Сергей Юрьевич Катканов
Разрыв бинарности
Либерасты ненавидят Сталина, потому что боятся силы. Они уверены, что страной должны править такие ничтожества, как они. Мне отвратительны ничтожества, а вот силу я уважаю. Специально для либерастов хочу сказать: Сталин был великим правителем. «Культ личности был, но ведь и личность была». А демократы ненавидят любую личность, которая возвышается над их серостью и убожеством. Вообще, демократия – последнее прибежище ничтожества. А мне отвратительны ничтожества, которые хотят рулить.
Да, Сталин был великим правителем. Так же, как и Гитлер, и Чингисхан, и Тамерлан. Но кровавым чудовищам памятники не ставят. То огромное зло, которое они принесли людям, многократно превысило тот позитив, который они тоже принесли. И в памяти человечества они навсегда останутся, как великие злодеи, погубившие огромное количество людей.
Либерасты испытывают животных страх перед любой Личностью, потому что любая Личность перекрывает им дорогу к власти. Сталинисты преклоняются перед людоедом, только потому, что он был Личностью. Но власть без Личности и Личность без человечности одинаково отвратительны.
У Сталина как-то спросили: «Какой уклон хуже, левый или правый?» Сталин ответил: «Оба хуже».
Жертвы бинарности
Откуда сейчас берутся сталинисты, откуда берется ностальгия по Советской власти? Чтобы это понять, надо отметить одну особенность советского политического мышления.
Нас воспитывали в бинарности: мы и они, капитализм и социализм, идеализм и материализм. Советское политическое мышление даже на обывательском уровне знало только две реальности. Мы совершенно не задумывались о том, что «капитализм» – это бесчисленное множество способов жить, и разница между этими способами порою значительно больше, чем между «ними» и «нами».
Мы росли с уверенностью, что «социализм лучше капитализма». Потом понемногу начала просачиваться информация, что на Западе простые работяги живут гораздо лучше, чем у нас. В обществе начали нарастать антисоветские настроения. В конечном итоге значительная часть общества сделала вывод: «Капитализм лучше социализма». Мы отреклись от социализма, но не смогли преодолеть выработанную социализмом бинарность мышления.
Если у нас плохо, значит надо жить, как они. Если у нас нет демократии, значит нужна демократия, если у нас нет свободы, значит нужна свобода. Вырвавшись из социализма, мы просто не имели иного образца для строительства нового общества, кроме западного. Тем более, что Запад усиленно навязывал нам свой образец.
Ну а потом мы до сыта наелись «капиталистического» дерьма и крепко задумались. У них наркомания, и у нас теперь тоже. У них порнография, и у нас теперь тоже. У них жажда наживы, культ стяжания, и у нас теперь тоже. В СССР ни чего такого не было. Значит, хотим обратно в СССР. И люди встают под красные знамена. Это просто жертвы советской бинарности мышления.
А ведь тут есть вещи и посущественнее, чем наркомания и порнография. СССР был огромным могучим государством. Современная Россия – жалкий огрызок некогда великого государства, в 90-е к тому же впавшая в полное ничтожество. Кому-то ничтожество Родины причиняет душевную боль, кто-то мечтает вернуть своей стране величие и восхищается тем, кто это величие обеспечивал раньше, то есть Сталиным. Отсюда и требование поставить памятник Сталину. Это был бы памятник могучему государству, перед которым все трепетали (включая собственных граждан).
Но вот другой части нашего общества «капиталистическое» дерьмо показалось вкусным. Они там пидарасы, и мы тоже пидарасы. У них там порнография, и мы тоже интересуемся. Они только о деньгах и думают, и мы тоже хотим много денег. У них развитая демократия и нам такая же нужна.
Вот так сформировались две наиболее влиятельных политических группы современной России: сталинисты и либерасты. Обе они порождение советской бинарности мышления, не предполагающей не только разнообразия способов жить, но и вообще ни чего третьего.
