Светлана Рощина
Привет, офисный планктон!
Глава 46,
которая представляет читателю ещё некоторых лиц этой повести
Наверное, так происходит во всех организациях, когда должности с хорошей зарплатой становятся слишком заманчивой приманкой для тех, кто желает поживиться. Долго усидеть на «хлебном» месте не удаётся никому, даже самому главному начальнику. Так и случилось в нашей Корпорации.
Шурин заместителя Генерального директора Корпорации «Делай то, что не делают другие!» резко пошёл наверх и занял должность заместителя Министра прогрессивных идей, после чего решил, что негоже мужу его сестры отсиживаться на вторых ролях, и, пользуясь возникшим влиянием, добился его назначения на должность Генерального директора нашей Корпорации, отправив его предшественника в спешном порядке на пенсию. Соответственно, все ставленники бывшего Генерального директора мгновенно оказались под угрозой увольнения, включая начальника юридического отдела Макарова Анатолия Юрьевича. А учитывая, что юристом он был просто никудышным, то подобное решение было вполне оправданно. И чтобы не пополнить ряды армии безработных, Макаров быстренько договорился с начальником аналитического отдела о том, чтобы тот принял его к себе. И в итоге Анатолий Юрьевич с понижением перевёлся в другой отдел, тогда как нам тут же назначили другого начальника – Мытникова Сергея Леонидовича.
Ему было сорок четыре года, и он имел внешность тренера фитнес-клуба. Лысый, накачанный, с упругой походкой и резкими движениями, – он совершенно не был похож на юриста-судебника, коим являлся. На моё счастье, у Сергея Леонидовича был большой опыт судебной работы, что сразу позволило мне найти у него понимание, а ему, в свою очередь, выделить меня из круга своих подчинённых сотрудников как единственного юриста, с которым можно было на равных обсуждать любые юридические проблемы и возникающие вопросы, связанные с судебными процессами. И если бы новый начальник вдобавок к этому меня бы повысил, я бы, наверное, только выиграла от проведённой реорганизации. Но, к сожалению, на имевшуюся в нашем штате должность главного юрисконсульта Мытников тут же назначил своего знакомого, которого сам привёл в Корпорацию «Делай то, что не делают другие!». Этим знакомым оказался Тришин Николай Викторович.
Николаю было тридцать четыре года. Он был женат и имел дочь пяти лет. В общении с нами Николай проявлял исключительную вежливость, но держал дистанцию, не стараясь сблизиться. Порученные документы исполнял исправно. Но проблема заключалась в том, что от появления в нашем коллективе нового сотрудника легче работать нам не стало, потому что Тришин исполнял в основном личные поручения Мытникова, являясь кем-то вроде его личного секретаря, в результате чего мы могли целыми днями не видеть Николая и гадать о причинах его отсутствия на рабочем месте. Но затем он вновь появлялся за своим рабочим столом и корпел над бумагами, как ни в чём не бывало. И нам оставалась лишь смириться с тем, что новый сотрудник работает по своему графику и со своим объёмом работы, который устанавливает для него наш начальник.
В общем, перемены, произошедшие в Корпорации «Делай то, что не делают другие!» были, лично для меня, не такими уж плохими, и я стала надеяться, что новая метла будет мести по новому, и энергичный Сергей Леонидович Мытников встряхнёт весь наш отдел, заставив всех работать в равной степени или хотя бы в соответствии с занимаемыми должностями. И я очень надеялась, что ненавидящую меня Воронову он тоже поставит на место, популярно объяснив, кто здесь начальник. Но, видимо, покровитель Вороновой сразу же сообщил Мытникову об исключительно привилегированном положении своей любовницы, потому что Сергей Леонидович не только не ограничил власть своей заместительницы, но и, как прежде Макаров, предоставил ей полный карт-бланш на те методы работы, которые она сочтёт нужным применять по отношению к своим подчинённым. Так что мне оставалось лишь молиться о том, чтобы меня не съели живьём, пока я не подыщу себе другое место работы.
