Татьяна Филатова
Медальон
– О, нет. Экстрасенс у нас теперь… Трикси? Только не гневайся, прошу, – улыбаясь, не прекращал шутить парень, – а то я тебя знаю… Все-все! Я просто шучу.
Аня подошла к кошке, погладила ее. Трикси замурчала, но продолжала смотреть на стену.
– Игорь, – сказала Аня, – мой медальон. Он снова горячий.
Игорь подошел к девушке, без стеснения взял медальон в руку, посмотрел на Аню.
– Теперь это и я чувствую, – согласился он.
– Куда ты смотришь? – снова обратилась Аня к Трикси. – Что ты видишь?
Кошка наконец повернулась к хозяйке, громко мурлыкнула и уставилась на нее. Аня заглянула ей в глаза и замерла. Глаза кошек непропорционально большие для их голов, благодаря этому они могут видеть намного больше, чем люди. И Трикси видела больше, чем видела Аня. Глядя ей в глаза, девушка увидела в них свое отражение: белый ворот кофты, две черных косы, красный ободок. Аня коснулась головы: часть волос была собрана маленькой резинкой в тонкий хвост чуть ниже затылка, остальные же волосы были распущены.
Но Трикси видела ее иначе.
– Это все? – спросил Игорь. Аня утвердительно закивала головой. Она рассказала парню все, что видела в своих снах.
Тем временем уже стемнело. С кухни доносились аппетитные запахи, а желудок Игоря начинал предательски громко требовать ужина. Наталья позвала Аню с гостем на кухню. Все было по старинке, все очень аппетитно выглядело и было весьма вкусным: вареная молодая картошечка с зеленью в сливочном масле, жареные котлетки, салат из свежих капусты и огурца. Игорь, приличия ради, сперва отказывался, но потом поблагодарил хозяйку и принялся за ужин.
«Надо подкормить потенциального зятя», – подумала мама.
Аня мысленно согласилась с ней.
***
Бажена сидела за столом, она вплетала в венок какие-то соцветия, чтобы таким образом засушить их.
– Мама, – спросила дочка, сидевшая напротив, – а какие умения еще случаются?
– Ежели тебе крепко закортит, то можешь, дочка, и иные какие знания освоить, то правда. Род у нас сильный, справный, всякие славные ведуны и ведуньи бывали в нем. И ежели все они разом тебе помочь удумают, то и ты поди сделаешься помогуче. Коли беда придет, иль ты одна останешься, то на силу ту полагайся. А там уж всякое может статься: и со зверьем бабки твои, как с людьми, толковали, и усмотреть могли наперед, что только будет, али увидеть то, что уж было когда. Всякое умели. Как мне думается, то больше проку от того умения, когда ты человеком верховодишь, как тебе надобно, а он того и не разумеет. Нам с тобой тут верховодить-то и некем, поди одними лягушками болотными, – женщина рассмеялась. – А вот ежели ты среди людей оказалась, то, глядишь, и указывать им очами своими сподобилась бы. Ты плети, Нюся, плети… нам еще вон – охапку целую насушить надобно, чтобы бабам потом в деревню продавать.
– А чем оно им поможет-то?
Бажена снова рассмеялась.
– Они-то, дочка, – сказала она, – мужикам своим подмешивать это будут, дурехи. А на деле от кашля трава эта сгодится, самое-то!
***
Для коллег и начальства это был отпуск, для жены и дочери – командировка, для самого себя – сезон охоты.
На ближайшей заправке Святослав залил полный бак, настроил ненавязчивое радио и выехал.
– Не понимаю, что прокуратуре другого города может понадобиться в нашем отделении? – негодовал дежурный районного полицейского участка, изучая удостоверение Малютина Святослава Владимировича.
– Я не могу всего рассказать, – учтиво ответил Святослав, – но, возможно, случай в вашем парке мы сможем связать с другим происшествием.
– Что именно? – спросил полицейский. – Речь идет о том мужике, что бил свою жену или о странной молнии?
– Об обоих событиях.
– Надо дождаться следователя, без него я материалы дела вам передать не могу. Хотя бы потому, что не имею к ним доступа.
– Я не спешу, – вежливо улыбнулся Святослав.
