Екатерина Иртегова
Проект Сократ
Глава 8
Рус осторожно выглянул из-за песчаного гребня. Солнце светило в глаза, пришлось сощурить глаза, но это неудобство только на руку. Если бы оно пекло в макушку, то сейчас предательская тень поползла вниз по бархану, прямо к ногам этих вонючих убийц.
Про вонь – это отнюдь не фигура речи. Рус специально сделал крюк, чтобы зайти с подветренной стороны. Опасался, что бандиты учуют его запах. Зря беспокоился. От самих всадников, укутанных в войлочные халаты, разило потом, чесноком и прокисшей похлебкой, а от низкорослых косматых лошадей несло прогорклым маслом.
– Похоже, эти дикари смазали конские гривы и хвосты курдючным жиром, – шепнул он, почти коснувшись губами уха своей навязчивой спутницы. – Зачем? Какой-то магический ритуал?
– Обычный бальзам от конских вшей и прочих паразитов, – Дар зажала нос пальцами и старалась дышать ртом. – Боже, какой смрад. А еще эти верблюды воняют так, будто их год не мыли.
– Может и дольше не мыли. Чем тут мыть? А ты привыкай, это тебе не книги научные в библиотеке перелистывать. Здесь история пахнет не типографской краской, а навозом и запекшейся кровью.
Рус внимательно оглядел верблюдов. Шесть двугорбых гигантов сбились в кучу у разорванного в клочья шатра, в котором караванщики надеялись переждать полуденную жару. «Кораблей пустыни» сейчас возьмут на абордаж, распотрошат тюки с товарами и украдут все самое ценное. А может, угонят с собой – все-таки животные денег стоят, и немалых. Помешать бандитам караванщики уже не смогут – четыре трупа с перерезанными глотками лежали чуть поодаль.
– Кажется, один шевелится, – Рус привстал на одно колено. – Да, точно, еще живой. Надо помочь.
– Ты что, совсем сбрендил? – зашипела Дар. – Там десять всадников, с саблями и копьями. И это не просто хулиганы в подворотне, это воины племени хунну, которые держали в страхе весь Китай. Именно для защиты от них китайцы построили свою Великую стену. Точнее, еще построят, – поправилась она, – лет через двести. Короче, эти хунну – головорезы, каких поискать. Тебе с ними не тягаться.
– И что, пусть раненный помирает? Предлагаешь бросить его истекать кровью? – нахмурил брови Рус.
Дар сглотнула комок, застрявший вдруг в горле.
– Он все равно обречен, даже кольцо Вика не затянет эту жуткую рану на шее…
– Не узнаем, пока не попробуем, – Рус подбросил на ладони перстень. – Пусти!
– Нет, – девушка повисла у него на плечах и торопливо зашептала. – Нельзя, ну ты пойми, дубина безмозглая, нельзя его спасать. Я понимаю, что у тебя инстинкт – защищать невинных, и я рада этому, слышишь? Очень рада, что ты не бессердечный робот и что есть в тебе что-то человеческое, но нельзя, Рус. Нельзя. Пойми ты, этот купец умер за четыреста лет до рождества Христова, и это уже случилось там, в нашем прошлом. То, что мы здесь – это нонсенс, и если ты его спасешь, вылечишь и дашь прожить хотя бы лишний час, то будущее изменится. Нас же как раз об этом предупреждали на инструктаже. Нельзя, Рус. Нельзя, хороший мой. Нельзя. Нельзя…
Она уговаривала и гладила его по щеке, чувствуя, как желваки играют на скулах и как напряжена его шея.
– И с кочевниками этими нужно быть очень осторожными, понимаешь? Вот свернешь ты кому-то из них шею, а вдруг он, – кто знает?! – окажется предком Чингисхана. Ты сейчас его пристукнешь ради спасения никому неизвестного караванщика, и бац – история потекла по другому руслу. А что, если ты из-за этого не родишься? Или я? Или мы оба?
– Что-то за Вика ты не переживаешь, – Рус разжал кулаки и повел плечами, стряхивая вцепившуюся в него девушку. – Расслабься, некого уже спасать. Умер купец. Но разогнать гоп-компанию все-таки придется. Нельзя, чтобы эти твои хуны увели верблюдов. Сейчас это единственный способ увезти нашего товарища из пустыни. Не выдержит Вик перелет, а сидеть и ждать, пока он очухается – глупо. Поэтому сейчас реквизируем транспорт, – он кивнул на вьючных животных, – и двинемся на запад. Здесь явно где-то проходит караванный путь, вот по нему и поедем.
