Смеклоф
КиберЧаръ

Глава 2. Продромальный период

Он стоял перед глухой металлической калиткой в пятиметровом заборе и, сжав зубы, упрямо смотрел в глазок. Там внутри что-то копошилось. Маячили неясные тени и плавали разноцветные мороки, но ответа не было.

– Я к директору Медовичу. Старший инспектор МСБ по особо важным делам Валергор, – терпеливо повторил он, и калитка наконец бесшумно отворилась внутрь.

Посреди тенистого двора, окружённого старыми ивами, лежал кот. Старый, помятый, с проплешинами на боках и усталыми всё понимающими глазами. Сначала, он даже показался настоящим, но то появляющийся, то исчезающий длинный хвост выдал чарушу. Словно поняв свою промашку, дворовый встал, почтительно поклонился и пошёл по заросшей кустами тропинке в сторону корпусов интерната.

Валергор двинулся следом, нервно оглядываясь. Такого гнетущего чувства, он не испытывал с плена. Тогда его пытались сломать дедовским методом: холод, голод и тьма. Почти получилось. В какой-то момент ужас неизбежности начал разрушать психологическую защиту. Просто повезло, что его освободили буквально на несколько часов раньше, чем он окончательно сдался.

Деревья торчали высохшими палками. Редкие скрюченные листья едва прикрывали оголённые, стянутые паутиной стволы. Длинное, сплюснутое сверху здание интерната с бочкообразными колоннами, поддерживающими покатую крышу, склонилось вперёд. Будто приготовилось обрушиться на пришедшего.

В пустынном дворе притаилось смертельное уныние, готовое наброситься на любого, кто даст слабину, отвлечётся или задумается. Даже ничтожная потеря контроля, могла стоить свободы, рассудка или даже жизни.

Дворовый чаруша прыгнул к открытым дверям и исчез. Вместо него на пороге появился седой тощий мужчина неопределённого возраста. Длинная тонкая борода заправлена в нагрудный карман пиджака и немного спутана с золотой цепью, торчащей из жилетки. Клетчатые брюки и нафталиновые чёрные боты дополняли строгий образ махрового консерватора.

– Простите, что заставил ждать, – расшаркался он. – Возраст уже не тот, хожу медленно. А ещё этот праздник… столько дел, столько дел. С юбилеем вас! Идёмте скорее внутрь, из-за охранных чар снаружи неуютно.

Валергор поспешил воспользоваться предложением и как только дверь закрылась, дышать и правда стало легче. Захотелось расправить плечи и даже улыбнуться, но он сдержался.

– И вас со столетием Великой октябрьской революции технического прогресса и магического равенства! Конечно, в праздник не до этого, но у меня очень деликатное дело.

– Деликатность наше первое правило, – едва заметно улыбнулся директор Медович. – Идёмте в мой кабинет. Скоро будет перемена и станет слишком шумно, чтобы конфиденциальничать.

Они поднялись по винтовой лестнице на третий этаж. Мимо проплыли бесконечные однообразные коридоры, увешанные плакатами и стенгазетами. Было несколько цветочных горшков, но почему-то пустых. Ещё и паркет скрипел под ногами, как упаковочная бумага.

Маленький кабинет едва вмещал шкаф до потолка, два кожаных кресла, рабочий стол и бессчетную коллекцию глобусов.

Валергор сощурился от яркого света, бившего в глаза из окна. Лучи прожигали темноту, не давая как следуют рассмотреть остальную обстановку.

Директор Медович приглашающе махнул рукой и, кряхтя, сел сам.

– Чем обязан МСБ? – уточнил он.

– Две недели назад, у вас был наш сотрудник…

– Такой маленький кругленький с очень живыми глазами-бусинками? Ещё немного пришепётывал?

– Да, Илья Ванович, – подтвердил Валергор. – Он исчез. С тех пор его никто не видел. Мы долго разбирались в произошедшем, но получается, что вы видели его последним.

– Прискорбно, – пробормотал директор Медович.

В его голос закрались саркастические нотки, но из-за яркого света из окна, разглядеть лицо не получилось. Из-за чего старший инспектор по особо важным делам снова начал нервничать. Справляться с проклятой дрожью, заставляющей пальцы выбивать безумный ритм, становилось всё труднее. Поэтому он спрятал руки под стол.

