Светлана Андрианова
1/365
Предисловие
В каждом из нас живёт желание быть любимым, востребованным, счастливым. Теплится надежда, что когда – то и мы будем услышаны, поняты, приняты, желанны. При этом каждый из нас переживает свои эмоции, свои чувства. В любой ситуации, не смотря на то, насколько эта ситуация радует или огорчает нас, воодушевляет, заставляя ощущать «крылья за спиной» или убивает, оставляя наедине с жизнью и самим собой, – свои.
Это только принято так считать, что мы знаем, что на душе у другого творится, знаем, что он, этот другой чувствует, испытывает.
Ничего подобного! На самом деле, – ничего подобного!
Каждый из нас, потому и уникален, неповторим. То, что чувствуем, переживаем именно мы, каждый из нас, другие – только представляют. Проживаем, отражаем, эмоционально реагируем на одни и те же ситуации – каждый по – своему. Индивидуально, неповторимо. По – нашему поведению, по – нашим словам, поступкам, достаточно сложно однозначно распознать, что на самом деле происходит у нас в голове, что у нас на душе.
Очень часто нам страшно показать и высказать свои истинные чувства и переживания, но… мы ждём, что нас поймут…
Сколько слёз в этом мире пролито не только женщинами, но и мужчинами, от чувства безысходности, одиночества, «никомуненужности»? Сколько людей чувствовали себя загнанными в угол, опустошёнными и истерзанными в тот момент, когда полностью осознавали, что в тебе видели и слышали не того, кем ты являешься, а того, кого хотели слышать и видеть, кто устраивал кого-то и был удобен кому-то… А сколько слёз не пролито, а подавлено в себе и какого размера был бы тот ком, который тяжёлым мёртвым грузом осел в душах всех тех, кто испытал эти чувства, навсегда поселяясь в них, в их сердцах, раздавив надежды, планы, мечты? Раздавив самого человека…
Но жизнь идёт…Что бы с кем из нас не случилось, она, жизнь – никогда не остановится. И вот этот УЖЕ обыкновенный, среднестатистический человек, раздавленный, с пустотой внутри, больше никому не доверяющий, больше ни на что не надеющийся, больше ничего не желающий, продолжает жить.
Жить без смысла, без мотива, без стимула, чувствуя себя маленьким и чужим в этом мире, воспринимая себя никому не нужным, по другую сторону от всех… среди всех…
Каково это, жить без смысла, без стимула, без мотива? Жить в пустом одиноком мире? В мире без поддержки, без принятия, без надежды, без веры, без любви…
Это страшно, но… ещё страшнее, что сам человек разрешает себе привыкнуть к этому…
Как известно, позитивное мышление заключается не в ожидании лучшего, которое должно происходить всё время, а в принятии всего, что случается, как самого лучшего для этого момента. Что здесь скажешь? Всё, от чего мы бежим, всё, что мы не озвучиваем, всё, чего мы ждём волшебным образом от других, а в себе в это время подавляем и вытесняем, предпочитая быть внешне удобным и внешне нужным, на самом деле никуда не исчезает, а находится в наших головах и тюрьмой нашей тоже, затем является ничто иное, как наша голова.
Так и формируется негативный тип мышления, закрепляется ощущение чувства враждебности этого мира по отношению к вам. Чувство непонятости, одиночества, никому ненужности.
Человек отличается от всех, кто и что населяет эту планету тем, что умеет говорить. Другое дело, о чём и как он предпочитает говорить… Ведь чтобы тебя расслышали надо услышать, для начала самого себя. Научиться говорить о себе. И при этом, иметь умение чувствовать других.
Вы разговариваете, вы слушаете, вы чувствуете…
Что это даёт лично вам?
Что из этого понимают окружающие?
Чужая сказка
Перед глазами снова всплыла картина из детства.
Она маленькая, ей года четыре, пьяная мать, сильно сжав её ладошку, тащит её домой. Она не поспевает за ней. Мелкими шажочками почти бежит за матерью. Сопит, боится, но не плачет. Терпит. Плакать нельзя, будет ещё больнее и хуже. Мать торопится домой к приходу отца.
