Софья Сергеевна Маркелова
Стук
В кабинете диспетчера невозможно было развернуться или найти хотя бы один свободный уголок. Всюду лежали старые архивные журналы, документы и кипы газет, а большую часть окрашенной в белый цвет стены занимала пробковая доска, на которой висели ключи всех форм и размеров. Под выведенными черным фломастером номерами на гвоздиках и кнопках покачивались ключи: какие-то из них были соединены кольцом с дешевыми китайскими брелоками, другие же выцветшими лентами оказались привязаны к массивным деревянным конусам. Как раз один из таких ключей пожилая женщина-диспетчер сняла с крючка и протянула Андрею, который уже несколько минут переминался с ноги на ногу возле тесной коморки.
– …Да меня не интересует, что там у вас в электронном расписании сказано! – воскликнула старуха, настойчиво пытаясь вложить в руки доцента выщербленный годами ключ.
– Третья аудитория на это время должна быть закреплена за мной! Проверьте еще раз эти ваши списки. Якушев Андрей. Семинары с третьим курсом на все полугодие.
Он раз за разом отталкивал скрюченные пальцы диспетчера с зажатым в них ключом, силясь доказать, что не согласен на такой вариант.
– Ничего подобного! У меня четко написано, что в третьей аудитории до самого июня теперь идут сдвоенные лекции у профессора Дьяченко… Это ваше электронное расписание – брехня собачья! Я верю только своим спискам! – воскликнула старуха и ткнула в лежавшие перед ней на столе бумаги, где все таблицы пестрели карандашными пометками.
– И что вы мне прикажите? – возмутился Андрей. – Заниматься со студентами в этом сыром подвале?
– Ну нет у меня других свободных аудиторий! У вас группа на десять человек – как раз уместитесь в девятнадцатой!
– Это не аудитория, а дыра! Я буду жаловаться в деканат!
– Жалуйтесь! Но ничего больше я не могу предложить, ни им, ни вам! – сурового отрезала старуха и впихнула-таки ключ в руки остолбеневшего от негодования доцента. – Или берите, или будете заниматься в коридоре полгода!
Такого рода угроза остудила пыл Андрея, хоть он и не смирился окончательно со своим унизительным поражением. Демонстративно фыркнув напоследок, доцент развернулся спиной к диспетчерской, и за ним сразу же с оглушительным стуком захлопнулась дверь. Старуха, в одиночку ведущая войну со всем преподавательским составом историко-архивного института уже не меньше десяти лет, победила и в этот раз, но однажды хранительница ключей должна была пасть. По крайней мере, Андрей очень на это надеялся. Почти ежедневная борьба за аудитории начинала надоедать не ему одному.
Перебирая пальцами громоздкий деревянный брелок в форме груши, которым при желании можно было кого-нибудь оглушить, доцент махнул рукой группе своих студентов, жавшихся неподалеку, и направился к лестнице, ведущей на второй этаж корпуса.
– Андрей Иванович! – окликнула преподавателя одна из третьекурсниц, семенившая следом. – Мы что, правда в девятнадцатую пойдем?
– Особенного выбора у нас нет… – себе под нос выдохнул доцент, преодолевая одну ступень за другой. Под каблуками его ботинок звенел чугун, которым здесь была окована центральная лестница. Ажурные металлические узоры оплетали ступени и поручни, и каждый шаг сопровождался легким звоном, который эхо уносило вверх, под сводчатые потолки, чтобы после эти отзвуки растаяли в запутанных пролетах и переходах старого здания корпуса.
– Ой, как я не люблю эту аудиторию, – сразу же пожаловалась еще одна из студенток своим одногруппникам. – Вечно там сыростью пахнет и какой-то плесенью. И холодно…
– Да потому что подвал – он подвал и есть, – буркнул высокий парень с рюкзаком за плечами. – Даже в универе. Холод и вонь… Ничего особенного.
– Между прочим, – возмутилась на это заявление староста группы, – как раз-таки подземные этажи здесь датируются началом пятнадцатого века, в отличие от более поздних надстроек. Это самая старая часть историко-архивного! Она, можно сказать, дышит почтенной древностью! А вы только о вони думаете!..
– Какие еще подземные этажи, Лерка? Тут только один подвал с парой аудиторий и все!
Староста хмыкнула.
– Я где-то читала, что доступ на остальные уровни просто закрыли и замуровали уже давно, чтобы любопытные студенты туда не лазали, как на чердак над кафедрой краеведения! Все-таки это здание – уникальный архитектурный экспонат, если что-нибудь да не закрыть, то студенты тут все по камешкам разнесут.
