Светлана Курилович
Иллюзия любви. Киноповесть
– Проснись, принцесса, мы приехали!
Маша открывает сонные глаза и улыбается:
– Я так мечтала посмотреть Индию и всё проспала!
Аджай помогает ей выйти из машины и ведёт в дом. Улица ярко освещена фонарями, и Маша успевает увидеть бассейн, теннисный корт, розарий. Окна дома, напротив, тёмные. Аджай вводит Машу в дом, и она застывает в восхищении:
– Какая красота!
Везде, всюду – зажжённые свечи. Толстые и тонкие, большие и маленькие, они горят, наполняя комнату сладковатым ароматом сандала. В центре – низкий столик, сервированный на двоих, вокруг него по ковру разбросаны подушки.
– Да это просто райский уголок! – восклицает Маша.
– И Адам есть, – обнимает её Аджай. – Садись, Маша, тебе надо поесть, еда в самолёте – это просто кошмар.
Они опускаются на подушки друг напротив друга.
– Мне хотелось бы сейчас какое-нибудь национальное блюдо, – оглядывая столик, говорит Маша.
– Самое национальное блюдо – это я! – отвечает Аджай, открывая бутылку шампанского. – Но в этом блюде столько перца и специй, что голодный желудок запросит пощады!
Маша розовеет, берёт бокал с шампанским и отпивает глоток. Аджай, внезапно посерьёзнев, продолжает:
– Маша, то, что я хочу сказать тебе, я ещё никому не говорил. Многие хотели услышать от меня эти слова, но я был нем, как рыба! – Он встаёт, подходит к Марии и преклоняет перед ней колено. Они смотрят в глаза друг другу.
– Маша, эта безрассудная голова с этими вечно взлохмаченными волосами ещё ни разу ни перед кем, кроме матери, не склонялась, и вот теперь… – он наклоняет голову так, что видны вихры на макушке:
– Маша, – голос его звучит глухо, – я очень хочу, чтобы ты разделила со мной печали и радости. Только встретившись с тобой, я понял, до чего бессмысленной была моя жизнь. Эти недели одиночества показались мне пыткой! Ты… согласна? – поднимает он глаза.
Маша берёт яблоко, надкусывает и протягивает его Аджаю. Он обхватывает её пальцы своей ладонью и тоже откусывает кусочек, глядя ей в глаза:
– Ты моя Ева! – шепчет он.
– А ты не Адам, ты змей-искуситель! – также шёпотом отвечает Мария.
Яблоко падает на ковёр, катится, и из него вылетают полные, спелые зёрнышки.
Утро. По всей комнате разбросана одежда. Раздаётся звонок телефона. Из-под простыни показывается рука и медленно нащупывает трубку. Потом появляется взлохмаченная голова Аджая:
– Да! – сонно говорит он. – Да, доброе утро, мама. Мам, прости, прости, но я не мог сдержаться! Вы разве не видели, что она полная дура, нет? Скажите, о чём мне с ней разговаривать? А то, что она не любит индийское кино? Это поразило меня в самое сердце! – он замолкает и слушает, потом произносит:
– Мама, хотите, я вас обрадую? Приведу сегодня девушку, которая мне очень нравится. Да, правда. Нет, с утра не смогу, – говоря, он ласкает рукой Машины волосы, наматывая локоны на пальцы, – попозже, вечером, часов в пять. Обязательно! До свидания.
Аджай откладывает телефон и со вздохом облегчения обнимает Машу. Но опять звонит телефон:
– Да? Да, Рахул, у меня всё в порядке. Нет, я не обиделся, может быть, твоя родня рассердилась на меня? Нет? Ну и славно. Пока, увидимся.
Аджай не успевает положить телефон – он опять звонит.