Под «третьим» готовы понимать нацизм, но для сталинистов это тот же капитализм, а либерасты, напротив, объявляют нацизм разновидностью тоталитаризма, то есть явлением, родственным большевизму. То есть даже введение в парадигму нацизма ни чего третьего не создает.
Хитрее всех оказалась власть, как бы решившая скрестить капитализм и социализм, что бы всем хорошо было, точнее, чтобы всем угодить. А не взять ли нам, господа- товарищи от социализма высокий уровень социальных гарантий и национализацию стратегических предприятий, а от капитализма – развитую демократию и общечеловеческие ценности?
Вы можете восхищаться хоть Сталиным, хоть Черчиллем, пожалуйста, не запрещено. Можете под красными знаменами ходить, а можете под трехцветными. Под семицветными, правда, не рекомендуем, но вообще можете трахаться с кем хотите и как хотите, в тюрьму за это больше не посадят.
Как ни странно, эта «великая мудрость» порождена всё той же бинарностью мышления. Если одни предпочитают виски, другие предпочитают водку, а кто-то решил смешать виски и водку в одном стакане, так для этого ума много не надо. Ни какого принципиально нового напитка вы не получите.
Как вырваться из этой бинарности мышления? Об этом, собственно, все мои книги, нет смысла их пересказывать. Скажу только, что противопоставление себя сразу обеим глобальным тенденциям легкой жизни вам не гарантирует.
Брежнев и 90-е
Коммунисты и либерасты мне одинаково отвратительны, но… всё-таки не одинаково. В теории это два глобальных извращения, но, когда живешь в реальном мире, что-то приходится предпочитать, что-то приходится выбирать.
Однажды юноша, родившийся в 93 году, спросил меня:
– Когда было лучше: при Брежневе или в 90-е?
– Однозначно и без тени сомнения могу сказать: в 90-е было лучше, – сразу ответил я.
Он был обескуражен моим ответом, потому что привык слышать от стариков нечто прямо обратное, а я продолжил:
– Мы оба православные люди, поэтому я могу говорить, исходя из самого главного. При Брежневе храмы стояли в руинах, действующими в Вологде оставались только 2 храма из 50-и, некогда бывших в нашем городе. В 90-е храмы сразу начали реставрировать, и вскоре у нас уже был десяток действующих храмов. Что я должен предпочесть?
При Брежневе любая православная литература проходила по разряду антисоветской и была запрещена, а Библию простому человеку было вообще не достать. В 90-е церковные лавки, открывшиеся при каждом храме, сразу стали наполняться православной литературой, а Библия лежала в любой лавке свободно и недорого. Тебе, как православному, что больше нравится?
При Брежневе наше сознание в обязательном порядке отравляли так называемым «научным атеизмом», в 90-е перестали это делать. Я, работая в газете, вел постоянную православную рублику. При Брежневе, если бы я это делал хотя бы в самиздате, меня могли лишить гражданства. Так что же лучше?
Человека, который пытается анализировать глобальные процессы, заваливают огромным количеством противоречивой информации, что порождает растерянность, а в итоге выводы получаются довольно случайные. Чтобы докопаться до Истины, надо сначала научиться отличать главное от второстепенного. Для православного вера в Бога главное. Избавление от власти безбожников – объективное благо, это и есть главное, а всё остальное – не столь уж существенные детали, даже если эти детали весьма тягостные и пакостные. Больше можно вообще ни чего не говорить.
А можно сказать и ещё пару слов. При Брежневе в магазине нормальных книг было вообще не купить, на полках стояли в основном материалы партийных съездов и прочая советская хрень. В 90-е в книжных магазинах появились любые книги на любой вкус.