Он соврал. Он спешил, хотя прекрасно понимал, что проведет здесь не один день. Дежурный сказал, что следователь будет на месте через пару часов. Святослав вышел, немного проехал по улице и, заприметив приличного вида кафе, припарковался рядом. Он заказал эспрессо без сахара. Дважды. Ему необходимо было взбодриться, чтобы сконцентрироваться на энергетике этой местности. Он чувствовал людей, обладающих необычными способностями, но все они были мелкими пешками, которые, скорее всего, ни о чем и не догадывались, а единичные экстраординарные события в своей жизни приписывали случаю или же интуиции.
Мужчина в рубашке с длинным рукавом (он всегда включал в машине кондиционер, потому как любил носить рубашки и пиджаки даже вне рабочего времени), манжеты которого были застегнуты подаренными женой запонками, в послабленном галстуке, достал кошелек, чтобы расплатиться и заказать третью чашку кофе. На сей раз – капучино, так как горечь от эспрессо, что стояла в горле, требовала погасить ее дымом от сигареты, но внутри кафе курить было запрещено, а выходить на жару из прохладного помещения, остужаемого кондиционером, Святослав не хотел.
Пальцы сами потянулись к фотографии матери. От нее исходил холод. Не всегда ему это удавалось, но зачастую, если того очень захотеть, Святослав мог что-то узнать о человеке, лишь глядя на его фото. Если же на фотографии был изображен тот, кого уже нет в живых, он каждый раз безошибочно чувствовал холод. От этой фотографии для него холод шел всегда.
Следователь, имея кучу дел, решил особо не вдаваться в подробности визита Малютина, тем более тот не просил забрать данные, а лишь взглянуть на них. Поэтому он без проблем вручил Святославу в руки папку с делом на целых десять минут. Их вполне должно было хватить.
Святослав бегло изучил документы, взял в руки приложенные фотографии. Первое фото принадлежало задержанному. Изображение излучало тепло и… вонь. Святослав почувствовал на языке горький привкус водки и с брезгливостью отложил фотографию. На следующих двух были запечатлены следы побоев на жене задержанного, Юле. «Ну и замухрышка», – подумал Святослав. Фотографии молчали. Тогда он записал адрес пострадавшей, а также адрес парка, где произошел инцидент, поблагодарил занятого следователя и вышел из отделения. Он знал, куда теперь ему следует направиться.
Четыре нешироких пенька напоминали о событиях недельной давности в городском парке. Святослав присел на одну из скамеек, закурил сигарету, откинулся на деревянную крашеную в синий цвет спинку и закрыл глаза.
Вспышка, кругом листья. Кричит ребенок. Нет, не кричит, а неистово орет вместе со своей глупой мамашей.
Пепел упал на галстук. Хорошо, что он окончательно потух прежде, чем долетел до рубашки, так бы пришлось выбросить галстук. А его, кажется, тоже дарила жена… или женская половина коллектива. Не столь важно.
Он что-то чувствовал. Тот, кто носит в себе ту огромную силу, однозначно тогда был здесь. Вернее – была. И пеньки тому подтверждение.
– Мне нужна Юлия…
– А кто вы? – спросила девушка, глядя на Святослава в щель от приоткрытой входной двери.
– Вот мое удостоверение, я – заместитель прокурора.
Святослав надеялся на то, что девушка глуповата и не задастся вопросом, почему человек его должности ходит по квартирам, чтобы опросить свидетелей или пострадавших в деле, которое напрямую до прокуратуры вряд ли дойдет, и, конечно, он не собирался держать удостоверение перед ее носом настолько долго, чтобы она успела прочитать, к какому городу он относится.
– Я – Юлия, – сказала девушка, открывая дверь шире.
Святослав округлил глаза – на фотографиях, что показывал ему следователь, он видел совершенно другое лицо. Хотя и на левой скуле еще виднелся пожелтевший синяк.
– Я подстриглась, – улыбнувшись, сказала девушка, когда поняла, почему зам прокурора так удивился. – И перекрасила волосы в новый цвет, – скромно, но все же не без гордости в голосе добавила она.
– Да, Вы изменились, – сказал Святослав. – Могу я войти?
– Да, только я буду уходить через пять минут, мне надо забрать дочку: она сейчас у моей бабушки.
– Наш разговор не займет много времени.
