– Я никуда не пойду! Вы не смеете ничего со мной сделать! Отпустите! Я буду жаловаться!
Но молчаливые слуги закона настойчиво и неуклонно влекли его к месту, известному только им. Они протащили его по длинному коридору и с силой вытолкнули на улицу.
Андрей сделал несколько маленьких торопливых шагов и очутился на огромной серой площади, до отказа забитой народом. То есть нет, не народом! Его воспалённый взор мгновенно отметил, что ничем человеческим в этой толпе и не пахло:здесь были одни только монстры, причём на разных стадиях трансформации: в ком-то ещё угадывался человек, кто-то уже окончательно расстался с людским обликом.
«Нелюди!» – в ужасе подумал Андрей, оглядываясь по сторонам, в надежде найти хотя бы одно сочувствующее лицо, но вокруг были лишь чудовищные, сопящие и хрипящие, алчущие крови морды.
Толпа расступилась, и образовался проход, сквозь который его и потащили к выстроенному в центре площади деревянному помосту, на котором он рассмотрел высокий столб с цепью и плаху с топором.
– Что вы хотите со мной сделать?! – истошно заверещал Андрей. – По какому праву?! Кто вы такие?!
Ноги от страха отказывались ему служить, подворачивались, и его практически на руках заволокли на помост и бросили к ногам стоявшего там же палача в красном колпаке с прорезями для глаз. Андрей не успел встать, как палач с помощью своих подручных обхватил его талию цепью и заковал её. Всё это происходило при полном молчании и палача, и его помощников, и над площадью тоже висела гробовая тишина.
– Андрей Никонов! – вдруг раздался громовой голос, в котором лишь отдельные ноты напоминали, что когда-то он принадлежал человеку. – Вы приговариваетесь к жертвоприношению!
Андрей оглянулся и увидел того, кого ранее знал как своего директора.
– Но почему?! – закричал он, чувствуя, как на губах вскипает кровавая пена. – Кто вы такие, чёрт бы вас побрал?! Я ничего не сделал!
– В этом-то всё и дело! – ответил ему бывший директор.– Ты ничего не сделал в своей жизни, поэтому твоё время пришло!!!
– Время пришло!!! – огромным, слаженным хором воскликнула толпа, и Андрей ощутил, как над площадью повисло напряжённое ожидание.
– Чего вы хотите от меня?! – завопил он, поднимаясь, наконец, с колен в полный рост. – Чего?! Скажите!!
– Ты уже даёшь нам это! – громовым раскатом отозвалась площадь, и Андрей внезапно почувствовал, а потом и увидел, как его тело источает красно-чёрные флюиды. Они тонкими змеями расплывались по всей площади, а толпа впитывала их своими телами, хрюкая от наслаждения. Андрею стало ещё страшнее, и он увидел, как тонкие языки превратились в толстые и мощные потоки, как монстры протягивают руки по направлению к ним и с восторгом поглощают. Андрей начал рваться, пытаясь освободиться, он прикладывал огромные усилия, он сражался изо всех сил, но ему не удалось ни на йоту разогнуть хотя бы одно звено из крепко обхватившей его цепи. Тогда им овладело чувство безграничной ненависти, он стал метаться на цепи, как сторожевой пёс на привязи, брызгая кровавой слюной и изрыгая страшные проклятия. Флюиды приобрели тёмно-фиолетовый оттенок, и толпа хором застонала от удовольствия, которое он ей доставил. Андрей бесновался, то чертыхаясь, то пытаясь воззвать к их разуму или закону, и всполохи попеременно меняли цвет с чёрного до багрового и лилового, доставляя всё новые и новые радости сборищу уродов.
Наконец он устал и, тяжело дыша, уселся на помост, дотрагиваясь пальцами до назойливо саднивших, запёкшихся губ. Внезапно он ощутил, что весь, с головы до ног, покрыт липким потом, что пересохло горло и очень хочется пить, что в мозгу стучит одна-единственная мысль: «Это неправда! Это не может произойти со мной! Это просто дурной сон, вот сейчас я проснусь, и всё будет так, как обычно!» Учитель изо всех сил зажмурился, потом открыл глаза: ничего не изменилось – всё то же равнодушное серое небо, те же деревянные плохо струганные доски, та же алчущая его смерти толпа. Внезапно его охватило такое острое, такое болезненное чувство жалости к себе, что Андрей не смог сдержать слёз, и они кривыми ручейками заструились по его грязному лицу:
– Отпустите меня, пожалуйста! Отпустите! Я очень хочу домой и…жить!
