Станислав Борисович Малозёмов
Божьи слёзы
Хохлов как раз этот эпизод из жизни бывших болящих и застал, когда прибежал к врачу за каким-то советом.
– О! – воскликнул старлей.– Витёк, зараза! Гангрену словишь на таком цементе. Он же холодный как дорожка на улице. От гангрены Сергей тебя спасёт тоже. Но ног не будет. А ты мне нужен как раз с ногами. Поэтому – дави чинарик в урне и ходу в палату. Разговор есть.
Андрей минут десять болтал с врачом и пришел к Витюше.
– Сегодня тебя Анатольевич выпишет и я хочу тебя попросить мне подмогнуть малость. Я допросил этого нашего арестанта. Степанова Ивана. Эксперт сличил отпечатки его пальцев и те, что я перенёс на клейкую ленту с бутылок, стаканов и икон. Совпадают. Но, говорит, что молотком бил не он. Что сам Ваня только наливал питьё и брал в руки иконы. Сложил их в простынь, а нёс иконы третий грабитель, Толян Малютин. У Ивана Степанова кожаные перчатки, а ворсистые, которые оставил убийца на ручке молотка – это перчатки из рыжей шерсти. Они у главаря. Он их только перед убийством надел. Главаря зовут Владимир Лосев. Лось – кликуха. Вот после того как мы повязали Ивана, те двое, естественно, смылись. И Степанов говорит, что сам не знает куда. Но не в Омск или Зарайск. А я чувствую, что они втроём давно договорились, куда валить в случае шухера. То- есть он знает где убийца.
– Но ты уже эти знания из него не выдавишь, – Витюша задумчиво почесал затылок.– Ты уже что мог спросил. Он расписался. Теперь нужен другой милиционер. Хитрый и злой. И ты хочешь, чтобы его сыграл я. А тебе не вломят в УВД за привлечение к допросу гражданского?
– Да нет же! – Хохлов заволновался и стал быстро ходить по палате.– Я договорюсь с моим приятелем, капитаном Хромовым в Притобольском РОВД, будто он приезжал. Он мне никогда не отказывал, протокол допроса задним числом подмахнёт. Я тоже ему всегда помогаю. Звонил Хромову недавно, но он на задании. Уехал. Вернётся дня через три. А мне время терять нельзя. Надо ковать пока горячо. Пока, значит, Степанов разговорился.
– Ну, как из него выдоить нужную нам информацию – я знаю, – спокойно и уверенно доложил Шанин Витюша. – Ты мне форму со звёздочками найдёшь? Не в моём же полушубке и валенках допрос вести. И не в клетчатой рубашке.
– Мою наденешь. У меня второй комплект есть, – обрадовался старлей. – Пойдём. Официально Сергей тебя только что выписал. Бумагу потом заберёшь. И «уважение» ему поставь. Коньяк, где пять звёзд. В нашем центральном магазине стоит. Никто не берёт. Деньги я дам. Пошли.
Через полчаса «старший лейтенант» Витюша Шанин уже сидел за столом в новенькой форме с прямыми погонами и стрелочками на отглаженных рукавах. Сержант Гена привёл Степанова и усадил на стул с другой стороны стола.
– Разрешите идти? – Гена щелкнул каблуками.
Витюша чудом удержал вырывающееся «хи-хи» и небрежно, не глядя на Гену, очень строго спросил.
– Ты ещё здесь? Шагом – арш!
Степанов поднял на нового допросчика глаза и в них уже читалось, что этого злого «мусора» он побаивается.
– Я тут почитал бумажки Хохлова о твоём допросе. И он пистон за них точно получит. Я из районного УВД. Начальник его прямой. У вас вышел договор о любви и дружбе, а не протокол с убийцей, – Шанин пригладил волос и постучал ручкой по столу.
– Так и не убивал я, – прошептал Степанов.– Я иконы взял и в простынь завернул. Вино по стаканам разливал. А убивал Лосев Вовчик, пахан наш.
– Ты это на киче перед расстрелом вертухаям расскажешь. Сказка у тебя почти волшебная. «Я не я и вина не моя». Ты чего тут плетёшь, что трое вас было? Отпечатки везде только твои. Шерстяные перчатки ты потом сжёг. Они след оставили. И купил кожаные. Я их посмотрел. Новые перчатки.
