Светлана Курилович
Иллюзия любви. Киноповесть
– Виноват, опоздал, ругайте, только голову с плеч не рубите!
Маша, открывшая было рот, чтобы высказать недовольство его опозданием, сдерживается и отвечает:
– Хорошо, только, Аджай, давайте договоримся, что в следующий раз вы будете ценить не только своё время, но и моё!
– В следующий раз? – вскричал Аджай. – Значит, будет следующий раз?! О, Мария, этими словами вы дарите мне неземное блаженство!
– А вы пока дарите мне только неземное разочарование, – проворчала Маша, чувствуя себя нелепо рядом с одетым с иголочки индийцем – на ней самой были простые джинсы, маечка и жакет.
– Что вы хотите сказать? – вытаращил глаза Кумар.
– Только то, что чувствую себя полной дурой рядом с вашим смокингом!
– О, простите, я как-то не подумал. В другой раз тоже оденусь попроще…
– В красный атласный костюм, жёлтую рубашку и синий галстук? – фыркнула Маша.
– Нет, в джинсы, рубашку… Вы опять смеётесь надо мной! – догадывается режиссёр. – Издеваетесь над моей одеждой!
– Да нет, что вы, господин Кумар, то есть, Аджай, – поправляется Маша, увидя в его глазах укоризненное выражение, – я понимаю, что на Востоке свои традиции, свои предпочтения, просто здесь ваше великолепие будет чересчур бросаться в глаза. Взгляните!
Аджай смотрит на спешащую, шумную московскую толпу и видит, что в основном и мужчины, и женщины одеты, как Маша, – джинсы, футболки, рубашки, кроссовки. Иногда мелькают фигуры людей, на которых строгие деловые костюмы. Проходя мимо, они с любопытством посматривали на Аджая с Машей, улыбались и шли дальше – его колоритная фигура выглядела в однообразной толпе прохожих чуждым, инородным элементом.
– О, я понял, что вы имеете в виду! – воскликнул Кумар, – я постараюсь больше не привлекать к себе ненужное внимание!
– Пойдёмте, – сказала Маша, – я хочу прогуляться.
Они медленно пошли по тротуару. Маша несла букет роз, а Кумар забрал у неё вместительную сумку с кучей бумаг.
– Куда мы идём? – спросил режиссёр, – может быть, вы голодны? Давайте перекусим?
– Да, мы сейчас заглянем в мою любимую кофейню «Шарман»: там отличный кофе, пирожные и пончики. Вы любите пончики? – улыбнулась Маша.
– Вообще-то я берегу фигуру, – вздохнул Аджай, – но ради ваших прекрасных глаз и вашего расположения готов принести её в жертву!
Маша рассмеялась:
– Мне кажется, с вашим темпоритмом вам совершенно незачем беспокоиться о фигуре: вы в отличной форме!
– Да? Интересно, что бы вы сказали, если бы увидели мою фигуру без одежды? – хитро сверкнул глазами режиссёр.
– Ой, Аджай, вы меня уморите! – развеселилась Мария. – Заходите, мы пришли!
Они входят в кофейню, погружаются в атмосферу тишины и спокойствия, их окружает приятная музыка. Кофе, пончики и пирожные великолепны. Затем они опять выходят на улицу и не спеша идут вдоль шоссе. Маша говорит:
– Ну что, Аджай, пойдёмте на Арбат!
Он галантно предлагает ей руку, Маша опирается на сгиб локтя, но тут мимо пробегают какие-то подростки, которые толкают их и им с трудом удаётся удержать равновесие. Аджай спрашивает:
– А кстати, Маша, скажите мне, почему здесь люди всё время бегут? Почему не ходят спокойно, не наслаждаются жизнью? Зачем они спешат, торопятся? Они думают, что обгонят время?
– Нет, они просто хотят всё успеть и боятся упустить что-то важное. А ваша жизнь разве не состоит из такой же бешеной гонки за успехом, славой, богатством, наконец?
