Кайер выбросил вперёд правую руку. Вцепился пальцами в землю, подтянул тело ещё на метр. Уткнулся лицом в дёрн, вдохнул, выдохнул и выбросил вперёд левую руку. До портала осталось два метра. Меньше роста Кайера, встать бы да рухнуть вперёд, как подрубленный дуб – и всё, ты в подпространстве. Но это выше сил гиганта. Левая рука вырывает с корнями дёрн, но подтаскивает тело ещё на тридцать сантиметров. Сердце начинает биться с перебоями: чем больше усилий, тем быстрее яд распространяется по организму. «Останусь лежать – умру. Буду дёргать слишком резко – умру. Промедлю – опять же умру. А в реальность мне нельзя, никак нельзя.» Правая рука протащила Кайера ближе к голубой зыби портала.
«Только бы Ник был на месте, иначе всё впустую, пёс меня задери.»
Оставляя пропаханную грудью полосу трав, великан поволок себя до портала. Оттолкнулся, как пловец и нырнул в междумирье. Тело тут же утратило вес, поезд миров пронёсся по восьмёрочному пути и Кайер вывалился в сугроб.
Едва слышно застонал. Голова уже не поворачивалась, и нижняя челюсть не двигалась. Но руки пока не утратили гибкости. Вот только из-за снега не было видно, в какую сторону ползти. И нет времени, чтобы выбрать, подумать обмозговать. Гигант пополз, загребая под себя снег.
Взмах, рывок. Взмах, рывок. «До поселения десять метров от портала. Три-четыре раза дёрнуться – это метр.» Кайер считал. «Десять. Двадцать. Тридцать. Сорок. Где деревня, пёсья кровь?!»
«Пятьдесят. Шесть. Де. Сят.» Зрение отказало. И так-то кроме снега ничего невидно, а тут ещё и темнота опустилась. Лёгкие не могли больше раздвинуть рёбра. Кайер задыхался. «Умру. Всё-таки умру. Вот так вот глупо. Даже не в бою. С горгонами справился, василисков – победил, а всё равно от Смерти не сбежал.»
– Мастер Николас! Мастер Николас!
Ник вышел из дома на крики, вытирая руки полотенцем.
– Мастер Николас, вот около деревни собаки в сугробе отрыли! Статуя, а руки человеческие!
Николас нахмурился, смахнул чёлку с глаз. Подошёл к саням. Колодой на соломе валялась серая статуя, с воздетыми руками. На запястьях камень переходил в живую плоть. Ник вгляделся в высеченное лицо – усы подковой, нелепая бандана, не подходящая к остальной одежде. Губы задрожали, удерживая стон.
– Тащите в дом, – надтреснуто приказал Ник. – И трёх быков приведите. Быстрее.
Проконтролировав, как статую водрузили на стол, Николас выгнал мужиков.
– Так. Так. Так. Терпи, Кайер, держись, сейчас подстегнём твою регенерацию.
Ник закрыл глаза, обращаясь чувствами к окружающему пространству. Почувствовал трёх сильных живых существ и перенаправил их энергию в бледный, едва заметный контур статуи.
Первый бык задрожал, упал на колени, завалился набок. Из пасти вывалился язык. Камень сполз с головы Кайера. Второе животное захрипело, ткнулось мордой в снег. Гигант вздохнул полной грудью. Третий забился, чувствуя, что сейчас присоединится к остальным, но привязь держала крепко. Рывки становились всё слабее и слабее, а каменная скорлупа растворялась, высвобождая ноги великана. Слабое мычание оборвалось на середине. Кайер сел, спустил ноги со стола, пошевелил пальцами.
– Мой самый худший кошмар, – пробормотал он, растирая колени, бёдра, голени. – Я твой вечный должник, Ник.
Тот тряхнул чёлкой, устало улыбнулся и побрёл к рукомойнику. Долго плескал на себя водой.
Вернулся за стол, налил горячего чая, с молоком и тремя ложками сахара. Осушил кружку залпом. Налил ещё.
– Всё, я пришёл в себя. Какого чёрта, Кайер?
Великан развёл руками.
– Переоценил собственные силы. Полез в одиночку, а инстанс48 похоже на группу рассчитан. Василиски, горгоны, медузы, столько окаменений нахватал, что даже мою защиту пробило. Почти добрался до портала, когда ноги отказали. А потом всё быстрее и быстрее процесс пошёл. Ты – моя единственная надежда была.
