Станислав Николаевич Минин
Камень
– Здравия желаю, ваше высокопревосходительство! Сейчас я доложу Петру Александровичу о вашем прибытии. – Он вышел из-за стола, открыл дверь кабинета своего начальника и исчез внутри, не забыв плотно прикрыть ее за собой.
Не было помощника около минуты. Когда же дверь открылась вновь, офицер смотрел только на главу рода:
– Ваше высокопревосходительство!..
– Пока ждите здесь, – сказал дед нам с Прохором, а сам зашел в кабинет.
***
– Здравствуй, Миша! – Нарышкин вышел из-за своего огромного стола и направился навстречу Пожарскому.
Они обнялись, и хозяин кабинета указал в угол, где стояли два кресла и журнальный столик.
– Что-то будешь? Чай, кофе, что-нибудь покрепче? – спросил Нарышкин.
– Нет, Петя, спасибо, – мотнул головой Пожарский. – Держи. – Он достал из кармана флешку и положил ее на журнальный столик.
– И как тебе?.. – Нарышкин взял флешку и в свою очередь убрал в свой карман.
– Я, конечно, знал все подробности от Лешки и Ваньки Орлова, но увидеть своими глазами, хоть и в записи… Впечатляет!
– Вот и я проникся! – улыбнулся Нарышкин. – Да еще потом рапорт подробный Ваньки прочитал, где он в восторженных выражениях отзывается о курсанте Пожарском и в подробностях описывает все свои промахи в работе с ним. Смолова с Пасеком выгораживает, мотивируя это тем, что они якобы выполняли его прямые приказы. Они же в своих рапортах, как водится, выгораживают полковника, указывая, что это именно они были непосредственными командирами курсанта, вину в провокациях признают и готовы понести наказание. Но и это еще не все. – Командир корпуса сделал небольшую паузу и продолжил: – Ко мне поступила бумага за подписью всех бойцов подразделения «Волкодав» с просьбой вернуть курсанта Пожарского. Первыми стоят подписи Орлова, Смолова и Пасека. Мотивировку зачитывать надо, Миша? – Хозяин кабинета поднял вопросительно бровь.
– Понятно, что им такой боец крайне необходим в особо сложных ситуациях. Речь-то об их жизнях идет… – ответил задумчиво Пожарский.
– Вот-вот, Миша, – кивнул Нарышкин. – А ты должен догадываться, как сложно найти кандидата для этого подразделения, да потом еще и вырастить из него хорошего специалиста.
– Саныч, все я прекрасно понимаю! – отмахнулся князь. – Говори прямо, что предлагаешь?
– Отношение у твоего внука сейчас к бывшим отцам-командирам не очень, предлагаю привлечь его воспитателя, Прохора Белобородова, в качестве некого посредника или инструктора, тем более что он в курсе происходящего, да и дело его личное я полистал, которое тоже меня впечатлило… Он лучше всех остальных знает Алексея Александровича, да и с Орловым они хорошо знакомы. Как тебе, Николаич?
Князь не спешил отвечать, а задумчиво откинулся на спинку кресла.
– Какой будет статус у Белобородова? – наконец поинтересовался он.
– Все аспекты тренировок курсанта Пожарского будут согласовываться непосредственно с ним. Также он имеет право в качестве инструктора присутствовать на этих тренировках и вмешиваться в них. Когда дело дойдет до работы, сам понимаешь, Миша, его полномочия заканчиваются.
– Я согласен, Петя, – не задумываясь, кивнул князь. – Осталось только заручиться согласием самого курсанта Пожарского.
– Отлично, Миша! – заулыбался Нарышкин, поднимаясь с кресла. – Пойдем за стол сядем и внука твоего с Белобородовым пригласим.