– Расследование показало, что две недели назад он зашёл на территорию вашего интерната, но так из него и не вышел.

– Действительно странно. Вы запрашивали данные у Магического Исследовательского Ведомства? Мы их подведомственное учреждение.

– Они передали нам расшифровку всех чар.

– Дело и правда очень деликатное. Хотите горячего чаю? У меня с особыми травками. Снимают любую дрожь. Вы, наверное, простудились? В МСБ хорошая медподписка?

– Не жалуюсь, – процедил сквозь сжатые зубы Валергор, но тут же заставил себя расслабиться. – Я натуральное не употребляю, – поглядывая на пар, вырывающийся из носика керамического чайника, более дружелюбно проговорил он, – желудок слабый. И это не простуда. Последствия военных действий. Иногда накатывает сильнее.

– Значит чай не будете?

– Нет.

Директор Медович пожал тонкими плечами.

– Прискорбно.

– Поможете разобраться?

– Безусловно. Я на сто процентов уверен, что он вышел из здания. Поэтому предлагаю вам начать обыск…

– Это не обыск!

– Я плохо разбираюсь в ваших терминах. Начните с сада. Сотрудников у нас мало, но могу выделить Чешира. Он очень сообразительный для чаруши. Идите, я предупрежу.

Валергор остался сидеть, стараясь высмотреть хоть что-то сквозь яркий свет из окна.

– Ответьте сначала на пару вопросов, пожалуйста.

– Да, да, конечно. Я думал вы торопитесь, – расщедрился директор Медович.

– О чём вы говорили с нашим сотрудником?

– Про уродов. Знаете, таких что от рождения совершенно неспособны скопить даже мизер энергии. Об изучении нежизнеспособных особей, которым мы здесь якобы занимаемся, – смешок вышел слишком натянутым, но не помешал продолжить. – У нас всё намного проще. Мы выращиваем на продажу будущих жён, мужей, доноров органов, высокоуровневых питалок или магов. Всё зависит от предзаказа. У нас нельзя взять человека в ипотеку. Здесь всё очень дорого и чрезвычайно качественно. Вы понимаете?

Валергор сглотнул.

– Кстати, откуда у вас такая родословная? Наверное, очень редкий род, никогда не слышал, – уточнил директор Медович.

– Это не род. Сокращение от Валерьяна Егоровича. Так к нему привык, что пользую…

– Тогда начните со двора. Чешир всё покажет.

Пятый

Его было видно, как через грязное стекло. Он сидел в маленькой кухоньке типовой государственной квартирки и обречённо смотрел в полутёмный коридор. Тогда, пятнадцать лет назад, у него ещё было имя, но теперь остался только номер. А Пятый Азеф всегда чурался цифр, привык округлять их ещё со школы. Особенно чепуху от МСБ. Ей сложно верить. Жёсткие допросы заставляли людей говорить много лишнего. А во сне свои законы. Вместо того, чтобы просто сказать – вот этот гад слепил пандеклятье, которое заражает жителей столицы – только мутные образы. Их ещё упорядочить. А сначала запомнить его номер: 17-18-6-5-1-20-6-13… Это невозможно! Кто вообще придумал номера, если нет рода? Проще звать его Предателем. Это всë объясняет и не надо рыться в памяти, чтобы выковырить оттуда бесконечный набор цифр.

Было и без того мерзко, почти больно смотреть на безысходность чужой жизни. Пятому Азефу казалось, что его насилуют. Проникают в самую суть его потаённого подсознания. Нагло возятся там и выбрасывают из первородной тьмы на свет его грязные тайны… или не его? Внутри сна всегда сложно разобраться, где заканчивается один акт и начинается другой. Когда проклятая пьеса подойдёт к финалу? Умрёт ли главный герой или отравит половину Москвы жутким проклятьем? А может быть всё закончится наивно хорошо?