Сейчас тепло, вишня поспела. Вишня, её любимая ягода. Мама сказала, что пойдём собирать вишню, но по дороге снова встретили знакомых и те позвали их в гости. Теперь так часто бывает…
В первый раз мама привела её к ним, когда только листочки на деревьях появляться начали. С той поры дочь не любила гулять с мамой. Так или иначе, они оказывались в гостях у тех людей. Их было много, они всегда громко разговаривали, пили водку и пиво, смеялись над всем или неизвестно почему были злые, ругались и даже били друг друга. В их квартире жили и дети. Дети орущие, плачущие или всегда что-то жующие. Грязные, злые, дети. Она боялась их и не хотела входить в эту квартиру, разговаривать с этими людьми, играть с их детьми. Она боялась испачкаться грязью, которой была насквозь пропитана эта квартира, были пропитаны эти люди, и боялась этого запаха, боялась, что скоро начнёт точно так плохо пахнуть, и папа перестанет её любить. В первое время она теребила маму, плакала, просилась домой, но мать или не обращала внимания на неё или говорила: «Не отстанешь и не замолчишь сейчас, оставлю тебя здесь навсегда. Когда надо будет, тогда и пойдём к твоему папочке». И она научилась быть молчаливой и терпеливой. Приходя в это жилище, она располагалась в прихожей у дверей и сидела сколько надо молча, не шевелясь. Она научилась не видеть и не слышать ничего, что происходит в этом доме. Она становилась предметом мебели, на который никто не обращал внимания. Во время ожидания мамы, которая «ты же играешь с куклами, с друзьями, вот и мамочке тоже надо поиграть с друзьями», дочка представляла себе, что они из доброй сказки, в которой живут на самом деле (это их дом, родственники, другие друзья), из-за злых чар колдуна, попадали в страшную сказку, где живут страшные люди. Она верила в то, что маму расколдуют, и злые чары не будут способны больше на то, чтобы они из своей родной доброй сказки оказывались в чужих страшных сказках. Верила и терпеливо ждала. Папе рассказывать этого было нельзя. Мама сказала, что это их секрет. «Ты же не хочешь, чтобы папа умер? Ты очень любишь своего папочку? Не хочешь, чтобы с ним что-нибудь случилось? Это наш секрет. Никто не должен его узнать. Кто узнает этот секрет, тот сразу умрёт, особенно папа. Никогда ему не говори, где мы гуляем и к кому в гости мы ходим».
Домой успевали как раз перед возвращением папы с работы. Мама, как обычно, шла спать. А дочь бросалась в объятья своего самого доброго, любимого, родного человека. Гладила его по щекам, приговаривая: «Добрый мой, чистенький, хороший, самый любимый мой папочка, как я ждала тебя, соскучилась. Ты меня никому не отдашь и никогда никуда не денешься от нас? Ты не умрёшь? Не бросишь меня?» Папа хохотал, обнимал её, подкидывал к верху, усаживал на колени и, глядя ей в глаза, серьёзно говорил: «Что ты, принцесса, не бойся ничего и никого, мы всегда будем рядом. Ты у меня самая счастливая будешь. Как я могу умереть, не подарив тебе счастье и весь этот мир?»
Конечно, отец видел, что за последние несколько месяцев с женой творится что-то неладное. Пытался поговорить с ней, но слышал только одно: «Ты хотел ребёнка, вот и радуйся, мне она не нужна. Из-за неё я бросила спортивную карьеру. Работать ты мне не разрешаешь, пусть принцесса подрастёт, тогда и выйдешь снова на работу. Когда она подрастёт?» На его возражения: «Какая спортивная карьера? Секция самбо в школе? Ты давно могла бы возобновить тренировки, но…», – реакция также была одинаковой. «Давай, попрекай меня. А если бы я не родила, так поступила в физкультурный институт. Сейчас почему не поступлю? Ни почему! Не твоё дело! Твоя принцесса жива-здорова, вот и радуйся, а я сама разберусь, что мне делать, когда захочу. Почему тебе кажется, что от меня спиртным пахнет? Ну, выпила коктейль, пока ждала, пока твоя доченька на качелях накатается, так что?» В такие моменты он чувствовал себя виноватым перед женой и ощущал себя тюремщиком, который сделал из неё затворницу, ограничил её свободу. Поэтому прекращал бессмысленные споры, забирал дочку и остаток дня они проводили весело играя, читая сказки, рисуя, распевая любимые песни и т.п.