***
Да… Как быстро эти два старика уговорили меня вернуться на службу в корпус! В ход пошло все – и лесть, и уговоры, и воззвания к моему патриотизму и долгу каждого дворянина. Главным же фактором стало то, что дед просто сказал:
– Надо служить, Лешка, тем более на таких условиях…
Прохора же и уговаривать не пришлось – как только он услышал, что ему предлагают, глаза загорелись, а и так прямая спина распрямилась еще больше! На мой последний вопрос, как меня встретят сами «волкодавы», генерал-полковник Нарышкин показал издалека бумагу с просьбой о моем возвращении, якобы подписанную всеми сотрудниками подразделения, включая руководство. Уже прощаясь, командир корпуса протянул мне мой пропуск, который я оставил на базе в Ясенево, и сказал:
– В следующий вторник вас, курсант Пожарский, ждут на базе для дальнейшего прохождения службы. Удачи!
Всю обратную дорогу мы молчали, а по приезде в особняк дед повел нас опять в гостевой дом. Там он первым делом позвонил на кухню и распорядился доставить обед на три персоны, после чего указал нам на диван, сам сел в кресло и сказал:
– Одну проблему решили, с мелочами по ходу разберетесь сами. Что-то добавить есть?
– Есть, деда, – ответил я. – Мне вчера пришлось на ходу выдумывать, когда Андрей Долгорукий про мой ранг и военку спросил. Сказал, что я витязь, а ты договариваешься на прохождение военной кафедры в одном из гвардейских полков.
– Понятно, – кивнул дед. – Это все сообщишь полковнику Орлову, пусть суетится, сам в этих несостыковках виноват. Что еще?
Я принялся рассказывать про наш с Алексией поход на выставку, конфликт с Хмельницким, приезд Сашки Петрова и портрет Леси. Особо обратил внимание деда на то, что однокурснички «сдали» мой поход в «Приют» Юсуповой.
– Они с тобой просятся на этот закрытый показ, деда, – закончил я рассказ.
– Кто они? – не понял он.
– Шереметьева, Юсупова и Долгорукая, – ответил я.
– Ну, если так… – усмехнулся он. – Скажи им, что в четверг, часиков в семь вечера, я приглашаю их в галерею. И друга своего, Сашку, не забудь. Глянем, что он там изобразил.
– Хорошо, – кивнул я. – И еще. В субботу у Долгоруких в клубе я познакомился с Марией Романовой. Это…
– Я понял, кто это, – прервал меня дед и снова усмехнулся: – И как она тебе?
– Деда, ты чего? У них с Андреем Долгоруким любовь! – возмутился я.
Они с Прохором рассмеялись.
– Ты что, думаешь, я тебя в этом смысле спрашиваю? – закончив смеяться, спросил дед. – Все давно знают про эту самую любовь, князь Долгорукий даже пытается на этих слухах спекулировать влиянием, намекая о близости к Романовым. Но сами Романовы никак эту близость показывать не спешат. Так что интересуюсь я твоим общим впечатлением от девушки, ничего большего.
Пришлось рассказывать про игру на бильярде, ползанье под столом и разговор с великой княжной после.
– Хорошая девчонка, деда, мне понравилась.
– Ну и славно. Дружи! – одобрил он. – А теперь меня интересуют твои тренировки. Прохор тут мне что-то невнятное мямлил по телефону, намекал на личную встречу с вами двумя. Внимательно слушаю.
О наших тренировках с моим воспитателем мы рассказывали деду уже за обедом в столовой.
– Прохор, или мне кажется, или ты стал лучше выглядеть? Помолодел, что ли?.. Только сейчас обратил на это внимание… – заявил дед.
– Вам виднее, Михаил Николаевич… – ответил тот. – Но чувствую я себя действительно помолодевшим, энергия и сила так и прет, порой еле себя сдерживаю.
А я после этих слов Прохора хмыкнул, вспомнив его вчерашнее желание вызвать на дом парочку желтобилетниц.
– Лешка, – обратился ко мне дед, – как думаешь, когда у Прохора все нормализуется?
– Не знаю, я же все это делаю в первый раз.
– А сейчас глянуть можешь? – спросил глава рода, на что я кивнул, перешел на темп и настроился на ментальный доспех Прохора.
С каждым днем картина энергетической решетки у моего воспитателя становилась красивее – она приобретала все более яркий насыщенный желтый цвет, основные магистрали перераспределялись по второстепенным, новые жгутики росли и обещали в ближайшем будущем стать равноценной частью доспеха.
Вернувшись в свое обычное состояние, я отчитался деду и Прохору:
– Все настраивается и по моим впечатлениям становится лучше. По срокам ничего не скажу.