– Втроём мы хату брали. И Лось зачухарил фраерка. Молотком махнул в черепок. Я не сумею так, даже если захочу. У меня руки слабые.
– Докажи, что были втроём,– Витюша поглядел в потолок и недоверчиво хохотнул.– У тебя, небось, полные карманы компромата на кентов.
– Кого полные? – не понял Степанов и побледнел.
– Доказухи, что не ты грохнул Грищенко Леонида. Может, этих дружков у тебя и не было сроду. Может, сочиняешь мне тут, как писатель-фантаст.
– Так в Каменск-Уральске на адресе в сумке моей есть пакет с кучей фотокарточек. И у них такой же. Мы там втроём и на пляже, и в доме отдыха, и с марухами на Дне рождения у одной там шалавы. Там и других полно фоток.
Сержант! – крикнул Витюша. Дверь открылась. Гена кивнул.
– Пусть Алексей сейчас сгоняет в Каменск-Уральск на адрес. Говори улицу, дом. Где сумка лежит?
– Советская, двадцать три. Сумка в левой комнате под кроватью. Зелёный брезентовый рюкзак. В верхнем кармашке пакет лежит.
Гена сказал «есть!», хлопнул дверью и сапоги его, доводя доски пола до трескучего стона, удалились к выходу.
– Ладно, ты кури пока. Он быстро,– Витюша достал из стола пачку «примы», которую давно заметил в нижнем ящике, спички прихватил и кинул всё это Ивану. Хохлов специально сигареты держал для арестованных. Легче допросы шли. – А зачем иконы тебе? Верующий? Дома часовню хотел открыть?
– Мне они до фени. Ничего не понимаю в тех портретах. Один святой, а на разных иконах у него же лица разные. Ну, это как Хрущёва нарисовать, а сказать – Брежнев. Мне башли нужны, лавэшки. Я коплю-собираю на дом. Купить хочу в вашей области, в хорошей деревне и жить, да работать. Надоело жиганить, мытариться и по паре лет париться на нарах. Мне тридцать шесть. Из них две ходки вычти, начальник. Одна три года, вторая – два. Жениться хочу тоже. Детей парочку сделать. А дом купить – как заработать? Пробовал. В городе шофером был. Хлеб возил.
Сто рэ в месяц. Из них за постой на чужой хате, на хавчик, клифт, шкеры, баретки путёвые на ноги купить. Не голым ходить, да, начальник? Отец с матерью развелись десять лет назад. Он с сумкой ушел. Полотенце, бритва, трусы, пара маек и штаны запасные с рубахой. А маманя дом продала и уехала к какой то из четырёх сестёр. Мне не сказала. Ну, я к приблатнённым и прибился. Пить стал. План курить. На дело с ними ходить. Урчил… Грабил то есть.
Деньги складывал в тайнике. Но мокруху сотворить не смогу. Что-то мешает внутри. А собрать мне осталось шесть тысяч. Это на дом, машину небольшую, коров пару, овец пяток, ну, мебель ещё, свадьба тоже требует башлей. А жениться обязательно надо. С блатными жить – пропадешь. Да уже, считай пропал. За вот это урчило в особо крупных размерах лет семь – восемь огребу. Точняк. И филки потом не понадобятся. Сколько ни накоплю. Выпишут с кичи – стариком уже буду. Тубик подхвачу, сердце марафетом подсажу. И чего дом заводить, жениться?Петлю под шарабан на тонкую свою хряпку, да в ад, к едреней фене.
Витюша слушал его внимательно и сравнивал со своей жизнью. Выходило, что она у него не лучше ни фига. Тоже нет ничего, деться некуда и со смертью почти в обнимку живёшь. Жизнь урки и алкаша, выходит – одно и то же почти. Только жиганы тырят у других, а ты грабишь сам себя. Здоровье крадешь, радость всякую. Житейскую… И они, уркаганы тоже – божьи слёзы, и алкаши – слёзы. Родственные, в плохом смысле, души.
Пока Иван изливал наболевшее, медленно, выдавливая слова из нутра как гной из фурункула, Алексей, сержант, привёз фотографии. Степанов обрадовался и на всех снимках тыкал пальцем в пахана Лося.
– Вот мы и были все трое, – он стал глядеть боязливо прямо в глаза « мусору». -А убил Лось. Век воли не видать.
Витюша Шанин разыгрался в милиционера серьёзно, увлеченно, а, главное, вдумчиво.