В маленькую кухоньку типовой квартирки вбежала жена Предателя: поседевшая с чёрными кругами под глазами и слишком глубокими морщинами. Она была ещё относительно молода, но известия о сыне пробили её энергополе и жизненные силы хлестали во все стороны, оставляя на стенах кухоньки ржавые пятна, которые в самые короткие сроки заполнит гнилая плесень. Жена кричала, заламывала руки, что-то требовала, но Предатель молчал. Он привык страдать в одиночку, смаковать каждую душераздирающую мысль и строить гигантские воздушные замки, чей фундамент уже давно треснул так, что стены осыпались в бездну.

Она уехала на фронт, чтобы найти сына, которого уже нельзя было найти, а тем более спасти. Но она всё равно пыталась, рвала из себя последние жилы, пока не попала под вражеские вредочары. Тогда Предатель получил вторую похоронку, и маленькая кухонька типовой квартирки стала такой крошечной, что кроме него в неё уже никто не помещался. Ему больше не мешали рыча сосать большой палец. Дурная детская привычка превратилась в манию. Ноготь пожелтел, а кожа начала облезать.

Пришлось напрячься, но Пятый Азеф вытащил себя из этого сна, но только для того, чтобы попасть в другой. Предатель бледной тенью шёл следом, продолжая делиться безрадостным существованием. Его исследования не закрыли только потому, что он изобрёл пандеклятье. Раньше чтобы проклясть колдуну приходилось черпать энергию в себе. Поэтому проклятье медленно, но верно уничтожало не только жертву, но и того, кто его навёл, осушая досуха. Для военных действий такое не годилось. Нужно было что-то более разрушительное и управляемое.

Предатель взял за основу старинный постулат. Желания достаточно, чтобы нанести вред! Магия может воплотить всё, что хочешь, только потому, что хочешь. Чтобы сделать проклятье массовым, он добавил источник непрерывной энергии. Подключение энерговода увеличивало количество потенциальных жертв до бесконечности. Но самое главное пандеклятье можно было начать и остановить с помощью проклятой руны. Так им мог управлять любой. Хотя, при необходимости, чтобы всё прекратить можно было по старинке прикончить колдуна.

Это открывало новые перспективы по зачистке вражеских территорий. Не хватало боевых чар для максимального вреда противнику. Стихии не справлялись! От ветра, молний и огня придумали слишком много щитов и контрчар. Нужно было что-то особенное. Чтобы никто не ожидал. Чтобы даже представить не мог, как этому противостоять.

Но у него не получалось. Хотя он отслеживал все новые боевые разработки. Искал и не находил. Всё сильнее хандрил и с каждым днём приближался к увольнению. Смириться со смертью близких в бессмысленной войне с невидимым врагом было так тяжело, что боль требовала выхода и виновных. Он связался с верующими. Подпольной сектой, которая считала Энерполза живым, а всех остальных паразитами. Поэтому пандеклятье их очень заинтересовало. Предатель почувствовал себя нужным, но в последний момент передумал и сдал верующих МСБ. От такого скандала его отмыть не смогли, поэтому отправили на фронт, чтобы смыл позор кровью.

Пятый Азеф заскрипел зубами и снова попытался улизнуть из начарованного сна. Не зря ведь практиковал осознанные сновидения. Он уже понял больше, чем достаточно, пора было просыпаться, чтобы всё как следует запомнить. Даже получилось подняться, но вместо уютной спальни в загородном доме его окружали голые стены разрушенной котельной. Их детского тайного штаба, в котором они прятались от непонятливых взрослых, запрещающих играть в войнушку.

– Да вы издеваетесь! – зарычал он, но изо рта вырвался мальчишеский писк.

– Заткнись! – заревели в ухо. – Раскроешь нас невидимым врагам!

Пятый Азеф нервно обернулся. Магистр Ужас недовольно хмурился, нависая над ним. Его не по-детски большие кулаки были так сильно сжаты, что побелели костяшки пальцев.

– Я не хотел…

– Заткнись, сопляк баламошев! Вали на шишень отсюда! Ещё раз припрёшься в штаб, кишки выпущу.

Надо было встать и уйти, но почему-то так никогда не получалось. Даже оторваться от надписи на жёлтой штукатурке: «Сдохни, но победи!», было невыносимо сложно. Через дыры в стене простреливали тонкие лучи заходящего солнца и словно лишали его сил. Поэтому было так сложно сопротивляться.