– Понятно, – кивнул дед. – Конечный результат будем посмотреть.
Пробыли мы в особняке еще пару часов, я отчитался главе рода за учебу, ответил на вопросы о взаимоотношениях с Долгорукими, Юсуповой и Шереметьевой и о подготовке к бильярдному турниру, после чего мы попрощались до вечера четверга.
Дома мы с Прохором оказались уже около шести часов вечера, и я начал обзванивать своих университетских друзей по поводу похода в галерею на художественную выставку. Девушки все ответили согласием, а Андрей Долгорукий меня пригласил завтра, в среду, на тренировку по бильярду.
Неожиданный разговор состоялся с моим школьным другом, Сашкой Петровым:
– Лешка, а я тебя собирался набрать! Мне звонил Хмельницкий! – Сашка захлебывался от возбуждения. – Говорит, что портрет Алексии пользуется огромной популярностью! Многие хотят, чтобы художник Петров А. написал и их портрет!
– Сашка, я никогда не сомневался в твоих талантах! В четверг, в семь, пройдет закрытый показ для моего деда. Будут еще мои университетские друзья – Долгорукие, Юсупова и Шереметьева. Твое присутствие обязательно, заодно со всеми познакомлю. Давай там на все эти темы и переговорим. Договорились?
– Да, – уже более спокойно ответил он.
Уже вечером, в квартире Леси, я рассказал ей про культурное мероприятие, которое должно будет пройти в этот четверг, и о том, что однокурсники сдали моим друзьям наш с ней поход в «Приют». Не забыл я упомянуть и телефонный разговор с Петровым. Девушка посмеялась, а потом неожиданно заявила:
– Послушай, Пожарский, поговори с дедом по поводу Александра. Надо вам его под опеку брать, иначе разорвут молодого художника на части. Я за это время его успела немного изучить, он отказывать совсем не умеет.
– И как ты это себе представляешь? – поинтересовался я.
– Найдите хорошего искусствоведа, который оценит мой портрет, умножьте сумму раза в три-четыре, если не больше, потому что это портрет российской звезды Алексии, – хмыкнула она. – А после того, как выйдет мой альбом, можно еще в два раза умножать. Я уже молчу про обещанный портрет князю Пожарскому! Если Сашка напишет его хотя бы так же, как мой – известность, признание и порядок цифр будут совершенно другие!
– Лесь, а ты откуда все это знаешь? – удивился я.
– Так я же это все сама проходила, схема-то одна и та же! – усмехнулась она. – Мне в свое время старшие товарищи, неглупые и чуткие, объяснили, подсказали и уберегли от множества ошибок. Только в разговоре с Александром ни в коем случае про деньги не говори, может обидеться. Он сейчас Творец, Художник и Романтик. Вот и возьмите с главой рода на себя пошлую прозу жизни молодого художника под благовидным предлогом.
– Хорошо, Лесь, с дедом переговорю, – кивнул я. – Он у меня умный, что-нибудь придумает!
***
В среду в университете друзья рассказали мне про военку. Оказалось, что у всех групп было простое ознакомительное занятие на три часа с общей информацией. Андрей не забыл поинтересоваться у меня, сумел ли дед договориться насчет моей военки. Я ответил, что да, сумел, мы как раз вчера ездили по этому поводу к бывшим сослуживцам главы рода. Так что со следующей недели меня ждут в одном из гвардейских полков, но пока точно не известно, в каком.
После занятий пошли в кафе, где наши девушки опять занялись обсуждением нарядов, в которых пойдут завтра на выставку, что позволило нам с Андреем спокойно поговорить.
– Леха, у нас тут такая жесть произошла… – начал рассказывал он мне. – Наследник престола вчера деду позвонил и сказал, что выставляет на турнир приз от Романовых – пятьсот тысяч рублей, и что в любом случае члены императорского рода на этот приз не претендуют. Если кто-нибудь из них выиграет турнир, значит, эта сумма достанется тому, кто займет второе место.
– Так отлично же! – улыбнулся я. – Будет за что бороться!