При Брежневе в продуктовых магазинах простой вареной колбасы было не купить, молчу уж про копченую. В 90-е прилавки были завалены мясными деликатесами. Помню, как тогда вопили: «Толку-то, что всё есть, если денег ни на что нет». Ну, во-первых это враньё. Мы с женой на свои нищенские зарплаты могли себе позволить иногда и понемногу и шейку, и корейку, а при Брежневе и слов таких не знали. А, во-вторых, в 90-е власть дала всем возможность зарабатывать. Если кто-то не мог или не хотел воспользоваться этой возможностью, так кто в этом виноват?
Ещё вопят про «разворованную общенародную собственность». Это классическая советская демагогия. В СССР государственная собственность ни когда не была общенародной, так что в этом смысле народ ни чего не потерял.
Конечно, кто пережил гиперинфляцию, тот ни когда не забудет этого кошмара. А постоянные задержки и без того убогой зарплаты доводили порою до исступления. Я не всегда знал, на что завтра хлеба куплю. Но ведь понятно же, что перевести экономику на принципиально иные рельсы невозможно было без издержек, безболезненно, без слез. Это была плата за избавление от коммунистов. Я и тогда был готов платить эту плату, и сейчас ни о чем не жалею.
Прочитай мой очерк «Как мы жили при Брежневе». Кажется, надо ещё написать очерк «Как мы жили в 90-е». Можешь поверить: я помню то, что было, а не то, что мне выгодно или приятно помнить.
Что произошло в 91-м?
Недавно один краснопатриотический товарищ, выступая по радио наскорбел целую кучу по поводу «трагедии 91-го года». А что произошло в 91-м году? Для людей с бинарным мышлением, к какой бы из двух политических групп они не принадлежали, такого вопроса не существует. Для них есть только «капитализм» и «социализм», «демократия» и «тоталитаризм», так что их оценки однозначны и предсказуемы. Но если вы подумаете своей головой, то легко заметите, что в 91-м произошло сразу несколько событий, каждое из которых достойно отдельной оценки.
Первая. Рухнула советская власть, то есть власть коммунистов. Это хорошо. Это объективно хорошо, независимо от чьих-то субъективных суждений.
Второе. Россия попала под внешнее управление США. Это плохо, и радоваться тут нечему.
Третье. Рухнула, распавшись на куски, Российская империя (Не ваш сраный СССР, а именно империя). Прекратило своё существование государство, которое наши предки кропотливо создавали тысячу лет. Это не просто плохо, а очень плохо, к тому же фатально.
Если кто-то оценивает крушение советской власти, как событие отрицательное, то для него тут нет ни каких трех событий, это три стороны общей трагедии.
Если кто-то оценивает американскую власть, как явление положительное, и для него тут нет трех событий, а лишь три аспекта вполне монолитного триумфа.
Если же кто-то думает своей головой и не любит озвучивать тупые политические слоганы, то он понимает, что этот процесс надо осмысливать по частям.
Советская власть была совершенно противоестественной формой правления, она в любом случае должна была рухнуть. Устранив частную собственность, советская власть устранила личную заинтересованность в результате труда. Сталин применял другую мотивацию к труду – тотальный страх. Человек может хорошо работать не только тогда, когда ему хорошо платят, но и тогда, когда ему приставят пистолет к затылку.
После Сталина страх был уже не настолько тотальным, и система тут же начала разлагаться. При Брежневе страх исчез вообще, и система начала разлагаться стремительно. Всем было уже плевать на всё, экономика рушилась, от немедленного крушения советскую власть спасала только привычка и традиция.
Русский народ – совершенно нереволюционный народ. Мы лучше будем всё терпеть, как есть, чем ломать ситуацию через колено. Но на русском терпении, на силе привычки социализм слишком долго продержаться не мог.
Когда к власти пришёл Горбачев, социализм держался уже на соплях. Михаил Сергеевич начал перестройку вовсе не из склонности к реформам, а потому что не было другого выхода. Состояние экономики было таково, что всё могло за год рухнуть.