Вернулась в действительность от надрывного детского плача. Она сидела на скамейке на детской площадке. Один ребёнок отнял у другого игрушку, а тот истошно вопил. Рядом умилялись этой картине мамочки, призывая помириться, не плакать, не делать так… Она ненавидела, когда дети плачут. «Нельзя плакать, нельзя орать, нельзя быть шумной и громкой… иначе мама накажет, побьёт или оставит жить в этой грязной квартире с этими страшными людьми навсегда. Навсегда…»
Отец умер от рака, когда ей было 9 лет. В тот день она плакала, кричала, что «он обещал быть всегда с ней, а сам бросил её». Плакала и кричала, вцепившись в его тело хваткой бультерьера. Плакала и кричала за всё то время, когда нельзя было этого делать при матери. Перестала есть, перестала разговаривать, снова представила себя предметом мебели в заколдованной страшной сказке. Долго лежала в больнице. Пока лежала в больнице, решила, что это мать рассказала отцу их секрет. Рассказала специально, чтобы он умер. Мать к тому времени была уже сильно зависимая от алкоголя. Часто уходила из дома, пропившись, – возвращалась. Возвращалась только затем, чтобы взять денег и облить их с отцом грязью, обвинить в своей неудавшейся жизни. Мать была как ходячее наглядное пособие человека – неудачника, человека слабого, низкого, неблагодарного, не умеющего ни любить, ни прощать, человека мученика и жертвенника, заложника вечных обстоятельств. Обстоятельств, самой же выдуманной.
Дочь часто просила отца бросить маму или выгнать её. Жить без неё. Отец грустно смотрел на неё и говорил: «Что ты, принцесса? Мы не можем так поступить. Она слабая… Не справилась с жизнью… Но она должна знать и чувствовать, что мы всегда рядом, и когда – нибудь, мама поймёт это и снова станет прежней. Надо только подождать…» Но дочка твёрдо знала, что маму уже нельзя расколдовать. Никого из этих страшных людей из их страшных сказок расколдовать нельзя! Они сами создают эти страшные жизни и не хотят ничего другого! Они не хотят меняться и делают страшным всех и всё вокруг себя. Чтобы не думать, не замечать добрых сказок… Мама сама добровольно выбрала ту чужую страшную сказку, о которой папе нельзя было знать, ей там понравилось, там ей хорошо, там её место и её дом, а для них с папой в той, в чужой сказке места нет. Как нет места для таких, как мама и её новых друзей в их добрых сказках. В их сказках люди должны уметь совершать поступки и быть храбрыми, справедливыми, а мама… Она не такая.
После смерти отца мать спилась быстро. Да и дома, практически, не объявлялась. Через два года её пырнули ножом в пьяной драке и она умерла. Об этом сообщили работники правоохранительных органов. Но прощаться с телом дочь наотрез отказалась.
Воспитывала её, с момента смерти отца, бабушка (мать отца). И на сегодняшний день ей было 17 лет.
Дети всё кричали, к их гвалту присоединились мамаши. Ужасно разболелась голова. Встала со скамейки. Пошла.. Шла мимо вишнёвых деревьев. Вспомнила, что она вышла из дома как раз за этим.. насобирать вишни. Вишня – её любимая ягода.
Ноги сами привели к той квартире, куда её водила мать. Из-за дверей слышен всё тот же пьяный ор взрослых, протестный плач детей, которые с пелёнок знают, что если не переорать и не взять глоткой взрослых, то подохнешь с голоду. Если силой не отобрать то, что тебе надо, останешься без ничего. На крайний случай – сыграть на жалости, обвинить всех и вся, что обидели, побили, забрали, не дали… Тогда пьяные родители всколыхнуться и на пять минут станут твоими защитниками и примут участие в твоей судьбе. «Столько лет прошло… Они живы все… Плодятся дальше… И живы. А у меня нет ни мамы, ни папы. Они забрали их у меня. Мне надо было, как они, визжать, драться, царапаться, кричать, силой уводить маму отсюда, папе рассказать всё, тогда бы всё было иначе… А я боялась… А надо было… Силой…». В это время очередной гость подошёл к квартире. Широко раскрыв входную дверь, которая всегда открыта в таких домах, призывно бренча бутылками сказал: «Чего стоишь, красавица, хватит стенку подпирать, вон бледная какая, пойдём – поправимся. Не боись, заходи, мы всем рады. Мы все одна семья».