Девушка закрыла за гостем дверь и, еле заметно прихрамывая, провела его на кухню.
– Это тоже ваш муж?.. – спросил Святослав Юлю, намекая на ее хромоту.
– Что? В смысле? А, это! – рассмеялась она. – Нет. Я на этой неделе дважды посетила спортзал, и это были первые два раза в моей жизни. Простите, но мне не только больно передвигаться, мне больно даже руки поднять вверх, – она снова рассмеялась. – Но мой тренер говорит, что скоро это пройдет…
Юля немного покраснела, чем тут же выдала ту простушку, которую Святослав видел на фотографии пару часов назад.
«Что-то здесь не то», – подумал он.
Девушка рассказала ему о событиях в парке, о молнии, о том, как муж бил ее. Но она заверяла Святослава, что с прошлым покончено. После того случая она полностью поменяла взгляды на жизнь, стала другим человеком.
– Это все та молния! Я говорю Вам, она что-то изменила во мне! Словно это был знак свыше!
Святослав выслушал рассказ сияющей Юлии, поблагодарил ее за гостеприимство, протянул на прощание руку и крепко пожал ее.
«Девушка в хлопчатобумажной белой блузе с двумя черными косами и красном ободке».
Он запомнил образ, что передался ему через рукопожатие, довольно улыбнулся и вышел. «Теперь можно подыскать гостиницу и отдохнуть, – решил Святослав, – но сперва кофе «с собой» и сигарета».
***
Аня смотрела на стенку, пытаясь сконцентрироваться и что-то в ней разглядеть. Или кого-то. Ведь не просто так Трикси уже который день уделяет ей столько внимания. Но – ничего.
«Где пропала?» – пришло сообщение.
«Да как-то накопилось… Как дела?» – ответила Аня.
«Это из-за Игоря? – написала подруга. – Вы встречаетесь?..»
А потом куча смайлов. Аня ответила не сразу.
«Ну, не то, чтобы…» – написала она.
«Все понятно. – И снова куча смешных смайлов. – Тебе пора все вспомнить».
– Что вспомнить? – пробормотала Аня текст, который она набирала подруге.
«Чего?» – пришел ответ.
«Ты написала, что мне пора все вспомнить», – ответила Аня. Отправила сообщение, пробежала глазами по тексту, но уже не увидела слов Кристины, в которых та якобы призывала подругу все вспомнить.
«Я такого не писала», – удивленные смайлы.
«Я, наверное, перепутала переписку», – попыталась выкрутиться Аня.
«С Игорем?» – смущение и смех.
«Ладно, Крис, я немного занята. Извини. До связи…» – поцелуй.
«Вот так и теряют друзей, – грустный смайл. – Ок, до связи. Игорю привет!» – улыбка.
Аня отложила телефон, взглянула на Трикси.
– Я схожу с ума, – сказала она кошке. Та лишь обожаемо посмотрела на хозяйку в ответ. Оповещение о сообщении.
– Крис? – спросила Аня сама у себя.
«Привет, ты как? Прогуляемся?»
Сообщение было от Игоря.
«Ок. Заходи за мной через пятнадцать минут».
– Гляди, это та же девушка, что и в прошлый раз? – шепотом спросил Игорь.
– Похоже на то, – согласилась Аня, – она снова читает.
– Заглянешь? – ухмыльнулся парень.
– Не буду ее отвлекать… Слушай, я схожу попрошу стакан воды.
– Давай я.
– Я сама, спасибо.
Аня уже отходила от барной стойки, но девушка-бариста окликнула ее, чтобы отдать сдачу. Когда Аня протянула руку, чтобы забрать деньги, девушка ухватила ее за ладонь так быстро, что Аня даже пикнуть не успела.
– Пора вспомнить, – сказала бариста, одернула назад свою руку и отвернулась, чтобы взять салфетку для натирания чистых чашек.
Аня отпрянула, непонимающе посмотрела на уже занятую делом девушку за барной стойкой и молча вернулась за столик.
– Что? – спросил Игорь, видя удивленные глаза Ани.
– Не знаю сама, – сказала она. – Та девушка, – она указала на баристу, – она странно повела себя.
– Что она сделала?
– Она сказала, что мне что-то пора вспомнить… То же самое сегодня мне написала Кристина, а потом это сообщение исчезло.