Недавно один красный профессор сказал по радио: «Советский Союз споткнулся не на высоких технологиях, а на колбасе. Если бы Брежнев ввел «продовольственную программу» лет на 5 пораньше, СССР мог устоять». Я чуть со стула не упал, когда это услышал.
Коммунисты всегда были фантазерами. Иногда – кровавыми фантазерами, но это дела не меняло. Они не ходили по земле, не чувствовали людей. Советская власть, уничтожив русское крестьянство, вывела новую породу аграриев- колхозников. Как раз в годы реализации брежневской «продовольственной программы» мне довелось поработать в сельском хозяйстве. То месяц на сенокосе, то месяц на льне, то месяц на картошке, на морковке, на турнепсе. На складе зерна, в овощехранилище, на животноводческой ферме.
Так вот я вам скажу, что мир не видывал таких пофигистов, как колхозники. Этим людям было вообще на всё плевать. Картошка у них в хранилищах гнила, зерно прело и пропадало, коровы на фермах иногда стояли по колено в собственном дерьме, а лен, выращивая, не всегда вообще убирали, его проще и дешевле было оставить под снегом. И колхозаны смотрели на всё это пустыми равнодушными глазами.
«Продовольственную программу» Брежнева они вообще не заметили, не уверен, что они о ней хотя бы слышали. Сия программа не оказала на советское сельское хозяйство вообще ни какого воздействия. И если бы эту программу принять на 5 лет раньше, так было бы тоже самое, потому что люди были те же самые. В лагеря за «колоски» уже ни кто не отправлял, к стенке за погибший урожай уже не ставили, так хрен ли им было горбатиться, дураки они что ли?
Что же касается Брежнева, то он был просто дегенератом. Известно, что книг Леонид Ильич не читал ни каких и ни когда. А недавно в школьном учебнике истории я нашёл одну цитату из Брежнева, в подлинности которой у меня не возникло ни малейших сомнений. В частной беседе Леонид Ильич сказал про советского премьера Косыгина: «Что он всё заладил: реформы, реформы… Это ни кому не надо, этого ни кто не поймет. Неужели не понятно: надо просто работать лучше, вот и всё».
Вы понимаете, о чем речь? Леонид Ильич не обладал даже начатками экономического мышления. Любой алкаш-тракторист понимал в экономике больше Брежнева. Ведь собственно весь смысл любой экономической модели в ответе на вопрос: зачем людям работать лучше, что их к этому побуждает или вынуждает? Если просто сказать людям: «Надо работать лучше», ни чего не произойдет. Сталин это понимал, потому и держал всю страну в страхе. Брежнев уже ни хера не понимал. Вот вам и вся «продовольственная программа», которую для Брежнева написали и которую он сам, полагаю, даже не читал. Слишком много букв.
Однажды Леонид Ильич изрек гениальный афоризм, который потом даже на школьных тетрадях писали: «Экономика должна быть экономной». При этом он, конечно, не пояснил, а с хрена ли экономике вдруг ни с того ни с сего стать экономной? Вся и фишка в том, как этого добиться. Но в рамках социалистической модели ответа на этот вопрос не было. Именно поэтому социализм был совершенно нежизнеспособен.
Это прекрасно понимал простой народ, и это отразилось в антисоветском (вовсе не диссидентском) фольклоре. Достаточно вспомнить матерный стишок:
На нашем знамени есть герб,
И есть там молот, есть там серп.
Ты хочешь жни, ты хочешь куй.
Ты всё равно получишь …уй.
Вы всё ещё не понимаете, почему рухнул социализм? Тут же всё понятно сказано. А реформы Косыгина и прочих советских экономистов в рамках существующей модели ни чего не могли изменить. Они напоминали попытку сделать так, чтобы покойник в гробу выглядел как можно лучше.
Я не знаю, смеяться или плакать, когда современные красные спорят о том, почему вдруг ни с того ни с сего рухнула советская власть? Одни видят причину в предательстве Горбачева, другие ссылаются на происки ЦРУ, третьи говорят, что «продовольственную программу» надо было принимать раньше.
