Светлана Загребельная-Мамсурова
Туманная река
Когда на Элю вновь нахлынули воспоминания о том, что ей пришлось пережить от «друзей» детства, слёзы вновь навернулись на глаза, а к горлу подкатил ком, который грозил вырваться в виде рыданий. А никаких звуков издавать было нельзя.
Эля упёрлась локтем в резиновый шнур, удерживающий стекло окна на своём месте, и прижала ладонь ко рту, вдавив пальцы в скулы.
И так она сидела, стараясь не издать ни звука и глядя в проплывающие за окном автобуса пейзажи.
***
Громко рокоча мотором, старенький автобус резво «бежал» по асфальту, наматывая на спидометр километры. Эля уже успокоилась и с интересом глядела в окно, жуя пирожок с капустой. А за её спиной слышалось шелестение фольги и доносился запах шоколада.
За окном пробегали городишки и деревеньки, посёлочки и хутора, отстоящие друг от друга на 5-10 километров. Здесь, на юге, плотность населения была гораздо выше, чем на севере страны. Оно и понятно – климат мягче. И хоть девушка никогда не была на севере, но она знала, что там деревни отстояли друг от друга на сотни километров.
Эля с удовольствием разглядывала чужие домики: новенькие и старые, большие и маленькие, запущенные и ухоженные, с клумбами, полными цветов. Один раз даже промелькнула маленькая копия замка, выстроенная из кирпича.
Девушка с детства любила садиться у окна, чтобы глядеть на улицу. Всегда было интересно смотреть на проплывающие за окном пейзажи .
И вот впереди показалась огромная река под названием Вена*. Эля хоть и жила не так уж далеко, но видела Вену впервые. Её родной городишко стоял на маленькой речушке, в которой собака в половодье не утонет – маленький городок на маленькой речке. Эля сидела в кресле, расположенном в первом ряду, и ничего не заслоняло ей лобовое стекло, через которое открывался вид, поразивший девушку – противоположного берега реки не было видно.
Она повернула голову и увидела реку от края до края. Серо-голубая лента, края которой терялись, неспешно несла сверкающие в ярких солнечных лучах воды. В какой-то момент Эле показалось, что она увидела мелькнувшую рыбу. В салоне зажужжали голоса – похоже, что не одна Эля восхищалась раскинувшимся пейзажем.
До окончания казавшегося бесконечным моста оставалось всего ничего, когда раздались крики:
– Дым! Дым!
– Здесь дым!
Эля быстро пересела на пустующее рядом с ней кресло и заглянула в проход между сиденьями: по салону автобуса распространялся дым. «Действительно дым» – подумала Эля, понимая, что сейчас поездка превратится в поход.
Водитель прижался к обочине и заглушил мотор. Двери автобуса открылись и подростки, кашляя, выходили из автобуса. Эле пришлось выйти последней – настолько плотным был поток бывших одноклассников.
Классная руководитель обратилась к водителю. Он на все вопросы о том, что случилось с автобусом, когда придёт другой и что им всем теперь делать, имел только один ответ:
– Не знаю.
Вдалеке, прямо за мостом, виднелась остановка. И женщина повела подростков, которых считала детьми, по обочине. Парни ушли далеко вперёд, а девочкам пришлось идти медленнее. Дорогой они обсуждали, что же делать в создавшейся ситуации. Одни были за то, чтобы ждать автобуса, другие отвергали эту идею, заявляя, что другого автобуса придётся ждать два дня. Но скоро шаг Анны Ивановны замедлился, она стала отставать от теперь уже бывших подопечных.
– Вам нехорошо? – спросила Эля классную.
–
Что-то давление подскочило, – призналась та. Женщине не хотелось признаваться в плохом самочувствии, но учительница понимала, что скрыть это не удастся – по поведению всё понятно – и поэтому предпочла не лгать, чтобы не подавать молодым людям дурной пример.
Две девчонки подставили женщине свои локти, и, опираясь на них, Анна Ивановна добрела до остановки и тяжело опустилась на скамью. Она опёрлась локтем о край спинки, а на лоб положила собственную ладонь.
– А когда высокое давление – это какие ощущения? – шёпотом спросила Эля у Дианы.
Илона, услышав шёпот, оглянулась с возмущенным видом:
– Это когда сильно болит голова.