– Но как ты справишься с воинами, упрямый баран? – Дар скрипнула зубами, пытаясь сдержать ярость. – У них сабли, копья и, вон, арканы к седлам привязаны. Ты, хоть и в натуре Рембо, но один, а их десять.
– Я, может, не слишком хорошо знаю историю, – уж точно хуже тебя, – но лет триста назад… – Рус замялся на мгновение. – В смысле, через две тысячи лет от сейчас… Как же сложно следить за хронологией! Запутался совсем… Не важно! Есть моменты от времени не зависящие, – он решительно встал и отряхнул песок. – Полководец Суворов учил: «Воюют не числом, а умением».
– Так они умелые. – поникла головой Дар.
– Вот сейчас и посмотрим.
Широкими шагами, утопая по щиколотку в медленно струящемся песке, Рус спустился с бархана. Хунну заметили его сразу и в первый момент замерли – шутка ли, прямо из земли вырос великан с серебряной кожей, ослепительно сияющей в лучах солнца. Воины перекинулись гортанными фразами, покрепче сжали оружие и, построившись полукругом, пустили коней легким аллюром. Боевой клич – смесь волчьего воя и тигриного рыка, – вырвался из хриплых глоток. Низкорослые лошадки всхрапывали и пригибали головы, словно желая боднуть дерзкого наглеца, посмевшего встать на пути. Да еще так вальяжно!
Дар вытерла со лба пот, выступивший то ли от жары, то ли от нервов. Что он творит?! У нее ноги отнялись от ужаса, а этот…
Рус держался даже слишком расслабленно, вместо боевой стойки – изящная поза экскурсовода в музее, который вежливо указывает рукой на банду безжалостных убийц и произносит, обращаясь к невидимым зрителям: «Обратите внимание, эти кони скачут довольно медленно, поскольку копыта вязнут в песке, но не пройдет и минуты, как они приблизятся на расстояние удара и начнется самое интересное».
Зрители?
Точно!
Дар спохватилась и повернула изумруд в своем перстне влево, до щелчка, чтобы включить режим записи видео. Плавно нажала на камень и подняла средний палец повыше, чтобы зафиксировать историческую хронику во всех подробностях.
Всадники приближались, окружая Руса, еще немного – и истыкают копьями или нашинкуют, как кочан капусты. Дар зажмурилась от страха, но тут же заставила себя распахнуть глаза. Смотри. Он же не боится? Вот и ты не бойся. Наверняка, у Руса есть какой-то план. Но и у кочевников тоже есть своя стратегия. Замыкают кольцо, чтобы напасть сразу со всех сторон.
Стоп! Кольцо. У Руса тоже есть перстень. С рубином. Наверняка в нем спрятан лазерный луч или еще какая смертоубийственная штука. Но ведь их нельзя убивать. Чингисхан ведь, и вообще. Будущее под угрозой.
– Не стреляй! – заорала Дар, поднимаясь в полный рост. – Нельзя их убивать, помнишь?
Хунну повернули головы на крик и захрюкали – во всяком случае так показалось в моменте. Трое всадников натянули поводья, поворачивая коней, и понеслись в ее сторону.
Этого только не хватало!
Дар завизжала и бросилась бежать, но уже на втором шаге левая нога подвернулась. Девушка рухнула, как подкошенная, и покатилась вниз по склону бархана. Вскочила, отплевываясь, – песок забился в рот и в ноздри, – и тут же снова упала. Скрючилась от резкой боли в животе, все нутро будто раскаленными спицами пронзили. Что это? Неужели в нее попала стрела? Но у хунну не было луков, откуда же тогда…
Додумать эту мысль она не успела. Голова взорвалась изнутри тысячами петард. Казалось, мозг разрывает на мельчайшие атомы и каждый, по отдельности, болит, как нарывающий зуб. Представьте, что у вас миллион зубов и все горят огнем, дергают и пульсируют, рассыпаются на части, оголяя нервы, от чего боль только усиливается. И этот кошмар продолжается целую вечность. Сколько – Дар так и не поняла. Она каталась по песку, пытаясь закопать в него больную голову, как страус.