– Ну, что это Лось на фотке а с ним ты и этот.. – Шанин будто вспоминал. Лоб тёр.
– Малютин Толян. Сявка. Шнырь наш. Подай – принеси. За бухлом бегал, узлы с гоп-стопа таскал на горбу.
– Ну, допустим, что убивал вот этот Лосев, – Витюша поднялся и вплотную подошел к Степанову. – Ну, а нам-то что делать? Нам иконы – фигня. Мы их соберём у вас, оформим и подарим церкви по причине гибели хозяина. И всё на этом. А главное для нас что? Нам ценно – убийство раскрыть. А Лося-то нет и найти его ты не знаешь где. Я тебе сочувствую. Но ведь другой кандидатуры на «мокруху» пока нет кроме тебя. Только ты один за всех пыхтишь и пальцы тиснулись только твои везде. Лось грохнул Леонида и гуляет, а нам остаётся тебя под «вышак» подставлять злым следователям областным.
– Как же? – Степанов побледнел и слился цветом лица и рук с серой стеной.
– Нет, ну, ты нас тоже пойми,– Витюша взял его за плечи.– Вот был бы сейчас здесь убийца Лосев, то тебе «маза». А пока выходит – он словил чистый фарт, Малютин вообще фраер блёклый, пустышка, а твои отпечатки перевешивают даже твою правду. Так что, извини. Лоб зелёнкой тереть тебе будут. Нам дело надо закрывать.
– Я знаю где они. Лось и Толян, – резко вскрикнул Ваня и сам себя испугался. Притих.
– Ну, так всё тогда в твоих руках. Твоя собственная жизнь. Выбор тут имеем контрастный идеально. Или ты за большую кражу идешь лет на пять. Или за «жмура» – к стенке, – Шанин сел к столу и достал из ящика бумагу. – Пиши, что убил Грищенко Лосев и адрес места, где он прячется.
– Так он же меня потом… – Степанов проговорил короткую фразу с заиканием и кашлем.
– Ему «вышка» однозначно. С того света, из могилы он тебе ничего не сделает. Дурак ты, Ваня. Оттянешь свой пятерик, тайничок выкапывай и женись, домик купи. Эх, мне б такой выбор. Я бы по-честному выбрал. Кто убил – пусть он и ответит по людской совести и по закону
– Пиши, начальник, – Степанов закрыл глаза ладонью.– Город Троицк. Улица Космонавтов, семь, дробь два. Это шахматный клуб и подвал под ним. Там холодильники ремонтируют. За цехом слева две двери. Вот Лось с Толяном там ныкаются. У него батя в этом цехе мастером вкалывает. Мы ещё три года назад с ним договорились, что если где крупно облажаемся – то в подвале поживём. Лосевский отец знал про сынка всё, но вытащить из блатняка не смог.
– Вот здесь на одной стороне листа всё, что про Лося говорил- напиши. Не забудь отдельно указать, что лично видел как он надел перчатки, вытащил молоток и ударил пьяного Леонида Гришечкина по левой части черепа. И распишись. А мы его возьмём и ты отдельно от него пойдешь под статью за грабеж без насилия. Распишись внизу. Дату поставь сегодняшнюю, укажи номер паспорта. Есть паспорт?
– Есть, – Иван кивнул. – В том же рюкзаке. Но я помню номер наизусть и кем, когда выдан.
Степанов стал писать. Открылась дверь и Хохлов позвал Витюшу выйти в коридор.
– Даже не знаю, что тебе сказать…– он глядел на Шанина так, будто лично сам сейчас видел, как Витюша взлетел под потолок, нырнул в форточку, покружил с воронами вокруг деревьев и только что влетел обратно. Отдохнул, размялся. – Ты ж, бляха, готовый следователь. Ты, мать твою, без специальных знаний хитрее меня сработал. И как точно! Не знаю – удалось бы мне так быстро и чётко вынуть из ухаря самое нужное. Молоток! Я всё слышал до последнего слова. Можно подумать, если бы я тебя не знал, что ты окончил академию и лет пятнадцать уже преступников «колешь на признанку»
– Да я не знаю… – Витюша смутился и стал поправлять на себе новенькую форму.– Оно как – то само пошло. Ну, так мне ж понятно было ещё до разговора, что место, куда бежать и где надёжно спрятаться, они обговорили и нашли давно. И Степанов точно уверен, что смылись они только туда.