– Нет, я уже давно не гоняюсь ни за славой, ни за деньгами – у меня всё есть… Я могу найти время полюбоваться душистой розой, падающей каплей дождя, утренними лучами солнца… Мне не хватает только одного… – Аджай замолчал.
– Чего же? – заглядывая ему в глаза, поинтересовалась Маша.
Глаза режиссёра – эти карие бездонные озёра – наполнились грустью и печалью, в них сверкнула слеза. Аджай перевёл взгляд в сторону и задушевным тоном промолвил:
– Возлюбленной, которая могла бы разделить со мной каждое мгновение жизни, наполнила бы её смыслом…
– Ну что ж, – рассудительно ответила Маша, – у нас говорят, кто ищет, тот всегда найдёт. Ищите лучше, господин режиссёр!
– Мне кажется, – задушевной грусти в голосе Кумара ещё добавилось, – я уже нашёл… Это вы, Маша! – Он снова взглянул на девушку, его очи казались воплощённой печалью, золотая слеза готова была пролиться из них.
– Увольте, увольте, Аджай! Зачем эта патетика? Ей-Богу, вы меня разочаруете! Лучше смотрите: мы пришли! Это московский Арбат!
Они медленно пошли по оживлённой улице, разглядывая товары, разложенные на лотках, останавливаясь и обсуждая выставленные на продажу картины самобытных живописцев, любуясь работой уличных художников.
Аджая заинтересовали матрёшки известных политиков. Маша, невзирая на бурные протесты, купила и подарила ему матрёшку Путина; тогда Аджай, в отместку, купил и преподнёс Маше хипповский хайратник со словами, что он чудесно пойдёт её волосам. Они смеялись и подшучивали друг над другом.
Потом режиссёр предложил Марии нарисовать её портрет, выбрал художника и, пока она позировала, смешил её весёлыми рожицами и анекдотами; потом Маша заставила его позировать для художника-карикатуриста, и шарж получился очень смешной.
Затем они стояли и слушали концерт уличной группы, и, когда музыканты заиграли разухабистый рок-н-ролл, Аджай не выдержал, сорвался с места и, увлекая за собой девушку, оторвал такой рок, что собралась толпа зрителей и наградила его аплодисментами.
Устав, они сели на лавочку и стали кормить голубей пончиками, которые предусмотрительная журналистка захватила в кофейне.
– Маша, – поинтересовался Аджай, – как вы доберётесь домой? На метро? Почему вы не на машине? У вас её нет?
– Машина-то есть, – как-то неохотно ответила Мария, – но я не люблю водить, да и пробки постоянные напрягают. Я доеду на такси.
– Чтобы наш чудесный вечер стал совсем волшебным, позвольте, Маша, проводить вас до дома?
Мария молча кивнула.
Такси подъезжает к дому журналистки. Они выходят из машины.
– До свиданья, Маша. Скажите, могу я надеяться, что завтра наше знакомство продолжится? – спрашивает Кумар.
– К сожалению, – после некоторого колебания отвечает девушка, – к сожалению, завтра я очень занята.
– Тогда послезавтра?
– Может быть, – улыбается Маша.
Мария дома. Она разувается, запускает руки в волосы и встряхивает их. Медленно проходит в зал. У неё стандартная трёхкомнатная квартира с евроремонтом; во всём чувствуется присутствие женской руки и заботы. В спальне на прикроватной тумбочке стоят фотографии мужа и двоих прелестных детишек 9 и 8 лет. Маша со вздохом падает на кровать, берёт фотографии и долго их рассматривает. Потом раздевается, идёт в ванную, встаёт под душ и включает воду. Закрывает глаза и тут же открывает их: перед её мысленным взором появляется Аджай! Изображение настолько реальное, что она отдёргивает занавеску и выглядывает: нет ли его здесь? Конечно, нет. Тогда Мария начинает медленно намыливаться пенной губкой, вновь закрывает глаза и опять видит лицо режиссёра: его бархатные огромные глаза, припухшие губы, волосы, растрёпанные ветром. Губка медленно скользит по мокрой коже, дыхание девушки становится тяжёлым, губы приоткрываются; воображение рисует ей смуглые и сильные руки Аджая… Ей кажется, что это его ладони медленно и плавно движутся по её телу… Но вдруг она вздрагивает, открывает глаза, шепчет: «Глупости!», быстро смывает пену, выходит из ванной и, вытирая волосы, идёт в спальню. Ещё раз смотрит на фотографии, повторяет: «Глупости!» – и ложится спать.