– Леха, я тоже сначала так же все это воспринял… – хмыкнул Андрей. – А дед с отцом мне объяснили, что об этом всем надо теперь сообщать другим участникам турнира, которые теперь точно захотят поучаствовать еще и деньгами. Плюс к этому надо пересматривать положение о турнире, и устанавливать количество призовых мест, которые попадают «в деньги». Мой род в одиночку такие вопросы решать не будет, остальные могут обидеться…
– Да, Андрей, теперь я понимаю, что на вас навалилось… – посочувствовал я ему.
– Разберемся… – махнул он рукой и добавил: – Тем слаще будет победа! Есть стимул тренироваться.
Приезжай сегодня в «Метрополию» пораньше.
– Хорошо, – кивнул я.
В «Метрополии» я был около шести часов вечера, и мы с Андреем сразу же приступили к игре. Не успели мы закончить первую партию, как у Долгорукого зазвонил телефон.
– Прошу прощения, Алексей. – Он отошел в сторону и начал с кем-то разговаривать, но через минуту вернулся и с улыбкой протянул мне свой телефон. – Тебя просят.
– Слушаю, – осторожно сказал я.
– Привет, Алексей! Это Маша Романова.
– Привет, Мария! Очень рад тебя слышать!
– Мне тоже, Алексей! У меня к тебе огромная просьба! Мне тут девчонки по секрету сказали, что вы завтра на выставку художественную идете вместе с твоим дедом. Если тебе не сложно, спроси у него, можно ли мне с вами?
– Конечно можно, Мария! – заверил я ее. – Но у деда все равно надо спросить, сама понимаешь… Давай я ему сейчас позвоню, а потом тебе сообщу.
– Давай! – согласилась она. – Буду ждать звонка.
– Отдаю трубку Андрею. – Я протянул ему телефон, достал свой и стал набирать деда.
Согласование вопроса посещения внучкой императора закрытого показа с главой рода заняло не больше минуты.
– Молодец, Алексей! – похвалил меня дед. – Именно так своими и становятся.
Я подал знак Андрею, продолжавшему болтать по телефону с Марией, что все вопросы решены. Он понял меня правильно, что-то сказал в трубку и протянул ее мне.
– Мария, это Пожарский.
– Слушаю, Алексей, – ответила великая княжна.
– От имени главы рода имею честь пригласить тебя на закрытый показ выставки художника Святослава Хмельницкого! – торжественным тоном сказал я.
– Ой, как официально! – рассмеялась она. – Спасибо, Алексей! А свою благодарность князю Пожарскому я выскажу при личной встрече! Тогда до завтра?
– До завтра, Мария! – попрощался я и передал трубку Андрею, который тоже, в свою очередь, быстро закончил разговор.
– Вертят нами, как хотят! – шутливо возмутился он, убирая телефон в карман. – Продолжим?
До девяти вечера, с перерывом на ужин, мы успели сыграть с ним семь партий в «сибирку». Общий счет составил пять-два в мою пользу.
– Чувствую, что пятьсот тысяч Романовых уплывают от меня все дальше… – тяжело вздохнул Долгорукий. – Но мы еще поборемся! – улыбнулся он. – Лишь бы при жеребьевке повезло, и мы с тобой оказались в разных частях сетки!
– Я тоже на это надеюсь, Андрей! – улыбнулся я в ответ. – Встреча с тобой в финале меня бы полностью устроила!
– Полностью поддерживаю! – Он хлопнул меня по плечу.
***
На выставку мы выдвинулись заранее, к шести часам, так пожелал дед, с которым мы еще раз созвонились вчера вечером и обсудили культурное мероприятие. Я передал ему слова Алексии в отношении Сашки Петрова, после которых глава рода хмыкнул и заявил:
– А твоя Леська соображает! Ничего пока обещать не могу, портрета не видел. Но буду иметь в виду.
Вот и сейчас Сашка сидел рядом со мной на заднем диване «Волги» и очень сильно волновался после того, как узнал, что помимо Долгоруких, Юсуповой и Шереметьевой будет еще присутствовать принцесса из рода Романовых. И не только присутствовать, но и увидит его картину.
– Лешка, а если ей портрет не понравится? – срывающимся голосом спросил Петров.