– Так в чем дело? «Залезь» ей в голову, узнай, зачем она тебе это сказала.
– А и правда… – согласилась Аня и уставилась на девушку, которая натирала уже третью подряд чашку.
«Блин, как же голова раскалывается… и где вы только все беретесь. Я уже три недели без выходных, ноги не держат, а они все идут и идут. Кошмар, я забыла вынести мусор! Теперь вся кухня рыбой провоняет. Хоть бы кот не полез в ведро… еще и эта баба противная. Да заплачу я, заплачу, знает же, что заплачу, а мозги все равно мне выносит. Цену набивает. Ох и жара. Хорошо, хоть здесь прохладно. Бедный кот дома, жалко, что он не лысый. А, моя голова! Надо выпить таблетку. Все читает… а работать кто будет? Я бы тоже читала целыми днями, если бы кто работал вместо меня. О, снова идут… опять малолетки. Как же вы все меня…»
– Добрый день, что будете заказывать? – улыбаясь, спросила бариста двух девушек, что были не многим старше Ани, которые только что зашли в небольшое уютное кафе.
– Она, видимо, сделала это бесконтрольно, – сделав вывод, сказала Аня Игорю, – по крайней мере она ни на долю секунды не задумалась сейчас об этом.
– А о чем она думала?
Аня мгновение помолчала.
– О жизни, – сказала она, – о своей жизни…
– Куда пойдем? Может снова в парк? – Игорь явно без злости, но съехидничал.
– Нет уж, благодарю, – улыбнулась Аня. – Мне хватило прошлого раза. Давай просто пройдемся…
Аня была одета в легкий летний сарафан, юбка которого едва колыхалась от легкого ветерка, свои длинные черные волосы она, несмотря на жару, не стала собирать в хвост и распустила. Она уже не стеснялась, когда Игорь брал ее за руку. Они шли по улице, и ей казалось, что все люди, которые попадались им навстречу, смотрели только на нее одну.
«Пора вспомнить», – звучало у нее в голове.
– Раз я уже смирилась с тем, что на меня свалилось, надо до конца разобраться и узнать, откуда мне такое счастье привалило. Попробую сделать это во сне, хоть и звучит странно. Буду держать открытый медальон в руке, когда лягу спать.
– Маме так ничего и не скажешь?
– Пока нет…
Глава 7
Вспомнить все
– Мудро, дочка, мудро…
Голос Аня слышала отчетливо, но видела происходящее вокруг очень плохо: перед глазами все плыло, мутные текстуры никак не хотели становиться более четкими. Голос же… да, это был тот самый голос. Она уже слышала эту женщину.
– Где я? – спросила Аня.
– Ты дома, – ответила та очень ласково.
– Кто вы?
– Ты должна сама вспомнить, кто я, ибо, ежели я скажу тебе, то сочтешь, что бес во мне, и не поверишь…
– Вы так странно говорите…
– А ты так странно думаешь, – по голосу было слышно, что женщина улыбалась.
Резкость начинала понемногу наводиться. Аня сидела за деревянным столом, застеленным белоснежной скатертью.
– Счастье тебе выпало несказанное: иметь кошку там, – сказала красивая темноволосая женщина, что стояла неподалеку, – жаль, что не разумеешь ее, зато она может душу твою видеть. И видит ее…
– А кого еще моя кошка видит?
– Меня, – улыбнулась женщина и села за стол на скамейку напротив девушки, протянув ей руки, – вставай, Нюся, пора все вспомнить.
– Что вспомнить? И меня зовут Анна…
– Знаю я, то ж я такое имечко тебе и выбрала, когда ты на свет Божий появилась. Анна. Но поди куда ласковее-то Нюсей тебя звать…
– Моя мама меня так назвала – Анна, – с недоверием сказала Аня.
– Та женщина… добрая и славная. Низкий ей поклон, что тебя схоронила, сберегла, вырастила… Медальон, что на шее твоей висит, имя твое помнил хорошо и хранил его всегда. И как только та, кого ты нынче мамкой кличешь, надела его на себя, так в тот же миг душа твоя в ней и поселилась. Во плоти, как я и загадывала. И нет, Аннушка, не она тебе имя это дала, она лишь почуяла, что тебя Анной звать. Выбора у нее особо-то и не было.
