Смеклоф
КиберЧаръ

Хлестов оскалил зубы, но из-за шрама улыбка больше напоминала предсмертную гримасу.

– Сейчас маг одиннадцатого с половиной уровня покажет класс, – благоговейно выдал Пятый Азеф.

Все, словно по команде, отступили на несколько шагов назад. А проклятие почуяло исходящую из ящика угрозу, подобралось и потеряло всякие остатки прозрачности. Только под куполом замелькали кислотные точки спор. А расплавленные лужи слизи на асфальте поползли обратно к пузырю.

– Ничего не выходит, – задёргался Пушкин, сжимая плечо. – Она не работает, только моих угробят.

– Терпи, должна заработать.

Хлестов надел очки с толстыми линзами, натянул длинную перчатку из воловьей кожи и выдернул один из сосудов. Свист резанул по ушам. На пыльной поверхности едва держалась выцветшая этикетка с расплывшимися буквами.

– Точно аннигилирует…

– Не справится, поможем! – уверил Пятый Азеф.

Как только гарнец освободился от специальных зажимов в чёрном ящике, внутри трёхслойного хрусталя заклубилась грозовая туча. Молнии бились рваными росчерками и в их отсветах крутился уродливый силуэт, отдалённо напоминающий человека.

– На Хлестова похож, – проскрипел Пушкин.

– Один в один, тоже весь высох как мумия. Только глаза давно потеряли цвет, одна плазма осталась. Думаю, ему лет пять-десять максимум.

– Гонишь?

– Если бы, – вздохнул Пятый Азеф. – С двенадцатой ступенью ещё и не такую дрянь увидишь.

– Заткнитесь! – разъярённо запищал Хлестов.

Он никак не мог сосредоточиться, поэтому махнул рукой, собирая всех на построение. МСБшники начали окружать пузырь цепью, взялись за руки и закрыли глаза. Сначала тишину сбивала лишь трескотня ламп накаливания в фонарных столбах, но скоро гул стал прорываться из-под земли. Асфальт потерял плотность, истончился и растаял, обнажив сияющее исподнее города. Подземелья едва вмещали толстые трубы энерговодов, разбегающиеся во все стороны насколько хватало глаз. Гудение поднималось. Вливалось в ступни магов. Текло вверх по ногам. Смешивалось с их кровью. Насыщало её всепоглощающей силой. Их тела засветились даже через старомодные балахоны. Тогда торжественный рокот вырвался наружу. Плотно сомкнутые губы раздались и гортанное гудение заполнило улицу. Энергия от круга потекла к заклинателю.

Пушкин даже на секунду зажмурился.

– Может и получится.

– Надежда мрёт, но не сдаётся, – буркнул в ответ Пятый Азеф.

Он прикрылся рукой от яркого сияния, стараясь не отводить взгляд от тёмной стены безликого человейника. Магия, завязанная на жертвоприношении, всегда вызывала у него дурноту. Такое лучше не поминать, чтобы не накликать того, с чем не хочешь встретиться.

Выстроившиеся цепью МСБшники продолжали свой распев, так энергия насыщалась их отношением и должна была стать ещё мощнее. На самой низкой тягучей ноте, не размыкая цепи, они подняли руки вверх. Хлестов, сжимая перед грудью гарнец, вошёл в круг и начал отпирать охранные чары. В ушах загрохотал непереносимый скрежет, так что Пятый Азеф зажал их руками. Магические печати крошились, отдаваясь болезненной дрожью в мышцах. На невидимый асфальт посыпались разноцветные искры.

– Ведун деревенский. Понапокупают одиннадцатые с половиной уровни, – морщась, заворчал Пушкин. – Мягче, надо практиковать такие вещи. На фронте бы быстро научили.

Обжигающие глаза молнии из трёхслойного сосуда отражались в очках. Толстые стёкла постоянно запотевали, и Хлестову приходилось вытирать их боковиной левой перчатки. Его и без того перекошенное лицо окончательно потеряло естественные пропорции. Казалось, что даже через сакральный хрусталь доносятся потусторонние завывания почившего много лет назад вражеского колдуна. Его провели через ритуал развоплощения, оставив связи с ЭНЕРгетическим ПОЛем Земли, поэтому даже после фактической смерти он продолжал накапливать энергию. Только рамки тела уже не ограничивали её количество. Последние печати пали, и крышка гарнеца закрутилась по резьбе.