Глава 47
о кофейных посиделках
Наш новый начальник оказался заядлым кофеманом. Едва обосновавшись в новом кабинете, после выселения оттуда Макарова, Мытников купил на собственные деньги и кофе, открыв бесплатную кофейню для всех желающих. К нему реально можно было зайти в любое время (разумеется, если в тот момент на работе было относительно спокойно) и попросить сделать кофе. И он никому не отказывал.
Более того, Мытников взял за привычку устраивать в своём кабинете кофейные посиделки, приглашая к себе по очереди того или иного сотрудника, как нашего, так и других отделов. Вероятно, таким образом он пытался познакомиться со всеми, а заодно собрать необходимую для работы информацию. И никто не отказывался от таких приглашений, и отнюдь не потому, что они исходили от начальника, а потому что кофе действительно был вкусный. Да и почему не поговорить с человеком, если тебя вежливо приглашают на кофе? Лично мне скрывать было нечего, и я без проблем позволила Сергею Леонидовичу задавать мне абсолютно любые вопросы. И надо отдать должное новому начальнику, он не злоупотреблял своими правами. Например, со мной он разговаривал исключительно о судебной работе, параллельно делясь своей собственной практикой.
Он объяснил мне, что каким бы грамотным юристом ты ни был, и даже если правда полностью на твоей стороне, дело всё равно может быть проиграно, и подобные вещи нужно принимать со стоическим спокойствием.
Ах, если бы я и в самом деле могла так к этому относиться!
По жизни я – перфекционист и считаю, что если не могу делать что-то на «отлично», то лучше я вообще не буду это делать. Поэтому если мне пытаются поручить судебное дело, заведомо проигрышное, я сделаю всё, чтобы от него отказаться. Один раз я даже ушла на больничный, чтобы не браться за подобное дело. Однако в свою защиту хочу сказать, что с моим опытом, образованием и мозгами я могу вытянуть практически проигрышное дело. Даже такое, которое уже было проиграно в первой инстанции, и срок на обжалование был пропущен. Если я вижу хоть малейшую лазейку исправить ситуацию, я её исправлю. Но иногда бывает, что лазеек нет. И тогда мне даже неинтересно тратить время и нервы понапрасну. Но Мытников долго пытался переубедить меня в неверности моей позиции, что работа есть работа, но я всё равно осталась при своём мнении, которое не стала ему озвучивать.
О чём начальник разговаривал с другими сотрудниками нашего отдела, я не знаю, но очень скоро все дружно начали скидываться на кофе и кофеварки, и в каждом нашем кабинете появился кофейный столик, где можно было попить кофе.
Честно говоря, я тоже не осталась в стороне от этой кофейной лихорадки и купила кофеварку себе домой, потому что уже не могла довольствоваться растворимым кофе, который пила раньше.
Глава 48
о том, как по вине Вороновой я попала в глупейшее положение
Разгар рабочего дня, и я работаю над документами. Полюшкин с кем-то громко разговаривает по городскому телефону, а Уколов втихаря смотрит какой-то фильм на экране своего компьютера, воткнув в ухо наушник. И тут раздаётся звонок моего мобильного телефона, и я вижу, что это Воронова.
– Мещерякова, ты одна в кабинете? – тут же спрашивает начальница, едва я ответила на звонок.
– Нет, – отвечаю я, не понимая, какое это имеет значение.
– Тогда срочно выйди в коридор! – приказывает Воронова, и я опрометью выскакиваю из кабинета, будучи полностью уверенной в том, что за порогом увижу свою начальницу. Однако в коридоре стоит лишь группа ребят из технического отдела, которые оживлённо что-то обсуждают. При моём появлении на сцене они резко прекратили разговор и посмотрели в мою сторону.
Заметив мой ошалелый вид, ребята вежливо поинтересовались:
– Катя, с тобой всё в порядке?
– Да, – спешно ответила я, оглядывая коридор и ища там признаки присутствия своего начальства. – Просто мне только что позвонила Наталья Николаевна и просила выйти, – пояснила я им.