– Бред, – сказала Аня.
Бажена улыбнулась. По телу Ани пробежали мурашки. Женщина, сидевшая перед ней за столом, на котором лежали сохнущие веночки из цветов, выглядела одновременно безумно страшной и неимоверно красивой. Большие темные глаза, длинная, толстая черная коса, что лежала на груди, губы алые, пухлые, щеки румяные, пальцы на руках изящно длинные. Аня глядела на нее и осознавала, как она сама похожа на эту женщину.
– Кто вы? – наконец спросила она.
– Звать меня Бажена, Нюсь. Когда я заклятие на твой медальон-то накладывала, дабы уберечь тебя от смерти, я верила, что придет час, он откроется тебе, и ты все вспомнишь. Но я ж не могла знать всего. Хорошо уже то, что сквозь века душа твоя в нем сохранилась, хорошо, что колдовство мое сработало, и плоть твоя возродилась. Тощая ты, правда, нынче, – она усмехнулась, – зато руки крепкие. Видала я, как ты плавать-то обучилась… Покуда в лесу жила, в речку никогда выше колена не входила-то. Страшилась – жуть! А теперича… погляди на нее, люд честной! – Бажена с гордостью произнесла эти слова и, встав из-за стола, отвернулась от Ани, чтобы незаметно смахнуть слезу.
– Где мы? – спросила Аня.
– Дома… – еле слышно прошептала Бажена. – Дома, дочка, – сказала она громче, повернувшись к Ане лицом. – Только от дома нашего уж много веков, как не осталось-то ничего. Люди его дотла сожгли. Трава на том месте поросла надолго. Я наблюдала… Все это время наблюдала, а поделать ничего не могла. Но место то сильное, видать, было, где дом сей наш стоял. Прошло время, и другие ведуньи, такие, как я и как ты, построили себе там избы лучше моей прежней… – Бажена мгновение помолчала, затем снова села напротив Ани и протянула было руку, чтобы коснуться руки девушки, но Аня быстро одернула ее и спрятала под стол. – Ты пойми меня, дочка, пойми… ежели б я тогда тебя в медальон сей не заключила, убили бы и тебя. Как убили меня…
– За что?
– А за то, Нюсенька, что не такие мы с тобой, как они. Не такие… Ведьмы мы, ежели простым русским словом молвить. Ведьмы, и все тут, – она вздохнула.
– Бажена, – неуверенно сказала Аня, обидев, видимо, женщину напротив себя тем, что назвала ее по имени, – все как-то… размыто. Частями. Я не совсем понимаю, о чем речь. Давайте по порядку… Это – сон?
– Тело твое спит, а душа ныне пребывает в другом месте. Но нет, дочка, это не сновидение. В это место ты не можешь прийти в телесном облике, ведь место сие не телесное. Однако есть оно. И ты здесь.
– Вы говорите, что вы – моя…
Бажена улыбнулась. Аня готова была поспорить, что это была самая красивая улыбка, какую она видела. Но как же… мама? Ее мама? Та, которая Наташа Кочеткова?
– Твоя мама, – договорила за девушку Бажена. – Да, Нюся, я и правда твоя мама. И я верю, что запамятовала ты это лишь на время. Ведь столько лет, столько зим прошло… И не счесть уже их. Я знаю, дочка, что уразуметь это непросто. Коли ты поверишь в чудеса, в силу нашу колдовскую, то примешь слова мои, а ежели не поверишь… то, так тому и быть. Но предостеречь я тебя должна.
– От чего?
– Ты просила «по порядку»… Я поведаю тебе с самого начала. Время у нас есть, там, у тебя, еще ночь… Ты готова слушать?
Аня утвердительно кивнула.
***
– Знатный пир, тятя, – улыбнулась невеста. Она поцеловала отца в щеку и пустилась в пляс. Вся деревня гуляла на свадьбе.
Еще в одиннадцатом веке дружиннику Ярополку был дарован в удел шматок земли, который через несколько лет стал деревней. Ярополк тогда страх, как полюбил одну девицу чернявую. Люди его говорили меж собой, что никак причаровала баба та его, однако наедине с собой завидовали славному воеводе, ибо жинка та была неземной красоты.