– Я воевал!

– С кем это, соплячок? – противно захихикал магистр Ужас. – С мамкиной сиськой? Победил?

Пятый Азеф задрожал.

– По-настоящему…

В ответ раздался издевательский смех, и сжатый до хруста кулак прилетел ему в лицо. От удара голову откинуло назад, и она треснулась об стену с надписью. Сверху посыпалась штукатурка.

– Кто тебя на фронт возьмёт? Ты же как баба! У тебя сисек нет?

Чужие руки зашарили под одеждой.

– Отвали! Отвали! Я тебя прокляну!

Магистр Ужас захохотал своей жертве прямо в лицо, так что полетели хлопья слюны.

– Ты ни на что не годен. Без маны своего сраного рода, до восьмого уровня не докачаешься.

– Докаюсь!

Ещё один удар врезался в губы, и они треснули.

– Докасяюсь! – захныкал Пятый Азеф, разбрызгивая кровь.

– Ты даже унитаз чарами взорвать не можешь, сопляк. А кто библиотеку поджёг? Я! А чарушу в подвал загнал? Тоже я! А ты? Ты что сделал?

– Я сражался…

– Тебя десять магов высшего уровня охраняли, чтобы невидимые враги не продрали тебе ещё одну дырку в жопе! – магистр Ужас затявкал, как заикающийся пёс. – Ты слабак и папенькин сынок.

– Я… я… я…

Взять себя в руки оказалось намного сложнее, чем в реальности. Пришлось отключиться от сыплющихся ударов и детских насмешек. Снова сосредоточиться на секретных данных. Вообразить маленькую кухоньку типовой квартирки и постаревшего Предателя. Только после этого получилось выскользнуть из повторяющегося кошмара, а затем и проснуться.

Грязное стекло начало таять и на его месте проявилась обитая карельской берёзой спальня в родовом особняке. Пятый Азеф на всякий случай потёр ладони, чтобы запустить все чары, и только тогда успокоился. Поморгал и подскочил. За окном уже разгорался рассвет, так что снова ложиться нельзя. Лучше немного недоспать, чем много переспать. Он потряс головой, вытаращил глаза и с ненавистью уставился на открытую полку на противоположной стене. С краю стоял начисто вытертый гарнец с замазанной сургучом этикеткой.

Он протянул руку и махнул, заставив энергию перевернуть трёхслойный зачарованный сосуд передом к стене.

– Лучше не зли меня, шишень развоплощённый!

Бойчик

– Владимир Дмитрич, всё нормально.

Огромное тело резко застыло посреди коридора, так что от подпрыгнувшего живота покатилась волна дрожи. Она всколыхнула даже дряблые щеки и растворилась в рыжих бакенбардах, прячущих уши. Светлые, жидко-зелёные глаза сузились. А толстые, вечно потные ладони сжались в кулаки по бокам от неохватного живота.

– Во-первых, – тяжело выдохнул он, – здравствуйте, хозяин. Да, заместитель Бойчик? А во-вторых, что нормально? То, что наши конкуренты влезли в Центральный округ? Ты обещал, что их оттуда вышвырнут!

– Магистрация…

– Обосрация ты, а не магистрация! Щенки из «Уберём ВВ» повсюду! Они скоро их моих снов маготходы таскать начнут!

Зная безумный нрав начальника, заместитель Бойчик невольно сглотнул, но отступать было некуда. Гигантская туша перегораживала весь коридор, покачиваясь от стены до стены. Заклятье левитации из особой подписки «Магистр плюс» не могло удерживать её в безупречном равновесии постоянно, поэтому она плыла и покачивалась.

– Всё, как вы приказали…, кореш отключил Изкурножа!

– Какой кореш? – Владимир Дмитрич так втянул воздух, что щёки снова затряслись и покраснели. – Издеваешься?

– Всё как вы хотели…

Кулак потянулся к носу говорившего, но достать, естественно, не смог. Поднялся на уровень живота и бессильно опустился. Правда во все стороны разлетелись искры зря потраченной энергии. Попали на затянутую на животе рубаху и торчащую между пуговиц белую кожу и рассерженно зашипели.