О преследователях не думала. Судьба Руса также ушла куда-то на периферию сознания, в тот крохотных оазис, который еще не затопило море мигрени. Дар хотелось умереть, чтобы эта адская боль прекратилась. Но спустя целую вечность, – или секунду?! – обрушилась невидимая стена. На грудь будто упали тяжелые валуны, выбивая из легких остатки воздуха. Дар попыталась вдохнуть, но жуткий спазм сдавил гортань. Закричать тоже не получалось. Она разевала рот, как рыба, выброшенная на берег, и царапала горло, но тщетно – воздуха не осталось во всей вселенной. В глазах потемнело, а гул в ушах превратился в странный шепот. Дар не понимала, что за слова звучат в ее голове, но их сочетание вызывало животный страх и желание немедленно сбежать. Не важно куда, лишь бы подальше отсюда. Сбежать и никогда не возвращаться.
Прочь из этой проклятой пустыни!
Попыталась подняться или хотя бы встать на четвереньки, но ничего не получилось. Тогда она поползла, утопая ладонями в колючем песке. Дар не понимала, удаляется от преследователей или, наоборот, сама идет к ним в лапы. Чернота в глазах вспыхнула красным. Кто-то схватил ее за шиворот и потянул вверх.
– Не-е-е-е-ет! – ее вопль улетел в небеса, как испуганная птица.
Ничего себе…
Она снова может кричать.
И дышать тоже.
Дар шумно втянула воздух и закашлялась. Тьма перед глазами рассеялась, неуловимый шепот в ушах сменился раскатами грома.
– Дар! Дар, ты слышишь меня? Дар, успокойся. Все кончилось. Слышишь? Все уже позади. Дар! Дар!!!
– Что… Что случилось? – она не узнала свой голос.
– Очнулась? Дивно, – Рус поддерживал ее за талию, не позволяя своим пальцам сползти вниз даже на сантиметр. – Не думал, что тебя так зацепит.
– Чем зацепит?
Дар огляделась. Вокруг не было никого, кроме Руса и верблюдов. Воины хунну исчезли, будто по мановению волшебной палочки.
– Страховолнами. Корпорация давно экспериментировала с разного рода излучением. Это, конкретное, воздействует на нервную систему. – Рус помахал рукой и солнечные лучи, пройдя через рубин, расцветили песок алыми сполохами. – Грубо говоря, бьет по болевым точкам и одновременно выпускает из подсознания все потаенные страхи. Дьявольская смесь. Гаврилов твой постарался на славу. Кочевники умчались, сверкая пятками. Оружие побросали. – Он подбросил кривую саблю носком сапога, ловко поймал и несколько раз взмахнул над головой девушки, со свистом рассекая воздух. – Отличный клинок, в походе пригодится.
– Твари…
Дар сплюнула вязкую слюну и сбросила его руку с талии, но тут же покачнулась и стала заваливаться назад. Рус снова поддержал ее, на этот раз – за плечи.
– Прости, что тебе тоже пришлось испытать это.
– Ты даже не представляешь, как погано мне было, – Дар сделал пару шагов и скривилась от боли, вспыхнувшей в затылке.
– Представляю. – улыбнулся он одним уголком рта. – От страховолн нет защиты. Но хватит уже лясы точить. Надо двигаться, нам еще верблюдов ловить, их, наверное, тоже накрыло.
Против ожидания, двугорбые никуда не разбрелись, но дрожали и шарахались от незнакомых людей. Рус поймал одного за длинный повод, но верблюд с легкостью вырвался.
– Да. Такую громадину даже тебе не удержать. – С нескрываемым злорадством произнесла Дар.
– Это правда. Но я знаю, как им понравиться.
Рус склонился над телом бородатого караванщика и начал снимать с него долгополый халат.
– Ты… Ты раздеваешь мертвеца? – опешила девушка. – Это просто омерзительно!
– Им одежда уже не понадобится, – пожал плечами Рус, – а нам пригодится. Верблюды почуют знакомый запах и станут посговорчивее. И потом, ты сама говорила, что греческая одежда здесь не к месту. А в этой нас примут за местных и не будут задавать лишних вопросов, – он бросил на песок шаровары и рубаху. – Надевай!
