Тамара Викторовна Дулёва
Я стану ею
Вдох, выдох. Я не должна поддаваться её воздействию. С этого момента я лишаю её власти надо мной и моими чувствами. Быстро успокаиваюсь, вспоминая о цели – о желанной свободе.
– Притча о мальчике и волках. Ты напоминаешь мне главного героя. Считала меня монстром… Придумывала и разносила слухи обо мне по всей школе забавы ради, а после сетовала на то, что и к тебе начинали относиться как к сумасшедшей. Бьюсь об заклад, ты тоже не думала, что твой розыгрыш может обернуться против тебя. Стать явью.
Услышанное, словно острый нож, вонзилось в её сердце. Лилия резко встала со стула, но голова предательски закружилась. Она пошатнулась, потеряла равновесие и свалилась на пол.
– Что ты несёшь?! С какого момента у тебя такие мысли?
Куклы окружают её тогда, когда её глаза становятся шире от удивления и испуга. Понимаю её состояние, ведь раньше я никогда не озвучивала подобное вслух. Смотрю на неё сверху вниз и равнодушно наблюдаю за тщетными попытками дотянуться до своей сумки.
– Отлично-отлично! Пора достать нож и разделать овцу! – радуются куколки, весело подпрыгивая на месте.
Повторяю за ними:
– Отлично-отлично! Пора достать нож и разделать овцу!
Вынимаю нож, припрятанный за ремнём. Око за око. Я отомщу ей тем же оружием, которым она намеревалась поквитаться со мной. Удар. Второй. Третий. И вот Лилия медленно, словно в полудрёме, пытается подняться, вырываясь из оцепенения, завладевшего ею под хохот кукол. На мгновение мне чудится, что она тоже видит их, но я так и не успеваю спросить.
Куклы неожиданно затихают, и я понимаю, что их молчание – это цепная реакция, означающая только одно: сестра мертва. Что ж, даже самые прекрасные цветы увядают.
Мне вдруг видится, словно я нахожусь в саду и бережно ухаживаю за любимыми растениями мачехи: поливаю их, пропалываю сорняки. В какой-то момент я беру в руки ручной рыхлитель и начинаю обрабатывать почву вокруг корней. Утомившись, я втыкаю орудие в грядку с лилиями. Сейчас, когда я вложила все свои чувства в сердце дома моего детства, травы стали казаться по-настоящему неотразимыми. Однако их запах теперь вызывает у меня отвращение.
Звук открывающейся двери вытягивает меня на свет, в реальность.
Значит, пришла пора распрощаться с прошлым.
Направляюсь к открытому окну, ведущему в цветник, и вдыхаю полной грудью. Вот как пахнет свобода! Свежо, душисто и прохладно. Моросит дождь, его капли успокаивают моё разгорячённое лицо, и я улыбаюсь. Перелезаю через подоконник, оглядываюсь назад и слышу, как Антонина, переполненная горечью, молит Бога вернуть ей дочь. Забавно, ведь у неё могло бы быть две дочери. А теперь нет никого. Сегодня ей придётся похоронить мечты о влиятельном муже, статусе и лёгких деньгах. Эти потери станут для неё худшим наказанием, чем заключение на чердаке. Возможно, это даже хуже смерти, ведь отчаяние будет с ней постоянно. Куда бы она ни шла. Какую бы роскошную жизнь ни вела.
А мне надо двигаться дальше. Не помню, в какой момент стих шум дождя, но чувствую, что со смертью Лилии от прежней бушующей внутри меня бури ненависти и зависти не осталось и следа. Испарились и куклы. Теперь я уже не уверена, существовали ли они на самом деле или были лишь плодом моего воображения, рождённого в одиночестве. Но это уже не имеет значения.
Танцую, проходя мимо ухоженных участков, и не боюсь наступить в лужи. Отражение в них улыбается, оно не умеет горевать о чужих людях. Меланхолия больше не разрастается в моей душе, как сорняки в саду у матери. Наконец-то я могу в полной мере вдохнуть ту свободу, которую так долго искала. И меня больше не беспокоит, кто я и где.