– Короче. Я сегодня пишу и отвожу в город рапорт с просьбой направить тебя на курсы сержантов. Пусть при мне подпишут. И через три месяца будем работать вдвоём, – Хохлов сделал хитрые глаза. – Ты только скажи, не ври только – как тебе удалось сохранить мозги в таком великолепии при долгой беспробудной пьянке? Без обид.
– Не…Подпортил я мозг. Сам знаю. Но чувствовать – так надо или не так, а по-другому, это почему-то получается. Как её, блин, зовут? А! Интуиция, – Шанин обрадовался. Выкрутился.
– Ладно. Считай сам так, – серьёзно сказал Хохлов. – Но я вижу, что голова у тебя светлая. И перспектива служебная хорошая. Если пить перестанешь. Не совсем, конечно. Я тоже могу выпить. Но мне жутко представить, что бухаловка станет главным делом моей жизни. И ты пей иногда с Наташкой розовое – полусладкое. Дома. Она, кстати, тебя ждёт у меня в кабинете. В больнице была и узнала где ты. Короче, скоро будем вместе работать. Мне лучшего напарника не надо.
Витюша пожал руку старлею, сказал «спасибо» и пошел в «допросную». Забрал показания Степанова и позвал сержанта.
– Гена, отведи в камеру. А ты, Иван, отсидишь свой пятерик и вали подальше от блатных. Они везде есть, но ты не шарахайся там, где их много. Не стой, по технике безопасности, под стрелой.
Сержант застегнул на руках Степанова наручники и увёл его в КПЗ. Витюша с Хохловым пошли к нему в кабинет. Шанин – переодеться и крепко Наталью обнять, а старлей – писать рапорт на Витюшу и попутно заявку на командировку его и двух сержантов в город Троицк для задержания опасных преступников. Завтра планировал и выехать.
– Андрей, – по дороге тронул его за плечо Витюша. – Разреши нам с Наташкой в город съездить. Ей срочно надо к зубному. Она мне в больничке сказала. У Сергея какого-то сверла нет. Утром сгоняем, а вечером приходи в гости. Чаю попьём с шоколадным тортом. Наталья купила к моей выписке на волю. Отметим удачную операцию.
– Да без проблем, – Хохлов тоже тронул его за плечо. – Жду. На торт приду обязательно.
С вечера Витюша с Натальей говорили о прошлой и будущей жизни почти до часу ночи. Выпили с ней за выздоровление Витюшино по стакану нежного азербайджанского вина пока болтали, да и спать легли. Уснули, естественно, только под утро. Рано утром собрались и побежали на автовокзал, чтобы пораньше к стоматологу попасть. Ничего серьёзного врач не нашел, запломбировал зуб и отпустил улыбающуюся пациентку с хорошими пожеланиями.
Стояли они на вокзале. До отправки автобуса сорок минут оставалось. И не пойдешь никуда, и ждать в плохо протопленном помещении было не интересно. Народу на разные направления скопилось много, но дыханием своим даже крупная толпа не грела воздух.
– Внимание, товарищи! – крикнул шикарно одетый парень лет тридцати. Он забрался на стойку буфета и держал поднятыми обе руки.– Производится набор разнорабочих от имени крупной строительной организации «Спецстрой» на месяц для строительства студенческого общежития в городе Рудном. Это рядом. У кого есть время, возможность и желание – подойдите ко мне. Необходимо набрать бригаду разнорабочих из десяти мужчин, двух шоферов и трёх поваров. Медик у нас уже есть. Зарплата за месяц определена всем одна. Триста рублей каждому за экстренную ударную работу.
– Триста рублей. Ни фига так! – Наталья прижалась к Витюше.– На двоих шестьсот за месяц. А потом поедешь на свои курсы. Мне Хохлов тоже сказал мельком, что милиционером будешь. Его напарником. А я на эти деньги дом обставлю сказочно. А? Давай?
– Хохлов искать будет, – задумался Витюша.– Обидится.
– Да я ему ласково объясню потом. Идём! Когда ещё так можно будет заработать за месяц?!
– Ладно, давай попробуем. Месяц – не вечность, – согласился Шанин Витюша и они стали пробиваться к этому парню поближе. Желающих было не мало и в первый ряд они продавились с усилиями.
– Вы поваром сможете? – крикнул зазывала Наталье.
– Ещё как! – крикнула она.
– А Вы муж этой дамы?– показал он пальцем на Шанина.
