3.
Очнулся он связанный, верёвка врезалась в запястья. Кто-то очень сильный и высокого роста подвесил его на крюк, да так, чтобы ноги чуть касались земли. Крюк был вбит в скалу, а вокруг восходили своды пещерных залов. Своды ощетинились зубьями и кольями каменными, с которых вода капала, странная то была вода, зеленоватая, как и всё внутри пещеры, она светилась, отгоняя мрак и призывая мошкару. Той здесь было немерено, тучи сгущались, особенно над круглым озерцом в центре. На берегу того озерца стоял человек, худ был так, что лопатки как плавники рыбьи торчали. Были на нём штаны до колена, верёвкой подвязанные, и плошка в руках. Двигался он так, словно хорошо видел, но глаза его были сплошь пелена белёсая. Орис подергался как рыба на крючке, но сорваться не смог. И горло схватило что-то, не позволяя ему заговорить. Мастер чучельник внимания на него не обращал, а продолжал дело своё делать. Орис проследил за ним и обмер. На той стене, куда он в плошке воду из озера носил, тоже висел человек. Да не просто висел, а был привязан к кресту деревянному. Знать его Орис не знал, но почему сразу догадался, из-за его возраста, что был это сын косматого Гойды, Гамель. Мальчик был весь чем-то чёрным обмазан, только лицо его оставалось чистым, да глаза блестели от ужаса. Орис взглядом вокруг поводил и других увидел. Тела их были распяты на крестах и с ног до головы покрыты чем-то бурым, похожим на смолу, оттого напоминали вырезанные из дерева фигуры. Висело тут и тело Звонаря. К удивлению Ориса, открытых ран от кольев не было, только шрамы, даже под слоем бурой грязи Орис различал нитки, которыми мастер сшил края ран. Ужас был в том, что Звонарь явно дышал, грудь его мерно вздымалась.
Орис припомнил традиционную казнь еретиков, которых инквизиция распинала на звезде и сжигала заживо, но там был приложен принцип золотого сечения, как в трудах Отца Первого, а тут же две палки друг на друга наложены и никакого круга, как символа начала и конца всего сущего. Но если это не ересь, не магический ритуал и не некрономия, то что? И почему он не висит на кресте?
– Орис, – услышал он голос и вывернул голову, чтобы увидеть говорящего. – Это Симона, не узнаёшь что ли?
Орис тряхнул головой и присмотрелся. Узнать графиню было трудно по двум причинам, лицо её было скрыто длинными волосами до пояса, а вместо костюма, который он привык видеть на ней, осталась лишь длинная, ниже колен, белая рубаха. А еще он не чувствовал огонь внутри и власти её голоса над собой, потому наверное и усомнился. Чары её развеялись, и превратилась она в простую бабу, каких много. И среди бездарей и среди благородных. Никакой разницы. Графиня тоже не была привязана к кресту, а также висела на верёвках, как и он.
– Не кривись, милсдарь, ты без меня не выберешься.
– То-то я смотрю как дар твой, ведьминский, тебе пригодился, чтоб в лапы к мастеру не угодить. А где Гус?
– Побереги презрение, пригодится еще, а бездарь наш, вон он, за тем камушком ползает, дырки в скале выскабливает.
Орис посмотрел в ту сторону, куда графиня волосами махнула, и увидел.
Гус, стоя на корточках, ковырял скалу чем-то очень острым и твердым, камень слезал, словно деревянная стружка, а как доходил до глубины, когда рука уже не лезла, инструмент выдергивал и шла из отверстия вода. Гус с безучастным выражением лица наблюдал, как эта вода с журчанием убегала по желобкам и стекала в озерцо, а после принимался за следующий источник.
– Быть такого не может, – пробормотал Орис, всматриваясь в действия лопаря. Тот, как и всегда не особо задумывался что делает, а просто усердно трудился.
– Может, – сказала графиня. – Может, если инструмент из небесного камня сделан.
– Думаешь, мастер смог воссоздать технологию древних? Научился обрабатывать небесный камень?
– Думаю, он нашёл готовый инструмент внутри алтаря, и много чего еще он там нашёл, как я посмотрю.
– То, за чем ты сюда явилась? Опередил он тебя, значит. Может оно и хорошо. А про кресты что думаешь?
– Думаю, не выберешься ты отсюда без меня.
– Ты себе цену то не набивай, мы с тобой на одном вертеле крутимся. Говори лучше, какие идеи? Ментой я уже пробовал, но веревка как заговоренная, не поддается.
– Так она древняя, из того же алтаря, не чувствуешь разве, какая гладкая?
Орис чувствовал и оттого лишь больше злился, такую и не порвать, и не порезать камнем, тут что-то поострее нужно.
– Гус, – прошептал грамард. – Подозвать его своей магией сможешь?
Графиня мотнула головой.
– Не действует тут, но твоя Речь должна сработать, я буду говорить, а ты повторяй. Нумэ эсфири наур гарай осмэ ту гаям риэ…
Выбора у него не было и он заговорил, растягивая слова. И потекла сквозь Ориса вместе истинная Речь, как бурная река, давая ему силу.