Ожидание автобуса растянулось на часы. Девчонки и парни разделились на группы, парни общались между собой, а девушки, меняясь, махали перед лицом учительницы веером. Кто-то встал так, чтобы тень падала на голову классной. Эля работала веером первая, но руки быстро устали и она без возражений передала веер однокласснице, когда та предложила её подменить. Чтобы не беспокоить учительницу, которой сейчас нездоровилось, девушки общались между собой тихо. Для Эли же собеседника не нашлось, но в этом не было ничего нового и поэтому не задело и не озадачило её. Устроившись поудобнее с краю скамьи, установленной на остановке, Эля достала из сумки прихваченную с собой в поездку книгу и погрузилась в чтение.
Наконец, ожидание, растянувшееся на несколько часов, казалось, подошло к концу – вдалеке показался автобус. Автобус остановился, дверь открылась и девчонки помогли Анне Ивановне подняться в салон. Войдя в автобус, женщина стала что-то горячо говорить водителю. Её голос звучал слабо и плаксиво одновременно. Водитель сомневался, его сменщик – рейс был дальний – что-то недовольно бурчал. Водитель же – уже немолодой мужик, поглядел на юные лица вчерашних школьников.
Свободных мест почти не было, но не оставлять же их на улице, на солнцепёке вместе с недужной учительницей.
– Ладно, – дал он добро.
Илона и Рената помогли классной сесть в свободное кресло и громко пообещали, что проследят за тем, чтобы в автобус сели все присутствующие, и подростки потянулись ко входу в салон. Эля оказалась ближе всех ко входу, но её всё время отталкивали недавние одноклассники со словами «Дай пройти». Первыми в автобус прорвались пацаны и, пробежав между рядов кресел, устроились в конце салона – там было несколько свободных мест. Наконец, на улице осталась только Эля. Она стояла у самого входа в ожидании, когда одна из одноклассниц, стоящая на ступеньке у самых дверей, сделает шаг вперёд и освободит место для Эли. Но стоящие в автобусе девушки, которым предстояло ехать стоя, не собирались двигаться вглубь салона, и на площадке перед дверью началось столпотворение.
Автоматическая дверь с громким лязгом закрылась, и автобус поехал прочь. А Эля осталась стоять у обочины и глядела вслед отъезжавшему автобусу. Стоя на дороге, девушка растерянно глядела на белеющие лица одноклассников, которые, оглянувшись, насмешливо улыбались ей в заднее стекло. Она почувствовала, что слёзы вновь наворачиваются ей на глаза.
Бросили её здесь одну! Оставили её здесь, а сами уехали. Глядя вслед удаляющемуся автобусу, девушка думала о том, что такого невезения не бывает. Больше половины пути уже преодолено, но и до пункта назначения тоже осталось немало. Она решила, что на намеченной свадьбе она гостем не будет, сейчас же возвращается домой. Надо только дождаться автобуса в обратную сторону. Немного денег при себе есть – на всякий непредвиденный случай. Совсем небольшая сумма, но, может, этого хватит на билет.
– Эляяяя!!!! – раздался крик. Эля повернула голову. Возле остановки стояла Альбина.
– Где все???
– Уехали на автобусе.
– А ты почему здесь?
–Места не хватило. А ты где была?
– Где, где… Там, куда царь пешком ходит. – И добавила совсем тихо, настолько тихо, что Эля еле её расслышала: – У меня понос начался.
Ожидание автобуса растянулось на несколько томительных часов. Альбина вдруг сменила гнев на милость и дружелюбно заговорила с Элей. Та виду не подала, а про себя подумала: «Ого, какая добрая. Больше болтать не с кем, поэтому и добрая. Будь здесь ещё кто-нибудь – была бы я пустым местом».
Автобусы, конечно же, были, но они пролетали, как на крыльях, и останавливаться ради двух девчонок водители и не думали. Зато подвезти готовы были водители легковушек. Но добираться на перекладных девушки не могли по одной простой причине: обе были в этих местах впервые в жизни и не знали, как именно следовать в пункт назначения. Да и особого доверия к незнакомым мужчинам у девушек не было.
В послеобеденное время жара не спала, а даже, наоборот, усилилась.
– Я уже замоталась, – призналась Альбина и предложила: – Пошли на реку.
Эля и сама не меньше устала от томительного ожидания, да ещё и на солнцепёке. Девушки, перейдя дорогу, стали медленно спускаться по пологому склону к берегу реки. Ноги гудели от усталости. Нервы были на пределе: мало того что с утра макнули мордой в лужу, так ещё и автобусники – гады, боятся лишних 100 кг мяса на борт принять. 100 – потому что их две, обе по 50 килограмм.