Плечи его задёргались, он встал на колени и с мольбой сложил руки, пытаясь смягчить своих палачей, но тщетно: они лишь весело захрюкали, увидев, как его эманации поменяли цвет на коричневый самых разных оттенков.
«Неужели это всё? – обречённо подумал историк и подивился внутреннему опустошению, наступившему после этой мысли. – Неужели это то, ради чего я жил всю свою жизнь – послужить пищей сборищу уродов?!» Он увидел, как коричневые языки превратились в тёмно-серые и как вся площадь содрогнулась, словно в одновременном групповом оргазме.
– Ты наш! – опять услышал он эти слова.
– Время пришло!– громко произнёс директор его школы.
Андрей безвольно опустил голову на руки и почувствовал, как его грубо подхватили подмышки и поволокли на плаху. Словно тряпичная кукла, он позволил палачу поставить себя на колени и положить голову на пропитанную кровью поверхность, прижавшись к ней щекой. Палач откинул с его шеи длинные волосы и занёс топор. Андрей покорно ждал своей участи, бессмысленно повторяя про себя: «Это неправда, этого не может быть! Только не со мной!»
Топор, резко просвистев в воздухе, со смачным хряпом опустился на его шею, и голова учителя, отделившись от тела, запрыгала по доскам. Палач поймал её за волосы и поднял вверх, показывая толпе, и в те недолгие мгновения, которые ещё отвела ему судьба до окончательной смерти, угасающим сознанием Андрей увидел, как ярко-красным фонтаном бьёт из его шейной артерии кровь и как толпа с визгом и хрюканьем ловит её, подставляя рты, ладони, лица, купаясь в ней, поглощая её. Всё погрузилось во мрак…
– А-а! – закричал Андрей и резко сел на кровати, тяжело дыша и обливаясь потом. Он, покачиваясь, немного посидел, приходя в себя, потом пробормотал:
– Что же мне такое приснилось-то?!! – и опять упал на подушки. Будильник не звонил, но в окно с трудом пробивался рассвет, и Андрей со вздохом опять сел на постели: пора было начинать трудовой день. Он нехотя опустил ногу на пол, почувствовал под голой ступнёй что-то скользкое и посмотрел вниз: это был мосол, который ночью притащил сюда кот. Андрей лениво отпихнул его босыми пальцами, встал и пошёл умываться, но, не пройдя и двух шагов, опять наступил на кость, поскользнулся и упал, ударившись локтем об стул.
– Ах ты, паразит! – завопил он, потирая ушибленное место (удар пришёлся как раз на электрическую косточку и всю руку от локтя до пальцев словно огнём прожгло). – Сколько раз я тебе говорил, чтоб не смел таскать сюда кости!
Из скомканного одеяла поднял удивлённую морду кот, сощурив глаза, посмотрел на своего хозяина, оценил ситуацию, которая, по всей видимости, не сулила ничего съедобного, и, свернувшись поуютнее, продолжил спать.
– Дрыхнешь, сволочь! – обиженно пробормотал Андрей и направился в ванную. Забрызганное пастой зеркало отразило небритую, помятую физиономию. Учитель внимательно рассмотрел её и подивился, почему он так плохо выглядит: мешки под глазами, набрякшие веки…
– Да… возраст не тётка,– потирая подбородок, сказал он. – Тридцать три – это вам не двадцать три!
Выдавив на щётку горошину зубной пасты, он энергично почистил зубы, в который раз напомнив себе, что надо бы сходить к дантисту, умылся, побрился и почувствовал себя немного лучше. На холостяцкой, но вполне чистой кухне Андрей сварил кофе, сделал бутерброды и посмотрел на часы.
– Ёлы-палы! – удивленно проговорил он. – Как время-то летит!