– Пф! Больно надо! Да там на этом чердаке даже делать толком нечего, – пробормотал парень с рюкзаком. – Если в этих подвалах так же пусто, то могли бы и не замуровывать уж!
На втором этаже Андрей повернул направо, прошел до конца коридора и ступил на новую лестницу, которая вела обратно вниз. Запутанная система ходов историко-архивного института могла оказаться серьезным испытанием только для неопытных абитуриентов, а вот маститые преподаватели и старшекурсники давно знали не только схему всех этажей, но и самые краткие пути. Из-за богатой истории этого древнего здания, которая включала в себя множественные перестройки и ремонты, отдельные аудитории оказались запрятаны так глубоко в лабиринте проходов, что путь к ним напоминал спутанный комок ниток.
– Мне как-то Варя рассказывала, что она ходила с группой историков на лекцию по культуре Франции, которая как раз в девятнадцатой аудитории шла. Так она там заснула на этой лекции, и ей такая муть снилась!
– Если бы я добровольно пошла к Головашкиной на ее лекции по культуре, то мне бы тоже только бред мог присниться. Она страшно нудная! – заявила одна из студенток.
– А чего там Варя рассказывала?.. – все же поинтересовался кто-то из группы.
– Она говорила, что с ней стены разговаривали, представляете? Я сначала хотела пальцем у виска покрутить, а потом вспомнила, что мне ребята с четвертого курса тоже жаловались, что не любят эту аудиторию. Мол, там сквозняк может на ровном месте появиться, звуки всякие мерещатся часто… Странное место, короче.
– У-у-у! – посмеялся парень с рюкзаком. – Нашли чего бояться, девчонки! Курсовую у Дьяченко писать – вот чего на свете страшнее не придумаешь, уж поверьте! Она же все мозги через трубочку выпьет, и уйдешь от нее в итоге с пустой головой и стостраничной работой, которая никому нафиг не интересна, кроме этой упырихи.
Андрей сам себе тихо хмыкнул под нос, но вслух озвучил совсем иное, обернувшись к группе:
– Дорогие мои архивисты, я бы попросил вас уважать преподавателей и не обсуждать их столь открыто в присутствии других педагогов.
Пристыженные студенты изобразили раскаяние, но на деле лишь понизили голос, продолжив обмениваться последними слухами и сплетнями.
Стоило Андрею и его свите преодолеть лестницу, они ступили в узкий темный коридор, где не могли бы разминуться даже два человека. Старый ход с обшарпанными стенами и одинокой лампочкой, горевшей где-то посередине длинного чуть искривленного тоннеля, привел их в самый конец этажа, где располагалась потайная лестница – единственный существующий путь к секции с несколькими подвальными аудиториями.
Там, в маленьком закутке, будто отрезанном от всего остального здания, размещались всего два смежных кабинета, в одном из которых еще периодически проходили занятия, а вот второй из-за появившейся недавно в стене глубокой трещины был временно крепко заперт.
Затхлый запах древности и сырости пропитал здесь не только всю мебель, но и сами стены. Лишенные окон аудитории, освещаемые лишь холодной белизной ламп, казались пыточными камерами, где парты стояли так тесно друг к другу, что между ними едва можно было протиснуться. Давивший на голову потолок с лохмотьями паутины, свисавшей по углам, периодически осыпался тонкими пластинками и мелкой крошкой старой побелки.
Пока студенты рассаживались по местам, доцент из любопытства заглянул в приоткрытую дверь соседней аудитории. Внутри оказалось несколько работников в спецодежде, которые заделывали в стене длинную продолговатую трещину, по диагонали тянувшуюся от самого пола с вздувшимся черным паркетом и до шершавого потолка. Кругом были разбросаны различные инструменты, все столы были сдвинуты в один угол аудитории и поставлены друг на друга.
В институте поговаривали, что эта трещина появилась буквально за один день. Еще совсем недавно в двадцатой аудитории ничего не было, и всего пару недель назад, прямо посреди занятия, по стене с угрожающим звуком расползлась змеящаяся глубокая трещина, перепугав всех студентов и профессора, находившихся тогда в комнате. Андрей же теперь переживал лишь из-за того, чтобы эта трещина не перебросилась и на смежный девятнадцатый кабинет, который отныне на пару часов в неделю принадлежал ему и третьекурсникам. Вряд ли заделывание разлома шпаклевкой могло как-то уберечь стены от дальнейшего разрушения.