Семья!
Зашла в квартиру… Как будто не было всех этих лет. Удивилась, что автоматически чуть не расположилась в коридоре, на своём некогда привычном месте, притворившись недвижимой, глухой и немой. Никому не было до неё дела. Села за стол. От прокуренного, проспиртованного, спёртого воздуха, давно не убиравшегося жилого помещения, вони, от так же редко моющихся обитателей этого жилища, их одежды, голова не просто стала болеть сильнее, казалось, взорвётся сейчас, но её это не останавливало. Она теперь точно знала, что надо делать. «Надо спасти тех… других… кто попадает в такие семьи. Надо спасти других принцесс и их мам, и пап… Силой спасти! Совершить поступок! Восстановить справедливость!»
Веселилась и делала вид, что пьёт вместе с ними. Дождалась, когда все уснут. Облила шторы, одеяла, какие-то то ли вещи, то ли тряпки, остатками спиртного, входную дверь обильно полила растительным маслом. Двоих маленьких детей, находящихся в квартире, насильно выгнала гулять. Вышла из помещения и чиркнула спичкой… Закрыла входную дверь и повернула ключ в замочной скважине. Навсегда закрыла эту дверь. И крепко зажала в кулаке свой первый ключ от, наконец – то, окончившейся страшной сказки. Из глаз текли слёзы.
Первые слёзы со дня смерти отца.
Цена дружбы
Как всем известно, – мужская дружба считается самой крепкой, нерушимой и преданной. Никакая любовь к противоположному полу, никакое количество детей в семье, никакие другие препоны, стоящие на её пути, не влияют на эту силу, а лишь «закаляют» отношения «братьев», делая их год от года прочнее.
Но иногда даже нам, женщинам, с точки зрения мужчин «мастерицам по нелогичным, взбалмошным, противоречивым и глупым поступкам», трудно найти причину или объяснение некоторым общепринятым, закономерным для мужчин действиям, вызывающих не только серьёзные последствия для них же самих, но и оканчивающиеся более, чем непредсказуемым результатом.
Они дружили с детства. По неписаному закону: один горшок, одна машинка, любовь к одной девчонке, с переходом в совместные прогулы уроков в школе, драки за честь друг друга, первые пьянки пополам, первые девчонки пополам и т.д. Всё шло по – плану, отработанной и проверенной веками схеме настоящей мужской дружбы…
И тут детство закончилось.
Вышло так, что после окончания школы поступать для дальнейшего обучения им, как ни крути, пришлось в разные города. Дальше – больше. Первый друг был верен слову и мужскому кодексу, а второй – влюбился. Первый воспринял это, как предательство. Любовь – любовью, но пропускать редкие встречи или везде с собой приводить её, это уже перебор. Отношения с другом медленно, но верно сошли на нет. Второй начал метаться и разрываться между своей девушкой и восстановлением доверия к себе со стороны друга. Как это обычно бывает, девушка не собиралась делить своего парня ни с кем и поставила ему ультиматум. И он выбрал… не её. Что доказало «братьям», что настоящая искренняя и бескорыстная дружба может быть только с себе подобными.