Дар шарахнулась от него, как давешний верблюд.
– Ты совсем охренел?! Хочешь, чтобы я… Фу-у-у! Да эти шмотки пропитаны потом чужого мужика, грязного и… – она с трудом сдержала рвотный позыв. – Я даже думать не хочу, какую заразу можно подцепить…
– Брось! Я же не предлагаю тебе раздеваться догола. Надевай поверх костюма, как я, – Рус натягивал хлопковые штаны, снятые со второго трупа. – Блин, они мне жмут…
Он прошелся туда-сюда и вздохнул.
– Ладно, потерплю.
– Слушай, а может вы с Виком поедете на верблюдах во всем этом гардеробе, а я полечу следом на реактивном ранце? – встрепенулась Дар, ухватившая спасительную мысль. – Так же лучше!
– Шикарно будешь смотреться, как воздушный шарик на веревке.
– На какой веревке?
– Ну как – какой? Поводок с петлей-удавкой, чтобы не сбежала. – без тени улыбки сказал Рус.
– Дурак! – обиженно фыркнула Дар.
– Дурак был, когда доверял и думал, что мы – одна команда, – Рус накрутил на голову чалму, но та тут же сползла ему на плечи грязно-серой змеей. – Знаешь, у меня принцип: верить людям до тех пор, пока не обманут. А потом – не верить… Давай, давай, одевайся! Не тяни время!
– Время, – с ненавистью повторила Дар. – Черт бы его побрал.
Она подняла рубаху, понюхала рукав, расшитый тесьмой с причудливым орнаментом, брезгливо поморщилась, и зажмурившись, нырнула головой в широкий ворот, как в ледяную прорубь.
– Вот и молодец! – Рус снова попытался накрутить на голове чалму, но с тем же результатом. – Да как они это носят?!
– Смотри и учись, бестолочь!
Дар забрала у него длинный лоскут ткани, сложила пополам и набросила на свою голову. Потом стянула кольцо из витого черного шнура, стягивающее жерди разодранного шатра.
– Этим кольцом сверху фиксируешь, и все дела.
– Да? Так просто? Ладно. Одевайся, нам еще горбатых ловить.
На этот раз верблюд послушно подошел и безропотно опустился на колени. Рус поскреб свалявшуюся шерсть на его загривке и обернулся к девушке.
– Этот, вроде, смирный. Залезай. Поехали Вика забирать.
– Рус, а как же…
– Что?
– Как же они, – Дар кивнула головой на полураздетые тела караванщиков. – Нельзя же их вот так бросить.
– Какие будут предложения?
– Ну не знаю… Наверное, похоронить надо.
Рус всмотрелся в далекий горизонт, где бирюзовое небо скатывалось на раскаленный песок, и мысленно сосчитал да тридцати.
– Ты когда-нибудь копала могилы в песке? – задумчиво проговорил он. – Без лопаты?
– Я вообще ни разу не копала… Да при чем тут это?! – вспыхнула Дар. – Я к тому, что… Надо же как-то по-человечески. Давай их хоть песочком присыплем?
Рус зачерпнул горсть песка, подбросил и поймал тыльной стороной ладони.
– Поможешь?
– Ты что, я к покойнику близко не подойду, – Дар побледнела и попятилась. – Я их боюсь.
– Странная ты. Живых бояться надо, – Рус заглянул в тюк, навьюченный на спину верблюда. – Здесь только шелк. Посмотри у остальных в багаже, может найдется что-нибудь подходящее?
– Нашла! – Дар достала большое медное блюдо с чеканкой по краю.
– Издеваешься?
– Прости, – девушка развела руками, – тут правда ничего более подходящего нет.
– Ладно, – Рус вздохнул и согнул из блюда некое подобие совка. – По-человечески, так по-человечески.
Глава 9
Дар уже давно перестала морщиться от верблюжьего запаха. Нет, она не привыкла и не принюхалась, от дикой вони и духоты все так же подташнивало, но – мама дорогая! – за первые пару суток между этими чертовыми горбами Дар натерла себе все те части тела, о которых в приличном обществе принято говорить шепотом, а то и беззвучно, одними губами. И теперь морщилась каждый раз, меняя позу в поисках хоть какого-нибудь комфорта.