Плошка выпала из рук мастера и он закричал. И крик его был подобен гласу трубы. Ориса ударило в грудь резким и сильным порывом воздуха. Это было что-то превыше Речи, что-то первобытное, как камень и палка. Порыв сбил с ног Гуса, буквально оторвал от земли, он покатился и, ударившись о камень, замер. Мастер закричал, но уже иначе, с сожалением. Кинулся к бездарю, склонился над ним, ощупал голову, осмотрел со всех сторон, поднял на плечо и понес. Смотреть на это было невероятно, ведь бездарь был раза в три крупнее мастера. Опустил он его рядом с водой озера, бережно уложил, еще раз осмотрел, сбегал за плошкой и, черпая из воды черное масло, принялся Гуса обмазывать. Все это время он что-то бубнил себе под нос, на языке, которого Орис не понимал, но вслушиваясь в звуки, чувствовал намерения. Намерения мастера-чучельника были чисты. Петельга навредить никому не хотел, даже наоборот. Всем он помочь хотел, исцелить раны телесные. Но делал он это странным, чуждым способом.
– Так вот зачем вы сюда явились, вовсе не хворь ловить неведомую. Мэтр Гайус болен, ему нужно лекарство, не так ли?
– Очень особое, лекарство от смерти, – ответила графиня. – Знал бы ты о том, поехал бы?
– А зачем я вообще вам сдался?
– Чистые твои помыслы нам нужны были, мы-то все грешные, нам мастер в помощи отказал бы. Он же блаженный примитив, таких не купишь, не соблазнишь. Он, как и ты, лишь на истинную ценность смотрит.
– А жизнь разве не есть сама по себе ценность?
– Ну, это смотря чья. Кому-то, по-хорошему, и рождаться-то не стоило. Ни ума, ни таланта. Вот на Гуса посмотри, что он в мир принёс? Грубую силу? Беспросветную тупость? А если размножаться станет? На то ведь большого ума не надо.
Ориса обдало ледяным холодом истинного зла, он отвернулся и принялся молиться. Хотелось отгородиться от Симоны светом Создателя, словом его чистым и незамутненным.
Мастер Петельга тем временем обмазал голову Гуса темной жижей, встал и обратил свой белёсый взор на Ориса и графиню.
Подошёл, постоял, потоптался. Помял Орисову голову, уши, лоб, по шее прошёлся. Подышал тяжело, с сомнением. Будто не мог определиться. Потом приподнял его, дернул за верёвки, снимая с крюка, и поставил на ноги. Ноги держали плохо, Орис покачнулся, но мастер не дал ему упасть.
– Я их вылечил, кого смог, – сказал вдруг мастер Петельга. – На кого сил хватило. А более нету у меня сил.
Опустил он Ориса на пол, верёвки развязал, а сам пошёл к озеру и нырнул в воду. И было это так неожиданно, что Орис даже выдохнуть не успел, а на поверхности воды уже только пузырьки одни. Он с трудом дополз до края, глянул в тёмную глубину и нырнул следом.
Упал в воду, забарахтался, а потом встал. Было там от силы пол его роста глубины. И ничего-то больше там не было. Орис растерянно осмотрелся.
На берегу застонал Гус, да малец Гамель заплакал на кресте. Тяжело дышал и просил воды Звонарь, висевший рядом. Орис вылез из озера, поискал глазами и нашёл источник, что уже видел прежде, тот бил из камня, тоненькой струйкой выходила вода из круглой, идеально ровной дырочки. Сначала он сам напился, убедиться, что не отравлена, потом остальных напоил, да раскачал Гуса. Тот быстро очухался и стали они вдвоем снимать людей с крестов.
– И все таки он колдун, – вдруг сказал Гус, вполне членораздельно.Орис застыл, не веря ушам своим, а Бездарь продолжал:
– Ну это, мастер чучельник, про которого все говорили. Колдун. Смотри, чего сотворил, Звонаря вылечил. Как это он, а?
– Не знаю, – ответил Орис и сглотнул. От такой силы дух захватывало и мурашки по коже бежали, но то была не сила Создателя, а что-то совсем иное.
В этом грамард не сомневался. Как и в том, что хочет оставить графиню к этой пещере навсегда. Вот такой, привязанной и не опасной.
– Ведьму развязывать будем? – спросил Гус. – Может пусть пока повисит, а мы людей отведём к белому священнику, да попросим совета? Или не стоит ему рассказывать, чего тут было?
Бездарь умнел на глазах и челюсть у Ориса отваливать всё ниже.
Он и сам пока не решил, все стоял и смотрел, то на озеро, где осталась одна прозрачная вода, то на графиню. Та о своей участи не просила. Ни слова не вымолвила.
– Это ведь ересь, как-никак, – снова сказал Гус. – Церковь такого не одобрит.
И тут графиня вставила своё слово:
– Одобрит, если скажем, что великий мэтр, известный врачеватель, прибыв в это злополучное место, исцелил людей силой своих знаний. А мастер так, юродивый, что на болотах совсем ума лишился.