Вслед за мной ребята тоже оглядели коридор, но кроме меня и их там никого не было. И что мне следовало сделать в этой ситуации? Стоя на месте, я набрала номер Вороновой.
– Наталья Николаевна, я вышла в коридор, – сообщила я ей. – Что мне делать дальше?
Полагая, что это очередная причуда начальницы, которая любит отрабатывать на мне свой навык дрессировщика, я приготовилась выслушать новое задание того квеста, который она для меня приготовила. Ребята-техники тоже навострили уши. О моих натянутых отношениях с Вороновой знали все, и потому всем было любопытно, какой новый трюк мне придётся для неё выполнить. И в воцарившейся тишине, когда становится слышно, как пищит комар, Воронова произносит своим громким голосом, который услышали абсолютно все, кто стоял в коридоре:
– Мещерякова, у тебя прокладки есть?
После этих слов краска мгновенно залила моё лицо. Ребята-техники тоже ощутили неловкость и попытались возобновить прерванный разговор, а я едва слышно прошептала в трубку:
– Есть.
– Тогда хватай их и срочно неси в женский туалет! – максимально громко проорала Воронова, и я поспешила нажать на отбой, чтобы больше никто не стал свидетелем этого неприятного разговора.
Вернувшись в свой кабинет, я заметила, что Полюшкин уже закончил разговаривать по городскому телефону. Он посмотрел в мою сторону и спросил:
– Что случилось, Екатерина Ивановна? Ты как-то странно выглядишь!
Уколов тоже отвлёкся от просмотра фильма и вынул из уха наушник.
– О чём беседуем? – спросил он.
– Да я расспрашиваю Екатерину Ивановну о том, что произошло за то короткое время, пока она выходила из кабинета, – пояснил Полюшкин товарищу. – У неё такое выражение лица, словно её кто-то обидел!
– Кто посмел обидеть нашу Екатерину Ивановну? – мигом вступился за меня Уколов. – Сейчас пойдём, разберёмся!
– Да всё в порядке, ребята! – попыталась я улыбнуться своим защитникам, однако была уверена, что улыбка получилась жалкой. – Просто очередное задание от начальства.
– Задания начальства нужно выполнять! – тут же резюмировал Полюшкин, а мне пришлось провернуть чудеса эквилибристики, чтобы незаметно от своих коллег-мужчин достать из сумки резервную прокладку, которая всегда хранится у меня на экстренный случай.
Но это было полбеды. Как нарочно в тот день на мне было платье без единого кармана. В чём, спрашивается, мне было нести прокладку, чтобы не привлечь к себе ничьё внимание?
Времени на раздумья не было, так как я и без того задержалась, выполняя задание Вороновой. В итоге, я схватила со стола пустую папку, положила туда прокладку и снова выскочила из кабинета.
Ребята-техники всё ещё стояли в коридоре, отчего я снова испытала чувство ужасной неловкости и потому опустила взгляд, а затем быстро-быстро зашагала по направлению к женскому туалету. Зайдя в туалет, я обнаружила там одну закрытую дверь.
– Наталья Николаевна! – произнесла я громко.
– Принесла? – сквозь дверь, крикнула Воронова.
– Да! – ответила я, доставая из папки прокладку и подходя к закрытой кабинке.
А там временем Воронова слегка приоткрыла дверь и протянула мне руку. Вложив в её руку прокладку, я позволила себе спросить:
– Зачем Вы велели мне выйти в коридор, чтобы поговорить с Вами?
– Ну, у тебя же в кабинете были мужики! – через дверь ответила она. – Не могла же я при мужиках просить у тебя прокладки!
– Да, но в кабинете у меня было всего два мужика, и ни один из них не слушал мой разговор, а в коридоре стояло восемь ребят из технического отдела, и они прекрасно всё слышали! Тем более, если бы Вы сразу сказали мне, что Вам нужно, я бы тихонечко достала прокладку из сумки, не привлекая лишнего внимания. А так мне пришлось это делать под пристальными взглядами десяти мужчин! – принялась высказывать я недовольство поведением начальницы.