Совсем недалеко высился заброшенный дом. С трудом девушки доплелись до береговой линии и уселись на валуны, стоящие здесь, как нарочно. Камни были широкими и приплюснутыми, поэтому сидеть на них было удобно. А ещё можно было не бояться застудиться – в солнечный, летний день они аккумулировали тепло и теперь отдавали его уставшим девушкам.
Устроив свою сумку у себя за спиной, Эля сняла туфли и опустила вспотевшие ступни ног в воду. Вода была прохладная, и девушка сначала подняла обе ноги, а потом вновь опустила. После жаркого дня, проведенного в туфлях, они неприятно пахли. И не удивительно, ведь ноги в них потели почти целый день.
Альбине в этом плане было легче – у неё были не туфли, как у Эли, а именно босоножки с открытыми мысками и пятками.
Эле же не повезло, и не везло ей из года в год. Её обувь из разряда самых дешёвых изнашивалась за год. Этих туфель всегда хватало только на два сезона – весну и осень. К каждой весне демисезонная обувь приходила в полную негодность. После нескольких скандалов мать всё же уступала и покупала туфли, но при этом выбирала самые дешёвые, и чем дешевле – тем лучше. На босоножки для лета у мамы всегда не хватало денег … или у Эли не хватало душевных сил закатить новый скандал. А без скандала она ничего не получала.
– Жарко, – пожаловалась Альбина и тоже сняла свои белые босоножки на высоченном каблуке. Опустив ноги в прохладную влагу, она принялась сгибать – разгибать колени, бурля воду.
Круглое покрасневшее солнце повисло над самым горизонтом, удлинились тени, и свет уже был не столь ярок.
Альбина принялась копошиться в своей сумке, чем-то шелестя. Потом она вытащила булочку и протянула её Эле. Та удивлённо уставилась на неё, не понимая, чего это Альбина тянет в её сторону руку с булкой.
– Да бери! – нетерпеливо сказала Альбина и тряхнула рукой.
– Это мне? – не поверила своим глазам Эля.
– А кому же ещё?!
Эля с благодарностью приняла угощение и, отщипнув кусочек, отправила в рот. За все 10 лет совместного обучения Альбина никогда не угощала Элю, и поэтому она не сразу поверила, что её не разыгрывают. У самой Эли осталось как раз два пирожка. Девушка решила оставить их на утро. Один пирожок она сама съест, а другой отдаст Альбине. В благодарность за эту булочку.
Глядя на воду под ногами, девушка задумалась: а с чего это Альбина сменила гнев на милость? Неужели только потому, что они остались здесь одни? А булку она дала, чтобы Эля не заглядывала ей в рот? Да ладно, Эля могла и отвернуться.
Девушка не смогла сдержать усмешку, когда вспомнила одну девочку, значительно старше Эли, которая жила в их дворе. Та барышня очень любила выходить из дома с какой-нибудь вкусностью и с наслаждением поедать её на глазах у малышни. При этом девчонка требовала, чтобы малыши на неё не смотрели, у неё, видите ли, кусок в горле застревает, когда на неё смотрят голодными глазами.
«Может и Альбина боялась, что у неё застрянет кусок булки в горле, если я буду смотреть на неё голодными глазами?» – подумала Эля.
– Чего смеёшься, Элька? – поинтересовалась теперь уже бывшая одноклассница.
– Да так… – и тут же она нашлась с ответом: – Подумалось, что хорошо, что хищные стайные рыбки в наших широтах не водятся.
– Ну и мысли у тебя в голове! – удивилась Альбина.
Булочки были съедены, ноги отдыхали, а сами девочки заскучали. Девчонки десять лет проучились в одном классе, видели друг друга каждый день, а поговорить было не о чём. Чего же удивляться? Ведь, находясь в одном помещении и сидя за соседними партами, они никогда не общались, не имели общих тем для разговора, потому что у каждой была своя жизнь, свои интересы, и Эля с Альбиной никогда не пересекались, как две параллельные прямые. В классе Эля была не интересна Альбине, и, похоже, сейчас налаживать контакт было уже поздно. Да и незачем – больше они общаться не будут. После свадьбы, на которую они не попали, девушки уже не будут видеться – каждая пойдёт своим путём.
– А это что за дом? – спросила Альбина, кивнув на заброшенный дом.
Эля повернула голову и тоже посмотрела в сторону ветхого строения.
– Не знаю. Я так же, как и ты, здесь впервые в жизни.