За меня ответил Прохор, сидящий на переднем пассажирском сиденье:
– Значит, вкуса у нее художественного нет!
– Что ты такое говоришь про великую княжну, дядя Прохор! – возмутился Сашка.
– Я это к тому говорю, – усмехнулся тот, – что всем нравится, почему ей-то должно не понравиться, а?
– Ну мало ли… – чуть успокоился Петров и затих до конца поездки.
Глава рода мелочиться не стал, а оцепил силами службы безопасности целый квартал, тем более что это была старая Москва с ее одноэтажными и двухэтажными старинными зданиями. Однако, когда мы покидали машину, помимо знакомых лиц я увидел несколько молодых и не очень людей, которых точно видел впервые в жизни.
– Дворцовая полиция, – негромко сказал мне Прохор, заметив направление моего взгляда. – Серьезные ребятки… Все-таки визит великой княжны ожидается.
Мы зашли внутрь особняка и слегка обалдели: везде стояли букеты роз в больших вазах, играла живая музыка – два скрипача и виолончелистка расположились в углу зала, в другом углу две девушки-официантки сервировали фуршетный стол.
– Да-а… – протянул Прохор. – Михаил Николаевич заморочился…
Пока мы разглядывали чуть изменившуюся экспозицию, появились дед в строгом деловом костюме серого цвета в мелкую полоску и Хмельницкий в черных брюках и клубном пиджаке светло-голубого цвета. В тон пиджаку на шее художника был повязан платок, который, видимо, должен был подчеркивать творческую натуру Святослава.
– Всем добрый вечер! – поприветствовал нас дед. – Александр, пойдем! – Он смотрел только на Петрова, а потом махнул и нам с Прохором, мол, можете следовать за нами.
Мы подошли к портрету Алексии, и старый князь заявил:
– Александр, я не самый большой знаток живописи, но… Прими мое самое искреннее восхищение!
– Спасибо, Михаил Николаевич! – кивнул засмущавшийся Сашка.
– Ты помнишь, о чем мы с тобой договаривались в нашу последнюю встречу? – прищурился дед, добавив в голос немного металла.
– О том, чтобы я написал ваш портрет, Михаил Николаевич, – опять кивнул мой друг.
– Когда начнем? – продолжал давить дед своим авторитетом.
– Можно со следующей недели, если вам будет удобно, Михаил Николаевич, – совсем растерялся Сашка.
– Договорились! – Дед протянул ему руку, и Петров пожал ее.
После этого мы разделились – Хмельницкому было позволено забрать Александра, а я, Прохор и глава рода пошли проверять второй этаж.
– А твоя Леська оказалась права, Алексей, – заявил мне дед, когда мы поднимались по лестнице. – Я справился у Хмельницкого. Он подтвердил, что так действовать в отношении Александра будет правильно. Да и портрет мне очень понравился.
– Спасибо, деда! – поблагодарил я его. – Да и за этот показ спасибо! Цветы, живая музыка, фуршет… Я бы о таком и не подумал!
– Какие твои годы, Лешка! – усмехнулся, довольный тем, что я оценил его старания, глава рода. – Тем более принцесса ожидается, надо соответствовать! Главное, чтобы Хмельницкий не подвел!
На втором этаже тоже стояли вазы с цветами, пол сверкал, а подсветка картин создавала уютный интим.
Первыми прибыли брат с сестрой Долгорукие. Проводив их внутрь, я представил им Александра. С дедом моим они были знакомы, а вот Хмельницкого им представлял уже сам глава рода, как «хозяин» показа. Вслед за Долгорукими прибыли и Шереметьева с Юсуповой, и история со знакомством повторилась. Все вновь прибывшие отметили и цветы, и живую музыку, а я разразился комплиментами в отношении вечерних туалетов девушек – Наташа Долгорукая была в голубом, под цвет глаз, Аня Шереметьева в бордовом, оттеняющем ее волосы, а брюнетка Инга Юсупова дефилировала в платье цвета кофе с молоком.
– Ваше сиятельство, подъезжают! – сообщил Прохор деду.
– Прошу прощения, молодые люди, – обратился дед ко всей нашей компании, – надо встретить великую княжну. Алексей!