– Пора! – зарычал Пушкин.

Безликий человейник растворился в ослепительном сиянии, и последняя опора выскользнула из-под ног Пятого Азефа. Его качнуло и понесло в самый низ городской изнанки. В тёмное подсознание мироздания, из которых когда-то выросло всё сущее. На дно, где до сих пор беспробудно дремала первородная тьма. В её логове хрустели кости древних. Пыль их надежд и мечтаний скрипела под ногами. А остаточная энергия, разложившаяся на микрочастицы, забивала и царапала горло. Вдалеке вздымалась хрустальная гора, через которую был проложен магоход.

Хлестов сорвал крышку. Хлопнуло так, что рыжий МСБшник завопил и затряс головой. Изнутри гарнца ударил плотный воздушный поток, а взрывная волна прокатилась по улице. Часть вибрацией вонзилась в стены человейника. Остальное с грохотом взлетело в тёмное небо. Асфальт передёрнуло внутренней дрожью. Пушкин едва устоял на ногах, и внутренности свело от ужаса. Снова чаровище… Он едва поборол приступ.

– Их тут нет и не может быть, – он даже хлопнул себя по щеке.

Пятый Азеф с пустыми глазами завис в воздухе, медленно-медленно склоняясь к тротуару. Вся цепь уже валялась, стеная и подвывая. Больше всего досталось рыжему МСБшнику. Сквозь прижатые к голове пальцы струилась тёмная кровь. Стоять остался только Хлестов. Круг магов защитил его от энергоотдачи. На белом лице вибрировал побагровевший шрам и расходящаяся от него паутина более мелких. А вокруг разматывалась тугая спираль непроницаемо-чёрного вихря. Он крутился внутри тучи, пока ещё сжатой сетью молний.

На дне изнанки билось сердце тьмы. Настолько огромное, что упиралось в своды гигантских подземелий. Из чернильной аорты в такт биения выбрасывало безобразные сгустки. Они, пульсируя, раскачивали толстые трубы энерговодов и проталкивали энергию дальше. Вверх, выше и выше. Расходились сетью, соединялись, перекрещивались. Смешивались с красными, синими, фиолетовыми потоками. И сияли всё ярче. Тянулись жгутами повиновения к наэлектризованным голубым извилинам.

Пушкин собрался. Контроль сейчас самое главное. Вихрь выплёскивался из гарнца и раскрывался всё шире и шире. Его густые непроглядные кольца резали воздух с яростным наслаждением. Вылезали за пределы тучи и сминая сеть молний, скрипели по фонарным столбам. Высекали шипящие искры. Вгрызались в металл и втягивались обратно, раскачивая чёрную тучу в сторону оцепления.

Хлестов шагнул к пузырю, но вихрь лишь отклонился в обратную сторону, не слушаясь его заклятий. Он сильнее сплёл пальцы, чтобы не выпустить потяжелевший гарнец. Суставы затрещали, готовые выломать хрящи и разорвать фаланги. Маска окончательно потеряла сходство с человеческим лицом, только синие губы продолжали двигаться.

Чернильная смесь поднималась со дна, вливалась в голубые сгустки нервной системы и тянулась дальше. Энергия соединялась в гигантского червя, ворочающегося под Москвой. Его пронзали бесчисленные энерговоды, насыщая безмерными потоками могучей силы. Он вбирал её как губка и на колоссальной спине вздувались ядовито-зелёные гнойники, пробивающиеся через асфальт по всему городу. Пятого Азефа затрясло. Он усилием воли остановил транс, замедлил падение на тротуар и выпрямился.

– Началось! – заорал он. – Это пандеклятье!