– И откуда я могла это знать? – прорычала через дверь Воронова, и я поняла, что в её глазах я в любом случае окажусь виноватой.
– Ну, я пойду к себе работать? – спросила я тогда у начальницы.
– А почему ты всё ещё здесь? – услышала я новый рык и поспешила обратно в свой кабинет, пока меня не обвинили ещё в чём-нибудь.
Глава 49
о закрученных гайках
Между тем рабочая обстановка в нашем отделе заметно накалялась. Я полагала, что с появлением такого энергичного начальника в наш коллектив вольются новые силы, но всё стало только хуже, и отнюдь не из-за Сергея Леонидовича, а из-за политики нового Генерального директора Корпорации «Делай то, что не делают другие!».
Пытаясь выслужиться перед высокопоставленным шуриным, наш Генеральный принялся рьяно закручивать гайки. Бумагооборот в Корпорации увеличился в несколько раз, и львиную долю этой работы приходилось делать юристам.
Новый Генеральный взял за привычку сидеть на рабочем месте до десяти-одиннадцати часов вечера и, соответственно, его подчинённые сотрудники должны были точно так же каждый день задерживаться на своих рабочих местах.
Конечно, ему-то подобный образ жизни вряд ли был в тягость, так как Генеральный приезжал на работу, самое ранее, после обеда, а то и вовсе к четырём часам дня. Да и домой он отправлялся на служебной машине, а не на общественном транспорте. Мы же, бедолаги, должны были всегда приползать на работу к девяти утра. А о том, как мы будем добираться до дома вечером, особенно те, у кого нет личного автотранспорта, никого не волновало.
Кроме того, всем сотрудникам Корпорации «Делай то, что не делают другие» были выданы именные электронные ключи, а на проходной установлены турникеты с датчиками, которые фиксировали, в какое время тот или иной сотрудник пришёл на работу. Причём приходить полагалось, самое позднее, без десяти девять утра, чтобы к девяти ноль-ноль каждый успел зайти в свой кабинет, включить и прогрузить компьютер и начать работать. Опоздание даже на несколько секунд наказывалось выговором. А за два выговора возникала явная угроза увольнения.
Из-за всех этих нововведений мне пришлось спать ещё меньше, а вставать ещё раньше. Я стала приводить сына в детский сад к половине восьмого утра. В это время воспитатели даже не всегда успевали прийти, поэтому я оставляла сына с охранником, поручая ему передать моего мальчика воспитательнице, когда та придёт в группу. Ужас, одним словом!
Несмотря на покровительство любовника, Вороновой тоже досталось, так как она жила в области и всегда опаздывала. Но, по совету своего любовника, она пошла на хитрость. Написала Генеральному заявление, согласно которому попросила официально сместить ей рабочий день на час, так как у неё маленькая дочь, которую необходимо водить в детский сад. И хотя Воронова никогда не занималась своими детьми (она постоянно бравировала этим фактом, заявляя, что даже не готовит дома, а её дети полностью находятся на попечении мужа и няни), она получила это разрешение, и теперь её рабочий день официально начинался в десять утра и заканчивался в семь вечера. А учитывая, что уходили мы домой всегда ближе к ночи, это не играло никакой роли. Так что она выиграла лишний час для своего утреннего сна, тогда как никому из нас такую роскошь Генеральный не позволил.
А насчёт вечернего трансфера домой Воронова тоже схитрила. Водительских прав она не имела и потому пользовалась общественным транспортом. Но добираться на общественном транспорте после одиннадцати вечера – удовольствие сомнительное. Тогда она, пользуясь своей наглостью и безотказностью Миши Миронова, а также тем фактом, что они работают в одном кабинете, уговорила его отвозить её каждый день домой, несмотря на то, что жили они в совершенно разных городах области.
Как ей это удалось, ума не приложу, но Миша стал безропотно исполнять роль личного водителя Вороновой, из-за чего стал возвращаться к себе домой лишь к середине ночи.