Мерседес – так она назвала своего верблюда, – неспешно вышагивал на запад. Рус сказал, что горбатым можно доверять: у них отменное чутье и что-то вроде встроенного навигатора в голове, а потому дорогу они найдут самостоятельно. Так и вышло. В первую же ночь им встретился огромный караван, под сотню верблюдов. Их небольшая группа пристроилась в хвост движущейся колонны. Замыкающий смерил их подозрительным взглядом, но потом равнодушно кивнул и снова уставился на звезды.
Дар понимала его настроение: в этой глухомани звезды были единственным развлечением. Большие, как тарелка, и белоснежные, словно снежные шапки далеких гор. Они складывались в самые причудливые созвездия, на какие только хватало фантазии. Первыми астрономами были не ученые, а простые пастухи или погонщики верблюдов, которые от нечего делать глазели в ночное небо. Именно они научились различать крылья небесных лебедей, плавники рыб и копыта козерогов…
Счет дням потерялся в истертом ржавом песке, то безразличном и недвижимом, то нервно клубящемся и взлетающим вверх, чтобы забиться в рот и в ноздри и лишить людей последнего глотка раскаленного воздуха. Приходилось закрывать лицо пропотевшей тканью, но это было только на руку: меньше шансов, что в ней распознают женщину.
Поначалу Дар еще восхищал восход розового солнца над свинцово-синими барханами и золотой шар, закатывающийся в пески многослойных оттенков желтого. Разглядывала шаровары, сандалии и ободки у караванщиков. Прислушивалась к разговорам, оценивала манеры и некстати задавалась вопросами: а если бы в эти времена проводили тест на IQ, то какой результат был бы у этих парней?
«Вряд ли они умеют читать и писать, да и считают на пальцах. А еще они постоянно жуют эту проклятую дрянь, от которой впадают в транс. Наверное, так легче переносить тяготы пути, всю эту одуряющую жару днем и резкие похолодания ночью. Но ведь эта жвачка их явно отупляет».
Дар вздрогнула, вспомнив, как в первое же утро в караване к ним подъехал юный погонщик и, улыбаясь во весь свой щербатый рот, протянул на раскрытой ладони несколько липких комочков бурого цвета.
– Мой отец, вожак этого каравана, желает вам легкой дороги до Мараканда и тяжелых кошельков на обратном пути. – нараспев произнес он, отвесив полупоклон. – И в знак дружбы посылает вам самый лучший чар, какой только можно отыскать к северу от царства Каши.
Рус подозрительно оглядел подношение.
– Дар, что это за ерунда такая? – спросил он негромко по-русски. – Опасно принимать в дар от незнакомцев не пойми что, особенно если это выглядит, как…
– Это едят? – с любопытством подхватил Вик. – Малец что-то говорил про кашу. Надеюсь, не овсянка, а то у меня с детства…
– Заткнитесь оба, – прошипела Дар и, повернувшись к юноше, добавила дружелюбия в голос. – Пусть удача сопутствует этому каравану, а щедрость вашего отца да воздастся сторицей!
Она пожала протянутую руку и бурые комочки прилепились уже к ее ладони.
– Да будет так, – молодой погонщик развернул своего верблюда и ускакал.
– Что это за чары? Добрые? Злые? – Рус сковырнул один из комочков с ее ладони и осторожно понюхал. – Сладкий аромат, что-то неуловимо знакомое.
– Дай и мне тоже понюхать. – Вик вцепился в запястье Дар, подтащил к своему лицу и вдруг слизнул сразу два бурых комочка. – Офигеть, это жевательная резинка. Вот почему говорят: «Мир, дружба, жвачка», да? Еще с этих времен обычай?
Рус схватил его за шкирку.
– Совсем дурак? А вдруг отрава? Выплюнь!
– Это не отрава, – Дар вытерла оставшиеся на руке комочки о грязные кудряшки на горбу верблюда. – Это хуже. Какой-то древний наркотик, который одурманивает и вводит в полусонное состояние, чтобы легче было переносить тяжести пути. Царство Каши – это на севере Индии, – славилось подобными зельями.
– Выплюнь! – повторил приказ Рус.
– Да что вы такие скучные? – язык у Вика уже чуть-чуть заплетался. – Я вот сейчас совсем не против одурманиться.