Аджай, приехав в гостиницу, падает на кровать и, пока Вики снимает с него обувь, говорит:
– Ну что, мой дорогой Вики, мы почти добились успеха! Она долго колебалась, когда отказывала мне в завтрашнем свидании. Она уже сомневается в себе.
Он встаёт, идёт в ванную, умывается и, выходя оттуда с полотенцем в руках, продолжает с некоторым удивлением:
– Ты знаешь, Вики, она умная… очень умная! Моя слава её нисколько не интересует, то, что я звезда – для неё пустой звук…
Закуривает сигарету и подходит к окну.
– Надо чем-то её поразить, удивить…– смотрит в окно, думает и курит.
Молчание нарушает Вики:
– Может быть, сэр, удивить её знанием русской классики? Вы же что-то учили на русском, помните? Давным-давно.
Аджай оборачивается, на его лице – удивление.
– Это мысль! – говорит он.
Утро. Маша на работе. Ей опять приносят корзину цветов. На сей раз в ней только красные розы и открытка: «Спасибо за незабываемый вечер. Жду продолжения…» Девушка улыбается, подходит к зеркалу и пристально смотрит на себя, потом шепчет: «Ты сошла с ума!» Садится за компьютер и пытается писать, но слова не идут, фразы не выстраиваются, мысли – в разброд.
Утро. Аджай собирается в кинотеатр – в фестивале участвует ещё одна его картина – берёт из шкафа смокинг, с неохотой надевает его, потом вдруг снимает, кидает на кровать и облачается в чёрные джинсы и клетчатую рубашку. Затем стягивает с пальцев перстни, оставляя только один.
На конференции он рассеян, мысли его витают далеко; Аджай знает, что Марии не будет здесь сегодня, но он неосознанно ищет её в толпе репортёров и иногда ему кажется, что он её видит… На вопросы он отвечает невпопад – перед глазами образ Маши…
Вечер. Сумерки. Маша, уставшая, выходит из редакции и натыкается на Аджая. Он сидит на крыльце, привалившись к перилам, держа в руках зажжённую сигарету, и дремлет. На нём те же джинсы, ковбойка, кроссовки. Рот слегка приоткрыт, видны белые, чуть неровные зубы. Непокорные волосы упали на лоб. Мария садится рядом и смотрит на его лицо. Осторожно отводит рукой растрепавшиеся пряди. Аджай мгновенно просыпается от её прикосновения, его глаза ещё затуманены, но губы уже шепчут:
– Простите меня, я задремал.
– Был тяжёлый день? – тихо спрашивает Маша.
– Да, вопросы, вопросы… Вот и не выдержал…
– Почему же вы не вошли ко мне, как в прошлый раз?
– Не хотел мешать вам, – глаза проникновенно смотрят на девушку, а в голосе звучит покорность, – вы же цените своё время!
Журналистка внезапно краснеет до корней волос:
– Но я ценю и ваше время, мистер Аджай. Мне очень неловко: вы – и здесь, на крыльце…
– Нет, нет, мы же договорились – никаких «мистеров»! Всё отлично!
Они встают. Кумар берёт её руку и говорит:
– Ну что ж, Маша, я увидел вас. Теперь позвольте мне откланяться! – он склоняет голову и тихо произносит:
– Я знаю, век уж мой измерен,
Но, чтоб продлилась жизнь моя,
Я утром должен быть уверен,
Что с вами днём увижусь я!
Изумлённые глаза Маши:
– Вы знаете Пушкина?!
