Тамара Викторовна Дулёва
Я стану ею
– Но она была ещё жива.
– И что с того?! До тебя и правда не доходит, в какой ситуации мы находимся? Нет-нет, тут явно прослеживаются твои корыстные мотивы. Отвечай мне! И честно!
На какое-то время воцаряется тишина, прерываемая лишь тяжёлым дыханием.
– Ладно! Твой отец наконец-то планирует возвращаться в семью. Знаешь же, я вся в долгах… Я не могу позволить ему передумать! А она… всё равно ничего не помнит. Ни о том, что произошло, ни о себе.
– Боже! Ну что за глупость! Не помнит сейчас, значит, вспомнит потом. А долги – исключительно твоя проблема. Неужели нельзя было повременить с путешествиями? И так обязательно тратиться на брендовые вещи?
– Конечно. Иначе что сказали бы соседи? Что я обнищала? Не забывай-ка, в каком районе мы живём.
– Да какая сейчас разница… Поздравляю! Теперь пойдут слухи, что ты не только банкротка, но и убийца.
– Милая, понимаешь, всё усложнилось…
– Что именно?
– Мне показалось, что она наконец-то ведёт себя как человек. С пустотой не общается, уважительна… А я ведь и правда не убийца. Как же я могу убить человека?
– Глупость! Ты знаешь, что она ненормальная! Со смерти матери она не испытывает ничего, кроме нашего терпения. Нам не раз говорили, что шизофрения не лечится. Мы окажем миру услугу, если избавимся от неё. И позориться не нужно будет.
– Но, может, она всё-таки не расскажет о том, что мы сделали? Всё равно ничего не помнит, так зачем переживать сейчас? Я уже устала писать с её аккаунта. Ты хоть понимаешь, какой это стресс?! Твой отец ушёл из-за этого, считал, что я ненавижу его дочь. Что он почувствует, когда до него дойдут дурные вести?
– Ой, будто он её когда-либо любил. Знаешь же, что он ушёл от тебя к секретарше. Ему просто нужен был повод. Хоть что-то, что могло оправдать его поступок.
– Да как ты можешь говорить такое матери?!
– Имею полное право. Вот и что нам теперь делать с ней? Как мне объяснить Мише, если он заметит что-то неладное?
Пока они разговаривают за дверью, усердно пытаюсь вспомнить, кто я и почему не помню своего прошлого. Чем я заслужила такое отношение к себе? Их разговор вызывает странные ощущения, которые отчётливо отзываются по всему телу. Не точечно, а волнами. Сначала всплывает разочарование. Да, именно это и происходит со мной. Я больше не верю матери, я даже не верю себе. Потом снова появляется злость. Это чувство… определённо знакомо давно. Кажется, оно со мной с момента рождения – настолько родное. Оно прорастает внутри меня. Как будто ненависть окружала меня с рождения и следовала за мной всю жизнь. Жизнь… У меня была нормальная жизнь?
Слышу отчётливо:
– Нельзя допустить и возможность того, чтобы она обратилась в полицию.
Чёрт. Кажется, я снова проваливаюсь в сон. Нужно лечь обратно, случится беда, если меня обнаружат здесь. Перебарывая душащую сонливость, я всё-таки добираюсь до кровати. Пытаюсь вслушаться в то, что творится за дверью, но не могу сконцентрироваться. До моего сознания долетают обрывки фраз.
– Если бы она не приехала тогда… Если бы не ударилась головой об угол стола… для нас обеих…
– Она – прошлое, которое необходимо стереть ради нашего настоящего… могу лишиться карьеры, понимаешь это?! А ты ещё… лишишься работы… гнить в тюрьме.
Пауза.
Кажется, теперь они общаются тише. Слова больше не доходят до моих ушей, но я всё ещё слышу неразборчивый шум. Глаза предательски слипаются, и я проваливаюсь в сон, но перед этим отчётливо слышу их шаги.
Они идут ко мне. Поворот ключа в замочной скважине – последнее, что слышу, прежде чем заснуть.
Мысли путаются, образовывая одно сплошное месиво из противоречий. Что именно произошло в тот день, о котором они говорят? И почему они желают моей смерти? Почему куклы хотят, чтобы я сама всё вспомнила? Невыносимо раскалывается голова, но я смутно вспоминаю обрывки брошенных сестрой фраз.
– Ненормальная! – Точно. Эта женщина часто называла меня так…
Неопределённость рассеивается, и многое проясняется. Память постепенно возвращается. Удивительно, как сильно может влиять на нас окружающая обстановка. И Антонина – яркий пример этого, ведь прочувствовала все прелести перехода из грязи в князи, не шевельнув пальцем. До знакомства в баре с моим равнодушным отцом она и знать не знала о существовании элитных коттеджных посёлков. Но стоило ей только посадить его на крючок, как точка невозврата была пройдена. Вместо дешёвого сидра по акции – вина из регионов Риоха и Рибера-дель-Дуэро. Вместо одежды масс-маркета – знаменитые бренды и дымчатые очки в золотой оправе. Когда я наткнулась в соцсетях на её старые фотографии, то и не узнала поначалу. Уверена, она бы отдала последние деньги за то, чтобы стереть своё прошлое из интернета.