– Да, конечно, – обнял Витюша Наталью.
– Вот эти пятнадцать человек ко мне подойдите. Отдайте паспорта девушке Алёне, она всех перепишет. Наш автобус на третьей стоянке. Кто сдал свои паспорта – идите на посадку. Отправка через десять минут.
– У нас с собой денег маловато. Мы ж не знали! – Крикнул кто-то.
– Вы будете на полном обеспечении, – парень спрыгнул со стойки и пошел на выход. – Не нужны вам деньги.
Ехали в сторону Рудного. На половине пути автобус повернул влево и выскочил на просёлочную. Никто ничего не понял.
– Прораба заберём. Он тут недалеко. И в Рудный прямиком, – сказал водитель автобуса.
Через час остановились возле большого озера. По льду бегали, ходили и ползали разные замёрзшие люди. Озеро по берегам заросло камышом, который срезали мужики в серых брезентовых куртках и несли к берегу. Там его подбирали другие и волоком тянули вдаль от озера, где стоял длинный сарай с огромной открытой дверью в торце. Из него выехал грузовик, доверху нагруженный камышовыми квадратами, стянутыми проволокой, разделявшей квадрат на несколько одинаковых долей. К автобусу подошел здоровенный мужик в ушанке, валенках и полушубке. С ним рядом стояли трое крепких парней с охотничьими ружьями за плечами на ремне. Водитель открыл переднюю дверь.
– Вываливаемся все! – крикнул мужик. Меня зовут Егор Ильич. Я тут главный. Все меня слушают и не ерепенятся. А то у нас на том берегу есть лунка для тупых, злых и обиженных. А так же для тех, кто хочет сбежать. В лунку опускаем и подо льдом этот дурень будет свеженький до весны. А лёд сойдет – вон там подсушим, сложим придурков дохлых в кучу, бензинчиком сверху окропим и через час там будет пепел. Дунул ветерок – и нет следа от костра. Все усвоили? Вылезай строиться. Будете косить камыш и делать из него маты для стенок камышитовых домов. Слыхали про такие?
– Господи! Куда мы попали, Витя? – прошептала Наталья.
– Да, мля, купились, – помрачнел Витюша. – Теперь присмотримся и будем думать, как выжить и по-умному отсюда испариться. Идём. Пока ничего уже не изменишь…
И они медленно выбрались из салона на холод, под которым переминался с ноги на ногу строй кандидатов в инвалиды и покойники.
Глава одиннадцатая
Витюше «бугор» большой бригады косильщиков, волокуш и вязальщиков Егор Ильич дал здоровенный нож в брезентовом чехле. Достал, покрутил им перед носом Шанина.
– Разницу словил между простым ножиком и этой штуковиной?– Спросил он почему – то грозно.
– Я такой видел в киножурнале перед фильмом. Такими ножами сахарный тростник рубили где то, на Кубе вроде бы. Это мачете?
– Ух, ты! Почти угадал, мля!– Громко восхитился «бугор».– Слова разные знаешь. Мачете. Наши бичи, «коты камышовые», работяги мои, может, и знали про мачете, но от долгой жизни в люках канализации только имя своё помнят да фамилию. А ты же, парень, не бичара помойная? Не шушера бездомная? По виду – мужик деревенский. Грамотный…Сдуру сюда попал.По ошибке, да?
Витюша кивнул.– Ну, так и есть.
–Напоминает мачете, точно. – Продолжил краткий инструктаж «бугор». Признание Шанина он промахнул, как и не слышал совсем. – Потому, что расширяется от ручки до конца лезвия. Но только заточен с двух сторон. Два лезвия получается. А обычный мачете – только с одной. Клинок у нашего – сорок сантиметров, заточенный с обоих сторон. Как кинжал. На верхней части ещё, глянь, гребёнка как у пилы. Наточенная тоже. Вот таким только и удобно камыш резать. Для нас специально в городе делают. А ты как сюда попал? Мы набираем обычно бедолаг бездомных, голодных, никому не нужных. У которых жизнь – хуже смерти. Они всегда на вокзалах ошиваются.
– Так и мы с автовокзала.Объявил ваш человек сбор желающих заработать на стройке в Рудном за один всего месяц пахоты разнорабочим по триста рублей. Мы чегой-то клюнули.– Грустно глянул Витюша на Егора Ильича, широкоплечего пятидесятилетнего «бугая». – А мы с женой ждали автобуса. Домой после стоматолога ехали. В Семёновке живём. Заработки у нас копеечные, а тут на двоих за месяц обещали шестьсот рублей. Сдали паспорта, а вместо стройки привезли нас сюда.
