор откинулся на сиденье, он почувствовал свободу. Странная вещь эта свобода мужчины, но всегда, когда он едет к женщине или от нее, ему легче дышится, как будто жизнь окрашивается во все цвета радуги. Бегство от женщины, от любой, от любимой и нелюбимой, пребывание наедине с самим собой, со своими мыслями, вдруг придало его теперешнему неопределенному настроению уверенность, что все образуется. Было ощущение отдыха на пути к новой странице, которая незаметно переворачивалась в книге его жизни, и оно сопровождалось полным безразличием к тому, что еще нужно будет пережить.
“Будь что будет”, – подумал он. Зазвонила трубка. Он нажал кнопку.
– Я слушаю.
– Федор! Ты где? – в трубке звучал голос Веры.
– А ты где? – заволновавшись, ответил Федор.
– Я приехала на конференцию и остановилась у своих знакомых, – задыхаясь от счастья, отвечала Вера.
– Можно я к тебе приеду? Нет, я заеду за тобой, – сказал Федор и почувствовал, что все сложности его жизни отступают перед желанием увидеть Веру из своего прошлого, и он услышал:
– Я буду тебя ждать у входа в метро.
Через двадцать минут Вера сидела у него в машине. Федор не умел разыгрывать радость или удивление, и Вера немного удивилась, когда он сухо спросил:
– Едем. Куда ты хочешь?
Как будто не было этих лет разлуки, как будто в жизни ничего не происходило.
– Ну, что у тебя? – Федор посмотрел на Веру. Лицо Веры изменилось, но было непонятно, как и раньше, сколько ей лет. Сейчас это было не важно. Вера в первые минуты их встречи чувствовала себя как-то неловко, увидев этого по-прежнему для нее привлекательного мужчину. Федор возмужал и весь светился изнутри. То, что он проживал за границей довольно долго, наложило отпечаток на него. Он весь был какой-то холеный, и одежда на нем сидела особенно элегантно, и двигался он по-другому. Все это не ускользнуло от наблюдательного глаза Веры, и она сказала:
– Ты изменился, – и она отвела глаза в сторону. Она вспомнила, как они поднимались по скрипучей лестнице, вспомнила свою робость перед тем, что случилось потом, вспомнила, как он отвернулся, дерзко и независимо, дав понять, что это все, и ей опять, как и раньше, стало не по себе. Она поборола эти настроения и обратилась к Федору, который, казалось, был занят своими мыслями.
– А ты женат? – Она повернула голову в его сторону и наблюдала.
– Да, женат, – как-то неуверенно ответил Федор и вспомнил их давний разговор, и не мог понять, что опять его потянуло придумывать и скрывать правду. Он не понимал, что так он на всякий случай оставляет за собой свободу перед Верой.
Вера поняла, что не получается серьезного разговора. Она не знала, что сломать когда-то установившиеся отношения мало кому удается, и обычно от невозможности понять другого все разговаривают так, как у них в данный момент получается, ведут себя так, как удобно, и редко бывает, что тон разговора совпадает с ожидаемым собеседником и пестрит всякими оговорками, вопросами, замечаниями типа “я не то хочу сказать”, – и счастье, когда люди понимают друг друга с полуслова. Вся жизнь уходит, чтобы объясняться этими полусловами, а сейчас Вера, сидя рядом с некогда любимым человеком, испытывала ощущения на сцене актера, которого не воспринимает зал: реплики уходят, а назад ничего не возвращается.
Федор подосадовал на самого себя за первые минуты эйфории и вступил в ту игру, которая у них получилась в то далекое время. Он не понимал Веру и не чувствовал ее, как и тогда, и это называлось просто и ясно: “Не любит”.
Не склонный от природы к усложнениям, он робел перед этой женщиной из прошлого, он стеснялся своего примитивного прошлого, но в этой ситуации с Верой ничего не изменилось, и оказалось, что женщина из прошлого, серьезно к нему относившаяся, любившая его, и сейчас ему не подходит. Он не мог о ней думать как о женщине привлекательной, манящей, способной доставить ему радость. Вера подразумевала серьезные отношения, а на них Федора не хватало.
Когда Вера догадалась об этих его мыслях, она сказала:
– Я вижу, ты сегодня устал. Давай увидимся в другой раз, – и она вышла из машины. Федор ничего ей не сказал.
Когда Вера вышла из машины, она разрыдалась, как тогда, в их первое знакомство. Она почувствовала, что на старые места не возвращаются, что нет надежды на возможность их отношений, а когда представила себе, если бы Федор вдруг… – ей стало ясно, что жизнь ее будет всегда такой, какая она сложилась однажды. Она не обманывала себя, что все в прошлом, – оно действительно принадлежало только ей, и она понимала сейчас, что любила не конкретного человека, которого не знала, а любила мечту о возможном счастье, которое она встретила когда-то и потеряла Навсегда.
6.
Не думая ни о чем, Федор ехал, и только какое-то непонятное чувство досады не покидало его. Веру он сразу забыл и даже не расстроился, что не спросил про дочь. Все вместе: Вера, дочь, прошлое – было уже прочно в его другой жизни.
И неожиданно для самого себя он почувствовал непреодолимую тоску по своей собственной прошлой жизни, когда вся она была впереди, когда было много непонятного и таинственного в ней; и теперешняя его жизнь представилась ему из его прошлого какой-то ненастоящей, и это чувство, возникшее в нем спонтанно, укреплялось, переходя в уверенность, что наступает момент, когда опять нужно что-то менять.
Когда он вернулся в привычную обстановку своего дома, где проходила его жизнь до отъезда за границу, все прошлые настроения, казалось, вернулись к нему. Главным в них было его собственное представление о себе как о человеке свободном, и он попытался понять, когда же он начал терять свободу.
Он вспоминал свои прежние отношения с людьми – это было в то далекое время его сближения с Викторией, когда он своими действиями непроизвольно убрал из своей жизни Шуру, ему мешавшую. Он ужаснулся тому открывшемуся знанию, что все люди связаны прочными нитями, которые даже смерть, это реально действующее лицо, вмешивающееся непроизвольно в отношения людей, не может разорвать. Он осознал, что Шура была тогда тормозом, и он непроизвольно обрекал ее на отчаяние, которое она решила прервать. И тот образ женщины любящей, но не соответствующей его далеко идущим амбициям во всей реальности всплыл из памяти как укор его жизни.
Странная вещь происходила сейчас с ним – он не чувствовал себя в реальном мире, а из памяти всполохами появлялись образы, и все они ему казались знакомыми, но он никого не узнавал, и странное ощущение своего пребывания среди них каким-то ужасом наполнило его. Он проснулся со смутным предчувствием чего-то нехорошего. Рука его непроизвольно потянулась к телефонной трубке, которая звонила.
– Але, – сказал Федор, но на другом конце молчали. Он повесил трубку и сразу начал разбирать свою постоянную спутницу – сумку с надписью “Adidas”. Была ли это та самая сумка, с которой он ехал на юг, где встретил Веру? Скорее всего – нет, но надпись была та же.
“Сплошные совпадения”, – подумал про себя Федор и неожиданно в карманчике обнаружил металлический брелок с надписью “ХВ”. И ему в голову пришла странная мысль: он решил съездить на кладбище. “К Шуре”, – сказал он про себя и почувствовал легкость от того, что вспомнил свою жизнь с ней, жизнь простую, нехитрую и такую счастливую. Он надел строгий костюм и вызвал такси.
Машина ждала его у подъезда. Это была новая иномарка черного цвета, ярко блестевшая на свету. Федор открыл дверцу и, устроившись на переднем сиденье, погрузился в свои мысли о жизни с Шурой. Он не задавал себе вопросов, почему именно сейчас он думает о ней, но что-то очень прочно его связывало с этой женщиной, так случайно в его жизнь вошедшей и так неожиданно из нее ушедшей в вечность. Шура оживала в памяти Федора и, казалось, помогала ему сейчас разбираться в сложной ситуации, в которой он сейчас находился.
Вот и кладбище. Около церкви останавливаются люди, крестятся и исчезают в проеме двери, из-за которой слышно пение церковного хора. Федор подошел к входу, перекрестился, поклонился и вошел. Священник держал в руке книгу и что-то протяжно густым басом нараспев читал, и в конце каждой фразы поворачивался к алтарю, кланялся, и потом возвращался к своему занятию. Лицо его правильной формы выражало спокойствие, и, глядя на него, Федору показалось, что этот человек не знает, что такое горе и несчастье, и идет он по жизни не мучаясь, как другие, потому что однажды он отказался от всего мирского и ушел в другую жизнь, ближе к Богу, и этим снискал себе благодать Божию; и Федор вспомнил лицо Шуры, этот мир покинувшей рано, и понял, что Там она обрела спокойствие, в этом вечном сне, и тогда Федор понял, что все то ужасное, что было в жизни Шуры до встречи с ним, она хотела искупить праведной жизнью с ним – он знал, что в последнее время она ходила в церковь и приходила оттуда умиротворенная, и улыбка счастья играла на ее лице, изнутри светившимся каким-то другим, неземным светом.
Могила Шуры была в конце кладбища, прямо у ограды. Крест из черного мрамора и скромная надпись, низкая ограда и скамейка. Федор смотрел на могилу и чувствовал какое-то успокоение. Он догадывался, что всего в жизни понять нельзя, как нельзя избежать ошибок, оттого что опыт каждого не универсален. И он вспомнил Викторию, которая была полной противоположностью Шуре, а он здесь, у могилы Шуры, самой легкомысленной женщины из всех, с которыми был знаком. “Раскаяться, – подумал Федор, – я пришел раскаяться перед ней. Я был виноват и хочу получить прощение”. С этими мыслями он вернулся домой.
После посещения могилы Шуры он как будто вернулся к себе всерьез и навсегда.