– Да что же это такое! – в сердцах говорит он и хватает трубку:
– Да! Да, Вики! Что нашёл? Нет, сегодня нет. Нет, говорю тебе! Ну и что! Подождут ещё пару дней. – Пока он разговаривает, Мария прижимается к его спине, целует шею, покусывает мочку уха, зарывается лицом в волосы. Положив трубку, Аджай поворачивается к ней, но Маша быстро и грациозно вскакивает с постели и стоит лицом к Аджаю напротив окна, вся освещаемая лучами восходящего солнца. У Аджая перехватывает дыхание, он тянется к ней, но, потеряв опору, падает с кровати. Маша, расхохотавшись, убегает в ванную. Аджай, поднявшись с пола, кидается на подушку, и лицо его расплывается в блаженной улыбке.
День. Магазин одежды. Аджай, открыв дверь, пропускает вперёд Машу, берёт её под руку и ведёт к прилавку.
– Зачем мы здесь? – недоумевает девушка.
– Затем, что перед тем, как встретиться с мамой, тебя надо хоть чуть-чуть замаскировать! – отвечает Аджай. – Иначе не миновать мне сцены и крупного разговора.
– Аджай, но я не хочу знакомиться с твоей мамой! Для чего? Я не вижу никакого смысла в твоей затее!
– Смысл будет потом, а пока, прошу, послушайся меня! – умоляюще говорит Аджай и обращается к продавщицам – миленьким молоденьким индианкам:
– Девушки-красавицы, превратите мне, пожалуйста, эту невероятно красивую белую женщину в такую же очаровательную индианочку! – и ослепительно улыбается.
Продавщицы, покорённые его обаянием, уводят Машу в примерочную. Аджай усаживается в кожаное кресло, закидывает ногу на ногу и закуривает сигарету. К нему подходит служащий и ставит перед ним пепельницу и чашку кофе.
Мария начинает дефилировать перед режиссёром в разных нарядах: то в шальварах и камизе, то в длинной юбке, то в разноцветных сари. Наконец она появляется в ослепительно ярком бирюзовом с золотом сари, и Аджай, поражённый её красотой, вскакивает с кресла и подходит к ней:
– Ты восхитительна! – шепчет он и целует её руку. – Это сари словно создано для тебя! Не переодевайся, идём прямо так, я хочу, чтобы на тебя смотрели!
Маша, смущённая его словами, розовеет и прячет лицо за накидкой.
– А теперь мы пойдём в ювелирный магазин, – говорит Аджай.
– Зачем?
– Индийскую девушку необходимо украсить: запястья, ушки…
– Только не делай меня похожей на рождественскую ёлку! – смеётся Маша.
Ювелирный магазин. Аджай и Маша выбирают браслеты и серьги. Потом Маше приглядываются ножные браслеты для танцев, и она обращается к Аджаю:
– Подари, мне, пожалуйста, вот эти бубенчики!
– Зачем они тебе? – удивляется он.
– Буду учиться индийским танцам! – заявляет Маша.
Кумар улыбается и выполняет просьбу своей возлюбленной. Затем он помогает Маше надеть браслеты на запястья, опускается на одно колено и застёгивает замочки у неё на щиколотках. Серьги Мария надевает сама, глядя в большое зеркало. Потом она оборачивается к Аджаю и, отбивая ритм бубенчиками, исполняет несколько простейших движений катхака – он, затаив дыхание, смотрит и говорит:
– Как естественно и непринуждённо! Ты словно рождена быть индианкой!
Он подходит к прилавку и начинает оформлять покупку, Маша рассматривает товары, выставленные на витрине. Аджай разговаривает с молоденькими продавщицами, причём беседа ведётся на хинди. Осознав это, Маша начинает прислушиваться к интонациям Аджая, пытаясь понять, в какое русло направился разговор. Кумар улыбается, глядя на женщин, и что-то им говорит, они смущённо и кокетливо смеются и в свою очередь что-то у него спрашивают. Аджай, взглянув на Машу, отвечает. Продавщицы тоже смотрят на Машу, и они смеются уже вместе. Девушка чувствует, как в ней начинает шевелиться какое-то странное, ранее неизведанное чувство, словно просыпается мохнатый, оголодавший зверь.