Хлестов покачнулся. Выставленная вперёд нога всё сильнее подгибалась. Руки затряслись и трёхслойный сосуд начал выскальзывать из пальцев. Суставы уже трещали и держались только на гибкости кожи, но он будто ничего не видел. Дёргался. Хватался за невидимую опору и всё сильнее терял контроль над энергией почившего вражеского мага. Вихрь поднялся вверх. Тугие кольца покачнулись, но сеть молний ещё сдерживала их, не давая туче расплескаться. Грохотали громовые раскаты. Мелькали черепа, кости, руки, налитые кровью глаза и торчащие, наэлектризованные волосы. Всё перемешалось, то исчезая во тьме, то всплывая на поверхность. Из глазницы вылезли пальцы с кривыми длинными когтями, ухватились за веко и вывернули его. Получилась тощая грудь с распахнутой костяной клеткой, в которой клацала тройным рядом зубов человеческая челюсть.

Пятый Азеф сложил руки перед собой и сделал почти невозможное, оттолкнул приближающийся вихрь. Сеть молний вспыхнула. Между длинными сияющими линиями зазмеились новые поменьше. Оставалось пихнуть сильнее. Чёрные кольца сжались и начали всасываться обратно в гарнец. Хлестов рухнул на колени, подняв его над головой. Изломанные пальцы страшно тряслись, но он ещё держал острые грани сакрального хрусталя.

– Давай!

Пушкин был готов к сигналу. Знал, что раскрутившийся маховик накопленной вражеским колдуном энергии не получится впихнуть обратно в гарнец. Он просто сожмётся и под напором внутреннего давления выстрелит обратно. Оставалось только придать потоку правильное направление. Если пузырь часть глобального проклятия, бить напрямую бесполезно. Проклятье всё равно подпитается от энерговода, но удар может смять запертых внутри коллег. Оставалось целиться в корень зелёного нароста. В самое узкое место, по которому течёт энергия подпитки. Так её избыток может разрушить корень и отключить пузырь от энерговода.

– Давай! – снова заорал Пятый Азеф.

Придавленная туча покачнулась и начала раскручивать вихрь, только в три раза быстрее. Он пронёсся сотней оборотов по кругу, повалив ближайшие столбы. Почти коснулся ноги Пушкина, застыл на мгновение и начал уплотняться. Жуткие черепа окончательно смешались с костями и кровавыми глазами почившего вражеского колдуна. Липкая каша из внутренностей потекла, быстро разгоняясь. Потом полетела и метнулась размазанным росчерком тьмы, воткнувшись в основание пузыря. Зелёный полог поблёк и натягивался, пока не растерял весь цвет. Побелел, побледнел и бесшумно лопнул, раскидав вокруг споры.

Пятый Азеф бросился к остаткам проклятья, наклонился над неподвижными телами и прижал пальцы к шее Бидбея.

Лялька

Лялька продолжала чесать шею. Там, где от ядовитой слюны остался странный ожог, удивительно похожий на запрещающую руну. Очень хотелось остаться в коридоре, но рука зудела от пришедших подряд уведомлений. Абоненты снова были в сети и полностью доступны для общения. Следом позвонил Пушкин:

– Куда вы там запропастились? С Дивногорским и Бидбеем всё нормально, пока лежат в первой городской. Говорят, медподписка не покроет лечение и придётся расширять. У вас как?

– Плохо.

Голос на другом конце линии сразу изменился.

– Вы где?

– В МСБ, – Лялька совсем сникла.

– Дай мне старшего, – приказал Пушкин.

Как бы не хотелось остаться в коридоре, всё равно пришлось идти в кабинет. Там уже горел свет. Алисса стояла, прижавшись спиной к стене, а её магический подменыш, сотканный из энергии человеческий отпечаток, так и лежал на столе с задранной юбкой. Как и подменыш следователя со спущенными штанами. Цветуллина грозно расхаживала туда-сюда, печатая шаги по начарованному дубовому паркету.

– И что мне теперь с тобой делать, Валера?

Испуганный мужчина вжался в кресло и словно уменьшился в размерах. Его лоб над переносицей надулся от ожога в том самом месте, где располагалось астральное тело, ответственное за связь с подменышем. Глаза бешено вращались, но так и не могли нигде остановиться, постоянно натыкаясь на кого-то из девушек.

– Тебя же попрут, Валера! Склонение к блуду… – она замерла, обернувшись. – Тебе чего? Я тебя не вызывала!