Мы с главой рода вышли на крыльцо. Через минуту подъехала «Чайка», из которой сперва вышли уже знакомые мне дамы, открыли дверь, и появилась Мария в вечернем платье черного цвета и накидке из соболя.
– Добрый вечер, ваше высочество! – кивнул дед, я кивнул вслед за ним.
– Добрый вечер, Михаил Николаевич! – кивнула она в ответ. – И – для вас просто Мария! Алексей! – Я был удостоен отдельной улыбки.
– Прошу, Мария! – Дед пропустил великую княжну и двух ее сопровождающих вперед.
Церемониал знакомства повторился – сначала принцессе был представлен Александр, как мой школьный друг и подающий надежды молодой художник, а уж потом и виновник показа, Святослав Хмельницкий. Если последний, в силу возраста и природной непосредственности, лишь немного оробел в присутствии великой княжны, то вот «подающий надежды молодой художник» впал в легкий ступор, то краснея, то бледнея. Сашка немного отошел только после того, как на него перестали обращать внимание и переместились за фуршетный стол. Мария оценила цветы и музыкальное сопровождение, о чем и сообщила деду. Девушки-официантки разлили нам по бокалам вино, и глава рода предоставил слово Хмельницкому, который предложил начать показ со второго этажа.
Ну, что могу сказать… Святослав не подвел! Главным показателем его мастерства рассказчика явилось то обстоятельство, что к нам спустя некоторое время присоединились и обе телохранительницы Марии, ставшие лишь краем глаза наблюдать за окружающей обстановкой, основное свое внимание уделяя картинам и словам Хмельницкого. Про своих друзей мне и говорить не хочется – разве что только рты не пооткрывали. Когда мы спустились на первый этаж и показ продолжился, дед, все это время наблюдавший за происходящим с довольным видом, умудрился мне подмигнуть и кивнуть головой, показывая, что предварительными результатами вечера крайне доволен. Не забыл художник отметить и тот факт, что все картины с выставки нашли своих ценителей. Апофеозом показа стала демонстрация Хмельницким портрета Алексии, который он никак комментировать не стал, а дал присутствующим время им насладиться. Первой не выдержала Инга Юсупова:
– Просто великолепно! Лучше, чем фотография! Я хочу себе такой же портрет!
– И я! – одновременно воскликнули Долгорукая и Шереметьева.
– Согласна с Ингой! Даже спорить не буду! – присоединилась Мария. – Да и я бы от такого портрета не отказалась! Святослав, – посмотрела она на Хмельницкого, – а почему снизу табличка «Петров А.»?
– Ваша светлость, – поклонился Хмельницкий, – дело в том, что не я автор этого портрета, а Александр! – указал он на молодого художника, который стоял с бледным лицом.
Все удивленно повернулись к моему другу. Первой, как всегда, пришла в себя Юсупова:
– Александр, какой ты молодец! – Она шагнула к нему и взяла под локоток. – Давай отойдем в более тихое место. – Ее голос окрасили бархатистые нотки.
– Инга! – в один голос сказали Романова, Долгорукая и Шереметьева.
– Я первая! – безапелляционно заявила та и еще сильнее прижала Сашку к себе.
– С чего вдруг? – это была Долгорукая, а Шереметьева с Романовой кивнули.
Юсупова отмахнулась и сладким, как патока, голосом спросила у совершенно растерявшегося Александра:
– Сашенька, скажи этим наглым злюкам, что мой портрет ты напишешь первым…
Мой друг не успел сказать ни слова, потому что вмешался мой дед:
– Хватит! – Он только слегка повысил голос, но этого было достаточно, чтобы Инга отпустила «жертву» и метнулась обратно к подружкам, спрятавшись за их спины. Да и остальные девушки чуть присмирели, но рассматривать оценивающе моего друга не перестали. – Устроили тут детский сад! Это моя игрушка! Нет, это моя! – Дед провел взглядом по лицам девушек, отчего они все опустили глаза. – Александр, озвучь нашим красавицам, чей портрет ты собираешься писать в ближайшее время?
Красавицы насторожились.
– Ваш, Михаил Николаевич, – напряженным голосом ответил тот, а девушки разочарованно выдохнули.
