Татьяна Белова
Последний тигр. Крест болотного царя
Солнце и правда быстро скатывалось с крыши Церкви в долину, и над озером собиралась тень. И волшебник, и его ученик, и Кастор выглядели утомленными дорогой, да и Орис не отказался бы набить кишки и схорониться на сеновале, а еще лучше бы, полежать к бадье с горячей водой, чтобы боль от мышц отогнать.
– Выскажу всеобщее мнение, – сказала графиня, – что до следующего дня ни хворь, ни камень не пропадут, потому мы благодарим вас, отец Камаар за оказанное гостеприимство.
Но кое-что всё-таки пропало.
2.
Орис проснулся от крика и выскочил из постели, чуть не приложившись головой о низкую балку потолка. Выскочил как был – босой и в одной рубахе. На дворе толпились люди, возвышался на всеми Никлас, а братья Клёст пытались удержать его яростный порыв. Мастер-гончар был пьян и рвался идти к воротам. Судя по крикам, разделывать мастера Петельгу под орех, ежели тот учинит нечистое дело, осквернит тело Звонаря. Тело, которое, как успел понять Орис, ночью пропало из молельни, известное же дело – мертвецы не ходят, значит, унёс кто-то.
Под крышу высокого крыльца вышла графиня. Благородная дарья, в отличие от Ориса, успела одеться, и грамард тут же смутился от своего вида. Симона поглядела на него.
– Эх, жаль я вчера не пошла тело осмотреть, а ведь подумывала об этом, – сказала графиня и усмехнулась.– Одевайтесь, грамард, пора работать.
– Щепотка свечи и я буду готов, – ответил Орис. – Вместе поедем к алтарю, а потом к мастеру чучельнику заглянем.
Он нырнул обратно в темноту сеней и столкнулся с Тайрусом, тот выходил с пустым котелком из комнаты волшебника.
– Как мэтр сегодня? – спросил Орис, но Тай лишь качнул головой и торопливо удалился. Хворь, поселившаяся внутри Гайуса кажется, всерьёз угрожала его жизни, что совершенно не удивляло ни его ученика, ни графиню. Зачем же тогда мэтр отправился в такую даль?
Орис не был бы Орисом, если бы его нутро не загорелось от любопытства.
Кастор, игнорируя крики во дворе, спал на своей высокой кровати, и грамард не стал его тревожить. Дорогу сур переносил плохо. Привыкший к комфорту и роскоши в окружении монсеньора, милсдарь-писарь был потрясён аскетичностью и простотой быта грамарда. Тот мог спать на земле и есть в хлеву, кочевая жизнь и дед Серат научили Ориса смирению, есть ужин – хорошо, нет – ложись спать голодным. Тропы Святого Морфиуса насытят твою душу.
Орис оставил Кастору полграфина воды, умыться, оделся и вышёл.
Выводя коня на двор, Орис услышал, как местные громко спорили о том, кто дарей до алтаря поведёт, будто то была честь особая. Сверх меры бычился Гойда, оно и понятно, он рвался в Топи сына искать. Потому-то вместо него Клёст и выбрал Гуса, молодого, здорового парня с кулаками-булыжниками и маленькими глазками, в которых и отблеска разума не сыскать. Он и говорил-то с трудом: мычал, да гокал. А вот с багром, топором и дубиной управлял на раз. Как убеждал графиню бригадир, будет Гус им полезен, если надо, любой лес свалит и по любой трясине проведёт, а что ума Создатель не дал, так это и хорошо, меньше думает – больше делает. И дорогу эту он знает, потому как ходили местные к тому алтарю не запросто так, а за водой, дебри там были непролазные и дорогу к источнику прокладывать пришлось.
Казалось бы, болото вокруг – куда ведро не кинь, везде вода, но, как хворь вслед за летом пришла и обосновалась, так вода уходить и начала, будто в твердь земную впитывалась. А там где осталась – густа была, словно и не вода, а масло.
Как на мостки выехали, те, что Зеркальное озеро обрамляли, так Орис ту воду и увидел. По прозрачной глади шли круги, будто камень в воду кто кинул, и рябь пошла, черная.
– Источник где-то на дне скрыт, – сказала графиня. – У этой субстанции плотность иная и состав, потому она с обычной водой и не смешивается.
Графиню, казалось, ничего не могло удивить, но в её невозмутимости проглядывало хорошо скрываемое возбуждение. Потаенным своим желанием, графиня истекала как переспелый плод соком, Орис ощущал его не только чутьем магическим, но и чреслами, и оттого не знал, куда себя деть.