– Давай сходим, посмотрим? – предложила Альбина и поднялась на ноги. Эле не хотелось лезть в чужой дом, как-то боязно было: вдруг кто-то увидит, придёт, поругает их. Но и она поднялась на ноги – не хотелось разделиться в незнакомом месте с человеком, которого она хоть как-то знала.
Обуваться девушка не стала: ноги мокрые, и надевать на них туфли было бессмысленно, только дискомфорт усилить. Эля пошла по берегу босиком, неся в одной руке свою сумку, в другой – туфли, держа их за задники.
Идти босиком по тёплым округлым камешкам и речному песку было приятно. И ноги быстро высохли.
Девушки медленно приближались к дому. Они шли осторожно, часто поглядывая себе под ноги, не попадётся ли на пути разбитая бутылка, не порезать бы ноги.
Вблизи дом выглядел ещё более ветхим, чем издалека. «И строили его, похоже, самоделкины», – подумала Эля, но решила держать свои мысли при себе. Промолчала. Не таковы были её отношения с Альбиной, чтобы чувствовать себя в её обществе непринуждённо.
Эля внимательно посмотрела на дом – небольшой домишко, кирпичи, из которых были сложены стены, стояли как-то кривовато. Столярка гнилая и покрашена не в белый, а в какой-то сизо-серый цвет – наверное, оконные рамы были покрашены остатками: краски разных цветов смешали, и получился такой цвет. Черепичная крыша изобиловала прорехами.
–О! – не смогла сдержать возгласа Эля.
– Ты чего? – поинтересовалась Альбина.
– Да так, – отделалась она.
Девушки обошли дом кругом. Вон там и дверь. Строение четырьмя окнами смотрело на реку, а вход был со стороны маленького огороженного участочка земли. Рядом с углом дома располагалась калитка, но она была разломана и валялась бесформенной кучей досок. Пробравшись в заросший бурьяном, вымахавшим выше человеческого роста, двор, они подошли к двери.
Дверь была закрыта … проволокой, закрученной вокруг дверной ручки-скобы.
–Открути, – распорядилась Альбина.
– А ты? – поинтересовалась Эля, а про себя подумала: «Знаем, проходили. Сейчас откручу я, а если прибегут-наорут – то виновата буду я. Я, видите ли, открутила проволоку, значит, я виновата. Ещё понапридумывает, что это я-де её силком потащила».
–Так ты хочешь посмотреть, что там, или нет?
Хитро улыбнувшись, Эля открутила один виток.
– Теперь ты. – Альбина недоумённо смотрела на бывшую одноклассницу. – Ну?
Альбина видела, что её визави не собирается откручивать проволоку дальше сама, одновременно с этим её ой как разбирало любопытство, «как» в этом доме – словом «как» она обозначала интерьер комнат. Пришлось самой откручивать второй виток проволоки. Эля открутила следующий виток. Последний – четвертый – снова достался Альбине.
С громким, резанувшим слух скрипом, дверь отворилась. И Эля, и Альбина одновременно заглянули в переднее помещение. Это была прихожая.
Прихожая производила удручающее впечатление.
– А дом-то саманный, – сказала Эля, она первая переступила порог. На стенах и на потолке тут и там отвалившаяся штукатурка обнажала дранку – реечную решётку, замазанную с двух сторон смесью глины, песка, соломы и навоза.
Слово «саманный» Альбина не поняла, но предпочла не переспрашивать, что это слово означает. Не было желания показывать себя невеждой, и перед кем? – перед Элькой!
Крашеный коричневой краской пол не вызывал доверия. В досках очень хорошо просматривались трещины, ещё зияли провалы – кто-то через подполье «прошёл».
Вслед за Элей порог переступила и Альбина. Боясь ходить по таким доскам, она стала перепрыгивать с одной на другую. От такого способа перемещения пол прямо ходуном заходил.
–Не прыгай, – сказала Эля, – обе в подполе окажемся. А мне туда пока не хочется.
Уверенная в том, что Альбина пропустит её слова мимо ушей, Эля поспешила отойти от неё.
В прихожей имелось всего три двери: одна – входная, вторая вела в кухню, а третья – в комнату. Девушка предпочла осмотреть сначала кухню.