Представьте себе смертельно больного человека, который простудился и умер. Родственники говорят: «Вот если бы не простудился, так и до сих пор бы жил». Другие родственники возражают: «Дело не в простуде, а в том, что он диету не соблюдал». Третьи тоже не соглашаются: «Главная проблема в том, что он слишком много нервничал». А дело и не в простуде, и не в диете, и не в стрессах, а в том, что у него был рак в последней стадии.
На месте глупого Брежнева мог быть умный Косыгин, Горбачев мог не быть предателем, Ельцин мог умереть в младенчестве, ЦРУ могло не существовать на свете, и один бы хрен социализм рухнул. Потому что такого способа жить нет вообще.
Есть только одна возможность заставить людей жить тем способом, которого не существует – непрерывный массовый террор. Но дело в том, что ни какая власть, ни какой народ не могут долго выдерживать напряжения массовой мясорубки. Наступает такая усталость, что мясорубка останавливается как бы сама собой. И с этого момента нежизнеспособная система обречена. Колесики ещё какое-то время крутятся по инерции, но всё хуже. Всего 3-4 десятилетия и нет ни хрена. В исторических масштабах это совсем не долго.
Ленин и Сталин рассуждали просто: «Если наша теория не соответствует жизни, то тем хуже для жизни». Хрущев и Брежнев так уже не могли, силенки были не те. И жизнь понемножку начала брать своё. Вот что такое крушение социализма – жизнь взяла своё.
Остается, конечно, вопрос, какую роль в этом процессе сыграли США и НАТО? Тот самый юноша как-то у меня спросил: «Как вы думаете, СССР рухнул от внешних или от внутренних причин? Я ответил:
«А кто сказал, что одно другое исключает? Главной причиной крушения СССР было то, что в основу жизни там была положена ложная теория. Советская власть, а соответственно и Советский Союз, всё равно бы рухнули. Это могло проходить в других формах, это могло случиться лет на 10 позже, но это всё равно бы произошло. Как проницательно заметил Нострадамус: «Держава зверей долгий век не живёт». То есть основной причиной крушения СССР была, конечно, внутренняя причина.
А вот то, как это происходило и какие последствия имело, определялось уже внешними причинами. Есть общеизвестный факт: все спецслужбы НАТО во главе с ЦРУ в течение многих десятилетий работали над развалом СССР. Запад забил в эту задачу колоссальные материальные и человеческие ресурсы. И вот теперь представим себе: СССР рухнул, а они тут вообще не при чем. Так не бывает. Огромные усилия всегда приносят хотя бы некоторый результат».
Представьте себе, что у смертного одра умирающего столпились наследники. И вот в их толпе появился ещё один человек, вроде бы и не родственник, но близкий друг умирающего, как он сам себя назвал. Умирающий всё не умирает, так что «близкий друг» успел перезнакомиться со всеми наследниками, он и для них стал уже лучшим другом. Он говорит: «Я не претендую на наследство, всё, что он оставит – ваше, но я бы на вашем месте поступил с наследством вот так и вот так». Умирающий наконец отдает концы, и наследники делают с наследством ровно то, что подсказал «лучший друг», который становится их главным советником. Де-юре он не наследник, но де-факто он распоряжается всем имуществом покойного.
Вот такую примерно роль и сыграли западные спецслужбы у смертного одра СССР. Вот так и попала РФ под внешнее управление США. Они чутко караулили смерть Советского Союза, чтобы тут же предложить свои услуги в качестве управляющего.
Это было плохо? Это было ужасно. Россия без войны оказалась под пятой врагов. Хотя, почему без войны? Россия проиграла «холодную войну» (которую я склонен считать третьей мировой) в результате чего был установлен оккупационный режим. Нам говорили, что в «холодной войне» «победила дружба». А на самом деле победили США.