Ник кивнул.
– Тебе повезло. Караван возвращался в деревню, тебя собаки учуяли. Ты в другую сторону полз.
– Повезло. – Кайер посмотрел в окно. – Больше на везение полагаться нельзя. Слышал, что Вторые на нас охотится начали?
– Нет, – Ник пожал плечами, – я никого не трогаю, меня никто не трогает. Живу в своём мирке, который создал и мне хорошо. ПвП не для меня, мне мобы интереснее. Помогаю им, лечу, мне все благодарны, уважают, за советами приходят.
– Я собираюсь к себе, на Биврёст. В горы уйду, меня там не найдут. – Кайер нахмурился. – Пошли со мной? Я тебя защищу.
Ник откинул чёлку.
– Нет, у меня скоро свадьба. Завтра едем к её родителям. По ту сторону гор город, там и осяду. Не волнуйся за меня, я могу за себя постоять.
– Свадьба?
– Ну да, как в Драгон Эйдже, компаньон для романса. Почему нет? Нужно получать от Игры все возможности!
– Это же просто мобы, не забывай об этом, – Николас никак не отреагировал. – Ну дело твоё, если туго будет – приходи, за мной должок теперь. В лепёшку расшибусь, а помогу. Да и так бы помог.
Кайер спрыгнул со стола, протянул руку. Сдавил ладонь Ника.
– Бывай, Николас, не пропадай надолго.
Облака, укрывшие небо серым одеялом, разбежались, кто куда, давая простор диску зимнего солнца. Оно вальяжно бросило взгляд на отполированные склоны гор, несколькими острыми хребтами тянувшихся с севера на восток. Снег, обтёкший острия подобно воску, сиял ослепительной белизной, и негде было зацепиться солнечному лучу. Негде, кроме двух цепочек небольших углублений, ведущих через перевалы в сторону равнин. Орёл, если б он залетел сюда, смог бы увидеть, что эти стяжки пунктирной линией пересекают два перевала и приближаются к последнему, за которым было лишь полотно степей. Но орла здесь не было, очень уж холодно было в вышине. А солнце, такое яркое, было слишком далеко, чтобы что-то разглядеть. И чтобы хоть немного согреть двух уставших путников.
Ник с уважением поглядывал на свою спутницу, которую он вёл полуобнимая за талию. «Маиза оказалась выносливой девушкой, раньше я бы об этом ни за что не догадался.» Охраняя караван наравне с наёмниками Ник внутренне потешался над боязнью невесты выглянуть из саней: Маиза большую часть пути пролежала, завернувшись в шкуры. Наверное, это её и спасло.
Ник прокручивал в голове события вчерашнего дня, можно ли было сделать всё по другому?
«Если бы на нас разбойники напали, или йети – я бы справился, но лавина… Всё случилось слишком быстро.»
Едва они взобрались на третий перевал, как снежная волна, будто того и ждавшая, обрушилась на них. Крики утонули под ватным снегом, накрывшем караван, словно каменная плита. Ему повезло, что он шёл впереди. Поначалу Ник решил, что он единственный выживший. После долгих поисков он смог наткнуться на полозья саней и откопать девушку. Сани прикрыли её от удара, и создали полость, в которой сохранилось немного воздуха. Но все вещи пришлось бросить из-за ещё одной лавины, пошедшей зеркально первой, с противоположного склона. Вместе с вещами эта вторая лавина похоронила и шансы на спасение. Возвращаться до последнего встреченного им села пришлось бы неделю. Впереди ещё оставались три перевала, ещё двое суток пути до помощи. Маиза согласилась идти с ним вперёд.
«Она доверилась мне. Уверенная, что я спасу её. Я, Первый Игрок, всемогущий, по сравнению с простыми смертными. А я ведь могу в любой момент её бросить, телепортироваться. Или даже дойти до предгорий за сутки, не особо и замёрзнув. Но ценой её жизни.»
Прошли сутки без сна, без пищи, без отдыха. На ходу зачёрпывая пригоршнями снег, чтобы чем-то заполнить пустой живот, они шли, механически переставляя ноги, словно заводные игрушки. Маиза держалась, но было видно, что она тратит последние силы, холод высасывал из неё всё без остатка. Она уже не замечала, было ли солнце на небе или же звёзды кололись иглами лучей. Не замечала, что вся тёплая одежда её спутника теперь на ней, и Ник идёт практически в одной кольчуге. Он снял всё что можно, чтобы утеплить Маизу, оставив себе лишь какую-никакую защиту. Хотя, кто кроме них мог ещё оказаться среди ледяных пиков? Самому Нику уже было не так холодно, как раньше, словно он привык к морозу.