Не смотря на наличие «брата», первый друг испытывал вполне распространённые для молодых людей сложности в межличностных отношениях с противоположным полом и периодически обостряющееся чувство одиночества. Посмотрев на него никогда бы не подумал, что у него существуют проблемы подобного рода. Очень раскованный, развитая речь, приятная внешность, знающий себе цену, этакий выпускник гарвардского университета на отечественный манер. Однако дальше знакомств дела с девушками не продвигались. Каждую считал своим долгом знакомить со своим другом и ориентироваться на его оценочное суждение о данной представительнице слабого пола. В каждой был изъян: то высокая, то низкая, то полная, то худая, то глупая, то развязная, то скромница не в меру и т.д. Одиночество испытывает от того, что ни с кем своими проблемами («скорострел», творческий кризис, человеческая жестокость) поделиться не может, это не идёт настоящим мужикам и слабость свою показывать не уместно нигде и никогда. Но самое главное было не это. У него была тайна, которую никто не знал. В 6-ти летнем возрасте его изнасиловали. Вернее, была попытка изнасилования, но того молодого человека, который хотел сделать с ним это, спугнули. Те вещи, о которых мы не можем рассказать, заставляют нас чувствовать одиночество. Все мы добровольные заложники собственных тайн…
Прошло много лет и самого акта не было, в общем, но он очень отчётливо помнил те ощущения… Ощущения, когда тебя трогают мужские руки, когда к твоему телу прикасается мужской половой орган. Ему было стыдно от этих мыслей, но они навязчиво преследовали его. Он не мог найти ответ на вопрос, который мучал его столько лет: «А если бы всё случилось, что я ощущал бы?» Иногда он видел сны… В этих снах он занимался этим со своим другом. Просыпался в холодном поту, боялся снова заснуть, боялся увидеть продолжение этого сна. В дни, после таких сновидений, держался на расстоянии от друга, был похож на побитого, промокшего насквозь, бездомного щенка: маленького, беззащитного, с нескончаемой болью, тоской и страхом в глазах. Он будто становился ниже ростом и выглядел гораздо старше своих лет. В такие дни он не только внешне менялся, менялись его повадки, манера общения. Со стороны казалось, что человек, раз за разом переживает трагедию, которая полностью рушит его жизнь. Его друг сначала боялся этих таинственных перевоплощений, но предпочитал верить на слово, что «всё хорошо, просто приболел», а потом привык к ним и знал, что через пару – тройку дней всё вернётся на круги своя…
В этот раз два друга сидели в пивнушке и запивали свои очередные неудачи на любовном фронте. Приняв изрядное количество алкоголя, размявшись во дворе этого питейного заведения с нарывавшимися (по их мнению) малолетками, и поставив их на место, отправились домой, прикупив по дороге спиртного. Разговор не клеился. Обычные выводы о том, что все бабы стервы, хорошо, что мы друг у друга есть, что никому верить нельзя, долго одни не будем, скоро других найдём, сколько их таких и т.п. озвучивать не хотелось. Пили в основном молча и как-то уныло. Чувствовали себя подавленными. Курили часто. Надоело всё это очень скоро. Первый друг сказал, что пора спать. Второй предложил вызвать на последок проститутку, оторваться с ней по полной, а с завтрашнего дня начать жить вместе («вон сколько пацанов живут так, только в выигрыше все от этого»), отношения с женщинами прекратить до… Там будет видно… Пришло время разобраться в себе, перестать довольствоваться кем попало и тратить время на выстраивание ненужных связей, взять от жизни всё, не быть привязанными ни к чему и ни к кому… Кроме самих себя… Договор клятвенно скрепили алкоголем.
К тому моменту, когда прибыла девушка по вызову, первый уже уснул. Второй всё это время пил. Девушка, оказавшись в квартире, и увидев, что молодой человек не один, предложила секс втроём за умеренную доплату. Второму было всё равно. Втроём, так втроём, отчего не разделить очередное тело с другом. Растолкали первого друга… Тому со сна и в пьяном угаре тоже это предложение странным и необычным не показалось. Очнулся он тогда, когда почувствовал на себе мужские руки, ощутил как его тела касается мужской половой орган…
С той ночи друга он не видел.
Каждый остался сам с собой.
Уйти, чтобы остаться
«Все разочарования – безделица –
по сравнению с разочарованием в себе».