На озере, на другом берегу его, за нескошенным островком камыша, клонившегося ко льду под степным ветерком слабым, лениво и бесполезно ветерку противясь, какой – то мужик, старый- по голосу, тонко и протяжно завыл как шакал, прерывая вой на многоэтажный мат и громкий болезненный хрип.
– Поранился косильщик кинжалом вот таким же, мать его!– определил Егор Ильич. – Хорошо если пальцы не оттяпал. Это уже будет не работник. Хошь – не хошь, а придётся увольнять.
– Как?– Заинтересовался Шанин. – В город отпустите?
– Не… Мы тут прямо и увольняем.– хохотнул «бугор» – Пойду гляну. А ты косить начинай. Работаем до темноты. Норма – полтонны за день. Ну, тебе половину до вечера надо скосить. Ты ж не с утра начал. Не поранься. Потом отдыхать и спать на камыше, и камышом укрываться вот в том длинном ангаре, где маты собирают. За ангаром столовая. Съедите сперва что бог послал и уж после столовой отдыхать и спать. Жена твоя, если не путаю, крикнула мне, что она повар. Значит вместе с тёткой Обуховой там твоя и кайфует в приятном деле, на кухне. Они и жить будут в тепле да уюте. Там два топчана в комнате за столовой. Печка. Бабам – комфорт у нас. Они и не косят. Есть учётчицы, врач широкого профиля и вот повара. Стирают мужики сами. Немногие, правда. Остальные привыкли к грязи и бросить её – нет желания у бичей. Бани у нас нет. Да им и не надо. Женщинам в чулане столовой мы душ сделали. Горячая вода с кухни по трубе идёт. И холодная оттуда же.
– А что, правда – триста рублей за месяц заплатите? – Крикнул Витюша спине уходящего на лёд «бугра». Егор Ильич не слышал, видно. Или не понял. Пошел, пригибаясь под боковым ветром, туда, откуда дрожащие стоны и самые свирепые матерки перелетали через заросли камышовые на простор длинного и широкого озера.
Дело – то оказалось не слишком трудным, но хитрым. Поначалу Витюша просто хлестал ровно надо льдом и резал с полного размаха стеблей по десять, не больше. Потом остановился и сел на снег. Стал наблюдать за соседом. Он в стороне работал. Метров за двадцать. Мужик делал короткий, но глубокий замах справа, срезая сразу по тридцать примерно камышинок, после чего рука с мачете продолжала расслабленно как канат лететь дальше, влево. И он сразу делал шаг туда же. А потом уже с широкого броска руки- плети в обратную сторону резко проводил второй, тоже острой стороной лезвия надо льдом вместе с шагом в ту же сторону. И падало у него с одного такого заброса ну, не меньше ста стеблей. А это килограммов семь- восемь. Камыш сухой, высокий, но не такой тяжелый как свежий. Но это всё равно в десять раз больше, чем за раз резал Шанин. Таким приёмом мужик за день полтонны зачетные точно набирал. Значит норму выполнял и деньги ему не коцали при расчёте. Витюша ещё минут пять понаблюдал и пошел к мужику. Надо, чтобы он расшифровал свой мудрёный производительный способ.
–Чё – то я тебя не видел тут.– Сказал мужик не здороваясь и без интонаций.– Новенький?
– Сегодня приехал. – Витюша всё же протянул ему руку. Он снял толстую брезентовую варежку и они поздоровались. – Сказали, что дом строить в городе Рудном набор идёт. На автовокзале представитель вашей конторы объяснял. По триста рэ за месяц, мол, проплатят. И работать всего один месяц.
– Меня Сергеем зовут. Фамилия- Ткаченко – Сказал мужик и перешел на шепот, хотя вроде и не было никого поблизости. – Это обдурёж классический. Я вот бич бездомный. На вокзалах ночевал и жрал отбросы во дворах столовых и кафушек. Когда везло – ел немного. Но часто «пролетал», не находил ничего. В бичи попал от бухаловки. Работал баянистом в доме культуры при заводе, где вискозу делают. Музыкальную школу закончил в молодости. Ну, на свадьбы звали часто, на дни рождения. Постоянно. Везде поили. Я сперва помалу употреблял, а через пару лет так нажирался, что с баяном со стула падал. Жена меня выгнала. Квартира на неё записана. Родственник у нас один. Её брат.