К власти пришла откровенная мразь: все эти Гайдары, Чубайсы, Хакамады, Немцовы и иже с ними. А во главе – Борька-алкаш, крупный коммунистический функционер, которого Горбачев отодвинул от власти, и ему подсказали, что можно вернуться к власти, если продать страну американцам.
А могло быть иначе? Мы могли расстаться с советской властью без таких чудовищных последствий? Нет, иначе быть не могло. Если большой зверь умирает, слетаются падальщики, таков закон жизни. Штатовская оккупация была неизбежной расплатой за избавление от советской власти.
Какие у нас тогда были варианты? Кто, кроме либеральной сволочи, мог подхватить власть? Может быть, вместо разнузданной демократии надо было установить диктатуру? Но диктатура только инструмент, так что опять возникает вопрос: диктатура кого и чего? К примеру, в Чили, задавив красных, генерал Пиночет установил проамериканскую диктатуру. Это тот же мячик, только в профиль.
Может быть, нужна была диктатура русского народа, так же как большевики установили диктатуру пролетариата? А кто её мог установить? Помню, тогда были «Русский национально-патриотический центр» и «Русское национальное единство». Это были стайки очень неумных националистов, которые не имели ни сил, ни способностей взять власть. Чтобы осуществлять власть в интересах русского народа, надо знать, в чем эти интересы заключаются. «Россия для русских» – не лозунг, а дерьмо, потому что гнобить мигрантов – это не программа государственного строительства. К тому же русский народ вообще не склонен к национализму.
У нас не то что тогда, но и до сих пор ни кто не имеет представления о том, что такое настоящие русские ценности. Это понимание – удел одиночек, но нет ни одной влиятельной политической силы, программа которой строилась бы на русских ценностях.
Идеальным вариантом было бы вместо социализма реставрировать русскую монархию. Но народ представления не имел о том, что такое монархия, так что массы монархический лозунг не поддержали бы. И реставрировать монархию тогда было совершенно не кому. Эту задачу не кому было даже поставить, не то что осуществить.
Когда в 1993 году мятежники попытались свернуть проамериканскую либеральную власть, их называли красно-коричневыми. Это в общем-то правильная оценка. Противостоять проамериканской власти оказались способны лишь красные, да горстка убогих нациков. Ну не было у нас других антилиберальных сил.
И в августе 1991 года реально противостоять красным могли только сами красные. Смертельно больной советский социализм можно было если не вылечить, то хотя бы подморозить только при помощи сталинизма. Но у этих «сталинистов» оказалась кишка тонка, так что социализм рухнул окончательно.
А вот у американцев уже и команда, какая ни какая, была наготове. Ни у кого больше не было и не могло быть готовой команды управленцев. Так что после крушения социализма к власти в России неизбежно пришли американцы.
Дело опять в бинарности нашего мышления. Люди рассуждали просто: «Если социализм перестал нам нравиться, значит нужен капитализм». Отсюда логически следовал вывод, что надо взять за образец наиболее развитые капиталистические страны и принять их руководство.
Американским руководством быстро объелись, но мышление осталось бинарным, поэтому сейчас рассуждают: «Если капитализм перестал нам нравиться, значит нужен социализм». Вот почему любой патриотизм в современной России неизбежно приобретает красный оттенок. Люди просто не знают, что противопоставить либеральной мерзости, кроме идеалов социализма. Ложным идеалам мы противопоставляем ложные идеалы. Горько до невозможности.
Тогда, в 91-м, мы радовались, что прогнали коммунистов, не понимая, что попадаем под американскую пяту. А если бы понимали? Надо было бы делать в точности то же самое, что мы и делали. От власти коммунистов надо было избавляться любыми средствами, ни перед чем не останавливаясь. У всего есть своя цена. Американская оккупация была неизбежной ценой, которую пришлось заплатить за крушение социализма.