Кухня была небольшая, но на удивление светлая. Два небольших окна впускали достаточно солнечного света, и светло-жёлтая побелка довершала дело. Здесь было бы приятно, но что-то было не так. На Элю давила атмосфера этого дома. Обстановка кухни была скромной, но скудной её не назовёшь: у стены длинная самодельная, окрашенная в белый цвет лавка, на стене над лавкой висела картинка. У одного из окошек, занавешенных короткими ситцевыми выцветшими занавесками, стоял стол с крестообразными ножками. Такие столы назывались «козлами». Вокруг стола – табуретки разной высоты и вида и один стул – низкий и продавленный. У одной стены – массивная кирпичная печь. Без плиты и дверец топки и поддувала, на месте духовки тоже было пустое место.
–О! – весело воскликнула Эля. – Здесь уже побывали охотники за металлом!
У противоположной стены располагались старинный холодильник полувековой давности, не менее старинная газовая двухконфорочная печь с малюсенькой духовкой. Треснувшая раковина и большой старинный резной буфет с целой кучей маленьких дверок и ящичков, с зеркалом и встроенной выдвижной разделочной доской. Но весь вид портил облупившийся лак.
– Посмотри, какой буфет хороший! – в восхищении сказала Эля, – Отчистить от старого лака и покрыть новым – и будет очень красиво.
Если бы Эле предложили такой буфет – ни за что бы не отказалась. Она подошла к восхитившему её шкафу и открыла одну из дверец. На полке одиноко стояла большая литровая глиняная кружка с изображением рака.
– Какая красивая кружка! – воскликнула девушка.
– Ну так возьми её себе, – предложила Альбина. Она направилась к застеклённой двери, располагавшейся возле буфета.
– Мне чужого не надо! – с достоинством ответила Эля. «На вшивость что ли проверяет?» – подумала она.
Одновременно с этим Альбина, заглянувшая в помещение, скрывавшееся за узкой застеклённой дверью, прыснула со смеху. Заинтересовавшись тем, что её так рассмешило, Эля последовала ее примеру и тоже заглянула в помещение.
Белый дешёвый кафель, весь в паутине мелких трещинок, раковина, старая чугунная ванна, унитаз, в углу жестяное ведро.
–Чего? – удивлённо спросила Эля, имея в виду причину смеха, разобравшего Альбину.
Та прекрасно поняла вопрос, несмотря на недосказанность.
– Толчок рядом с кухней – чего-то не того съел – и сразу на белого друга, чтобы далеко бежать не пришлось!
В ответ Эля фыркнула, но не стала объяснять, что в сельских домах всегда так. Это «удобство» для коммуникаций – и вода, и газ помещаются рядом, газ нужен и для кухонной печи, и для колонки для нагрева воды. Что касается самого водонагревателя – гораздо легче расположить санузел и кухню рядом и установить одну колонку и для купания, и для мытья посуды и т.д., чем покупать два водонагревателя, тянуть в разные стороны трубы для воды, газа и сливные.
А в комнатах было ещё интересней. Выцветший и протёртый до белого основания ковёр, устилавший пол в передней комнате, не произвёл на девушек никакого впечатления.
– Гля! – воскликнула Альбина, ткнув пальцем в старый-престарый огромный телевизор в деревянном кожухе, накрытый большой белоснежной кружевной салфеткой. Именно салфетка и удивила и восхитила девушку, увлекающуюся всеми видами рукоделия сразу.
– Даааа, – протянула Эля. Сама она думала о другом – смотрела на старый сервант с кирпичами вместо ножек, полный книг. Кричащих корешков не было, но вся библиотека представляла из себя собрание классики. «Здесь жила учительница литературы?» – восхищённо подумала девушка
Напротив телевизора стоял старый, продавленный, выцветший диван, не заинтересовавший девушек ни на йоту, но рядом с диваном был стол, заставивший обеих вновь задохнуться от восторга – стол был покрыт искусно вышитой яркими нитками белоснежной скатертью, а поверх неё – самовар! Огромный, медный, блестящий.
В этой комнате имелась дверь, ведущая в меньшую. Там – железная кровать со спинкой художественной ковки, украшенной железными же розами, покрытая ярким вязаным покрывалом, рисунок которого изображал оленей и пруд. Напротив кровати – платяной шкаф с овальным зеркалом и ковровая дорожка между ними, у окна – тумба с ручной швейной машиной и колченогий стул с низкой спинкой.
Приглядевшись к машине, Эля чуть не задохнулась: это был раритет, и не просто старая машина, это была очень хорошая машина, и была она в отличном состоянии. Эля знала, что машины этой марки шьют до сих пор. И даже лучше, чем совершенно новые «швейки», реже ломаются, чем новые. Да какое там реже – швейные машины этой марки вообще не ломаются, и обладателей таких машин можно считать счастливчиками!