– Да, я люблю русскую классику; я даже снимался в телесериале по роману Достоевского «Идиот». Правда, это было очень давно. Я был тогда так молод, хорош собой и невинен. Боже, как давно это было!
– Вы знаете, – спустя мгновение говорит Мария, – а я очень люблю Рабиндраната Тагора. В одном из наших фильмов о первой любви звучит песня на его стихи.
Она напевает.
– Красиво, – вежливо соглашается Кумар и протягивает ей руку, – ну, до свидания, Маша.
– До свидания, Аджай, – девушка вкладывает пальцы в его ладонь. Они стоят и смотрят друг на друга, не двигаясь с места. Вдруг Аджай тянет Машу за руку, одновременно делая шаг вперёд, и она оказывается в его объятьях. Его лицо совсем близко от лица Маши; глаза смотрят пристально и требовательно. Девушка чувствует его дыхание, его губы рядом с её губами. Она в сладкой неге опускает ресницы и перестаёт дышать. Миг – и Аджай отпускает её и отдаляется. Маша чувствует, что он мог бы поцеловать её, но не стал. Оба испытывают смущение.
– А хотите, я покажу вам своё любимое место, – чуть слышно говорит она.
– А не поздно? – так же тихо спрашивает Аджай.
– Чем позднее, тем лучше! – отвечает Маша.
Аджай корчит удивлённую рожицу, Мария прыскает со смеху, он тоже, и атмосфера разряжается.
Они идут к дому Булгакова. По дороге Мария рассказывает об авторе, о его великом романе «Мастер и Маргарита», о том, какие персонажи действуют в романе. Они рассматривают стены, исписанные поклонниками Булгакова, поднимаются на этаж выше, где жила Аннушка, потом отправляются на Патриаршие пруды.
Темно. Почти ничего не видно, слышны только их голоса.
– Я часто тут сидела и ждала: вдруг и ко мне тоже подойдёт Азазелло. Любой чёрный кот казался Бегемотом…
– Но вы же не Маргарита, – возразил Аджай.
– Ну и что! Мне так хотелось волшебства! За это я и люблю Болливуд – он в нашем рациональном мире продолжает творить сказку!
– Поэтому вы и решились освещать кинофестиваль? – заинтересовался Кумар.
– Да, я очень люблю индийские фильмы, можно сказать, выросла на них – в Советском Союзе они не сходили с экранов кинотеатров! «Месть и закон» смотрела, наверное, раз восемь, а «Зиту и Гиту» уж и не знаю сколько! Люблю Индию!
– Маша, а можно узнать, кто ваш любимый актёр? – спросил Аджай.
– О, Амитабх Баччан, конечно, из старых. Это такая глыба, айсберг, такая величина, до которой вряд ли кому удастся подняться.
– А из молодых?
– Ну, Саиф – очень хорош в национальных костюмах, Ритик Рошан – у него классный взгляд, Вивек Оберой – неплохой мальчик, да и другие тоже ничего, – вежливо отвечает Маша.
– Ну, а самый-самый любимый есть? – допытывается Аджай.
– Конечно, это Шахрукх Кхан, король Болливуда, человек-ураган! Я его просто обожаю! – глаза Маши (это было заметно даже в темноте) засияли ярче, а в голосе появилось воодушевление. – Его дарование беспредельно, он органичен абсолютно в любой роли! А как он хорош собой! Какие у него глаза, губы, ямочки на щеках…
– Эй-эй-эй! – попытался перебить этот поток восхвалений Кумар. – Постой, посмотри: у меня тоже глаза, губы и ямочки!
Маша расхохоталась:
– Но вы же режиссёр Аджай Кумар, а не актёр Шахрукх Кхан, какую пользу принесут вам эти ямочки?
– А я тоже начинал с актёрской деятельности, и мои ямочки очень помогли мне в карьере режиссёра! И, между прочим, госпожа поклонница индийских актёров, я тоже снимал Шаха в своих фильмах, и с тех пор мы друзья! – гордо произнёс Кумар.