И забегал по квартире, торопливо запихивая в сумку всё необходимое для проведения шести уроков истории: поурочные планы, тематическое планирование, карточки с вопросами, свой персональный журнал учёта – быстренько надел брюки, рубашку и куртку и шементом выскочил на лестничную площадку, захлопнув за собой дверь. Побежал вниз по лестнице – он не любил ездить в лифте – остановился, хлопнул себя по лбу и обернулся на запертую дверь:
– Ключи-то, чёрт бы их побрал!
Дёрнулся было обратно, потом махнул рукой и поскакал вниз, прыгая через две ступеньки. Придерживаясь правой рукой за перила, не заметил торчащий гвоздь и довольно чувствительно поцарапал палец.
– Что ты, всё не слава богу! – в сердцах рявкнул он, засовывая окровавленный палец в рот, и выбежал на улицу, где тут же влетел левой ногой в лужу, которая, как всегда, ждала его на этом самом месте.
– Нет, ну надо же! – злобно прошипел он, вытряхивая из ботинка снежную кашу. – Что ж за день-то сегодня такой!
Но размышлять о погоде было некогда, и он побежал на автобусную остановку, расположенную недалеко от дома. Не добежав до неё, он увидел такси и отчаянно замахал рукой, решив, что на сегодня с него неприятностей достаточно и можно до школы прокатиться с комфортом.
В такси было сухо и тепло, мурлыкала приятная музыка, но водитель был недоволен.
– Вы только посмотрите, что за погода! – обратился он к Андрею, указывая ему на лобовое стекло, по которому сползали струи воды вперемежку со снегом. – Господь, видать, с ума сошёл! Ведь январь на дворе, а погода как в марте!
– Действительно,– согласился Андрей и внимательно посмотрел на таксиста: у него возникло смутное, но стойкое ощущение, что это уже всё было – дежа вю, так сказать!
Шофёр включил дворники, но всё было бесполезно: как они ни старались, разогнать всю воду не могли, поэтому машина двигалась еле-еле. Но вот они прибавили ход, и зря: тут же налетели на лежачего полицейского, так что Андрей больно прикусил язык.
– Прибыли! – сердито буркнул водила, Андрей расплатился, вышел и… замер: ему показалось, что он сейчас промочит другую ногу. Он секунду постоял, осторожно перешагнул через лужу, улыбнулся и пошёл к школе, но тут же поскользнулся и, чтобы сохранить равновесие, был вынужден изрядно зачерпнуть правой ногой снежной ледяной каши. Чертыхаясь, он ворвался в школу, где за конторкой сидели две технички, и приготовленное приветствие замерло у него на устах: они что-то ели из глубокой миски, причём брали это что-то – кровянисто-серое – руками, запихивали в рты и смачно облизывали лица длинными тонкими языками. Желудок Андрея содрогнулся и изверг на пёстрый линолеум весь завтрак. Историк вытер губы ладонью и, не оглядываясь, побежал на второй этаж. И хорошо, что не оглянулся, иначе он бы увидел, как тётя Катя подошла к содержимому его желудка и, не наклоняясь, языком вылизала весь пол…
Дрожа от отвращения, Андрей открыл кабинет и начал торопливо писать на доске. Прозвенел звонок, и в класс шумной толпой ввалились дети. Учитель повернулся, чтобы поприветствовать их, успокоить и начать урок, но застыл с открытым ртом, чувствуя, как по всему телу дыбом встают волоски:
– Что… что это такое?! – прошептал он.– Что за чертовщина такая?!
В кабинете за партами сидели вовсе не дети, а то, что когда-то было детьми: большие и маленькие монстры, словно сошедшие с картины Босха, они непрерывно шевелились, чавкали омерзительными челюстями, разбрызгивая вонючую слюну, вращали глазами и медленно подползали к остолбеневшему учителю.
– Что за шутки?! – воскликнул он. – Прекратите это немедленно, я вам говорю!
Но чудища приближались, и расстояние между ними и Андреем неумолимо сокращалось. Он поднёс руки к горлу, чувствуя, как гулко стучит сердце, закричал и выбежал из кабинета; влетел в учительскую и привалился спиной к двери, тяжело дыша и ничего не видя вокруг. Когда он чуть-чуть пришёл в себя, то понял, что, избежав одного ужаса, прямиком попал в другой: сомкнувшись в кольцо, около него стояли взрослые монстры, намерения которых были такими же недвусмысленными: они алчно смотрели на него и медленно приближались.