– Простите, простите, хозяин. Всё уже почти настроили. Старые чары тоже остались. Их можно вернуть, будто…

– Точно издеваешься!

Заместитель Бойчик отпрыгнул назад, хоть и понимал, что бежать некуда. Он давно загнал себя в угол и уже не видел выхода.

– Я хотел, чтобы взяли предателя Дивногорского, а не этого… откуда он вообще взялся?

– Пушкин притащил с собой…

– Почему не наш бывший сотрудник? – взревела огромная туша.

– Дивногорский в коме…

– Не попадайся мне на глаза!

– Простите, хозяин.

Владимир Дмитрич зловеще оскалился. По бетонной стене коридора протянулась длинная кривая тень, а нервный белый свет задрожал и посинел.

– Пора тебя менять. Совсем!

Заместитель Бойчик сглотнул, а начальник со всей силы отпихнул его и протиснулся в кабинет. Дверь грохнула так, что задрожали обшитые дубом стены. Тёмные от следов времени, вывезенные из какой-то затопленной почти сто лет назад деревни. Первые попытки обуздать энергию, как всегда, строились на основных стихиях, поэтому тогда утонули многие. Ещё больше сгорело и сгинуло в недрах земли. А вот на воздух взлетело значительно меньше.

Хозяина распирало от злобы. Надо было срочно выплеснуть её куда-нибудь, иначе натянутая до предела кожа, могла и лопнуть. Заклятье донесло его до стола и плюхнуло в кресло, которое страдальчески закряхтело и едва не сложилось. Усиленная модель из подписки «Великан плюс» с трудом справлялась с его тушей и натужно скрипела по дубовому паркету. Даже у чар были ограничения. Чем больший вес приходилось поднимать, тем больше энергии тратилось. А думать о лишних потерях хотелось меньше всего. Но стоило Владимиру Дмитричу наклониться, как из раритетного зеркала выпрыгнуло уведомление об отказе на расширение территорий уборки магических отходов в Центральном округе.

– Пушкин – шмонькин сын! Грёбаный выскочень, три месяца как появился и уже всё обделал. Дивногорского шаболду перетащил… удавлю обоих! Такой хаос устроили, уборщики!

Он отмахнулся от уведомления и пододвинул к себе небольшой круглый аквариум с гравировкой «Хомо магус навсегда». На воде плавал крошечный остров с пальмой. А под ним в голубых толщах воды происходили бесконечные таинства эволюции. Мелкая рыбка росла, отращивала ноги и выползала на сушу. Распрямлялась, отрывалась от земли, освобождала руки и начинала пилить пальму, в процессе всё больше превращаясь в человека. Это занятие ей, правда, быстро надоедало. Тогда человекоподобное существо садилось в позу лотоса и погружалось в себя. Вскоре над двумя закрытыми глазами открывался третий. Существо взлетало над бренным островом, претерпевало несколько магических превращений, в итоге становилось акулой, и снова ныряло в пучину морскую.

Хозяин дождался очередного витка, а когда отрастившая ноги рыба поползла на берег, с воодушевлением спихнул её пальцем обратно и начал топить.

– Я акула, я главный, я всех жру, – зачарованно пробормотал он, но по коже пробежал едва различимый разряд, слетел в воду, зашипел и исчез.

А вслед за ним зашипело и ухнуло в голове. Владимира Дмитрича перекосило. Он отшатнулся от аквариума и превращения продолжились. Рыба вскарабкалась на остров и как ни в чём не бывало начала отращивать нужные конечности.

– Гадина! Гадина! Гадина!

От крика снова зашатались стены. На пол свалился портрет. Потайная дверца у грузного шкафа отворилась и оттуда кубарем выкатился мальчишка лет восьми. Немытые волосы торчали во все стороны, а грязные обноски едва прикрывали тощее тело.

– У меня закончилась энергия!

От визга мальчишка подскочил, но сразу же бухнулся на колени.

– Простите, хозяин. Умоляю…

Владимир Дмитрич сморщился и едва разжав губы выплюнул слова:

– Делай подменыша.

Мальчишка ещё сильнее задрожал, но замотал головой.

– Подпитай меня!