Наконец Аджай расплачивается, они выходят на улицу и направляются к машине. Маша спрашивает:
– Хорошо повеселился?
– О чём это ты? – не понимает Кумар.
– Над чем вы с продавщицами хихикали? – едва сдерживая раздражение, шипит Маша. – Причём хихикали на хинди!
– Моя дорогая леди, ты ревнуешь?! – радуется Аджай.
– Отвечай! – почти кричит Маша. – Вы надо мной смеялись? Почему они смотрели на меня и умирали со смеху? Что ты им наговорил?
– Маша, не кричи, это неприлично, – пытается успокоить её Аджай. – Я просто сказал им, что ты моя невеста, а они ответили, что у меня отличный вкус! – он широко улыбается, но сейчас его неотразимые ямочки напоминают Маше, лишь как он улыбался продавщицам, и она, остановившись и повернувшись к нему лицом, продолжает кричать:
– А почему ты решил, что я твоя невеста?! С чего это ты решаешь за меня?!
– А что я такого сказал? – тоже начинает выходить из себя Аджай, не понимая, в чём он виноват. – Разве я соврал, и разве ты не моя невеста?
– Конечно, нет! Я, слава Богу, взрослый человек и привыкла сама решать, что мне делать!
Они стоят, забыв про машину, и смотрят друг на друга: Маша – гневно, Аджай – спокойно и несколько свысока.
– Послушай, Маша, я тоже взрослый человек и тоже привык сам принимать решения! Я сам решаю, кому мне улыбаться, с кем и как говорить; я не имел в виду ничего дурного, и если тебе что-то померещилось, то успокойся и не ревнуй! Кроме того, тебе нельзя разговаривать со мной при всех в таком тоне – это Восток, дорогая! Здесь главное слово всегда принадлежит мужчине, и тебе, думаю, это хорошо известно. А в чужой монастырь со своим уставом не ходят, так что постарайся соблюдать хотя бы правила приличия! – очень мягко, но твёрдо произносит он.
Маша мгновение смотрит ему в глаза, потом наклоняется, дотрагивается до его ног, затем подносит руки к сердцу, губам и лбу. Всё это происходит так неожиданно, что Кумар не успевает её остановить:
– Что ты делаешь?!
– Как что? Оказываю тебе уважение, ведь именно так у вас принято? На Востоке мужчина – это господин, царь и Бог для женщины, его слово – закон! Слушаю и повинуюсь! Разве ты не этого от меня потребовал? – тихо, но непримиримо произносит девушка.
– Маша, ты обиделась? – пугается Аджай.
– Что ты, разве я могу? Это ведь только ты можешь делать что захочешь: кокетничать с продавщицами, решать за меня, а я…
– Маша, перестань, прошу тебя! – взволнованно говорит Аджай.
– Как, ты опускаешься до просьб? Это тебе не идёт – Аджай Кумар, властитель сердец, не должен просить, он должен повелевать!
– Маша, но я же ничего плохого не сделал и даже не думал!
– Аджай, в Москве ты вёл себя так, словно я нежный и хрупкий цветок, ты боялся прикоснуться ко мне, а здесь…ты так изменился, ты стал властным, самодовольным, и… мне кажется, что ты опять меня используешь!
Аджай, не веря своим ушам, смотрит на неё и видит, что она не шутит, она действительно так думает. Тогда он опускается на колени и снизу вверх смотрит на Машу:
– Это невыносимо! Перестань, прошу тебя!
Маша пугается:
– Аджай, что ты делаешь, встань, люди же смотрят!
– Когда ты кричала на меня, когда кланялась мне в ноги, тебя не беспокоило, что люди смотрят! Пока не простишь, не встану!
– Ну и не вставай! – Маша хочет уйти, но Аджай ловит край сари и удерживает её. Маша пытается вырваться – ткань трещит. Она останавливается и начинает тянуть край сари к себе – Аджай – к себе, так продолжается некоторое время.
– Маша, не сердись, я больше так не буду! – тоном провинившегося мальчика говорит Аджай, и Мария начинает смеяться, потом садится рядом с ним, они обнимаются и смеются вместе.
– Глупенькая, – уже в машине ласково говорит Аджай, – что на тебя нашло, чего ты испугалась, с ума сошла?
– Да как ты смел им улыбаться своей улыбкой?! Это только моя улыбка! А глаза – как ты стрелял глазами – у меня даже в голове помутилось! А как они смотрели на твои ямочки – они просто пожирали тебя глазами! Ты должен принадлежать только мне, мне, мне! – Маша пытается наброситься на него с поцелуями, но Кумар отстраняется, ловит её руки и заводит их за её спину:
– Ах ты, маленькая собственница! – улыбается он. – Это ты восточный мужчина, а не я! Это ты будешь требовать от меня подчинения, а не я! Я буду лишь молчать и выполнять твои капризы! Чего ты хочешь? Хочешь посмотреть Индию?
– Ты моя Индия! – жарко шепчет Маша и, наконец, достигает своей цели – Аджай отпускает её руки и заключает в объятья.
Спустя некоторое время. Они едут в машине.
– Аджай, знаешь, какую Индию мне хотелось бы посмотреть? – задумчиво говорит Маша.
– Нет. Расскажи, и я покажу тебе всё, что захочешь! – отвечает режиссёр, накрывая Машину руку своей ладонью.
– Не новую, не колониальную, а старую, древнюю, не приукрашенную. Покажи мне старые кварталы, храмы, где молятся простые люди, покажи хижины, в которых они живут – ведь в ваших фильмах даже бедность красива, даже последний нищий женится на красавице и становится богатым. Я понимаю, что твоё кредо – развлекать людей, но… мне хочется увезти с собой в Москву сердце Индии, её дух, что-то такое, что не дало бы мне сгинуть в московских буднях!
Кумар внимательно слушает её и говорит:
– Я покажу тебе то, что дорого моему сердцу, мы поедем на остров Элефанты и побываем в Джайнистском храме. А потом, если захочешь, посетим португальские кварталы – у меня там живут знакомые, простые люди.
– Отлично! – радуется Маша, и они отправляются в путешествие. По дороге видят выступление заклинателей змей; джайнов, рот и нос которых завязаны марлей, рассматривают в музее коллекцию браслетов и колец, вынутых из… крокодильего брюха. Посещают пещерные храмы Элефанты и Джайнистский храм. Видят живописных индианок с маленькими глазастыми детьми, заходят в гости к семье, живущей в португальском квартале и многое, многое другое. Наконец, уставшие, направляются к матери Аджая.
– Моя принцесса довольна? – улыбаясь, спрашивает Аджай.
– Да, то, что ты сделал для меня – просто восхитительно! – радостно отвечает девушка.
– А сколько ещё я сделаю для тебя и ради тебя! – восклицает режиссёр.
При этих словах Маша грустнеет и говорит ему:
– Аджай, об этом я хотела с тобой поговорить… По-моему, ты зря везёшь меня в дом своей матери. Твоя затея ни к чему не приведёт: она не примет меня. Да и потом, всё, что ты задумал – нереально: у меня своя налаженная жизнь – дети, муж…
– Ш-ш-ш! – перебивает её Аджай. – Не говори о своём муже! У тебя помутилось в глазах, когда ты увидела, как я улыбаюсь тем продавщицам, но ты не можешь даже вообразить себе, что творилось в моей душе, когда я представлял тебя в его объятиях на вашем супружеском ложе! Какой огонь вот уже несколько недель пожирает меня, и нечем его затушить! Одна-единственная мысль поддерживала меня все эти дни – это надежда на то, что когда-нибудь мы будем вместе!
– Аджай…
– Молчи! Для любящих сердец нет преград! Всё можно преодолеть! Даже если ты не веришь в это, моей веры и любви будет достаточно, чтобы сокрушить все препятствия!
– Аджай, ты говоришь, как один из героев твоего фильма, но ведь мы-то с тобой живём в реальном мире! – вздыхает Маша.
– Когда-то, – отвечает Аджай, – мне казалось невозможным, что моё сердце сможет полюбить, я думал, оно уснуло навсегда после смерти сестры. Потом я встретил тебя – и мир преобразился, я полюбил! Слышишь, Маша, ты разбудила моё сердце, заставила поверить в возможность счастья в этом мире, поэтому я буду сражаться как лев за нашу любовь!
– Аджай, – чуть не плачет Маша, – у вас не приняты браки даже между людьми разного вероисповедания, а я мало того, что почти атеистка, ещё и другой национальности! Твоя мама этого не сможет принять.
– Ерунда! – уверяет её Аджай, – мама безумно меня любит, и даже то, что она человек старой формации, не помешает нам: больше всего она хочет моего счастья!
– Но у меня есть дети, как быть с ними?
– Думаю, и это решимо: с мужем ты разведёшься, детей заберём сюда, отдадим в лучшую школу – дети быстро осваиваются на новом месте, им понравится! Я буду их безумно любить и баловать – ведь в них частица тебя! – наклоняется к ней Аджай.
– Не знаю, не знаю, – задумчиво отвечает Маша, – у тебя на всё готов ответ. А как отнесётся твоя мама к новоиспечённым внукам?
– А что в этом плохого? – улыбается Кумар. – В конце концов, они – доказательство, что ты можешь иметь детей и скоро родишь мне с десяток детишек! Они будут очень красивыми, потому что будут похожи на меня, – лукаво смотрит он на девушку, – ну, и на тебя тоже!
– Ох, Аджай, они же будут полукровками! – со вздохом говорит Мария.
Аджай не успевает ответить: они подъезжают к дому матери. Он помогает девушке выйти из машины:
– Не беспокойся, ничего не бойся, всё будет хорошо. Будь с мамой вежлива и спокойна – только и всего. Ты можешь очаровать любого – я же видел.
Маша спрашивает:
– Мне надо прикасаться к её стопам?
– Если тебе это не покажется трудным или неприятным, то, пожалуйста, – ласково отвечает Кумар.
– Ради тебя мне ничего не трудно.
– Мама! – кричит Аджай. – Это я! – он берёт Машу под руку и ведёт в дом.
Мать поспешно выбегает навстречу, на лице её радость ожидания и выражение гостеприимства:
– Здравствуйте, здравствуйте, долго же вы добирались… – она замолкает на полуслове, ошеломление появляется на её лице, и она беспомощно переводит взгляд с Маши на сына и обратно.
– Мама, – беззаботно говорит Аджай, – это девушка, которая мне очень нравится, – я тебе о ней говорил сегодня! – он подталкивает Машу, и она, воспользовавшись замешательством матери, склоняется к её ногам. В глазах Ладжо – ужас. Она смотрит на сына, он – на неё. Мать не говорит ни слова.
– Мама, это девушка, которую я люблю! – с нажимом повторяет Аджай. – Ты не пригласишь нас войти?
– Проходите! – сдержанно говорит мать и идёт в дом.
– Она не пожелала мне долгих лет, – расстроенно говорит Маша.
– Не бери в голову, – шепчет Аджай, и они идут следом за матерью, проходят в гостиную, садятся на диван. На столике готов чай, угощенье – по всему видно, что мать готовилась к встрече дорогих гостей. Молчание.
– Как вас зовут? – наконец спрашивает Ладжо.
– Маша, – робко отвечает девушка.
– Откуда вы родом?
– Из России, из Москвы.
Молчание.
– Мама, – нарушает тишину Аджай, – Маша – журналистка, она работала на фестивале в Москве. Там мы и познакомились.
– Аджай, ты сошёл с ума? – полуутвердительно, полувопросительно говорит на хинди мать. – Кого ты привёл? Белую шлюшку?