– Тебе нравится эта кукла? – спрашивает меня Антонина. – Смотри, какая красивая.
– Нет.
– Ну как это нет? Это же лимитированная коллекция! Дочь моей подруги по такой с ума сходит.
– Ничего особенного в этой кукле нет, – произношу и показываю пальцем на кожаный диван. – Мои куклы в разы интереснее. Они, в отличие от этой, разговаривают и играют со мной.
Тут же ощущаю сильный удар по руке. И приказ, приводящий меня в ужас:
– Не смей больше говорить о них!
Она откидывает новую игрушку в сторону и начинает расхаживать по квартире.
– Какая же ты ненормальная… Какой позор… Из-за тебя нашу семью вся улица сторонится.
– Что я сделала не так? Что плохого в разговорах с подругами?
Она звонко смеётся.
– Подругами? – насмешливо переспрашивает, театрально закатывая глаза. Встаёт и поднимает с пола пластиковую куклу. По мере того, как она подходит ко мне ближе, мои руки холодеют, а коленки начинают дрожать. – Если ты не будешь играть с нормальными куклами, то у тебя никогда не будет настоящих друзей. Из-за твоих бесед с пустотой все дети в округе тебя боятся. Никто не хочет общаться с тобой. Неужели ты не понимаешь?!
Секунда, и в мою голову прилетает ненавистная мне игрушка.
– Ненавижу тебя, – выпаливаю нервно, замечая, как подрагивает мой голос. – Никогда не прощу!
Антонина заносит ладонь для пощёчины, но шум шин по асфальтовой дороге заставляет передумать. Смотрю в окно и вижу, как к дому подъезжает грузовик из местного мебельного магазина.
– Да уж. Если бы не деньги твоего отца, тебе бы пришлось совсем худо…
Она поспешно покидает комнату, цокая каблуками.
Каждая из кукол экспрессивно высказывает своё недовольство. Они возмущены настолько, что поток ругани не смолкает даже спустя час. В помещении становится невыносимо душно от накала страстей и злобы, и я решаю проветрить голову на улице. Но едва я вхожу в сад, как слышу её голос и спешу спрятаться за кустом. Она разговаривает по телефону, активно жестикулируя. Подбираюсь поближе, чтобы не упустить ни слова.
– Нет, это ты не понимаешь, каково мне! До сих пор не могу поверить, что она – твоя дочь. В ней нет ничего от тебя, даже внешне не твоя порода. У меня ощущение, словно твоя бывшая нагуляла её. – Ненадолго она замолкает. – Да, я помню про результаты теста. Но, может, сделаем и в другой клинике?
Пауза.
– Нет, это ты меня послушай! Ты постоянно на работе, а я не хочу оставаться с ней наедине, она до жути пугает меня!
Пауза.
– К новому психологу?! Когда же до тебя дойдёт, что её невозможно вылечить? С того, как умерла твоя бывшая, прошёл уже год. Если она не пришла в себя за это время, то уже никогда не придёт.
Пауза.
– Не забывай, что моя дочь переезжает к нам в выходные, мне лишний стресс вообще ни к чему! Нанимай нянек кру-гло-суточно, я больше не могу видеть её. Если проблема всё-таки в твоих генах и когда-нибудь у нас родится такая же, как она, клянусь, я сделаю что-то или с ней, или с собой! Двух таких в моём доме просто не выдержу.
Внезапно чувствую, как в меня прилетает что-то увесистое. Оборачиваюсь и, к ужасу, понимаю, что теперь я нахожусь рядом со спортивным полем. Дом, сад, Антонина – всё исчезло.
Но долго размышлять не приходится, и я слышу:
– Бей прямо в неё, бей!
Несколько учеников одновременно закидывают меня мечами, один из них прилетает в голову, и я падаю. Приподнимаюсь на локтях и, плотно сжав губы, смотрю на них. Удивляюсь, когда вижу среди школьников её – ту девушку с фотографии, но моложе. Она единственная подходит ко мне и подбирает мяч у моих ног. Смотрю на неё с надеждой, вспоминая, как читала её посты о поддержке и взаимовыручке.
– Не смотри на меня так. Я – не моя мать, я не ненавижу тебя. Но ты ведь сама понимаешь, если я буду на стороне изгоев, то Даня кинет меня. Я просто не могу позволить этому случиться, не перед выпускным, – тихо произносит она, прежде чем со всей силы ударить мячом в моё лицо.