– Он тебя погнал тоже.– Догадался Шанин.
–Он меня не пустил жить. Ну и как дальше – то? Познакомился на базаре с такими же. Они – опытные бичи. Лет по десять беспризорничают. Я с ними уже политуру пить начал и тормозную жидкость. Отфильтруем через древесный уголь и мелкими глоточками… Ящики воровали с задних дворов магазинов, жгли их в степи, потом эту муть- отраву через уголь прогоняли и бухали. Многие померли, у кого печень слабенькая, остальные заболели кто чем.
Я вот кишечник гнилой имею и селезёнку. Так я сам сюда напросился. Тут не платят совсем. И не отпускают до смерти твоей. И не убежишь. Зато ем котлеты, борщ, макароны, картошку хлеб хороший, чай настоящий пью. Я тут поправился, чувствую. Нам и «бормотуху» дешевую привозят каждый день. Бичара работает когда врежет хорошо. А с похмела и на трезвяк все тут как мухи сонные. Нас кормят – поят потому как на камыше этом артель ихняя, официальная, зашибает не меньше, чем наш завод вискозного волокна. Камышитовые дома – модные сейчас. Тёплые, дышится в них как на бережку летом. Они государству много продают, но и неучтёнки навалом. Шабашникам «левак» скидывают, а башли себе по карманам. Ну и хрен бы с ними. Кормят, поят, место где спать – всегда мягкое. Хорошо. И вот поэтому на волю не желаю. Пропаду там. А тут я передовик. Меня даже не бьют каратели- наблюдатели, цепные псы «бугра»
– А кого бьют?– Витюша насторожился.
Сергей стал говорить так тихо, что им пришлось упереться шапками, лбами почти, чтобы Шанин слышал.
–Тут много бичей больных. Едят вроде, пьют винцо нормальное, не тормозуху, но болезни раньше хапнули с воли. А наша врачиха имеет успокоительное для уколов, бинты, йод, таблетки от гриппа и всё. Вот эти мужички при обострении печени или желудка, а, может, ещё чего – косить уже не могут. Скрючатся и сидят на льду. А нашим шишкарям по хрену. Вставай и вкалывай. Не встаёшь – на в морду, по почкам, по ногам прикладом от «белки» У всех доверенных охранников «бугра»– ружья «белка». Приклады тяжелые. Я тут шесть лет. За это время тринадцать бичей померли от побоев. Одиннадцать пробовали гурьбой в прошлом декабре сбежать.
– Ну, я огляделся когда приехали.– Вставил Витюша.– Вокруг озера вот эти с ружьями в тулупах сидят через двести метров по кругу. Костерок горит перед каждым. Греются. Как тут убежишь?
– Так вот. Их поймали, побили крепко и скинули в прорубь. У них специальная дыра метр на метр в конце озера. Чистят лёд каждый день. Ну, макнут босяка в ледяную водицу, он потрепещет там, руками покрутит, за край льда уцепится, но потом всё равно – судорога и ку-ку. Весной их сжигают. Кости закапывают вот за тем холмом. Никто ж этих «жмуриков» искать не будет. Их как бы и не было. У кого имелись паспорта – «бугор» сжигал. Но ведь без документов почти все. На их место из города тащат сюда новеньких вроде тебя.
– Социализм, мля.– Сплюнул Витюша.– Кругом благолепие, демократия и счастье народа справедливое. Ну, а весна- лето- осень как проходят? Весной камыша нет же. Что тут делать? А лето – самое время, чтобы сбежать ночью.
– Во первых – всех весной сгоняют в ангар и они вяжут маты из зимних запасов.– Загнул палец Сергей.– Во вторых камыш растёт моментально. Дня за четыре уже в мой рост стебель. Метр семьдесят пять. Его косами выше дна сантиметров на двадцать режут, сушат на берегу недели три и – в ангар. Вязать больше, больше и ещё больше! Они, шишкари, в деньгах купаются, потому даже когда жарко – в озеро не лезут. А вообще в воде озёрной какие- то, говорят, жучки водятся. Кусают и ноги потом язвами мокнут и гниют. У нас почти все эту заразу словили. Я б тебе показал ноги, но портянки разматывать на холоде – бр-р -р. И летом, и осенью, короче, одно и то же. До зимы только половину срезаем. Столько здесь камыша.