– А чтобы наши красавицы не обижались на злобного старого князя Пожарского, а уж тем более на молодого дворянина Петрова, сейчас этот самый Петров озвучит вам, когда мы с ним достигли договоренности о написании моего портрета. Александр?
– В конце августа месяца, Михаил Николаевич, на новоселье у Алексея.
Дед выразительно посмотрел на красавиц, которые окончательно приуныли, за исключением Юсуповой, которая пискнула:
– Мы на сейчас не претендуем, Михаил Николаевич! А потом можно? После вас, чтоб Александр, ну… – даже ее запала не хватило продолжить под тяжелым дедовским взглядом.
А он неожиданно обратился к Хмельницкому, который старался быть незаметным:
– Уважаемый Святослав, подскажите нам, пожалуйста, сколько хотя бы примерно стоит этот портрет? – указал он на работу моего друга.
– От двадцати тысяч, ваше сиятельство! – уверенно заявил тот. – А после того, как Александр напишет портрет такого знаменитого человека, как вы, Михаил Николаевич, порядок цифр озвучить я уже не возьмусь…
– Спасибо, Святослав! – поблагодарил художника дед, повернулся к девушкам и многозначительно на них посмотрел.
Лица наших красавиц стали задумчивыми: видимо, они начали прикидывать, как будут просить деньги у родителей, карманных явно не хватало… Но самое примечательное лицо было у Сашки, который вытаращился на Хмельницкого и даже не моргал. Мне даже на секунду показалось, что он забыл, как дышать.
– Александр, – вырвал его дед из этого состояния. – Аванс в размере десяти тысяч получишь на следующей неделе. – Мой друг автоматически кивнул, явно не понимая, что ему говорят. – А сейчас, молодые люди, я вынужден вас покинуть. Дела. А вы развлекайтесь дальше.
Он сделал попытку уйти, но его остановила Романова:
– Михаил Николаевич! Простите нас за наше поведение! – Она посмотрела на подружек, которые закивали. – Просто сама выставка, замечательные комментарии господина Хмельницкого и портрет Александра произвели такое впечатление… – Она пыталась подобрать слова. – Расслабились мы очень, почувствовали себя как дома, вот и… Спасибо вам огромное за этот чудесный вечер! – улыбалась она.
– Не за что, ваше высочество! – улыбнулся дед в ответ. – Для друзей внука – все что угодно! Развлекайтесь дальше, не буду вам мешать!
Я пошел провожать деда до машины. Не забыл поблагодарить за вечер и особенно за Сашку.
– Учись, Лешка! – улыбнулся он. – Иногда стоит и клыки показать, иначе не понимают.
Я не стал говорить ему, что от этих трех красавиц только так и спасаюсь…
Вернувшись в галерею, я застал всю компанию за столом. Юсупова, Долгорукая и Шереметьева вовсю заигрывали с Сашкой, которому, к моему удивлению, помогал отбиваться Андрей.
– Так, девушки, Алексей вернулся! – заявил он им. – Я думаю, что Михаил Николаевич еще недалеко отъехал, можно попросить его и вернуться. – Долгорукий многозначительно посмотрел на меня.
Я демонстративно достал телефон, а эти три красавицы притихли и начали настороженно следить за моими действиями. Романова, наблюдавшая за этим цирком со стороны, не выдержала и рассмеялась.
– Александр, – отсмеявшись, обратилась она к моему другу, – а чей это портрет? Мне лицо девушки кажется очень знакомым.
Он замялся и посмотрел на меня.
– Это Алексия, – ответил я за него.
– Точно! – кивнула Романова. – Вы с ней знакомы?
– Она моя соседка, – сообщил я с улыбкой.
Тут опять не обошлось без Юсуповой:
– Так вот с кем наш Алексей по выставкам художественным и «Приютам» ходит! А мы тут гадаем!
Талантливый молодой художник Александр Петров был мгновенно забыт!
Взгляды трех пар обиженных глаз, казалось, хотели прожечь во мне дыру. Романова же хмыкнула и прокомментировала:
– Молодец, Пожарский! Не абы с кем, а с самой Алексией!