Годы шли, деревня ширилась, вотчиной передавалась от боярина к боярину, все аккурат потомки Ярополка, вдовца горемычного, схоронившего свою красавицу-жену тут же после рождения их дочери.
«Стало быть, не такая уж она и чаровница, раз померла так скоро», – судачил народ.
Однако, поговаривали после, что, все в роду Ярополковом – одно ведуны да ведуньи пошли с того часа. Сами ж бояре на то внимания не обращали, в селе порядок придерживали, люд простой не обижали, да свое богатство потихоньку ширили.
Привез ладанку Олег дочери своей в дар на свадьбу ее, на пир знатный, подарить удумал, дочку единственную порадовать. Да не долго дочка радовалась. Месяца после свадьбы не прошло, как обозлившийся, всегда чем-то недовольный народ на боярский дом пошел. Боярина самого, Олега-то, вилами закололи, зятя его, зарубили, а дочку, Богдану, Богом ему данную, отыскать не смогли.
Бежала Богдана долго, все косы свои лесу оставила, как подношение: на ветках да на иголках сосновых, платье ночное колючками разорвала, ноги исколола все. Бежала, покуда без сил не упала. Пролежала она без чувств долго, боялась, что и встать не сможет. Но матушка земля силы-то предала, дарами лесными накормила да от зверья уберегла.
Долго Богдана избушку себе строила. Худую, неказистую. Да строить ей становилось все тяжелее и тяжелее, пока и вовсе не могла она уж ничего поделать: вот-вот родить должна была. Будучи на сносях, добралась Богдана до села ближайшего, в противной стороне от того, из которого сбежала, перстень родовой, что от самого Ярополка и дочери его шел, продала, прикупила себе козочек да курочек и принялась, живя с ними под одной крышей, зимовать до родов дожидаться. Ладанку на груди хранила, как память о папеньке, не продала ее.
В холодной избе рядом со зверьем домашним родилась девочка чернявая, Баженой названная. Богдана померла, когда дочке было всего десять годков. Охотники из села ее родного, что около леса стояло, за зверя ее в листве-то приняли и выпустили в нее стрелу. Так, на руках у малолетней Бажены мать и померла…
Далее много чего было всякого, нет надобности все рассказывать. Все одно, память о тех событиях стерта веками в прах и ветрами по всей Руси рассеяна. Что было, тому уж не бывать, а следует думать о том, что будет, ибо кто лишь памятью о былом живет, тот и не живет вовсе.
Обозлен был люд. Сколько веков, тысячелетий человек живет, а вечно виновных в своих бедах ищет. Никто не хочет остановиться посреди своего пути, по сторонам оглянуться и, видя кругом разруху, признать, что сам-то во благо ничего и не сделал-то, зато, ежели цветы вокруг цветут, дома новые строятся да богатство ширится, то человек, оглядываясь на все это благое, помышляет так: «Ай да я! Ай да молодец!»
Но не о том речь. Природа на людей гневалась, аль испытывала их, но пошли беды. А виновницей тех бед назвали ведьму болотную, ведунью черную, что с дочкой в глуши живет да лишь порчу наводит… Так обо мне говорили. Когда уж знала, что придут они по мою душу и дитя моего не пощадят, то удумала я опасную задумку – заключить душу твою в медальон сей, в ладанку, дедом моим Олегом матушке моей Богдане на свадьбу ее подаренную. Не говорила ничего я тебе тогда, страшилась, что не условишься со мной на то, сама все готовила и молилась, дабы сложилось все у меня ладно, дабы уста мои не дрогнули, когда заклятие над тобой читать буду, дабы не померла я прежде, чем тебя схоронить успею. Люди недобрые уж у самого порога были, в хату двери выламывали, а после и вовсе избу подпалили. Эту самую избушку, в которой мы с тобой теперича и сидим. Это – воспоминание, как говорят в твое время – фантомная память, которая хранит образ сей в твоей душе.
Убили меня. А ты исчезла. Медальон запечатал твою душу и ждал часа, чтобы высвободить ее. Для того надобна была подходящая женщина. Абы кому медальон бы тебя не отдал, он искал добрую, достойную душу, которая будет тебя любить так, как люблю я… И спустя столько веков нашел. Когда она надела его – ты в мир сей сызнова зародилась, но лишь тогда, когда ты сама его на себя надела, он высвободил твою силу. Я знаю, ты еще не овладела ею всецело, ты страшишься ее. Не бойся, дочка. Это – частичка тебя, это – твоя душа. А ладанка серебряная лишь усилила твои умения, настаивая их все эти годы. Доверься им.