– Летом бегут людишки с каторги вашей?– Перебил Сергея Шанин.
– Мало таких. Здесь еда, спиртное дармовое. Чего бежать? В городе надо нору найти, где спать, еду по помойкам вынюхивать. Милиции бич обязан бояться. Документов – то нет. Посадят или в ЛТП, или прикроют тобой «глухаря», не раскрытое преступление, и засунут на зону. Там хуже, чем на камыше.
– А проверяющие сюда ездят?– Витюша спросил с большой надеждой.– Милиция заглядывает? Начальство областное из облисполкома или Управления строительством? Ну как иначе? Здесь же сотня живых людей вкалывает. Может быт надо улучшить, медицину, питание. Может преступность надо здесь раскрывать?
– Не… У Егора все прикормленные. Он на свою безопасность денег не смущается тратить. – Сергей огляделся вокруг.– Тут сдохнешь и кроме охраны да «бугра» все даже вспомнить вслух побоятся. Пропадет человек, а натурально- то какой он к чертям человек? Ни паспорта, ни родни, ничего такого, что кого- нибудь могло заставить его искать. Некому его любить, уважать, им дорожить. Пустое место в рядах строителей коммунизма. Бич. Из города увезли, где он был никем, привезли сюда, а он и тут никто. Страшное дело. Я долго живу, потому что больше всех накосить могу. Меня тут выделяют. Парикмахер к «бугру» приедет, так он и меня стрижет.
–Значит особенный ты…– Витюша задумался. – В город могут одного отпустить?
– Как не хрен делать.– Засмеялся косильщик.– На сутки, на двое. Ну, получается, что особенный. Таких несколько у Ильича.
– В город как- то сами меня возили. В больничку. Когда селезёнку скрутилои чуть коньки не отбросил. Там пару уколов всадили и уж три года не болит. Чай пью индийский. В термосе мне Нинка Обухова, повариха, приносит.Савельев есть. Вязальщик. Тоже не как все. Так его «бугор» и кормит «на убой» отдельно, и коньяком поит. Тот вяжет маты как на заграничном заводе автоматическая машина. Есть ещё пять человек на особом положении. Остальные – расходный материал. Дал дуба – тут же отловят в городе замену. Бичей много, бляха. Судьбы подломились у мужиков. Ну, жена выгнала, сам её бросил, потом у тебя в каком – нибудь шалмане паспорту ноги сделают. А дом бросишь, бухать безмозгло начнёшь, так через год- два ты уже никто. Отброс общества. Ты иди, коси как я показал. Звать – то как? Так ты иди, Витёк. А то Егору попадешь в немилость. Хана тогда. Иди. Тебе сейчас вина принесёт доходяга один. Он – посыльный. Курево разносит всем, бухло.
Косил Витюша пока светло было. Потом камыш расплываться стал под взглядом. Ножом он несколько раз свежий воздух порезал вдоль и поперёк. Услышал – справа по берегу к ангару мужики шли. Брели, точнее. Движение работяг было как на замедленных кадрах фильма. Они ещё видны были. Силуэты, слегка сгорбленные на фоне пропадающего солнца, которое не надолго оставило после себя полукругом над горизонтом высокий багровый, шевелящийся в стылом воздухе купол. Шанин сунул нож в чехол, заткнул между рубахой и брюками и пошел за мужиками, которые его вроде бы даже не заметили. Так он думал пока скользящий перед ним на заиндевевших валенках парень не произнёс.
– А ты, новенький, откликаешься на какое название?
– Виктор я.– Сказал Витюша, чтобы все услышали.
– Слева покос длинный – твой?
– Да. С обеда сколько успел – нарезал. Учусь ещё.А ты кто?
– Саня. Сашок- посошок.– Хмыкнул новый знакомый.– А вот скосил ты, на мой точный взгляд, дневную норму. Ну, завтра волокуши притаранят твой камыш в ангар. Взвесят. Но тут за полдня кто сможет так пошустрить? Ну, Серёга без проблем уложит столько стеблей и Коля- бык. Здоровый, падла. Хоть и алкаш конченый. В подвалах жил с крысами. Жена умерла у него. Детей не было.Он дом продал. Хотел в деревне купить и честным пахарем заделаться. Но не успел.