– Тебе нельзя, у тебя организм ослаблен, – помотала головой Дар. – Ты же только вчера был при смерти!
– Ну да, а сегодня живой. Я вчера с того света вернулся, и мы это даже не отметили. Потому что бухла не было. Ну так, может, хоть по чарочке пожуем? А? Вот, как я придумал прикольно: чарочка… Хорошо, а? Ну хорошо же? Эх, сейчас бы водочки… Да пусти меня, что ты держишь?
Вик попытался вывернуться из захвата Руса, а когда ничего не вышло, усмехнулся.
– Нет, конечно, нет. Ты же всем кайф обламываешь. Дар не пустил смотреть на историческую хрень, меня на трезвяке держишь. А ты кто такой вообще? Что ты о себе возомнил? Командир, блин! Меня, может, тоже сюда не просто так заслали, а с секретным заданием, а ты ко мне относишься без капли уважения. Пусти, с-сука!
– Забористое зелье, – Рус разжал кулак. – Быстро его развезло. От стадии «хорошо-то как» до стадии «ты меня уважаешь» – меньше, чем за минуту. Я такое точно жевать не буду.
– Это потому, что ты слаба-ак. А я – о!
Вик согнул руки в локтях, демонстрируя бицепсы, кстати, довольно впечатляющие для офисного работника. От резкого движения его повело в сторону, а тут еще верблюд, как назло, споткнулся. Вик вцепился в тюк с товарами и, зависнув на мгновение, рухнул вниз, продолжая заливисто хохотать. Следом посыпались чеканные кувшины, чаши и блюдца. Грохота никто не услышал, ведь вся эта посуда раскатилась по песку, вот на мраморном полу – да, было бы очень громко. Последним из тюка выкатился казан для плова и попал прямиком в солнечное сплетение. Вик закашлялся и выплюнул жвачку.
– Наркотики – зло! – подытожил Рус, спрыгивая со своего верблюда. – Вставайте, ваше величество. Так достаточно уважительно?
– Поговори у меня! Вернемся домой я вас всех продам и куплю, а потом еще раз продам, но уже дороже, – буровил Вик, барахтаясь в песке, как упавший на спину жук.
– Да уж, надо держаться подальше от Царства Каши, – Дар тоже спешилась и, подхватив волочащиеся по песку поводья, заставила лечь норовистого верблюда, на котором ездил Вик. – Но кто бы мог подумать, не врет пословица. Что у трезвого на уме, то в таком вот состоянии на язык и лезет.
– Дарочка, ты даже слаще, чем чарочка, – осклабился Вик. – У тебя такой красивый рот, а ты им говоришь. Зачем? Лучше бы…
– Завязывайте, ваше величество, – Рус встряхнул хмельного товарища и усадил на верблюда. – Дар, найди какую-нибудь веревку, чтобы привязать этого неваляшку, и заодно собери посуду.
– А танец живота тебе не сплясать? – вспыхнула девушка.
– Танец живота сплясать мне, – Вик согнулся пополам от нового приступа хохота.
Дар проигнорировала его замечание. Она сверлила глазами Руса.
– Серьезно, когда ты уже научишься нормально с людьми разговаривать? Ну можно же сказать «пожалуйста», или что, от элементарной вежливости твой авторитет командира пополам переломится? Неужели у тебя такой хлипкий авторитет?!
– Дар, вот совсем не ко времени сейчас эти разборки. – отчеканил Рус. – Веревку найди. Пожалуйста.
– Когда ты таким тоном говоришь, это еще хуже! – от гнева у нее запылали щеки. – Сам ищи веревку, а как найдешь – удавись.
Зрачки Руса сузились, но он промолчал. Развязал кушак, который поддерживал полы халата Вика, пропустил его под полосатым ковриком на спине верблюда, и сноровисто связал дебошира. Твердой походкой вернулся к своему скакуну и поехал вслед за уходящим караваном, даже не оглянувшись.
Вик захихикал, на этот раз почти беззвучно.
Дар вздохнула, и пошла собирать кувшины и чаши. Взглянула на свое отражение в отполированном до зеркального блеска подносе, поправила выбившийся из-под платка локон, который прилип к потному лбу.
– Эй, вы чего отстали? У вас тут все хорошо? – юный погонщик вернулся, с любопытством глядя на связанного Вика.