Отношения Миши с женой ещё больше испортились, а сын вообще перестал видеть отца. Но Михаил безропотно выполнял все приказания Вороновой в ущерб собственным интересам и интересам своей семьи.
Начали поговаривать, что у Вороновой с Мироновым роман, но я ни на секунду в это не верила. Да и Воронова была не в его вкусе – в этом я совершенно не сомневалась. Полагаю, что эта женщина просто манипулировала им, возможно, даже грозила увольнением, потому что ничем иным заставить Михаила плясать под свою дудку она просто не могла.
Глава 50
о мухах и людях
Я всегда удивлялась поведению мух. Вот влетит какая-нибудь из них в окно и потом не может найти выход обратно наружу. Она будет летать по всей квартире, биться о потолок и о стены, пролазить в самые узкие щели, но при этом так и не сможет увидеть распахнутого окна, находящегося прямо перед ней.
Так и люди. Вместо того чтобы войти в распахнутые двери, которые открывает перед ними судьба, они будут искать лазейки, оправдания и отговорки для того, чтобы поступать так, как им не нравится, и выполнять то, что причиняет им кучу неудобств и трудностей, лишь бы не делать того, что, казалось бы, является очевидным и единственно приемлемым выходом из сложившейся ситуации.
Вот и я весь последний год понимала, что так не может продолжаться дальше. Нужно уходить с этой работы, пока не поздно. Потому что если и дальше сидеть сиднем и ждать, пока ситуация разрешится сама собой, всё может закончиться очень и очень плохо. И первый, наиболее вероятный исход, который ожидает меня, это моя собственная смерть, потому что я чувствовала, что нахожусь на последнем издыхании. Нельзя издеваться над своим телом, нагружая его до бесконечности, и надеяться, что оно не подведёт. Подведёт. Я знаю это по собственному опыту и по опыту других. Как говорил один мой знакомый: «Сколько их, незаменимых, сейчас лежит на Митинском кладбище!».
И это – горькая правда. Смерть от инфаркта или инсульта – наиболее вероятная перспектива для меня. Но если вдруг каким-то чудом моё здоровье позволит мне отпахать на работе ещё несколько лет, то меня ждут тревоги почище этой, потому что если Воронова решила от меня избавиться, то она сделает это. И постарается уволить меня по отрицательной статье. И полбеды будет, если меня просто уволят за несоответствие занимаемой должности, испортив тем самым только мою трудовую биографию. Хуже будет, если меня подведут под статью Уголовного кодекса. Ведь тогда будет испорчена не только моя жизнь, но и жизнь моих детей. И что в таком случае их ожидает? А то, что им всю жизнь придётся указывать в своих анкетных данных о судимости своей матери, что перекроет им не только возможности профессионального роста, но и много других перспектив. А то, что мои опасения имеют под собой реальные основания, доказывали последние события. Воронова ни перед чем не остановится, чтобы навредить мне.
Когда человек один раз позволяет себе ради выгоды переступить через моральные принципы, то потом делать это ему гораздо проще. Ради того, чтобы получить руководящую должность в нашей Корпорации, Воронова поставила на карту всё: свою семью, супружескую верность и друзей. И неужели она сможет отказаться от своего тёпленького хлебного местечка ради того, чтобы какая-то Катя Мещерякова смогла однажды подсидеть её? Конечно же, нет! Я знала, что она в любой момент может бросить меня на амбразуру без малейших колебаний совести. И поэтому я не должна была позволить ей сделать это.
Я знала, кто именно крышует её, и могла бы найти управу на её любовника, используя более влиятельных людей. Будучи умнее и хитрее Вороновой, я смогла бы сама подставить её и выжить с насиженного места, используя грязные приёмы, которые с такой лёгкостью использует она. Но это означало бы одно: я должна была уподобиться ей. Стать такой же грязной и мерзкой стервой, не имеющей моральных принципов, вечно прячущейся за спину своего влиятельного любовника. Но только я – не такая. Я выше всех этих мелких тварей, которые ради денег готовы предать всё, что им было когда-то дорого.