Ноги почти по колено утопали в снегу, кожаные сапоги, поначалу промокшие, теперь превратились в ледяные валенки, о пальцах и ступнях лучше было и не думать. Ник уже практически на себе тащил девушку, она едва-едва шагала. Холод заполнял всё естество, заполнял все мысли и чувства, сковывая их ледяными кандалами. Мороз обжигал кожу сильнее любого пламени, словно путники попали в горн кузнеца.
Вечер застал их на пол пути к последнему перевалу. Оставалось уже немного. Ник прибавил шагу и тут же почувствовал, как что-то дёрнуло его вниз. Он оглянулся: Маиза упала ничком на снег, но, на этот раз, не желая хотя бы подняться. Ник нагнулся к ней, перевернул. Снег прилип к бледному лбу, не тая. Ник попробовал обхватить девушку получше, чтобы взять на руки. Толстая шуба и повязанная сверху его куртка сильно мешали Нику, но он всё же справился, прижал Маизу к себе и распрямился. Её щека коснулась щеки Ника, но тепла он не почувствовал.
– Николас, брось меня… – прошептала девушка.
– Вот ещё! Что придумала, да здесь недалеко осталось! – постарался сказать как можно увереннее Ник, но губы плохо слушались, челюсти едва раскрывались, а голос был тихий, подобный шёпоту ледяного ветра.
– Брось меня… Я тебя прошу… – шептала Маиза, покачиваясь у него на руках в такт шагам. Она проваливалась в сон. В сон, в котором было тепло, в котором были отец и братья, зовущие к себе.
Ник упрямо шагал, взбираясь по склону. Ночной ветер, словно не замечал кожи, добираясь до самого сердца. Ноги, подобные ледяным колоннам, двигались сами по себе, руки, двумя застывшими крючьями, прижимали к груди другую морозную статую. Лицо с немигающими глазами смотрело лишь в сторону приближающегося перевала. И только два сердца, бившиеся редко-редко, дополняли друг друга, помогали, подталкивали, не давая застыть. Тук, тук. И в ответ, словно эхо: тук, тук.
Вот и перевал. Ник замер на несколько секунд, собираясь с силами. Маиза с каждым шагом становилась всё тяжелее и тяжелее, расслабляясь, соскальзывая в забвение. Она уходила от него, уходила, когда спасение было уже так близко. Оставалось совсем немного, неужели все усилия были напрасны? Неужели она умрёт у него на руках за несколько шагов до предгорий? Бессилие что-то изменить, леденящее душу сильнее холодного ветра, едва не взяло верх над огнём жизни. «Ну уж нет! Так просто я тебя не отдам!» Ник сделал пару шагов. Но не вниз по склону, а в сторону гор. Развернувшись, он сел прямо в сугроб, привалившись спиной к камню. Устроив поудобнее девушку у себя в объятьях, Ник начал собирать силы.
Жизнь есть везде. Она особенно сильна в чахлых стеблях травы, выживающей на продуваемой всеми ветрами скале, в упорно пробивающихся каждую весну цветах, в камнях, что выдерживают ярость гроз, в морозном воздухе, в тяжёлой снежной шапке. Везде. И Ник тянул эту жизнь, пропуская через себя и вливая в остывающее тело Маизы, где в ледяном коконе едва шевелилась душа.
Камень за спиной треснул, умирая, снег просел, лишившись воздушности, ветер затих, растворившись. Девушка задышала, едва заметно, неровно, но задышала. Вот только без постоянной подпитки извне, она снова проваливалась в лёд забвения. И поэтому Ник тянул силы из мира, тянул столько, сколько мог. Прошёл час, затем второй, потом третий. Наступил рассвет. Бледное, практически белое солнце, показалась Нику насмешкой, ведь оно ничего не могло изменить. Теплее не становилось. Он вытянул всю жизнь с перевала, но этого было недостаточно. Нужны были ещё силы. У Ника оставалась надежда, что исчезновение каравана заметили и наверняка послали помощь, нужно только её дождаться. Нужно, чтобы её дождалась Маиза.