– Все по кайфу, братуха! – откликнулся тот. – Может, споем что-нибудь веселое, а? Тра-та-та, тра-та-та, мы везем с собой скота…
– Дать бы тебе этим подносом по башке, да у тебя сейчас и так мозги набекрень. – прошептала Дар, завязывая тюк. – Поехали, надо догонять караван!
В последующие дни она почти не разговаривала с Русом, да и с Виком тоже – он увлеченно общался с погонщиками верблюдов, потому что у них был не только чар, но и бурдюк с каким-то веселящим пойлом, а еще караванщики любили сплетничать. Дар убедилась, что этот хитрожоп с кем угодно найдет общий язык, не зря же его считают лучшим переговорщиком Корпорации. Вынужденное одиночество ее не сильно тяготило, а вот отсутствие ванны или хотя бы душа, пусть даже обычной лейки, как на даче у бабушки, напрягало до невозможности.
Солнце лениво всплывало по ясному голому небу, заставляя капли пота на лбу увеличиваться в размерах. Спина зудела так, словно ее обильно намазали мазью Мухоползун. Чтобы отвлечься от неприятных ощущений она и размышляла об уровне интеллекта жителей древнего мира.
«Интересно, какой бы тест помог выявить уровень их развития на данный момент? Да и вообще… Если бы каждые сто лет в истории оценивали уровень IQ, к чему это могло бы привести? Открыло бы какие-то новые грани для развития цивилизации или увело бы в дебри? А с другой стороны, какой тест дать погонщику верблюдов? Творческий? Лингвистический? О, социальный – огонь! Выяснить наивысшую способность караванщика торговаться на рынке. Кто хитрее и смекалистее…»
Верблюд, бредущий впереди, поднял хвост и навалил кучу прямо на ходу.
«А вот и ответ, – кривая ухмылка отпечаталась в мыслях, как след от сверкнувшей молнии на грозовом небе. – Я бы, наверняка, обошла любого здесь и на многие тысячи километров вокруг по любому из тестов. А толку с этого – ноль, если замерзну первой же ночью, так и не справившись с разведением костра на верблюжьей какашке. Вот и ценности в моменте».
Зуд разрастался по шее все сильнее, расползаясь по корням волос, залезая в мокрые подмышки. Между пальцами на ногах кто-то беспрерывно тер пемзой.
«Какой бред в голову лезет… Помыться бы. Ух, как же хочется помыться! Сейчас бы в море окунуться, или в озеро! Черт, да я была бы рада и той вечной луже у подъезда, в моем дворе. Кинулась бы сейчас к ней, радуясь, как лучшей подруге!»
Время тянулось медленно, как последние капли густого меда из перевернутой банки. Очередной день неуклонно терял свою энергию и равнодушно, вместе с медом, стекал вниз, к предсказуемому горизонту. Верблюды вяло переставляли лапы. Первая вторая, третья, четвертая. Первая вторая, третья, четвертая. Первая, вторая… Дар уже не могла смотреть на этот песок – здесь, там и везде, – поэтому закрыла глаза. И затаилась. Каждое лишнее движение вызывало острую скрипучую боль. Поэтому она просто считала шаги верблюдов.
«Корабли пустыни. Что за бред. Я с ними восьмой день. Или пятый. Какой мы с ними день, Дарья Игоревна? О, как я, сама себя, да по имени-отчеству. Уважение превыше всего. Еще и про «пожалуйста» не забудем, да? Пожалуйста, госпожа профессор, продолжайте бредить…»
Верблюды продолжали вяло волочить ноги. Первая, вторая, четвертая, шестая.
«Корабли пустыни – ну нет. Они вообще не похожи на плавающие конструкции. Даже удивительно, что это сравнение задержалось на века. Они, скорее, похожи, на, на – вот крутится прям на кого…»
Первая, вторая, четвертая, седьмая, девятая…
«Бог мой! Сколько у них лап-то! Так-так. Паук? Нет, вроде. Хотя тоже он – многоножка. Ножка, ножка. Точно! Да точно же – сороконожка! Пустынная сороконожка!»
Дар чуть накренилась, вздрогнула и приоткрыла глаза, пытаясь понять – где она?