– Маша! – возмутились подружки.
– Ну, я имею в виду выставки… – усмехнулась она. – А что за «Приют»?
Пока девушки принцессе объясняли, что из себя представляет это кафе, я сумел подобраться к Сашке и Андрею.
– Леха, – прошептал мне Долгорукий так, чтобы слышал и Петров, – ну у тебя и дед! Как он этих всех на место поставил!
– Он такой! – с гордостью подтвердил я авторитет главы рода.
– Александр, – обратился Андрей уже к Петрову, – в субботу вечером ничего не планируй: приглашаю тебя вместе с Алексеем в «Метрополию». Слышал про такую?
– Слышал, – кивнул тот. – А девушки не будут против?
– Если ты не придешь, они очень расстроятся! – начал шутливо стращать моего друга Андрей. – Наши красавицы тебя все равно найдут, и участь твоя будет незавидной и печальной!
– Да? – Сашка опять слегка побледнел.
– Шутит он, не переживай! – начал я его успокаивать. – Они только с виду такие смелые! А так – белые и пушистые!
– Ну, тогда ладно, – кивнул Сашка. – Андрей, я приеду.
Разъезжаться мы начали в одиннадцатом часу вечера, и то только после того, как одна из телохранительниц подошла к великой княжне и что-то ей сказала. На прощание Хмельницкий подарил всем по маленькой картине, которые, как оказалось, он хранил как раз для таких случаев.
– Ну, как тебе высшее общество, Александр? – поинтересовался я у сидящего рядом на заднем диване «Волги» школьного друга.
С переднего сиденья ослышалось отчетливое хмыканье Прохора.
– Если честно, Леха, то иногда очень страшно! – со смешком ответил мой друг. – Я же для них совсем чужой! Вот ты – другое дело, особенно после того, как Михаил Николаевич их там всех построил!
– Это как? – Прохор аж извернулся весь.
– Я тебе дома расскажу. – Я указал ему глазами на водителя, после чего мой воспитатель понятливо кивнул.
***
Князь Долгорукий сидел в рабочем кабинете и анализировал эмоциональный рассказ своей внучки Натальи о посещении ею с братом выставки картин художника Хмельницкого по приглашению князя Михаила Пожарского, а фактически его внука, Алексея. Если отбросить все лишнее, в сухом остатке получалось, что Наташка с подружками поделились информацией о выставке с Марией Романовой, та позвонила Андрюшке, тот договорился с Пожарским-младшим, и Романова спокойно посетила мероприятие.
Если первую встречу великой княжны с ублюдком Пожарским в «Метрополии» еще можно было списать на случайность, то посещение ею сегодняшнего мероприятия говорило о том, что императорский род довольно лояльно относится к этому Алексею, значит и Долгорукие не должны выходить пока за рамки приличий. А там… Время покажет. Сейчас же надо позвонить Вите Юсупову и обсудить сложившуюся ситуацию…
***
В кабинете высокопоставленного чиновника проходил очередной отчет помощника о проделанной работе:
– На этой флешке, мой господин, следующие записи: телефонный разговор Нарышкина и Пожарского в понедельник, запись их личного разговора в здании Особого корпуса и продолжение разговора уже с участием молодого человека и Прохора Белобородова. Как я докладывал вам ранее, генерал Нарышкин, с нашей подачи, предложил молодому Пожарскому очень неплохой вариант с участием Белобородова в качестве инструктора. Отказаться шансов у молодого человека не было, как и заверяли наши психологи. – Да, молодцы! – довольно кивнул чиновник. – Передай благодарность.
– Обязательно! – кивнул в ответ помощник. – По поводу операции «Старики-разбойники» смею доложить…
– Какой операции? – хмыкнул хозяин кабинета в недоумении.
– Вы, господин, однозначно дали это название, когда именно так назвали Долгорукого, Юсупова и Шереметьева. Прижилось…
– Понятно, – ухмыльнулся чиновник. – Буду следить за языком. Продолжай.
– Из записи разговора Долгорукого с Юсуповым можно сделать вывод, что пока императорский род будет не против общения великой княжны Марии с Пожарским, они не осмелятся на какие-либо шаги, вредящие молодому человеку.
