Софья Сергеевна Маркелова
Затопленная комната
Да нет, нет. Нельзя допускать таких мыслей!
И с чего бы это Арсению забывать, что он делал и чего не делал ночью? Он ведь никогда раньше лунатизмом не страдал, на провалы в памяти не жаловался.
Почему же тогда его сердце ходуном ходило в груди, а нервы были напряжены, как натянутые струны?
– Говорят, к воскресенью уже обещают тело отдать, похороны будут во второй половине дня, – продолжала говорить матушка, поскрёбывая ногтем старое засохшее пятно на скатерти. – Нужно бы тебе с работы отпроситься на воскресенье-то, Сеня. Съездить, проститься с другом.
– Нет, не поеду, – мотнул головой Арсений, неторопливо доедая суп и приступая к каше.
Мама удивлённо воззрилась на сына, будто увидела его впервые в жизни.
– Ты чего это, Сеня? Нужно на похороны поехать обязательно, ты что!
– Не хочу.
– Да как так? Вы же с Тимуром столько лет дружили! Неужели ты не хочешь в последний путь товарища проводить, что-то напоследок ему важное сказать?
– Мы не в ладах были последнее время, – с усилием выдавил Арсений это признание из сердца. – Пусть с ним прощаются те, кому он был по-настоящему дорог.
– Сыночек, – неожиданно смягчившимся голосом произнесла мама. – Когда человек умирает, не остаётся места старым обидам и упрёкам. Нужно отпустить всё это. Он на тот свет ушёл без груза былых сожалений, без злобы, вот и тебе стоит поступить так же – всё ему простить и самому у него прощения попросить…
«Едва ли он простит меня за собственную гибель», – мелькнула непрошеная мысль в голове Арсения, но выпорхнуть изо рта он ей не позволил.
– Даже если бы я и захотел поехать, с работы меня хрен кто отпустит, да и вечером надо будет Ангелину на поезд провожать, – вместо этого сказал вслух Сеня, вяло жуя кашу.
– Уверена, что начальник пойдёт тебе навстречу и даст погулять один денёк, – настаивала мама. – Ты там на хорошем счету! Столько лет без устали трудишься! А Ангелину я проводить могу…
– Вот уж нет, – сразу возразил Арсений, решительно встречаясь взглядом с матерью. – Ангелину я сам провожу, тут не до посредников! Ты, если так хочешь, можешь съездить на похороны и там от меня попрощаться с Тимуром. А вот девушку свою я сам на поезд посажу!
Мама слегка улыбнулась, виновато сведя брови к переносице, но почти сразу её улыбка истаяла, как первый снег.
– Сенечка, ты пойми, я очень рада за тебя, что ты девушку наконец нашёл себе. Ещё и такую чудесную девушку… Что Бог услышал мои молитвы: твоё сердечко открылось для любви… Но, сынок, нельзя похороны друга пропускать, нельзя так поступать. С Ангелиной, даст Бог, ещё увидитесь, созвонитесь там или в гости друг к другу приедете, а вот с Тимуром ты никогда больше проститься не сможешь. Прояви уважение к смерти. Хотя бы ради меня сделай это.
Аккуратно положив ложку на край тарелки и отставив подальше стакан с компотом, Арсений крепко переплёл пальцы, чтобы унять дрожь в руках и медленно поднимавшийся в груди гнев.
– Я тебе сказал своё решение.
– Сень, не упрямься, – сжала губы эта непреклонная немолодая женщина. – Я уже пообещала матери Тимура, что ты приедешь на прощание и на поминки тоже останешься.
– Ах вот, значит, как? Ты опять всё решила за меня?
– Я знаю, что для тебя лучше, сынок! И, неужели, ты ещё сомневаешься в том, что мама всё делает только на благо? Это ведь именно я познакомила тебя с Ангелиной и с Тимуром в своё время! Так что будь признателен хоть немного, порадуй свою маму и сделай так, как я говорю – езжай на похороны.