Этому приказу он был не в силах сопротивляться, поэтому чиркнул тонким пальцем по руне «питание» на ладони. Плотный поток на мгновение даже раскрасил комнату радужными сполохами и озарил обрюзгшее лицо с рыжими бакенбардами.

– Теперь делай подменыша!

В ответ снова замоталась голова.

Владимир Дмитрич заставил заклятье из подписки заработать и вместе с креслом подплыл к своей жертве. Он даже не пытался складывать чары, а просто начал откачивать энергию обратно, но из-за того, что чара приёма у его питалки не работала, мальчишку вдавило в пол. Невидимые потоки вибрировали и расходились по кабинету кругами. Задрали ковёр, закачали полки, и с них посыпались жуткие на вид побрякушки. Зашатали потайную дверцу, так что она в истерике забилась об шкаф, вожделенно скрипя. От бесцельно выброшенной энергии воздух буквально загудел. Всё что могло наэлектризоваться, наэлектризовалось. С пола поднялись едва различимые соринки. Только вокруг мальчишки оставалась полоса отчуждения – тёмная, вязкая и горячая. Его давило всё сильнее. Для сопротивления не было ни сил, ни желания. Он просто сглатывал, не успевшие высохнуть слёзы, и старался не слушать хруст своих суставов.

– Делай подменыша, – упрямо требовал хозяин и продолжил напирать.

Его безвольную жертву уже распластало по полу, ковёр сдвинулся, и голова упёрлась в дубовый паркет, но давление не ослабевало. Руки вывернуло, плечи уехали за спину. Он что-то сдавленно пискнул и зубы царапнули по дереву. Челюсть свело, и звуки заглохли, поэтому пока ещё хоть как-то двигались пальцы, он согнул мизинец и мазанул по ладони. Единственное разрешённое клятье моментально запустилось. А когда над ним появилась почти натуральная копия, прекратилось и энергодавление.

– Встань и смотри!

Сломленное, раздавленное тело едва слушалось, но он всё-таки поднялся и невольно отпрянул на шаг, когда созданный хозяином подменыш, несмотря на грузность и тяжесть, резко ударил его подменыша в живот. От боли заныл пустой желудок. Магическая связь полностью передавала ощущения, только не наносила физического урона. Терпеть не стоило. Мучитель мог придумать чего похуже. Поэтому мальчишка тонко захныкал, пряча глаза. Страшно ему давно не было. Страдания казались мелкими и незначительными. Он и сопротивлялся лишь для того, чтобы посильнее вывести мучителя из себя. Тогда тот зверел и терял контроль. А так всё проходило намного быстрее.

В следующий раз кулак прилетел в ухо. Внутри что-то лопнуло, мальчишка покачнулся, но не упал, механически замотал головой, но Владимир Дмитрич зарычал в ответ и удары посыпались один за другим. А когда подменыш рухнул на пол, в ход пошли ноги.

Бидбей

– Чё-каво? Есть где пожить?

– Бидбей? Что с голосом? Сразу не узнал.

Звонивший попытался подняться, но голова опять закружилась, и он осел на пол, очередной раз прокорябав спину об неровную штукатурку.

– Прихворал, Кореш. Ничё уже…

– Опять все подписки просрал? Ты прямо мегасральщик. В больничке что ли? Есть максимальная медподписка на месяц, почти даром…

– Ни ватта нет, – вздохнул Бидбей. – Выручай, Кореш. Есть где отлежаться?

Оглушительная тишина пугала своей неотвратимостью. Ну не могут же все отказать. Он ведь не так часто просит помощи, чтобы стать галимым прилипалой или уже перешёл какую-то грань?

– Окей, – снисходительно проворчали на той стороне, – есть одна тихая хатка. Я там неисправного Иискурножа чинил, хозяин вроде уехал в командировку. Можешь пожить недельку.

– Пасиб, Кореш, пасиб…

– Никогда и никому, понял?

– Да, да…

– Испортишь мне репутацию, прокляну!

– Чтобы ни маны боле не выработать!

Бидбей снова начал вставать, но теперь ещё медленнее, в несколько этапов. Сначала сел на корточки, потом чуть разогнулся, повернулся и опёрся на стену. Распрямился, но не до конца. Голову поднимать не стал и плечи распрямлять тоже. Так и побрёл к выходу приёмного покоя, сутулясь и терпеливо выслушивая инструкции.