«Пустынная сороконожка. Хм. Мне, может, надо было стать писательницей? И описывать то, что появляется у меня в голове. И я была бы кем – первоисточником! Круто ведь. А я стала кем? Библиотечной серой мышью».
Первая, вторая, десятая, сорок вторая.
«Так сколько же ног у верблюдов? Уму непостижимо! Ох, и зверюги… Но все лучше, чем библиотечная серая мышь, которая не один и не два года изучала то, что написали древние дядьки, и изредка – тетки. Фу, слово жуткое какое. У тетек, – или теток? – как их ни назови, все сплошь бытовые картины: или они на рынке рыбой торгуют или в комиссионке продают поношенные юбки. А дядьки, – нормально звучит, уважительно, – эти все больше о духовном мире, о философии, о первопричинах всего сущего. Кому рыба и юбки, а кому бытие и сознание. У каждого свои игрушки».
Первая, десятая, семьдесят восьмая.
«О, я отвлеклась. Даже внутри, когда сама с собой – не могу без шажочков в сторону. Ну да бог с ним. Писатели, библиотеки, какая-то мысль была. А, так что же это получается? Если писатель пишет детектив или любовный роман – он первоисточник, чистый и свежий, как родник. А книги по истории, они ведь даже не через вторые руки, не через третьи руки – это прям какая-то конвейерная комиссионка получается. И я всю жизнь изучала то, что сотни и тысячи людей передавали друг другу из уст в уста, из ушей в уши, как в детской игре «Испорченный телефон?» Стоп. Так себя и в угол загнать можно. А как же еще я могла изучать историю, если не из пятисотых рук? Без машины времени – только так. Но, получается, факты могли быть искажены уже начиная со второго человека в этой цепочке. Или даже с первого. Специально, или в угоду кому-то. Или потому, что кто-то что-то не так понял. Вот сказал погонщик – «легкой дороги до Мараканда». Это он Самарканд так назвал. А я ведь читала кучу монографий по истории Древнего Востока и там все светила науки, опираясь на надежные и достоверные источники, утверждали, что это название появилось уже после завоеваний Александра Македонского. А выходит, за сто лет до этого город уже вовсю так называли. И чему теперь верить?»
– Ничему… Никому нельзя верить, – услышала Дар шепот, пробивающийся сквозь легкую дремоту. Свой собственный шепот.
И, конечно, согласившись с собой, она провалилась в глубокий и размеренный сон.
С неба летело что-то мелкое и щекотное. И, видимо, летело уже не первую минуту. Оно бы и ладно, но это «что-то» так и норовило попасть в лицо. Очередное попадание вызвало не только щекотку, но и затяжное чихание. А чихать много раз, и при этом не проснуться – мало у кого получилось бы.
Дар выпрямила спину и потрясла головой, вызвав тем самым новый приступ зуда. Правая ладонь хлопнула по шее. Может, если вызвать на коже жжение от удара – это будет не так навязчиво по ощущениям? Белая разлохмаченная вата продолжала сыпаться с неба.
«Может, где-то в далеком кишлаке разъяренный осел растрепал все подушки? Теперь, пока все перья на землю не осядут, так и будут летать… О, а это похоже на начало какой-нибудь старинной легенды. Когда-то, давным-давно, жил в кишлаке самый злой осел в мире. И был у него хозяин, который его сдерживал волшебным ошейником… Стоп. Отвлеклась. Но эта вата – реально нереальна. А может, это крошатся звезды? Как песочное печенье. Иссушились от палящего солнца, да и стали растрепываться по краям».
Хлопья все усиливались и, падая за шиворот – ой, как приятно, – холодили кожу. Дар вытянула руку и сверху на нее моментально осели белые мушки.
– Снег? – Дар не поверила своим глазам.
Угольно-черное небо все сплошь было покрыто белыми горошинами. Их становилось все больше и больше.
Дар, чихнув еще раз, проснулась окончательно. В пустыне идет снег. Ничего себе! Может, где-то поблизости есть гора, на которой свистят раки?
Караванщики спешились и забегали, что-то нервно выкрикивая друг другу. Они хватали верблюдов за поводья, накрывали какой-то темной попоной почти до самых глаз, и куда-то вели.
– Быстрей! Быстрей! – шумели они. – Иначе завтра все погрязнем в песчаном болоте!