М. Эбнер-Эшенбах
Она смотрела на него, испытывая жалость и отвращение одновременно. Их, – жалости и отвращения, – было поровну. Для неё казалось странным такое пропорциональное соотношение, очень странным и очень непривычным. Обычно эмоции кипели и бурлили, овладевали ею полностью – зашкаливали. И всегда на фоне этой гаммы чувств, аккордом, трезвучием, без разницы как назвать, иногда диссонируя, ярко выделялась одна эмоция. И она с удовольствием, с ощущением себя опытным серфингистом всегда «ловила волну». Всегда, в любой ситуации.
«Погружение в жизнь» всегда было полным. Она не признавала полутона. Знала, что есть много оттенков, расцветок, но у себя лично в чувствах, в эмоциях ценила именно это буйство сочных красок, как в мажорном, так и минорном сопровождении. Музыка всегда жила в ней. Нет, она не музыкант, ни по призванию, ни по профессии. Ни один музыкальный инструмент толком не освоила, по-честному, и не старалась. Пела, по мнению других – красиво, душевно, а в собственной оценке – гнусавым голосом и не в такт. Но музыка всегда жила в ней, звучала… А теперь…
Она смотрела на него и не испытывала к нему ничего, кроме жалости и отвращения. На фоне полной тишины. Музыка исчезла.
Звенящая тишина.
Жалость.
Отвращение.
Пустота.
Всматривалась в него, прислушивалась к себе, – ничего! Подошла к зеркалу… Всмотрелась в собственное отражение… Приблизилась к зеркалу вплотную, очень пристально вгляделась в свои глаза.. Ничего! Пусто!
Испугалась.
Не знала, что такое действительно бывает. На самом деле есть.
Не верила тем, кто рассказывал, что испытал это.
Мысли допустить не могла, что с ней такое случится!
«Как жить теперь», – вихрем пронеслось в голове, – «с пустым нутром и пустыми глазами? А-а-а, поплакать надо, как там мне кто-то рассказывал… Нет слёз, да и чего плакать-то… Разозлись тогда!!!! (попробовала приказать сама себе) Не могу, смысл?!»
Пошла на кухню.
Включила чайник.
Насыпала в чашку свои любимые травы, добавила заварку покрепче, залила кипятком…
Опустошённая внутри, на физическом уровне начала ощущать, как «каменеет», «застывает». Автоматически удивилась, что приятный аромат и горьковато-пряный вкус любимого напитка не вызывает тоже ничего. Маленькими глоточками отпивала кипяточный чай и заставляла себя чувствовать. Хоть что-нибудь! Безуспешно! Мало того, что музыка исчезла, краски тоже растворились. «Позвонить девчонкам что ли, пожаловаться им, сходим с ними куда, напьемся, может? То – то они обрадуются! Не, конечно, типа жалко меня, но, блин, наконец – то и у тебя всё, как у людей скажут. Вот, говорили тебе…» Никому звонить не стала. Напиваться передумала. Так же автоматически допила чай, помыла и поставила на место кружку.
Снова зашла в спальню. Он – её счастье, её половинка, – спал и ничего не подозревал. Спал, потому что пришёл на рассвете (ничего необычного, сколько таких случаев уже было!). Пришёл уже даже и не пьяный. Тихонько проскользнул в кровать, обнял её и привычно шепнул: «прости дорогая люблю тебя не ругайся снова с мужиками засиделся прости». И сразу заснул. Она также привычно убрала его руку с себя, встала, укрыла его одеялом и перешла досыпать в другую комнату…
Доспать не получилось.
Пустота и тишина не дали.
Она поняла!
Сразу стало легко и спокойно. Тишина исчезла. Утро было очень солнечным и тёплым. Всё вокруг было озарено светом.
«Только не просыпайся, пожалуйста, не открывай глаза, иначе всё останется как есть, а этого нельзя допустить!»
Он не проснулся. Она улыбнулась. Так должно было быть.
Услышала перезвон колокольчиков, слабый, едва различимый, но он слышался. Похвалила сама себя за то, что так недолго побыла этим страшным серым пятном, поблагодарила жизнь и его, своего любимого, за то, что с ней это всё произошло, и, собрав крайне необходимые вещи… ушла.
Ушла, чтобы не привыкнуть к пустоте внутри себя, к своим пустым глазам, Ушла, чтобы не научиться жить автоматически, без чувств и эмоций, ушла, чтобы не стать одной из многих.