– Нет! Я сказал нет! – не сдержавшись, выкрикнул Арсений. – Я не желаю ронять притворные слёзы над телом этого богатого самовлюблённого засранца, который презирал меня всю свою жизнь! И разлучаться из-за него с Ангелиной в день нашей последней встречи я тоже не желаю!
Неожиданно не к месту припомнив слова кровавого призрака из затопленной комнаты, Сеня вдруг уверенно и чётко бросил их прямо в лицо матери:
– Ты всю жизнь мой манипулировала и продолжаешь это делать! Я сам знаю, что для меня лучше! Сам знаю, что мне нужно от этой жизни! Не стой у меня на пути, иначе я брошу тебя с отцовскими долгами один на один, и ни о чём не буду жалеть!
Это было равносильно пощёчине. Лицо женщины побледнело, на лбу вздулись вены, и губы её мелко затряслись. Мгновение она ошарашенно сидела на месте, не в силах пошевелиться, а после в уголках её глаз блеснули слёзы, мать быстро поднялась и выбежала с кухни.
Арсений слышал, как она плакала, закрывшись в ванной. Потом, придя в себя, молча переодевалась в комнате и, наконец, собрав последние вещи, без единого звука ушла на работу, на ночную смену в больницу. Хлопнула дверь, и Арсений остался в одиночестве сидеть на кухне, без какого-либо энтузиазма ковыряя ложкой остывшую кашу и размышляя над тем, как до безумия приятно ему было впервые в жизни высказать матери всю правду в лицо.
VI
Спать он лёг неприлично поздно, перед этим распахнув окно и закутавшись в крепкий кокон из одеяла и пледа, чтобы не закоченеть. Свежий стылый воздух приятно холодил лицо, и Арсений засыпал, улыбаясь. Будь тут мать, она бы без раздумий заставила его захлопнуть окно, обрекая на очередную ночь в духоте. Но в её отсутствие Сеня вновь мог почувствовать себя свободным, будто шкодливый подросток, дождавшийся, когда родителей не будет дома.
Стоило ему смежить веки, перед внутренним взором появились серые стены знакомой комнаты. Посередине, чуть склонившись над одним из трупов, Арсения дожидался кровавый силуэт. Лишённый глаз, он с искренним интересом разглядывал тело матери.
Сеня сделал шаг вперёд, но почти сразу ему в бедро ткнулось что-то холодное и твёрдое. Возле ноги плавал один из мертвецов, в котором Сеня мгновенно опознал Тимура. Тот осуждающе и как-то укоризненно поглядывал замутнёнными глазами на старого друга.
В чём он винил Арсения? В недавней ссоре перед самой кончиной, в том, что товарищ не согласился ехать на похороны, либо же в убийстве?
– Ты всё правильно сделал, – тихо произнёс кровавый призрак, разгибаясь.
– Я? – вздрогнул Сеня.
– Так следовало поступить уже давно.
Арсений промолчал, пытаясь понять, говорила ли странная фигура из крови о смерти Тимура или же о чём-то ином.
– Твоя мать в самом деле лишь мешает на пути.
Не сдержавшись, Сеня шумно выдохнул. Он-то волновался, что призрак из кошмара обвинит его в убийстве приятеля, но тот, похоже, имел в виду совсем другое.
– Что тебя тревожит? – неожиданно спросил силуэт, покачнувшись.
– Это я убил его? – тихо спросил Арсений, кивнув в сторону плавающего трупа.
– Это я убил его, – эхом отозвался собеседник.
Сглотнув, Сеня сухо поинтересовался:
– Зачем?
– Ты сам знаешь. Ты хотел этого.
– Но нельзя убивать людей из-за одной только прихоти…
– Нельзя игнорировать свою суть.