На Симоне был все тот же мужской костюм, что и вчера, только сапоги она выбрала с голенищем до самого колена, да повязала пояс, на котором болтались кожаные сумы на застёжках, в руках она держала рогатину, похожую на посох, что носят волшебники. Глядя на графиню, Орис всё больше склонялся к мысли, что ничем-то она мэтру не уступает, ни в знаниях, ни в умениях, вот только преподавать в университет её бы не позвали, это всё ещё была исключительно мужская стезя. Как бы Церковь не старалась, представляя Матерей и Отцов равновеликими, но королевская ученая палата их равенство не признавала. Получить должность метрессы женщина могла, только встав на церковную стезю и получив монастырское образование.
Графиня ехала впереди, Орис видел лишь её затылок и высокий воротник куртки, со спины её можно было принять за мужчину, чему грамард сейчас был несказанно рад, это слегка охладило его пыл. Он даже успел подумать, уж не магия ли это?
Наука и магия недалеко ушли друг от друга, так, во всяком случае, говорил монсеньор, когда завлекал его встать на путь заговорщиков. Университетские волшебники изучали магию в своих лабораториях и добились некоторых успехов, потому братство Эолифа и боролось за то, чтобы магия стала светским предметом, который можно было изучать, а не оставалась недоступным церковным таинством. Ни один бездарь не смел заявить, что на него снизошел дар Создателя, за такое можно было в кандалах оказаться, или еще хуже – благословения лишиться, белые могли плоть твою от света звезды отлучить и живи потом, как хочешь. Орис, бывший когда то таким же бездарем, помнил свои метания. Ощутив в себе искру, он не заткнул её поглубже, желая забыть, а собрал вещи и сбежал от деда в столицу. Пройти испытание. Научиться использовать свой дар. Будь у него выбор, он мог бы стать студентом королевского университета, а не вольным слушателем на святом факультете под надзором белых ликторов, но тогда он не получил бы ни имени, ни святой грамоты, пришлось бы ему самому себе искать пристанище и заработок. Он вспомнил, как они с дедом по чужим дворам шлялись в поисках гнилых яблок, и стало ему не по себе.
– Думаю я про нашего мастера-чучельника и вспомнилась мне Святая Яргата, что родилась незрячей, – заговорила герцогиня. – По свидетельству самого апостола Гелиора могла она видеть руками.
– По его же свидетельству, такую способность наблюдали у многих слепых, – ответил Орис. – Гелиор специально изучал этот вопрос и пришёл к выводу, что разум наш помогает телу компенсировать утраченное.
– А вы и вправду широко мыслите, милсдарь грамард, – засмеялась графиня. – Как и говорил монсеньор. И не боитесь этого.
– Истина родилась вместе со мной, чего её бояться?
– Значит, вами движет великая цель нести истину людям? – теперь в голосе графини зазвучала откровенная насмешка. – Хотите спасти их заблудшие души?
– А по-вашему выходит, люди этого недостойны?
– На этом пути надо быть очень осторожным, – ответила Симона. – Разум иногда создаёт причудливые ловушки, например, я знаю многих достойных мужей, которые предпочитают сладкую ложь горькой истине. И они не просто живут по такой заповеди, они её насаждают.
– Но разве вы не из тех, кто пытается бороться с укоренившимися заблуждениями во имя просвещения?
– Да, мой бунт во имя разума, тут вы правы, но все же я считаю, что наделены им не все примитивы, потому стоит быть избирательным, предлагая людям познать истину.
– Но как их выбирать? Вот вы на что опираетесь? Что свело вас с мэтром Гайусам, например?
– О-о, мэтр, – графиня рассмеялась. – Он человек без сомнения очень широких взглядов, более чем вы способны вообразить. А еще он апологет принесения жертв во имя великой цели, а значит готов к лишениям. Думаю, нас свели вместе именно потери. Вы ведь тоже кого-то потеряли, грамард, вы должны понимать.
И Орис понимал.
Ближе к алтарю над высоким камышом встал болотный дух – тяжёлый, но не видимый. Орис прикрывал нос и рот рукавом и всматривался в дрожание воздуха. Гус, шедший впереди все больше кашлял и с большим остервенением бил по кустам палкой. Болота не были безопасным местом, кого тут только не водилось, взять хотя бы водную скарабейку, на которую бывает угря ловят, – ядовитую гадину, маленькую, как червяк, но смертельную. Жили здесь и многоножки размером с собаку, укусить не укусят, но приятного мало, а если лошадь от страха шарахнется с мостков, то по грудь в трясину уйдёт, попробуй её потом вытащи. Ближе к месту спешились, брёвна под копытами ходуном ходили, а из-под земли бурно вода черная шла, и чернота её в дерево как короед вгрызалась, кое-где от вбитых в дно опор одни огрызки и стояли. Гус глядел на них круглыми зенками и головой вертел, будто искал чего.
Графиня впервые занервничала.
–Ты потерял чего, мил человек? – спросил Орис бездаря, тот не ответил, харкнул себе под ноги и снова волчком завертелся. Палка его на черной воде билась, но сквозь плотную, черную паутину пройти не могла.
– Что говорит вам ваше чутье, грамард? – спросила графиня.