– С вами наш директор хочет поговорить, – не поднимая глаз, пробормотала Лялька.

– Пушкин? – удивилась Цветуллина. – Я ему перезвоню, когда с вами разберусь, – она взмахнула рукой и руна «подписка» на ладони вошедшей погасла. – Тебе хана, Валера…

– Думаю, мы сможем договориться, – встряла Алисса, покачиваясь у стены.

– Неужели? – развернулась на каблуках инспекторша. – Как?

– Забудем обо всём. Мы про это недоразумение, а вы про нарушение режима…

– Размечталась! – Цветуллина в одно неразличимое движение пронеслась через кабинет. – Вы у меня за всё ответите!

– Мы готовы оплатить штраф, – прошептала Лялька, но её никто не услышал.

Под потолком кабинета собиралась почти неразличимая, но уже хорошо слышимая гроза. Раскаты утробно урчали и, просочившись сквозь решётку воздуховода, отдавались тревожным эхо в трубах вентиляции.

Рыжая и блондинка упрямо боролись взглядами. Между ними уже проскакивали молнии. Пока беззвучные и неопасные, но их разряд нарастал каждую секунду. Силы были неравны. Уровень инспекторши раза в два побольше. Поэтому Алисса сдалась первая. Для такого противоборства её четвёртого уровня было явно недостаточно.

– Где я тебе дорогу перешла?

Цветуллина сузила глаза, но всё же прошипела в ответ:

– Зачем ты с ним спала?

– С кем?

– С Азефом!

– А твоё какое дело? – взвилась рыжая.

– Это всего один раз было, – брякнула Лялька и удостоилась обжигающего взгляда двух пар глаз.

Несчастный следователь уже так вжался в своё кресло, что начал прорастать в него и растворяться. Над столом ещё торчала верхняя часть рубахи, а остальное уже бесследно исчезло в коричневой обивке.

Цветуллина зарычала, задрав лицо вверх, и в потолок всё-таки ударила молния. После этого она снова зашагала по кабинету.

– Такой уважаемый человек. Ты же могла разрушить его карьеру. Навредить ему. Испортить репутацию. Задеть честь. Он же женат.

– Женат? – удивилась Алисса.

– А то ты не знала? – взревела инспекторша. – Не строй мне тут послушницу зелёную долбаную неофитку.

– Он меня не знакомил…

Цветуллина остановилась. Теперь молнии окружили её со всех сторон.

– Как думаешь, какого уровня я достигла после мясорубки на юге? – процедила она.

– Использование магии для получения признания запрещено, – начала Лялька.

Следователь что-то хрюкнул и окончательно стёк под стол.

– Ну хватит, – отмахнулась Алисса. – Сама на него глаз что ли положила? Я не виновата, что его к нам прислали. Да и было всего один раз…

Вторая молния оставила на потолке чёрное пятно.

– Завали чароболку! – заорала инспекторша. – Он был моим наставником, а теперь он мёртв! У тебя совсем никакого уважения нет, тупая шаболда?

Напарницы переглянулись, и Алисса, не сдержавшись, расплылась в улыбке.

Раскрасневшееся лицо Цветуллиной окаменело. Волосы встопорщились, а в мантии, поднимая аксельбанты, заиграл ветер. Её начало поднимать над паркетом, и молнии заветвились вокруг непроницаемым коконом.

– Это ошибка! Хватит! Вы всё перепутали! – закричала Лялька. – Она спала с Пятым Азефом, а не с Четвёртым.

– Вот ещё, – наморщила нос Алисса. – У меня есть вкус. Уж в чём в чём, а в мужиках я разбираюсь.

Инспекторша опустилась обратно на пол.

– С Пятым?

– А вы не знали? Он уже три месяца работает у нас уборщиком.

У Цветуллиной дёрнулись углы губ.

– Вышли из кабинета. Обе!

Лялька тут же впечаталась задом в дверь и вывалилась в коридор. Алисса задрала подбородок и гордо зашагала следом. Они подошли к окну и уставились в него. Внизу в зажатом между стен дворе почти беспрерывно мигали вспышки врат транспортных переходов. Сотрудники МСБ мотались туда-сюда. Доставляли свидетелей, потерпевших и подозреваемых.

Кабинет за их спинами закрылся. Через несколько мгновений тишины громыхнуло так, что задрожали стены.

– Эти государственные ведьмы такие неуравновешенные, – хихикнула Алисса.

– Лучше бы ты её не злила.

Напарницы снова переглянулись.

– А то что? – мотнулась рыжая чёлка.

– Ничего хорошего, – вздохнула Лялька.

Дальше они стояли молча, разглядывая разноцветные вспышки во дворе, пока дверь за ними снова не распахнулась.

– Считайте, что мы договорились, – сквозь зубы процедила Цветуллина. – Ваш Пушкин обещал преподать вам урок. А я, уж будьте уверены, как следуют проучу Валеру.

– Да, – согласилась Алисса. – Ему ещё учиться и учиться. Я чуть не уснула, пока вы не пришли…

Вспышка крошечной молнии закрутила локон на блондинистой чёлке.

– Пожалуйста, не обращайте на неё внимание, – развернувшись, взмолилась Лялька.

Инспекторша упёрла руки в бока. По её лицу гуляла шальная улыбка.

– Договор остаётся в силе. У нас не любят выносить сор из избы. Но мне прямо не терпится научить одну чароболку хорошим манерам. Раз уж мой уважаемый наставник почил и освободил своё место. Я, пожалуй, стану вашим новым куратором.

– Что? – прохрипела Алисса.

Пятый

Сначала Пятый Азеф хотел вернуться в кабак, но рука так чесалась от пропущенного сообщения засекреченного абонента, что пришлось передумать. Читать там было нечего. Просто шифровка, что пора домой. Быстро!

Магоход по магистерской подписке мгновенно доставил его на самый порог. Он вздохнул, глядя на оцепление из хмурых магов высшего уровня. От незримого контроля было трудно дышать. Они окружили полквартала. Будто не охраняли Великого магистра Магической Службы Безопасности, а пришли штурмовать логово самого главного из невидимых врагов.

Пятый Азеф с трудом подавил раздражение и прислонил ладонь к бронзовому отпечатку на двери а, войдя внутрь, закричал:

– Я тебя не приглашал.

– Это, вообще-то моё поместье, по старшинству. Я не обязан тебя спрашивать, – донеслось из комнаты.

Пятый Азеф скинул ботинки в прихожей и прошёл в гостиную большого загородного дома. В огромном кожаном кресле у стилизованной русской печи сидел седой мужчина с непроницаемыми глазами и старообрядческой бородой лопатой.

– Получишь контроль над энергией нашего рода, посмотрим сколько у тебя будет охраны. Ставка слишком высока – потерять всю энерг…

– Я тебя не приглашал.

Незваный гость усмехнулся.

– Кто тебя таким упрямым воспитал?

– Никто, – пожал плечами Пятый Азеф. – Рос, как сорняк – брошенный и никому не нужный.

Первый Азеф поморщился.

– Весь в мать. Что не скажешь, как вредочарами по яйцам.

– Мучить друг друга наша родовая традиция…

– Всё! Любезностями обменялись, хватит. Что с Пушкиным?

– Сидит на пыли. П-руна не заработала. Мы проверили все три места появления пандеклятья. Собирается к оморочнику, чтобы вспомнить, что забыл.

– Думаешь, вспомнит?

– Шишень его знает, папа, – промычал Пятый Азеф и налил себе в бокал из пыльной бутылки с надписью: «Хлебное вино».

На высоком деревянном комоде какого-то старого мастера, чьё имя постоянно вылетало из памяти, выстроилась целая стеклянная батарея. Чего тут только не было: от старинной водки до модного экспериментального пойла. Его мало кто мог себе позволить, потому что оно стоило как магистерская подписка на всё на всю жизнь. Поэтому штоф обычно передаривали по большим праздникам. Он вроде помогал скакануть после двенадцатого уровня, но Пятый Азеф выпил половину ящика, чтобы убедиться, что это очередная рекламная шишень для питалок. Для возвышения требовалось что-то более эксклюзивное, странное или даже страшное. Что-то такое, от чего внутренний мир окончательно перевернётся и оголит потайные ходы в глубины подсознания.

Первый Азеф скривился и отвернулся.

– Пил бы как питалки, а то печень посадишь.

– Сколько раз повторять? Я ненавижу чары, чаруш, а особенно подменышей.

– Это основа безопасности, которая позволяет питалкам жить немного дольше. Ты не забыл, что они нам нужны? А ты сам вообще бесценен, твоё старшинство…

– Не наступит никогда!

– Наступит! Только мы первыми должны разобраться с пандеклятьем. Мы, а не МИФ!

Вместо ответа сын одним махом опорожнил бокал и взглянул в зеркало на стене. Старинная рама, почти чёрная, тоже наверняка какого-то модного столяра. Зеркало дореволюционных времён с серебристой патиной. Всё в доме было до тошноты правильно подобрано и выверено до мельчайших деталей. Всё кроме него. Бледного молодого человека с коротким ёжиком светлых волос и трёхдневной щетиной на по-женски красивом лице. Не спасали даже шрамы, должные придать ему недостающего мужества.

– Лучше сдохнуть без печени, чем жить в этом питалкином мире, – вымученно улыбнулся он. – В нём не осталось ничего настоящего, кроме пандеклятья. Я видел это! Оно… уже опутало всю Москву. Оно нас всех сожрёт. Всех до единого. Никто не спрячется…

Первый Азеф заёрзал в кресле.

– Не пойму на чьей ты стороне?

– Конечно, на твоей, папа. Ведь никакой другой нет.

– А с лицом что? Опять железякой себя истязал, – он вздохнул, понимая, что до сына всё равно не достучишься. – Мне нальёшь?

– Тебе не понравится. Хочешь своего любимого вискаря?

Первый Азеф покачал головой, тогда Пятый налил себе до краёв и плюхнулся в кресло, с другой стороны, от печи. По кожаному подлокотнику разлетелись брызги, но он на них даже не взглянул. Рушник всё впитает и пятна лишь добавят перепродуманной обстановке ещё немного достоверности.

– Я всё для тебя сделаю, папа. Хочешь голову Пушкина? Они с оморочником вместе служили…

– Он всё равно ничего не увидит. Воспоминания видит только тот, кто был их свидетелем.

– Мы же родные. Хочешь на дядину кремацию схожу? Капну себе под веко зелья и буду рыдать над его останками.

– Твоё присутствие будет лишним. Никто не должен ничего заподозрить. Сначала разберёмся с пандеклятьем, потом всё остальное. Следи за…

– Двойных агентов никто не любит, – вздохнул Пятый Азеф. – Я такого не видел, но Пушкин рассказывал, как на фронте с них сдирали кожу. Сначала накачивали пылью, а когда они теряли возможность вырабатывать энергию и хуже соображали, подвешивали за ноги. Сопротивляться двурушник не мог, лечиться тоже, поэтому его обдирали, как липку…

– Хватит!

За печной заслонкой что-то затрещало и запыхтело. Запахло жжёным деревом и мерзкой кислятиной. Это раздражало Первого Азефа больше обычного, заставляя всё сильнее морщиться.

– Носки свои сушишь? Силы бы восстановил, вон синий весь.

Пятый Азеф демонстративно оттянул веко и пожал плечами. Взглянул на ладонь и надавил пальцем на руну.

– Пап, дай энергии! А, пап?

Он так наиграно кривлялся, что отец даже хотел отказать, но вовремя удержался и небрежно махнул пальцем по руне «питание».

Сын изобразил самую широкую улыбку.

– Спасибо за невиданную щедрость. Как у нас энергии, хватает?

– Прекрати!

– Чего ты ругаешься? Откуда мне знать. Она же вся по старшинству у тебя.

– Чего ты добиваешься?

– Хочу попробовать рыбу фугу, достанешь, пап?

Первый Азеф приподнялся из кресла и сел на самый край, уставившись на сына.

– Сходи в японский ресторан на Тверской, там лучшие стейки из мраморной говядины. Самые свежие, парные. Доставляют за полчаса после убоя. Вкус невообразимый. Даже сравнить не с…

– С начарованным, – отпивая из бокала, проворчал Пятый Азеф.

– Ты снова? Зато у питалок не бывает отравлений, паразитов, холестерина и меньше проблем со здоровьем. Мы решили продовольственную проблему!

Сын прикрыл глаза. Рука с бокалом перегнулась через подлокотник и раскачивалась, расплёскивая хлебное вино по тёмным половым доскам. Отец замолчал, ожидая, когда он прекратит, но не дождался.

– Ты отключил домовые чары?

Пятый Азеф закивал:

– Не все. Некоторые, – волосы разлетелись и прилипли к мокрому лбу, а он продолжал раскачиваться и махать рукой. – Мой разум – моя темница!

– Иногда мне кажется, что ты не притворяешься, а правда не в себе.

– Я в себе, пап. Это весь мир в подписках. А у меня всё по-настоящему. Мне просто не хватает памяти. Могу забыть, что сторона одна. Достанешь фугу?

– Зачем?

– Она очень ядовитая. Если неправильно приготовить – подавишься насмерть.

– Зачем тебе всё это?

Пятый Азеф открыл глаза, но так сильно взмахнул рукой, что выронил бокал. По полу растеклась тёмная лужа.

– Тетродоксин накапливается в тканях фугу все десять лет её жизни. Он очень токсичный, в сто раз ядовитее цианида калия. Одним граммом можно убить около пятисот человек. В рыбе его, правда, меньше, одной фугой можно прикончить всего человек сорок. Только противоядия от тетродоксина нет.

– Издеваешься?

– Нет, пап. Её надо правильно готовить и есть. Сначала дегустировать менее токсичные части. Обычно те, что находятся ближе к голове. Со стороны хвоста яичники и печень, в них больше всего тетродоксина. А ещё в коже, поэтому с них сдирают кожу перед приготовлением. Интересно они что-нибудь чувствуют?

Первый Азеф вскочил.

– Ты зае…

– Я не буду её есть, пап. Накормлю пылью и сдеру кожу, – сын довольно заржал. – Шутка. Это же шутка. Я вообще не люблю рыбу. Мне нужны плавники. У фугу нет брюшных плавников, только грудные и спинные. Всё ради них.

– Зачем?

Пятый Азеф откинулся в кресле и зажмурился.

– Плавники фугу погружают в рисовую водку и получается галлюциноген. Хочу попробовать скакануть повыше. Мне же надо ещё возвыситься. Рисовку я уже раздобыл, осталась рыба. Поможешь, пап?

– А ты мне? Мы нашли ещё три пузыря пандеклятья.

Пятый Азеф закивал.

– Мы запустим твою долбаную п-руну. Не там так в другом месте. Мы всех нас спасём.

– Тогда ложись спать, сегодня получишь все секретные данные по этому делу.

– Как скажешь, пап.

– Вроде уборкой занимаешься, а в голове бардак, – Первый Азеф устало махнул рукой и пошёл в прихожую. – Закрой за мной, ты же не пользуешься домовыми чарами.

Пятому Азефу пришлось подняться и дойти до двери. Он захлопнул её и повернул механизм замка. Дошёл до ванны, с отвращением посмотрел на тёмную щетину на щеках и достал опасную бритву из полки. Раскрыл и приставил себе к горлу, долго смотрел на своё отражение, выискивая страх в покрасневших глазах, но не нашёл. Намылил ладонь и намазал лицо, начав тщательно выскребать кожу.

– Лучше лишиться его… – прошептал он. – Чем позволить чаруше лапать это бабское лицо.

____________________________________________________________________

Не забудьте подписаться, чтобы не пропустить следующую проду. А ещё оставляйте ваши комментарии и лайки, если понравилось. Это очень важно для продвижения книги. Чем больше лайков и комментариев у книги – тем больше людей её увидит. А если попадёт в «рекомендованные», то ещё больше. Поэтому потратьте минуту после прочтения, поставьте лайк, напишите, что вам понравилось, а что нет. Мне очень нужно ваше мнение, так я смогу исправить недочёты или просто порадоваться, что вам интересно то, что я пишу.

С уважением,

Смеклоф