– Правда?! – закричала Маша так, что режиссёр вздрогнул. – А какой он в жизни? Расскажите, расскажите, пожалуйста! Он действительно такой же добрый, щедрый и непредсказуемый, как на экране?
– Я сошёл с ума! – застонал Аджай. – Чёрт меня дёрнул за язык! Как только узнают, что я его друг, так начинается: ах, ах, Шахрукх, Шахрукх то, Шахрукх сё, какой он красавчик, умница, обаяшка, а обо мне – ни полслова, ни звука!
– Вы обиделись? – испугалась Маша.
– Да, я страшно зол! – рявкнул Аджай, но, видя её ошеломлённое лицо, засмеялся. – Я пошутил!
– Ну и шуточки у вас! – Мария даёт ему шутливую оплеуху. Аджай изображает блаженство.
– Уже очень поздно, – говорит Маша, – мне пора домой.
Она вызывает такси, они подъезжают к Машиному дому, выходят из машины. Аджай говорит:
– Вы не пригласите меня к себе? – голос его нежен и бархатист, глаза – два омута – затягивают и гипнотизируют. Мария ощущает себя беззащитным кроликом перед безжалостным удавом. Противиться ему невозможно. Она чувствует, что ещё немного – и её бастионы падут, она уступит. Ресницы её трепещут, губы приоткрываются. Аджай – всё ближе.
– Простите – нет! – чуть слышно говорит Маша и в уголке глаз показывается слеза.
– Маша! – в голосе его столько нежности и одновременно власти, так хочется ему покориться…
– Нет! – со слезами кричит Маша и убегает домой.
Аджай долго стоит и смотрит на засветившееся окно. Маша в щёлку между занавесками смотрит на его одинокую фигуру…
Ночь. Аджай идёт по Москве. Вдыхает прохладный свежий воздух, смотрит на небо и видит новое созвездие: «Любовь».
Ночь. Мария не спит. Плачет. Переворачивает горячую подушку. Вытирает слёзы. Смотрит на фотографии мужа и детей и по щекам её текут слёзы.
Ночь. Аджай стоит у открытого окна, курит и думает. Он выглядит обеспокоенным. В чём-то он не может разобраться, что-то его тревожит, а что – не поймёт. Какие-то странные ощущения нежданно-негаданно пробрались в его душу. Утро застаёт его спящим одетым в кресле.
Входит Вики:
– Аджай-джи, так же нельзя! Вы совсем не спали, а сегодня опять показ, интервью, конференция! Вы выглядите уставшим. Зря вы связались с этой девчонкой!
– Нет- нет, Вики, это не девчонка, это прекрасная женщина… Но ты прав, я что-то упустил… Да ничего, скоро фестиваль закончится, и – домой, в Индию, к маме! – Аджай вздыхает, встаёт, одевается.
– Завтра Московская гильдия киноактёров устраивает банкет в ресторане «Москва». Вероятно, почтит своим присутствием и мэр города. Вам предлагают спутницу из агентства сопровождения, вот каталог, посмотрите.
Кумар перелистывает несколько страниц, пренебрежительно кидает его на стол и говорит:
– У меня есть другая кандидатура. Я попробую пригласить Марию…
День. Маша в редакции. Её кабинет заставлен корзинами цветов. Перед ней стоит свежий букет красных роз, девушка держит в руках открытку с надписью: «Простите, если чем-то Вас обидел… Аджай». Из ящика стола Маша достаёт его визитку, берёт телефон и нерешительно набирает номер, потом вешает трубку. Опять набирает, слышит его голос и бросает телефон на пол.
Несколько раз к ней заглядывает редактор и делает замечания по поводу незаконченной статьи о фильмах Аджая Кумара. Журналистка с грехом пополам, только чтобы отвязались, дописывает статью, но всё время, пока она работает, мысли её заняты только одним…
Кумар со своими коллегами в кинотеатре «Москва» ждёт окончания фильма и последующего интервью. Его телефон звонит, он вытаскивает трубку из кармана, подносит к уху и слышит:
– Аджай?