Тело Тимура медленно и словно бы нехотя перевернулось в чёрной непрозрачной жидкости, явив миру обнажённую спину, где белая кожа была покрыта десятками глубокий длинных ран, из которых сочилась кровь.
– Нельзя запирать внутри самого себя.
После этих слов кровавый призрак медленно поднял ногу и опустил её на живот материнского трупа, дрейфовавшего возле поверхности. Тело неторопливо и плавно пошло ко дну, пока полностью не исчезло в глубинах озера крови.
Арсений вынырнул из сна, сипло дыша и чувствуя, как сердце вот-вот вырвется у него из груди. Окинув пустую комнату беспокойным взглядом, он убедился, что проснулся гораздо раньше будильника. Кокон из одеяла и пледа распался, подушка валялась на полу, а сам Сеня был мокрым как мышь. Окно оказалось захлопнутым.
Пройдясь ладонью по шее, Арсений нетвёрдой походкой зашагал в сторону ванной, надеясь взбодриться под душем перед работой. Он забрался в холодное эмалированное нутро ванны, включил воду и лишь когда побежавшие к сливному отверстию ручейки окрасились в рубиновый цвет, окончательно проснулся.
От его ступней тянулись кровавые разводы. Похолодев до кончиков ногтей, Арсений выглянул в прихожую. Оттуда вела отчётливо видная вереница следов.
Выключив воду и выскочив из ванной в чём мать родила, Сеня всюду зажёг свет. С нарастающим ужасом он обошёл квартиру, чтобы убедиться в том, что от входной двери к его комнате вновь вела дорожка кровавых капель, в которые он спросонья наступил и проложил до ванной тропинку из багровых отпечатков ног.
Присев и с замиранием сердца проведя пальцем по свежей капле крови в прихожей, Арсений испуганно вздрогнул, когда оглушительно громко застрекотал старый домашний телефон на тумбочке. Поднести трубку к уху Сеня смог далеко не с первого раза.
Звонила одна знакомая медсестра из больницы, где работала мать Арсения. И звонила она, чтобы сообщить, что во время ночной смены на маму напал неизвестный. Когда та была в одиночестве на складе, кто-то зашёл в помещение следом за ней и нанёс множество ударов ножом или каким-то другим острым предметом. Мать потеряла полтора литра крови, но её успели вовремя найти, доставить на операционный стол и остановить кровотечение. Однако травмы оказались слишком серьёзными: мама всё ещё не пришла в себя, её состояние оставалось довольно тяжёлым.
– Кто только мог такое с ней сделать? – возмущалась на том конце провода медсестра, пока Арсений без единого звука ей внимал последние десять минут. – И ведь точно это не из наших кто-то! Я всех врачей и санитарок с сёстрами тут по двадцать лет знаю – нет у нас таких психов! Разве что кто-то из пациентов, маньяк какой-нибудь душевнобольной! Да и то, по следам крови бы нашли его сразу же! А тут мы поглядели, капли крови-то на улицу куда-то ведут! Да там сырость такая, слякоть, ничего толком и не увидать дальше крыльца у чёрного входа!..
Арсений явственно вздрогнул. Если бы в тот момент кто-то стоял возле него, то сразу заподозрил бы что-то неладное в поведении мужчины, но Сеня был совершенно один в квартире, выстланной кровавыми отпечатками ног будто ярко-красной ковровой дорожкой.
Это именно он всегда любил приходить к матери на работу через чёрный вход с крыльцом. Был ещё другой, более популярный у работников больницы, возле которого можно было спокойно покурить. Но Сеня, ненавидевший запах табака, пользовался только дальним ходом, с маленьким ветхим крылечком. Через него он приходил навестить мать ещё когда учился в школе, а после заглядывал после работы, чтобы забрать старушку домой или, напротив, принести ей что-то поесть на ночную смену.
И если это кровавый призрак из кошмара совершил такое с его матерью, то почему он выбрал именно этот неочевидный путь?