А что такое деньги? Бумажки, которые однажды потеряют цену, потому что на них не купишь того, что на самом деле важно. К тому же деньги имеют свойство кончаться. И неважно, тратишь ты их или нет. Если ты их копишь, а не тратишь, то их съест инфляция. А если тратишь, то они закончатся ещё быстрее, и ты даже не заметишь, что твой кошелёк опустел. Поэтому, как бы человек не старался заработать больше денег, их всё равно не будет хватать. Никогда.
Да и, честно говоря, неужели наша Корпорация – единственное место на земле, где можно заработать деньги? Если Воронова не может отсюда никуда уйти, потому что с её купленным дипломом и знаниями, объём которых не превышает Гулькин нос, а внешность и умение общаться с людьми вообще в минусе, то у меня другая ситуация. Учитывая моё образование и опыт работы, а также личные качества, я легко могу найти себе работу в другом месте. И для этого мне не нужен влиятельный любовник. Я сама без посторонней помощи могу справиться с любыми трудностями.
Так что же я медлю? Чего жду? Нужно взять себя в руки и написать заявление об увольнении. И пусть это будет шаг в никуда, это не значит, что у меня ничего не получится. Я не пропаду, потому что крест, который мне достался, настолько тяжёл и велик, что по нему я перейду любую пропасть, которая будет у меня на пути. Главное, не поддаться слабости и не отступать. Я смогу. Я пройду этот путь, потому что я очень сильная. И смелая. И потому что я верю в себя. А мнение остальных меня не волнует.
Но, как на беду, мой муж, который всегда только добавлял мне проблем, решил и в этот раз выкинуть очередной фортель, к которому я была совершенно не готова. Явившись в очередной раз пьяным на работу, он добился того, что его уволили, и я осталась единственным добытчиком в нашей семье. В довершение всех неприятностей выяснилось, что муж, для которого хорошие отношения с его приятелями были превыше всего на свете, втайне от меня стал поручителем одного своего дружка, который взял кредит на покупку машины. Однако долго порадоваться новому автомобилю приятель мужа не успел, так как вскорости попал в аварию, не только разбив свою машину, но и врезавшись в другую, стоимость которой равнялась стоимости небольшой квартиры в ближнем Подмосковье. Естественно, оформленная страховка не покрыла всех издержек, не говоря уже о том, что кредит банку так до конца и не был выплачен. Но приятель мужа не сильно переживал по этому поводу, так как в его договоре с банком был указан поручитель, способный взять на себя все необходимые выплаты. В результате чего банк обратился с требованием к моему мужу, чтобы тот продолжил производить причитающиеся за покупку автомобиля выплаты, грозившись наложить арест на нашу квартиру. А мой муж, понимая, что пахнет жареным, предпочёл самоустраниться, переложив на меня решение всех возникших проблем. И в итоге мне пришлось самой оплачивать долги незнакомого человека, пока банк за чужие грехи не лишил нас того немногочисленного имущества, которое у нас было. Увольняться с работы сейчас я просто не могла, иначе бы мы увязли в такой долговой яме, из которой ещё не скоро смогли бы выбраться. Правда, через некоторое время муж всё-таки устроился на новую работу с зарплатой вдвое меньше предыдущей, но я и тому была рада. Однако жить всей семьёй на эти деньги, да ещё и делать выплаты банку, было нереально. Потому я решила повременить с увольнением, хотя бы до того времени, пока мы не рассчитаемся с банком за долги приятеля мужа. Но на свою беду, я имела неосторожность поведать о свалившихся на меня горестях своим коллегам в надежде получить если не помощь, то хотя бы моральную поддержку, и это стало большой ошибкой. Руководству нашего отдела стало очевидно, что в ближайшие несколько месяцев я никуда отсюда не денусь, и потому меня стали нагружать ещё больше, а относиться ко мне ещё хуже.