– Маша?! Это вы?! – он внезапно меняется в лице.
– Аджай, мы сможем сегодня увидеться?
Аджай, прикрывая трубку рукой, говорит секретарю:
– Вики, она сама мне позвонила, она просит о свидании! Да, Маша, конечно, когда вы освобождаетесь?
– Я? Я уже свободна…
– О, как жаль, сейчас я не могу: у меня показ и встреча с журналистами. Давайте через три часа около моей гостиницы, хорошо?
– Хорошо, Аджай, я приеду, – Маша вешает трубку.
Вики с улыбкой говорит Кумару:
– Что, Аджай-джи, птичка сама летит в вашу клетку?
Аджая охватывает дрожь нетерпения, он еле дожидается окончания интервью и мчится в гостиницу, не забыв по дороге купить букет – он не может без цветов подойти к женщине. Выскакивает из машины, озирается: её нет. Вбегает в холл, оглядывается: её нет. Внутри у режиссёра всё холодеет, букет роз падает на пол, глаза тускнеют. Мир становится чёрно-белым. Понурый и уставший, он стоит, опустив голову.
Вдруг слышатся лёгкие шаги и на его глаза опускаются прохладные пальчики. Он накрывает их своими ладонями и нерешительно произносит:
– Маша? – и оборачивается, держа её руки в своих. Мир опять становится цветным.
– Я так напугался, что вы не придёте! – он поднимает букет и нерешительно протягивает Марии. – Простите, я выронил его от отчаянья.
Маша смеётся:
– Вы не можете без цветов! Аджай, вы превратили мой кабинет в розарий!
– Я хотел бы всю вашу жизнь превратить в розовый сад, – тихо говорит Аджай, – Куда вы поведёте меня сегодня?
– Я хочу показать вам дорогие моему сердцу места.
И они направляются на Ваганьково. Маша показывает ему могилы Даля, Есенина, Высоцкого. Около могилы Высоцкого они вместе с поклонниками слушают магнитофонную запись хриплого голоса великого барда.
Темнеет. Маша, хитро улыбаясь, предлагает пойти перекусить; Аджай, у которого с утра во рту маковой росинки не было, с радостью соглашается. Он ещё не знает, что его ждёт…
По дороге Мария интересуется музыкальными пристрастиями Кумара и выясняет, что его любимая песня – …
Они подходят к ничем не примечательному заведению, открывают двери и оказываются… в баре любителей караоке. Пока они занимают столик и делают заказ, один из посетителей завершает песню. Аджай с удовольствием набрасывается на еду и вдруг слышит:
– Дорогие друзья! Нам несказанно повезло! Сегодня нас почтила своим присутствием королева караоке, несравненная Мария Керчева! Аплодисменты!!!
Раздаются дружные хлопки, Маша встаёт, прикладывает руку к сердцу и слегка склоняет голову.
Ведущий говорит по-русски, и Аджай не обращает внимания на его речь, но, когда он видит, что Маша встаёт и раскланивается, когда видит обращённые к ней улыбающиеся лица, он понимает, что что-то не так и спрашивает её:
– Куда вы меня привели, скажите на милость? Почему вам все хлопают?
Маша, садясь и улыбаясь, говорит:
– Это бар-караоке, здесь каждый посетитель обязан спеть! Теперь наша очередь!
– Что?! – В ужасе вскакивает Аджай. – Я не буду петь! Я не умею петь!
– Поздно! – с милой улыбкой отвечает Маша, – вы уже почти всё съели, а за обед надо расплачиваться!
К ним подходит бармен с микрофоном. Маша предупреждает его, что Аджай – иностранец, и он продолжает на вполне сносном английском:
– Итак, сейчас мы узнаем у нашей королевы…
– Королевы? – повторяет Кумар, глядя на Марию.
– Чем она нас сегодня порадует! Маша, что будете петь? – он галантно предлагает ей встать.
Маша, легко опершись на его руку, поднимается и, одарив Аджая игривым взглядом, идет к барной стойке, около которой находится небольшой подиум.