– Искурножа не приручай. Никаких личных просьбочек и обращеньиц. Только стандартная база: «хозяин хочет, чтобы ты сделал то-то и то-то», понял? Не вздумай там шиковать? Приведёшь кого, я тебя из-под земли достану и обратно засуну.

– Я один тихонько, как чудь белоглазая и питаться там не буду. На хозяйскую кухню ни ногой.

– Смотри мне! Лови адрес и секретное слово для искурножа.

– Пасиб, Кореш, пасиб…

Идти было очень муторно, перед глазами всё кружилось, но Бидбей как-то умудрялся переставлять ноги, бормоча, что бывало и хуже. Маны не было даже на эконом магохода. За то, что его поставят на ноги, пришлось выложить все личные запасы, иначе не отпустили бы даже под добровольный отказ от медпомощи. Поэтому он едва выбрался из стеклянных дверей больницы на улицу. Небо давило сверху, асфальт упирался в ноги снизу, а серые махины безликих домов сжимали рёбра слева и справа. Словно город пытался его раздавить, чтобы не позволить восстановить истощённые запасы энергии. Он едва доплёлся до остановки скотовозки и вцепился в поручень. С трудом собрал вместе путанные мысли и передал адрес. Ехать, как назло, надо было на другой конец Москвы. В один из самых стрёмных районов восточного округа. Его даже приличные франты из центра, иначе как Жульёбино, не называли.

Скотовозка открыла портал через сорок минут. Вокруг собралось уже много людей. Бидбей, тяжело дыша, шагнул внутрь мутного сияния, но его тут же впихнули глубже, матюгнувшись в ухо. На ответ не хватило сил, он кое-как втиснулся в очередь. Вытер мокрый, липкий лоб рукавом, и сполз бы на пол, если бы не мешали плотно стоящие пассажиры. Движения вообще не чувствовалось, словно сверкающий перламутровый коридор не тянулся через изнанку мира, а остался на тротуаре. За его мутными стенами с трудом просматривались трубы городского энерговода, а хрустальной горы и вовсе не было видно. Она полностью растворилась в жирной мгле и лишь немного просвечивала на горизонте, словно была далеко-далеко. Добивала вибрация под ногами, от которой ещё сильнее гудело в голове и укачивало, поэтому Бидбей закрыл глаза и сам не понял, как отрубился.

Из стены перламутрового коридора, трагически приволакивая ногу, вышел пожилой маг. Его нечёсаные волосы свисали ниже плеч, но сами плечи опустились будто до растворившегося в сиянии изнанки пола.

– Пожалуйста, – скорбно протянул он, размазывая морщинистой рукой слёзы по седой бороде. – Твои силы и таланты нужны родине. Вступай в ряды военных колдунов. Родина всё ещё в опасности. Враги скоро отберут всю нашу энергию без остатка. Пострадает наш привычный, горячо любимый образ жизни.

Бидбей очухался на полу, не чувствуя затёкших рук, на которых лежал. Значит в отключке пробыл не меньше получаса. Его очередь ушла далеко вперёд, но количество желающих без затрат энергии добраться до дома, не уменьшалось. Они обходили его с двух сторон, медленно продвигаясь к невидимой горе. Кто-то уже успел пошарить по его карманам, даже попытался взломать руны. На ладоне остались царапины от вредочар. У грабителя, конечно, ничего не вышло. Мастера такой ступени, чтобы вскрыть личную защиту за тридцать минут, на скотовозке не промышляли. А у любителей пыли и зелий для разочарования не хватало таланта.

Он отряхнулся и встал в длинную череду безликих пассажиров. Стоило закрыть глаза, как в темноте проступала новая социальная реклама. Видимо для наведённых чар не было разницы спит человек, задумался, устал, болен или в бреду. Все, кто перемещается через скотовозку, должны получить свою порцию одобренной государством агитации. Поэтому под его веками довольно улыбались розовощекие юноши в просторных балахонах, а ещё совсем юные, как феи, ведьмочки в лёгких полупрозрачных платьицах танцевали на костях невидимых врагов. За их спинами горели руины чужих городов и дымили трубы энергоперерабатывающих заводов, от которых облака раскрашивались во все цвета радуги.