– Если все это правда, – сказала Аня, – сколько мне лет?..
– Пятнадцать годков тебе исполнилось ныне, пятнадцать годков тебе было и тогда, когда… я тебя упрятала в серебре. Все века не в счет, ибо ты не жила, а душа твоя спала и ждала пробуждения. Как знать, может свыше кара меня ждет за то, что я душой твоей распоряжалась, как своей собственной, да иначе я не могла. Ты должна жизнь прожить, не должна молодой сгинуть ни тогда, ни сейчас.
– Сейчас? – переспросила Аня.
– Темный вышел на охоту по твою душу, – сказала Бажена. Глаза ее сделались еще чернее, чем были, голос злым стал, пальцы, казалось, расти принялись и делаться длиннее прежнего. – Я сразу прознала, когда сила к тебе вернулась, хоть и не живу уже давно. Тот темный, видать, тоже прознал. Я могу лишь душу твою посетить, а вот он живет ныне и силен, дочка… И страшен…
– Кто он – темный?
– Ведунья – ведьма добрая, зла никому за просто так, забавы ради, не причиняющая. Лишь когда на защиту себя или своих родных встать – то дело оправданное. Люду простому все одно – темная ты, светлая… Ведьма – и все тут. Однако ж есть и темные колдуны или колдуньи. В нашем роду, то бишь – в светлом, лишь один родитель, будь то батька аль матерь – ведун. У колдунов же оба родители колдовской магией обладают, и пускай они были и светлые ведуны, дети их завсегда злыми становятся. Часто случалось, что дети своих родителей убивали, дабы не позорили те их своим слабым колдовством, ибо на темной стороне сила всегда сильнее. И такой темный колдун ищет тебя, Нюся.
– Зачем я ему?
– А покуда ж нам знать душу его черную? – сказала Бажена. Глаза стали прежними, пальцы тоже, хотя Аня не была уверена – менялись ли они или нет.
Все вокруг и без того было очень странным.
– Я уж никак теперича защитить тебя не смогу… – продолжила Бажена. – Все, что я могу – это с кошкой твоей чудной, необычной, – она улыбнулась, – беседы вести да во сне с тобой видеться. А с медальоном открытым – тут ты молодец… пытливая девочка.
Аня коснулась ладанки, что висела на шее. Только теперь она заметила, что сейчас она сама здесь выглядит так же обычно, как и дома: ни тебе две косы, ни ободка красного, лишь небрежно собранный хвост на затылке и пижама: майка да шорты.
– Дочка, стерегись темного. Он уж совсем близко.
– Как я узнаю его?
– Почувствуешь, – ответила Бажена. – Да только сперва силу свою прими целиком, не противься. Не открыто мне, как темного того одолеть, ибо время нынче не то. Порчу он от себя отобьет, это как пить дать. Всадить ему кол аль самого на кол посадить – в ваши дни так не поделаешь… Чем смогу, помогу, подскажу, но боязно мне от того, что самой тебе придется противостоять ему. Уж прости меня, дочка, ведьму старую, что из одного огня да в другое полымя тебя перекинула…
Ничего Аня не ответила. Верить она черноглазой женщине не хотела, но понимала, что придется, ведь и без того слишком много необычного с ней произошло в последнее время.
– Знаю, – ласково сказала Бажена, – знаю, Аннушка… Тяжко все это. Но ты у меня девочка сильная, крепкая, красавица да разумница.
– Как мне проснуться? – спросила Аня.
– Стоит лишь захотеть, – улыбнулась женщина. – Чего бы ты не захотела – ты можешь все.
Трикси сидела у самой подушки.
– Привет, – погладила ее Аня. – Все так необычно, правда?
Кошка замурчала в ответ.
– Лысина ты усатая, – Аня потрепала ее за ушами, – чего ж ты раньше такой ласковой не была-то?
– Ты проснулась? – Наташа, услышав Анин голос, приоткрыла дверь в ее комнату, – я как раз делаю кофе. Приходи завтракать.
– Иду, мам, – как-то печально улыбнулась Аня, – иду…
– Мам, – сказала девушка, запивая блинчик кофе и ставя чашку подальше от края стола, – а на кого я похожа в нашей семье?
– Это тебе бабушкина болезнь передалась воздушно-капельным путем? – ухмыльнулась Наташа. – Пятнадцать лет она вдалбливает твоему папе, что, раз ты на него не похожа, то ты не от него…
– Я не к тому. Но ведь я и на тебя не похожа…
– Кто знает, как срабатывает генетика. Ты же знаешь, что у твоего отца, кажется, прадед или даже прапрадед был цыганом… Может черные волосы у тебя от него. В конце концов, даже у темнокожих порой рождаются светлые дети, а у тебя всего-навсего темные волосы. И что? Мы-то с папой знаем, что ты наша. Все видели меня с пузом, – Наташа мечтательно улыбнулась, – папа твой присутствовал при твоем рождении… Он перерезал пуповину, на его глазах тебе на ручку надели браслет, на моем запястье был дубликат. Мы долго высматривали в тебе наши черты и пришли к выводу, что ты похожа на себя. С бабушкой твоей я однажды сильно поругалась по этому поводу. Я в себе уверена, поэтому сказала, что, если уж так сильно ей хочется, пускай идет и делает анализ ДНК.
– А она? – испуганно спросила Аня.
– Она бы пошла. Побежала бы! – сказала Наташа. – Но твоей отец сказал ей, что, если она это сделает, какой бы ответ там ни был, ни его, ни тебя она больше никогда в своей жизни не увидит. С тех пор она немного успокоилась.
– Не надо ДНК, – сказала Аня. Наташа многозначительно на нее посмотрела. – Ну, правда, это только рассорит семью… Вы – мои родители. И вообще, зачем я завела этот разговор? Прости, мам…
– Да ладно, ничего. Все дети, наверное, иногда думают, что родители их усыновили, или их в роддоме перепутали. Редко, конечно, уже в пятнадцать лет такое на ум придет, – она улыбнулась. – Ты глянь на кошку, что с ней опять не так?
Трикси смотрела в пространство возле холодильника, водила головой, словно то, на что она так пристально смотрит, двигается. Аня сосредоточилась на завтраке.
– Я видела ее, видела ту женщину во сне, – сказала Аня Игорю. – Я разговаривала с ней.
– Я не думаю, что это медальон тебя туда занес, – ответил тот, – ты и сама неплохо бы справилась. Это – эффект плацебо. Как в Гарри Поттере: «Феликс Фелицис», он же – элексир удачи, которого на самом деле и не было!
– Возможно ты и прав. Та женщина, Бажена… Она сказала, что я еще не приняла всю положенную мне силу, сказала, что то, что я могу сейчас – это только начало.
– Круто! – сказал Игорь. – А ты предметы двигать сможешь? – он улыбнулся.
– Не знаю, но порчу навести точно сумею, – она рассмеялась. – Кстати, на меня девчонки обижаются, что я с ними совсем не общаюсь.
– Так в чем дело?
– Не хочу. Правда, не хочу. Боюсь «услышать» то, после чего не смогу с ними дружить.
– Ну так не слушай, блокируй, меня же ты не слушаешь? Или?..
–Не всегда, – улыбнулась девушка, – иногда это происходит практически непроизвольно.
– Понял, буду осторожен, – он подмигнул Ане.
– Бажена сказала, что меня кто-то ищет. Кто-то, кого она называет темным.
– И что ему от тебя нужно?
– Я не совсем поняла… Но, кажется, он хочет меня убить…
Игорь промолчал.
– Сомневаюсь, что мне еще кто-то, кроме тебя, поверил бы, – сказала Аня, – поэтому я никому больше и не рассказываю.
– Ну, мне пришлось поверить, – улыбнулся тот, – я же все сам видел. И как нам теперь найти того темного?
– Нам? – удивилась Аня. Игорь лишь многозначительно улыбнулся. – По-моему, – сказала она, – он сам меня найдет.
– Э, нет, – ответил парень, – я не соглашусь. Если я правильно понял, искать он тебя будет с помощью таких же способностей, какие есть и у тебя, так? Тогда почему бы не попытаться отыскать его раньше? Ведь он этого не ждет.