– Мама, не смейте называть её так! Я люблю её. Вероятно, это моя первая и последняя любовь, так что вам придётся смириться с этим! – взволнованно говорит Аджай.
– Говорите, пожалуйста, по-английски, я ничего не понимаю! – жалобно произносит Маша.
– Я никогда не дам согласия на этот брак! – неприступно говорит Ладжо. – Никогда! Я лишу тебя своего благословения.
В глазах Кумара загораются опасные огоньки:
– Я ещё не сказал всего, мама! Она замужем и у неё двое детей!
Мать вскрикивает и закрывает рот ладонью, с ужасом переводя взгляд то на Машу, то на Аджая.
– Я полюбил её, мама, и это – факт, ничего поделать нельзя. Я буду добиваться её. А если вы лишите меня благословения, что ж, проживу и так! Я забуду дорогу в этот дом! Вы меня хорошо знаете!
Он встаёт, берёт Машу за руку и решительно идёт из дома; они садятся в машину и уезжают. Мать смотрит в окно.
– А чего ты ожидал, мечтатель? – грустно говорит Маша. – Что она примет меня? Нет, это всё иллюзия. Мы никогда не будем принадлежать друг другу: мы слишком разные, мы живём в разных мирах…
– Что за глупости ты говоришь! – в сердцах говорит Аджай, – Мне абсолютно всё равно, какой у тебя цвет кожи, национальность, вероисповедание! Самое настоящее, что есть в этом мире – наша любовь, а всё остальное – ерунда!
– Ты романтик, – улыбается Маша, – а я реально смотрю на вещи…
– Хочешь, я тебе расскажу наше будущее? – спрашивает Аджай. – Только сначала давай где-нибудь перекусим: ты с утра ничего не ела.
Они подъезжают к небольшому кафетерию на открытом воздухе с прекрасным видом на горы. Аджай заказывает фрукты, напитки, Маша просит его заказать лепёшки: они ей очень нравятся.
– Так вот, – продолжает Аджай, – наше будущее я представляю таким: после свадьбы и первой брачной ночи наступят дни непрекращающегося блаженства! Через несколько лет в доме будет тесно от маленьких хорошеньких детишек, повсюду будут слышны их голоса и топот ног. Ты, – оценивающе посмотрел он на Машу, – слегка растолстеешь – даже не возражай, уйдёшь в заботы по дому, каждый день будешь ждать любимого мужа, то есть меня, и предаваться с ним страстной любви на огромной постели!
Маша невесело улыбнулась.
– Не нравится? – спросил Кумар. – Тогда не будешь толстеть и сидеть дома, будешь работать в самой лучшей газете, а по вечерам приходить домой, ждать любимого мужа и предаваться с ним любви…
– У нас был такой писатель, – перебила его Маша, – Александр Грин, так вот, часто его рассказы заканчивались одной фразой: они жили долго и счастливо и умерли в один день.
– Какой умный человек! – восхитился режиссёр. – Это ведь он про нас написал!
Маша смотрит на него долгим взглядом и видит, насколько он счастлив, насколько не желает прислушаться к доводам разума, которые она приводит, и она решает попытаться провести остаток времени так же, как Аджай: словно им принадлежит весь мир и безмятежное будущее ожидает их.
– Аджай, – произносит она, – ты не показал мне кое-что, пожалуй, самое прекрасное, волнующее и непредсказуемое, что только есть в Индии.
– И что же это? – интересуется Кумар.
– Это океан, – говорит Маша, – отвези меня к океану!
Берег океана. Маша и Аджай выходят из машины и направляются к воде. Дует лёгкий бриз, океан слегка волнуется, золотой диск заходящего солнца мягко освещает рябь на воде, пляж и редких отдыхающих. Маша заходит в воду и останавливается, глядя на величественное зрелище заката.
– Как это не похоже на всё, что я видела раньше! – тихо говорит она и умолкает, не находя слов, чтобы выразить обуревающие её чувства.