– Население обязано отдавать свою энергию южному фронту! – доверительно, но настойчиво комментировал чей-то поставленный голос.

А Бидбей старался шевелить ногами, чтобы снова не потерять место в очереди. Ему то и дело наступали на ботинки, а потом резко ткнули в спину. Пришлось открыть глаза и повернуться.

– Чё вылупился, болезный? – взвизгнула бабка с золотым зубом, торчащим из-под нижней губы. – Уступи старой место, до конца жизни к внуку не попаду.

Бидбей отвернулся и получил ещё три удара по спине. По стенам и потолку коридора прокатилась разноцветная волна и вместо надвигающейся из поредевшей мглы хрустальной горы, появилось слишком жизнерадостное изображение красной площади. Облысевший, заплывший архимаг махал рукой со своего каменного трона на Красной площади и пытался победоносно улыбаться, но выходило желчно.

– Всех жителей и гостей столицы поздравляю со столетием Великой октябрьской революции технического прогресса и магического равенства без узурпации церкви и царизма!

У Бидбея потемнело в глазах. Он встряхнул головой, сощурился и потянул пальцем веко в бок. Видеть лучше не стал, но кожа на виске начала зудеть. Так сильно, что терпеть не было сил. Он поскрёб её ногтем. Почесал сильнее, с нажимом. Впился, так что вздрогнул, но остановиться не смог, а давил всё сильнее и сильнее, пока из-под пальца не вытек кровавый ручеёк и не побежал по щеке. Но даже после этого, он продолжил вгонять ноготь себе под кожу.

– Уступи, а? – занудили где-то совсем рядом и новый удар сотряс спину.

Он очнулся от очередного провала. С глазом было всё в порядке, да и очередь двигалась. Нависающая гора пульсировала мегаваттами собранной с граждан энергии. Она низвергалась по её склонам мощными водопадами, растворяясь в радужном сиянии. В котором наконец протаял выход из бесконечного коридора.

Не обращая внимания на раздражённые вопли и, попытки схватить его за одежду, Бидбей изо всех рванулся вперёд, отталкивая тех, кто перекрывал дорогу.

– Пустошный негораздок! – донёсся из-за спины голос бабки, когда он перепрыгнул двадцатисантиметровый провал и ввалился в спасительную тьму внутреннего туннеля горы.

Собрался, и на одной силе воли заковылял в направлении, которое указывала его путеводная нить. Ему не было дела ни до воя, доносящегося откуда-то снизу, ни до крестов на стенах, ни до прямоугольников с закруглёнными краями, ни до искажённых людских силуэтов. Он тяжело выдувал густой пар и упрямо тащил непослушное тело вперёд, пока не переступил петлю, свитую из путеводной нити, и не вывалился на грязный асфальт.

«Чаровища уже тут» гласила надпись на стене. Старые человейники на окраине, особенно днём, ещё отвратительнее. Магический полог покоя здесь не оплачивали, слишком дорогая подписка для Жульёбино. Соседский шум не самое страшное, что могло случиться с местными. Поэтому обшарпанные стены домов, расчерченные жуткими длинными шрамами трещин, наскоро замазанных клеящим составом, больше напоминали послевоенные руины. О наступлении юбилея напоминали только красочные плакаты, прикрывающие ущербные фасады человейников.

Кое-как поднявшись, Бидбей побрёл к нужному дому. Глаз болел и постоянно дёргался, всё сильнее заплывая мутными слезами. Будто он пытался выковырить его не во сне, а на самом деле. Поэтому приходилось искать дорогу «третьим глазом». Всё время ощущая ненужное внимание, из-за которого хотелось раствориться в мерном городском шуме и исчезнуть. Только когда за спиной хлопнула скрипучая металлическая дверь, стало легче.

Он кое-как взобрался на второй этаж. По спине тёк холодный пот, колени подгибались, но мучения почти закончились. Дотащившись до квартиры номер тринадцать, Бидбей позволил чаруше себя «обнюхать» и прошептал: