Шиму Киа
Эмигрант
–Голос. Мне срочно нужно с кем-нибудь поговорить! С кем-нибудь!
Встать было невероятно тяжело. Ноги дрожали. Это казалось почти невозможным. Но мистер Уан встал. Он выбежал из квартиры и пустился вниз. Нет, не за девушкой. А за непонятным стремлением утолить жажду одиночества. Ему нужно было с кем-то поговорить, но это не помогло бы ему избавиться от внутреннего зуда. Вся душа чешется, а дотронуться до нее невозможно… И в течение жизни мистер Уан научился просто не замечать раздражение своих внутренностей, но, встретив того мужчину в сером пальто, встретив девушку, он неожиданно обрел покой. Покой, который исчез так же внезапно, как и появился. И с исчезновением покоя зуд лишь усилился. Что ему нужно делать? Куда ему идти, чтобы вновь вернуть потерянное?
Ветер был морозный, острый, жгучий. Искусственные огни никак не ослепляли глаза, не волновали сердце. Лишь грязный снег под ногами да неприятный ветер заставляли тело дышать. Дышать сквозь отвращение к окружающему миру, дышать сквозь невидимую пленку желания умереть. Да, мистер Уан пока был живой. Но вся его жизнь зависит от того, куда он повернет. Осознав свое существование, он мог теперь все вернуть назад или окунуться в омут, в котором, вероятнее всего, его глупая и разваливающаяся душа исчезнет. Герой знал, куда она побежала. Герой не знал, куда побежит он. Стоя около своего подъезда, мистер Уан оглядывался по сторонам. Внутри послышались шаги спускающегося вниз человека. Человека опасного, злого, который помешает герою сделать свой выбор. Выбор именно его, никого другого.
Улица пуста. Искусственные огни тусклы. Погода облачная. Звезд не видно. Грязный снег скользкий. Ветер освежающий и жгучий. Сердце колотиться быстро. Ноги несут яро. С каждым вздохом становится все больнее. Мистер Уан забыл надеть верхнюю одежду. Но он продолжал бежать. Все тело болело. Вся душа кричала. Но губы только жадно глотали воздух. Даже такой искренний крик не смог потревожить тишину зимней ночи. Окружающий мир был спокоен. С неба не падали ни снег, ни дождь. Ни одной души здесь не было. Ее здесь никогда и не было. Все вокруг было спокойным. А его душа горела. Сердце, как запертый в клетке локомотив, пыхтя и дымя, пыталось разорвать железные прутья и вырваться из грудной клетки, сломав пополам все ребра, не оставив ни следа от легких. Все мысли затуманились. Были лишь тьма, тусклый свет и улица. Где же оркестр? Где музыка? Где звон ушей? Все до того тихо, что, кажется, нереально. Фары машин умиротворенно выключены. Рев двигателей не слышен нигде. Весь город будто бы вымер. Стоило мистеру Уану осознать, что он на самом деле живой, что он человек, который отличается от других, но не отличается от всех, как все вокруг погибло. То общество, которое так подло вонзало лезвия в спину, пропало, уснуло. Тогда где колыбель общества? Где эпицентр этого показателя сущности человека? Как мистеру Уану доказать всем и себе в том числе, что он живой? Без общества нельзя точно понять, существуешь ли ты или выживаешь. Вот в чем симбиоз человека и общества. Без человек общество не собралось бы в единую сложную конструкцию, без общества человек не смог бы осознать свою важность как винтика в этом механизме.
Мистер Уан остановился. А куда он бежал? Зачем он бежал? Позади такая же улица. Впереди такая же улица. А где он? Он на улице, или где-то в другом мире? Вдруг мистер Уан очутился в параллельном мире, где все зациклилось в один круг? Тогда, наверно, и бежать не стоит. Мистер Уан лег на землю. Как странно… Тротуар, по которому ходят люди, такой неровный, с ямами и бугорками, а дорога, по которой ездят металлические машины с ужасным ревом, гладкая и ровная. На ней приятно лежать… На ней так спокойно… А небо все такое же темное, застывшее и немое. Воображение невольно рисовало страшный глаз, появившийся из-за невидимых туч. Его веко открылось и перед всем миром, смотрящим себе под ноги, открылся невероятной красоты и ужаса зрачок, может быть, таящий в себе какой-то скрытый и великий смысл. Возможно, в этом белке, утемненном ночью, хранится истина, которую ищут все. И снова все вернулось к правде… Зачем мы гонимся за правдой, если обманываем сами себя? Мы уже и сами не знаем, что на самом деле является правдой, а что ложью. Мы переписываем историю, накладывая на нее слои, словно образовывая почву под ногами, где ядром является время. Время знает все. Время видело все. А мистер Уан сейчас лежит и попросту тратит его… Да и возможно ли потратить время? Каждую секунду сквозь нас проходят невидимые частицы секунд, которые безвозмездно улетают в бесконечно расширяющийся горизонт. И как мы можем беречь то, что невозможно поймать и накопить? Вечные оправдания придумываются нашими головами, новые фантазии пишутся в книгах- все для того, чтобы избежать чего-то. Чего, интересно, мы пытаемся избежать? Обмануть смерть? Всем понятно, что это невозможно. Все уже это поняли. Так что на самом деле мы хотим сделать, пытаясь коснуться времени? Неужели в нас таится надежда повернуть все вспять? Неужели в наших сердцах и правда скрывается такая глупая вера в возможность повернуть все обратно? Смешно… Очень смешно! Мы ведь не верим во все это! Мы обманываем сами себя, пытаясь отыскать истину! Мы стараемся вглядеться в этот большой глаз на небе, при этом не поднимая головы! Так зачем мистер Уан бежал? Чтобы лечь здесь и понять, что все было зря?
Эти рассуждения никак не касаются мистера Уана. Так считают все, так считает и он сам. Но правда это или ложь неизвестно. Ясно одно, герою холодно. Он замерз, но вставать пока не хочет. Вот-вот веко закроется и скроется в космосе, и мистер Уан желает это увидеть. Желает увидеть то, что сам и придумал.
И веко закрылось. А вместе с ним вдруг сильнее разгорелись искусственные огни. Эти рассуждения никак не касаются мистера Уана, но он все равно дышит часто и возбужденно. Неужели слова его покорили? Неужели воображение вместо жизни расставило в нем все мысли по полочкам? Нас так легко обмануть… Но мистер Уан неожиданно встал и пошел к своему дому. Он вернется, чтобы погреться и переночевать, а затем уйдет. Ему известно, куда он пойдет, но название этого места никак не вспомнит.
Девушка исчезла утром.
XV
–Ты знаешь все, ведь так?– знакомый голос потревожил тишину комнаты.
Мистер Уан лежал на кровати. Один. Мистер Уан находился в квартире. Один. Мистер Уан спал и видел сны, где он один. Один. Одиночество всегда было с ним. Он не полюбил девушку, потому что вовремя не осознал, как одинок. Он потерял весь свой общественный вес, потому что вовремя не понял, что одиночество полностью овладело им. Он был на гране исчезновения, потому что не принял отчаявшееся и загнанное лицо. Свое лицо.
Мистер Уан уселся на кровать. Пусто… Везде пусто, как внутри, так и снаружи. Обыкновенный сон помог расставить все знаки препинания в этом запутанном и сложно тексте. Самый банальный отдых отсортировал весь мусор и отфильтровал всю грязь, накопившуюся среди страниц.
Мистер Уан одинок.
И не только он: все, кого он встречал были одинокими! Во время их союза каждый осознал свое одиночество, каждый принял этот неутешительный факт. А мистер Уан, как исключительный идиот, продолжал слепо верить своему образу. Да и какой образ у него был! Пустая, невыразительная роль обычного горделивого сотрудника без памяти. Вот что ему перепало! Нельзя играть героев с однобоким характером. Нельзя разрывать личность персонажа, раздавая по кусочкам единый, целостный и обширный характер героя. В человеке все должно быть неоднозначно. В нем не должна всплывать на поверхность истина, он должен быть айсбергом, и тогда его образ мягко ляжет на историческую ветвь, которая пронесет его сквозь долгие-долгие века, где он останется живым! Если, конечно, автор грамотно и полно его описал.
Мистер Уан закрыл дверь и выбросил ключ в канализацию. Сел на нужный поезд и, не глядя в окно, направился в нужную сторону. Все вокруг было белым и туманным. Утренние тучи заступили в облака. Окружающий мир приобрел один единый тон серости и расплывчатости. И этот наряд природы соответствовал мыслям. Все было таким же нечетким, неясным и туманным. Будущего не существовало. Все жило прошлым. Все находилось в образе, к которому сейчас ехал мистер Уан.
Поезд остановился у голой сельской станции, состоящей из двух потрескавшихся бетонных платформ и голой степи за ограждением. Спустившись вниз по грязной и скользкой лестнице, мистер Уан огляделся. Ничего знакомого. Он не знал, где находится, но сердце все равно билось. Мимо него, неся чемодан, пробежала девушка с длинной косой, спрятанной за капюшоном яркой куртки. Герой решил идти по следам беглянки. Непонятно было, кем на самом деле является дорога, а кем тротуар. Везде виднелись колеи, везде ходили люди. Все смешалось в единую бело-черно-коричневую массу, по которой почти невозможно было продвигаться, оставшись в чистоте. Мимо проезжал старый грузовичок. Мистер Уан помахал ему рукой. Машина встала рядом с ним.
–Не довезете?
–Куды-к тебя?– мужчина с простым, замерзшим лицом посмотрел на приезжего с опаской и настороженностью, разглядывая его чистое светлое пальто.
–Я покажу дорогу!
–Ну, садись-ка уж…
Мистер Уан сел на обшарпанное кресло, которое громко скрипело. На лобовом стекле от одного верхнего до другого нижнего края тянулась трещина. Небольшая иконка возле старой магнитолы, над бардачком лежал всякий мусор. Несмотря на все это, в салоне было довольно чисто и даже пусто.
–Вот только прибрался-ка тут недавно,– громким и звонким голосом сказал водитель.– А то тут-ко столько хламу-то было! А щас машинка чиста, словно новая!
–Да, я заметил…
В салоне очень трясло. Водитель хоть и старался ехать плавно, но кочек и грязи было настолько много, что внутри все равно мотало во все стороны.
–А я смотрю-ка вы не местный! Проведать-ко кого-нить решили?
–Не сказать, что проведать… Вспомнить.
–Кого это ж вспоминать?– мужичок искренне и удивленно посмотрел на пассажира.
–Себя вспомнить.
–У…,– свистнул водитель.– Заумно-ка вы говорите! Как же себя вспомнить-ко можно? Посмотрел в зеркало-то, а вот и ты! И вспоминать-ка нечего!
–А у меня вот такая ситуация… Зеркала нет…
–Ничего себе! Это ж вроде и не роскошь-то большая! А вы-ка на бедняка не похожи! Неужто зеркальце купить-ка не могли?
–Да оно мне в жизни особо и не нужно было.
–И как вы красивый-то такой?
–Не знаю… Талант,– кивнул плечами мистер Уан.
Машина остановилась около бабушки, стоящей возле глубокой колеи. Водитель открыл дверь и крикнул:
–Наталья Владимировна! Садитесь-ка, подвезу!
–Спасибо тебе, Анатолька,– старуха с радостью подошла к пассажирской двери и, открыв ее, невольно ахнула.– Так у тебя пассажир! И какой блатной да чистый… Ой! Не местный?
–Не-а!– улыбнулся водитель, будто бы гордился наличием городского у себя в салоне.– Да ты садись-ка, садись! Вместе поедем!
–А я… не стесню?– скромно спросила бабушка.
–Нет, не стесните,– ответил герой и постарался улыбнуться.
Обрадованная бабулька первым делом кинула в салон мешок, который глухо плюхнулся на пол, а затем уже сама вскочила и села. Мистер Уан хотел ей помочь, но старушка все сделала настолько шустро и ловко, что герой решил не вмешиваться и подвинулся. Когда все уселись, грузовичок, шатаясь из стороны в сторону, побрел дальше по бело-черно-коричневой дороге.
–Вас опять около могилок-то останавливать?– нагнувшись, чтобы посмотреть на старуху, спросил водитель.
–Агась! Туда же!
–А вас, городской?
–И меня туда же,– ответил, немного подумав, мистер Уан.
–Вы точно-ка едете кого-нить поминать!
–Наверно…
–Вы не местный же?– спросила старуха. Она была низенькой и рядом с мистером Уаном казалась ребенком, укутанным в старые лохмотья.
–Да, приезжий.
–И надолго вы?
–На сегодня.
–И правильно делаете! Нечего тут долго оставаться! Место гиблое, дорогая дохлая, зато люди хорошие! Да вот многим последнего не очень-то хватает. А вы зачем к нам?
–Вспоминать-ка себя приехал, понимаешь!– ответил вместо мистера Уана водитель.
–А! Так вы родственичка поминаете! А как вас зовут-то?
–Не родственичка, а себя! Глухая вы совсем-ка!– рассмеялся мужичок.
–Себя?– удивилась старуха.– Это ж как же себя вспоминать?
–Я забыл, кто я такой на самом деле.
–Даже имени не помните?
Мистер Уан посмотрел на старуху и отвернулся на дорогу.
–Не помню…
–Ой, да… А может, с вами чего-то нехорошего случилось-то?
–В аварийку-то попали, может?– снова вставил свой звонкий голос водитель.
–Не помню…
–Ох, нехорошо! А точно ль помните, куды ехать?
–Не знаю…
–Может, вас провести-то? У нас кладбищенка все равно небольшая, а могилка-то моей матери совсем с краюшка-то находится, мне хоть куды, все равно по пути! Я пока к своей матушке иду каждого покойника вижу! Может, и вашего человечка вспомню! Как его именьице?
–Не помню…
Все вдруг замолчали.
–Ой, да…,– вздохнула старуха.– Тяжело вам будет найти себя!
–Тяжеловатенько!– улыбнулся мужичок.
Их грузовичок давно проехал деревню. Сейчас они по ужасной дороге ехали среди полей, огражденных лесами. Как странно выглядят эти просторы, такие бескрайние, но не вечные. Все белоснежное, нетронутое. Ничего ложного в этих пейзажах нет. Ничего броского и больно режущего глаза тоже нет. На удивление теплые виды холодного снега, успокаивающие душу. Мягкое покрывало, на которое хочется лечь и уснуть… Лечь и уснуть…
Грузовичок остановился рядом с небольшой огражденной территорией на опушке леса. Накрытые снегом деревянные кресты выглядели тощими на фоне рядом стоящих толстых каменных плит.
–Ваша остановочка!– сказал водитель и заглушил мотор.– Ждать вас, Наталья Владимировна?
–Жди, жди, Анатолька! Всех нас жди!
Старушка открыла дверь и выпрыгнула из машины, затем обернулась и положила мешок себе на спину. Следом осторожно спустился мистер Уан.
Здесь был такой чистый снег! Такой искрящий, девственный, невинный! Пушистый, ласковый и теплый! Такой прекрасный снег, который в городе нигде не сыщешь! Герой удивленно уставился себе под ноги. Его легкие туфли наполовину погрузились в холодную шубу. Несколько снежинок попали под носки и неприятно кололи ступни.
–Чего уставился-то? Снега не видел?– крикнула старуха, стоя у входа на кладбище.
Мистер Уан медленно поднял на нее голову и пошел за ней. Он был очарован этой неописуемой сказкой. Попав из серого и давящего в города в столь обширный и дивный край, знающий только свободу и умиротворение, мистер Уан совсем потерял голову. Все прежние мысли о себе куда-то пропали! Сейчас вся его душа находилась рядом с этими незнакомыми, но уже такими родными людьми! Они подарили ему спокойствие! Не мучение, а настоящее, детское спокойствие…
–Чего это ты так улыбаешься-то?– не понимала старуха.
–Мне сейчас так хорошо…,– улыбнулся мистер Уан.
–Странные вы, городские,– подозрительно поморщилась на незнакомца старуха и пошла меж одиноких могилок, неся на своем горбу мешок.– Моя Танюша тоже в городе жила, да не успела такой странной стать. Ой, и слава Богу!
Они прошли несколько рядов старых, покрывшихся плесенью деревянных крестов. Однако каждый небольшой клочок земли, под которым лежал усопший, был тщательно убран- это выделялось даже под снежным покровом.
–Здесь так прибрано…,– мистер Уан, идя за старушкой, всматривался в имена погибших, написанных на желтых табличках. Особенно героя интересовала дата жизни. Видеть, считать и понимать, что человек живет мало и очень быстро- это по-настоящему заставляет задуматься и погрустить.
–Заметил?– улыбнулась старушка, мягко и нежно.– Это я их всех-то и прибираю. Каждое имя знаю, каждое помню. Знаю даже сколько годков каждый жил. Вот, какая память-то!
Мистер Уан уставился на горб старухи. Она выглядела такой маленькой, такой хрупкой и старой, что, кажется, только тронь ее пальцем, как чахлое тело распадется на пыль и улетит, приземлившись где-то неподалеку на чистый снег, а мешок упадет с звонким хрустом на землю. И все, что осталось от старой жительницы забытой деревни, лежало бы на протоптанном снеге, среди тихих крестов, которые являются единственной вещью, соединяющий реальный мир и таинственный загробный.
–Зачем вы всем этим занимаетесь?– спросил герой, наступая на следы старухи.
–Когда человек стареет-то, он ведь к Богу начинает обращаться, чтобы тот принял его к себе в Рай. Чувствуется же, что смерть рядом-то, поэтому и страшно уже дряхлым костям нашим. Дрожат все, стукаются-то друг о друга. А Боженька посмотрит своим личиком светлым, и на душе приятно становится… И хорошо жить старому-то человеку! Пускай и тело-то все болит, зато никогда одиноким-то не остаешься. Господь Бог взирает на тебя да разговаривает с тобой. И я тоже с Боженькой каждый день общаюсь, молюсь да прошу его помиловать мою грешную душу. Ох, много я в жизни-то видела! И эти люди, что под землей-то лежат, тоже многое повидали. Да еще хуже, чем я видывала! Поэтому помнить о них надо. Хотя бы об именах ихних. Ежели забудешь хоть одного, так совсем пропадут люди на этом свете! И останется у них только Господь Бог! А ведь Боженьке нашему сложно со столькими погибшими разговаривать: сколько же их за столько времени полегло! Вот я и помогаю Отцу нашему, помню о каждом, кто лежит под этими крестами, да разговариваю с ними. И никому не одиноко там, на небе!
Деревянные кресты остались позади. Сейчас они шли мимо каменных булыжников. Узкая, протоптанная одной парой ног дорога казалась мистеру Уан нескончаемой.
–Я, наверно, сам поищу нужное мне надгробие,– остановившись и опустив голову, сказал мистер Уан.– Вы идите дальше… Я, как найду, приду к вам.
–Хорошо,– прищурившись, ответила старуха и улыбнулась.– Могилка-то моей матушки совсем у края находится, так что иди по этой тропинке, пока до меня не дойдешь. Там и я буду!
–Хорошо,– в ответ улыбнулся герой.– Я скоро буду!
–Иди, иди!
Мистер Уан стал медленно пробегать рядом с каменными могилками, на которых были уже не просто имена, даты жизни и таблички, а фотографии и даже прощальные надписи. Долго он плутал между усопшими, долго он вглядывался в незнакомые имена, считал, сколько же каждый прожил, и брел дальше. Кажется, все могилы обошел и почти добрался до старухи, но в том месте, где начинался лес, от общего кладбища вела еле заметная тропинка, ведущая в чащу. Голые ветви деревьев под тяжестью снега и льда опустились. Редкий ветер тревожил их покой, но они продолжали стоять. И силуэты их опущенных крон будто бы говорили о вечной горечи и печали, царящей в этом месте. Даже природе было жаль тех, кто лежит под землей, чьи веки были придавлены почвой и чужими ногами. Тихо в чаще… Ни живого, ни мертвого не слышно. Нагнетающее спокойствие сковывало движение, заставляло остановиться и опустить голову. Скорбь. Всеобщая скорбь о неизвестных, лежащих в этой земле. Пускай имя человека, нанесенного на желтой табличке, несло на себе тяжелый грех, даже самого страшного грешника на этой небольшой земле хотелось вспомнить добрым словом. Вот, где любого странника жизни приласкают, вот, где душа обретет свой достойный покой. Все, что находится за пределами чахлого забора, за пределами маленькой чащи голых деревьев, имеет жестокий, недружелюбный вид. Но стоит подойти к крестам и надгробиям, как сердце сжимается от ужаса и в то же время замирает. И когда время вокруг останавливается, наступает спокойствие. Неизвестно, испытывает ли такое же умиротворение погибший, но живой забывает обо всем. В голове у него всякие мысли о жизни и смерти, о мгновении нашего существования, воспоминания об умершем, грусть от потери, но в душе покой, даже легкая, еле светлая радость. Когда приходишь в такие места в тяжелые времена, сердце разрывается. Однако спустя много лет даже самый страшный шрам затягивается рубцом, и, как только стоит еще раз прийти и навести исчезнувшего близкого, ты вспоминаешь, как было больно смотреть на эту землю и на это надгробие, как тяжело было смотреть, что последнее, что осталось от родимого лица, его тело, навеки засыпается землей, как тяжело было жить после утраты кого-то, кажется, вечного. Ты вспоминаешь, как было тяжело, и еле улыбаешься. Все это в прошлом, но и сейчас есть легкая грусть. Легкая, но такая необходимая.
И прямо сейчас мистер Уан стоял на коленях перед усыпанным снегом маленьким бугорком. На каменной плите написано имя и дата. Фотографии нет. Земля вокруг словно смешалась с лесом. И нет легкой грусти… Есть терзания совести и сожаления… Он мог бы достойно провести погибшего в последний путь, но постыдился своих чувств. Мистер Уан снова был мистером Уаном. Не близким, а чужим. Героем, который притворяется. Одинокий бугорок, находящийся вдалеке от всех. Его обнимает только природа. Здесь все равно есть следы чьих-то ног, но следов мистера Уана нет. Последний раз он ступал на эту землю лживым человеком. Да и сейчас в нем правды нет.
–Сожалеешь?– Питер молча стоял над сгорбленным телом мистера Уана. Он был похож на старушку, но без мешка и без горба. После того, как его тело превратиться в прах, на землю ничто не упадет. Лицо его казалось сморщенным и старым, пронзительный и усталый взгляд пытался попасть в самую суть лживого комочка жалости, лежащего у его ног.
–Да,– плача, выдохнул мистер Уан и уперся лицом в землю.
–Плачешь только сейчас?– рядом с Питером стоял Вильгельм, а его лик был скрыт за тысячами шарфов. Все его тело немного дрожало, но только ноги недвижимо стояли на белой земле.
–Да,– снова выдохнул мистер Уан.
–Только сейчас эта земля почувствовала твои слезы. Так поздно… Ты никогда не плакал,– Питер стряхнул снег с надгробия.
–Никогда…,– мистер Уан пытался сорвать с себя пальто.
–Ты ведь никогда здесь не был,– сказал Вильгельм, тоже стряхнув снег и оголив имя.
–Никогда…,– мистер Уан упал на холодный снег.
–Ты же ненастоящий,– Питер подошел медленно к горящему мистеру Уану.
–И вы тоже!– крикнул в слезах мистер Уан.
–И мы тоже,– Вильгельм опустился на корточки.– Но мы приняли тот факт, что не существуем, и пытались снова стать реальными. Один ты не хотел окунаться в свое прошлое. Один ты отверг все, что у тебя было. Зачем? Зачем ты отдалился от всех нас? Почему? Тебе было плохо с нами? Тебе было плохо с собой? Ты ведь больше не вернешь все назад… Прежняя жизнь оставлена. Ты сбежал и теперь лежишь здесь, у этого надгробия. Узнаешь имя?
–Нет!– мистер Уан ударился головой об землю, издав истошный крик.– Я не помню его!
–Помнишь,– Питер мягко, почти неощутимо, опустил руку на спину мучащегося мистера Уана.– Все ты помнишь. Ты решил скинуть все свои недостатки на нас, оставив себе все самое хорошее.
–Нет!– снова выкрикнул мистер Уан и откашлялся: снег попал ему в самое горло и больно обжигал его.– Я ужасен… Ужасен от самых костей…
–Только встретив нас, ты вспомнил, что являешься творцом. Только встретив нас, ты снова стал сбегать в другие миры, заглатывая туда все вокруг себя. Но у тебя ничего не получилось, и ты попытался игнорировать окружающий тебя мир. Ведь так?
–Нет… Совсем не так. Я пытался! Я пытался вспомнить, честно!
–Мы знаем,– Вильгельм снял с себя шарф и улыбнулся.– Мы все знаем, ведь всегда были рядом с тобой.
Мистер Уан обомлел. На него смотрело такое же лицо… Те же скулы, тот же рот, та же форма, те же брови, те же глаза… Сейчас на мистера Уана взирал такой же мистер Уан только без слез…
–Нет…,– мистер Уан в ужасе попытался отползти от двух мистеров Уанов.
–Ты знаешь все,– вдруг пронзительно серьезно произнес мистер Уан. Улыбка исчезла.– Скажи это.
Мистер Уан в ужасе переводил взгляд то с одного такого же лица в черном пальто, то на другого только в сером пальто. Последние слезы стекали по его щекам и падали на снег, оставляя темные пятна, которые уходили немного вглубь покрова. Вглубь покрова, вглубь истины…
–Мы все один человек.
–Верно,– ответил Мистер Уан, и все они встали.
Одинокое надгробие стояло вдалеке от общего кладбища. Это было желание самой умершей. Ей было дорого это место, но она понимала, что здесь ей больше никто не рад. И спустя много лет, когда настал час ее кончины, я не пришел на ее похороны. Единственными людьми, кто видели ее мертвой, были та старушка да священник. Я струсил… Мне было страшно снова взглянуть в ее глаза… Нельзя было так поступать, определенно нельзя, но я все равно бросил и пошел в совершенно иную сторону. Я бросил человека, который сопровождал меня всю жизнь… И я сожалею… Ужасно сожалею о том, что было! Ужасно…
Старушка бережно и не спеша стряхивала снежинки с ухоженной могилки на краю кладбища.
–Уже вернулся?– спросила старуха.
–Вернулся, Наталья Владимировна,– я виновато улыбнулся.
Старушка долго смотрела на меня, морщинясь и рассматривая каждый мускул на моем лицо. Я виновато улыбнулся и не смел сделать больше шагу.
–Так это ты…,– грустно, но тепло произнесла старушка.
–Да…
Я упал на колени.
–Простите меня!– мой крик потревожил спокойствие спящих. Даже небольшой снегопад, недавно начавшийся, на миг замер из-за громкого возгласа.
–Что ты!– впопыхах старушка подбежала и тут же подняла меня на ноги.– Совсем-то чудной! Ну, что было то было… Не исправишь уже боле-то прежних ошибок. Не исправишь!
Отряхнув снег с моих штанов, старуха взвалила на себя мешок и пошла по тропинке на выход.
–Наталья Владимировна, вам помочь?
Старушка остановилась и обернулась.
–Ты себе-то помоги! У тебя мешок потяжелее-то будет…
Мы молча вышли из кладбища, сели в грузовичок и уехали в деревню.
На одинокой и ветреной платформе стояли только я и старушка.
–И куды-то ты снова пойдешь? В город-то?
–Да,– мой голос казался мне далеким, ненастоящим и ветреным. Будто не я разговариваю со старушкой, с бледным снегом, с сильным ветром, а кто-то чужой, другой я.
–Что ж ты там забыл? Вся правда тута, а там-то что?
–А там кто-то, кто знает чуть больше меня…
Старушка внимательно всмотрелась в мое лицо.
–Неужто ее коллега?
–Не знаю… Однако правду надо выяснить. Может, он просто случайный зритель. Я множество людей сменил, пока доходил сюда.
–Вернешься ли?– в ее хриплом голосе слышалась искренние печаль и надежда.
–Кто знает…,– я поднял голову на поезд, медленно приближавшийся к остановке.
–Бог знает,– старушка погладила мою руку.– Один Бог знает, что будет, да одному ему-то известно, каковы-то наши душеньки станутся.
–Может быть, и так. Ну, пора мне. Свидимся еще!
–Одному Богу известно…,– грустно вздохнула старушка.
Когда поезд подъехал, мы крепко обнялись и разошлись кто куда. В вагоне я еще видел ее сгорбленный стан, медленно передвигавший ноги по ужасной дороге. На ее спине был мешок. Поезд тронулся. Я отвернулся от окна и больше не глядел на бледный блеск окружающего мира, который будто бы фотографировал меня яркой вспышкой.
Глава XVI
В главное здание кампании зашел человек в длинной зимней куртке. Общий тон ткани ее был серым, капюшон и некоторые небольшие детали были черными, а меха светлыми. Столь странный стиль верхней одежды привлекал внимание окружающих. Люди то и дело бросали взгляд на знакомого, но странно изменившегося человека, весело напевавшего какой-то рекламный мотив. Он шел бодро, почти вприпрыжку, руками отбивал надуманный ритм, глазами искал подобных ему слушателей несуществующей мелодии. Стоило человеку подойти к лифту, как к нему подбежала замученная быстрым темпом своей жизни и работы секретарша. По ее красным пухлым щеками катился пот. Она удивленно и немного трепетно смотрела на человека.
–Здравствуйте, мистер Уан!– громко крикнула Мария Бондерек.
–Нет, это Я!– громко, на весь зал крикнул человек, положив гордо руку на свою грудь.
–Да,– непонимающе кивнула секретарша и хотела было уже добавить «Это вы, мистер Уан!», но ободряющий голос и уверенный взгляд, пронзительно вглядывавшийся в широкое и некрасивое лицо Марии, заставили женщину подыграть человеку.– Это Вы!
–Чудесная сегодня погода!– так же радостно и громогласно твердил человек, указывая размашистым жестом на высокое окно, в которое еще ни разу так много людей не смотрело.
За высоченным небоскребом полоса голубого неба удивила всех окружающих. Люди одновременно подняли головы и обомлели от увиденного. В их душах что-то зазвенело, но что именно, они не поняли и никогда не поймут. Когда человек скроется за дверьми лифта, окружающие лишь поищут пропавшего оптимиста глазами и снова уставятся в компьютеры, которые беспощадно будут освещать на всеобщее обозрение их темные- темнее тени- мешки под глазами.
Смотря на себя в зеркале лифта, человек ослабил улыбку и гордый взгляд. В нем что-то подозрительно хмыкнуло, но вдруг невидимый порыв бодрости смел сомнения. Долой раздумья! Долой размышления! Он- человек! Он достиг того, до чего безрезультатно пытался дотянуться столько лет! В нем память, в нем душа, в нем тело! Он человек! Его прошлое, будущее и настоящее имеют лицо, а это настоящий дар. Человек был счастлив! Был счастлив, имея тяжелый груз на душе, который никак не мешал ему улыбаться. Иногда, глядя на это здание, человеку становится немного грустно, ведь память больно сжимает душу, однако в то же время над его головой загорается невидимое пламя, двигающее его тело вперед. Вера! Вера в свое существование, вера в исправление всех своих ошибок, вера во всеобщее милосердие Бога! Да, этот человек по-своему сошел с ума для окружающих, но сам он обрел счастье, которое не будет у тех, кто смеется над ним. Он- человек! И этот вывод дает стимул ему идти вперед! Неважно, что вокруг, главное, что внутри, ведь так?
Открыв дверь в курительную комнату, человека тут же встретил вопрос.
–Соединяются ли три моря, образуя океан? Или моря были изначально едины, просто отличались невидимыми границами надуманных людей?
–Океан един, как и все воды,– ответил человек и подошел к окну.
Почтальон, подергивая правый ус, рассматривал гордый и уверенный стан гостя.
–Так значит, все сложилось в единое целое?
–Да,– наблюдая за ярко-голубым небом над серым городом, ответил человек.
–И как ее могила?
–Полностью слилась с природой, как и хотела ее душа.
–Странная была актриса,– почтальон потянулся к пустой пачке сигарет, но тут же рука человека предложила ему сигарету с эмблемой ниже фильтра.– Что ж означает этот символ?
–Одному Богу известно,– ответил человек.
–Так ты в итоге куришь?
–Когда курю, когда не курю. Сейчас время хорошее, нельзя курить.
–Говоришь прямо, как она. Видно, в кого ты такой… И все же странной актрисой она была. У нее же была слава, известность и деньги, она ради этого бросила свой родимый дом, а в итоге стала одержимой детскими местами. Человек- душа, что уж сказать… Она с самой юности привыкла кардинально менять свою жизнь, и конец ее блистательной жизни такой, какой и должен быть у странной актрисы.
