Светлана Нина
Кружевные закаты
45
…А Крисницкий, сутулясь, стоял на холме и с ропотом ждал, когда крошечная светловолосая девочка, совсем как Алина когда-то, подбежит к нему и ухватится своими белыми пухлыми ручонками за его шею в коричневых от загара складках. Как выжгла его душу эта безумная любовь, как он шел к концу, оставшись вдовцом! Словно чувства в тот лучший период были так сильны, так прекрасны, дарили такое неземное наслаждение, что с него хватило. Не может человек всю жизнь чувствовать одинаково ярко и свежо. Поначалу все говорили: «Он еще молод. У него еще будет семья и дети…» Но он не хотел. Ровно ничего не хотел, кроме как предаваться самобичеванию и чтить память своей почившей жены, клоки воспоминаний о которой с каждым годом становились неприкосновеннее, недосягаемее. Крисницкий отнес ее к стороне своей жизни и обожествлял ее память, не думая о том, что, будь она жива, их ждала бы обыкновенная жизнь обыкновенной семьи. Быть может, лишь немного более порядочной. Но все случилось так, как случилось. И Михаил Семенович не был склонен выходить в более реальную область сознания.
Все что осталось у него, у его поколения, лишенного ориентиров, запутавшегося в собственной роскоши – продолжение. И как это все же много! Кто-то томится под тяжестью всего, что имеет, а кто-то довольствуется чем-то одним, но таким драгоценным… И Крисницкий пытался довольствоваться, находя в этом своеобразную прелесть и сравнивая себя с отшельником, лишенным материальных благ.
Если он способен осчастливить эту обреченную правом рождения девочку… Его жизнь не так уж бессмысленна. Забавно, все время он думал, что не создан для служения людям, обожал себя за обособленность и хвалил эгоизм как нечто рациональное и естественное. Пытался Крисницкий устояться, выразить себя. И к чему пришел в итоге, раз счастье, будораженье засыхающих чувств способен прозреть лишь при взгляде на свою внучку, производное двух мезальянсов?