И он начал тянуть жизнь из себя, тонким ручейком перекачивая её в девушку.
Следующим утром воздух прорезал лай собак, и трое саней взобрались на перевал. Выскочившие из них люди аккуратно высвободили едва живую Маизу из колыбели рук удивительной ледяной статуи. Она была выполнена в виде фигуры мужчины в кольчуге. Белые как снег волосы едва не сливались с кожей, такой прозрачной, что был виден голубой отлив льда, из которого было выполнено изваяние. Распахнутые глаза, гладкие как поверхность стекла, не мигая, смотрели на восход, в сторону равнин. Люди подивились, поудобнее устроили в санях вялую, словно после долгого сна, Маизу, и уехали.
Когда на равнинах весеннее солнце растопило снег, когда из бледной, словно ещё не верящей в себя травы, выглянули маленькие цветочки, отвечая небу яично-жёлтыми лепестками соцветий, на шестом перевале морозный ветер сорвал серый снег с тускло-бурой земли, к ледяной статуи подошла девушка. Ветер трепал её снежно-белые волосы, звенел тёмно-синей кольчугой. Девушка вытащила из-за наруча цветок: тонкий стебель с шишечкой бутона на кончике. Склонилась и положила у ног статуи.
Глаза застывшего изваяния моргнули. Нет, не растаяла корка льда, стеклом покрывавшая их, не исчез иней с ресниц, не вырвалось ни вздоха из плотно сжатых бескровных губ. Но хрустально звякнули кольца кольчуги, но протянулись к цветку негнущиеся, непослушные пальцы, пытаясь его коснуться. И хватило одного неловкого движения, чтобы стебель надломился, а бархатистые лепестки упали на подставленную ладонь.
– Николас, – девушка сжала синие губы.
– Маиза, – ледяная статуя подняла на неё взгляд, узнавая. – Твои волосы…
Девушка отвернулась, провела рукой по прямым прядям.
– Уже не Маиза – Зима. Я больше не принадлежу своему миру, своей семье. Лучше б мы умерли тогда, оба.
– Не говори так, – Губы слушались плохо. Ник сжал кулак. – Я создам для нас замок, наполню его слугами, стражами, всем чем пожелаешь. Мы хотели быть вместе и теперь мы будем вместе вечно.
Зима по-прежнему не смотрела ему в глаза. И не слушала невнятное бормотание.
– У меня теперь своя жизнь. Тебя не было двадцать лет. Сначала я носила тебе цветы каждый год. Потом, стала реже. Последний раз была здесь пять лет назад. Не знаю, зачем я пришла. Привычка, наверное.
– Мы вернём всё что было раньше.
– В моей крови только лёд. Из-за тебя. Ничего уже не будет так, как раньше.
Девушка развернулась.
– Меня тянет к тебе, но это из-за родственности нашей природы. Ничего другого. Не ищи меня, я сама приду. Когда-нибудь.
Николас разжал ладонь. Лепестки рассыпались. Ветер разметал остатки, оставив лишь испачканную гладкую как лёд кожу.
– Не осталось ничего. Ни Николаса, ни Маизы, ни цветка. Лишь память, – с трудом разлепив губы, проговорил Ник. – А знаешь, как назывался этот цветок? – спросил он, обращаясь в спину уходящей Зиме. И сам же ответил: – Любовь…
– Ты заигрался, Зед, – Саламандра провела рукой по круглому животу. – Ты спутал реальность и игру. Сам привязал себя ко мне чувством вины, потом чувством долга. А я прикипела к тебе. В твоей реальности это называют стокгольмским синдромом – когда жертва проникается к агрессору симпатией.
– Тысяча демонов! Ты теперь меня с террористами ровняешь?! Посмотри вокруг! Что тебе не нравится?! Разве нам плохо вместе? Я построил для нас дом, – Максим обвёл рукой каменные стены, пол, потолок и гранитную мебель, – всё огнеупорное, всё для тебя!
– Я об этом и говорю, играешь в примерного семьянина, дом построил, сына вот решил завести, – она ещё раз погладила живот, – а кто мы для тебя? Точнее, что? Очеловеченные программы. И главное зачем? Влюбил меня в себя, чтобы бросить и уйти.
– И ты решила обсудить это сейчас, на девятом месяце? Самое время! – он вскочил с кровати, заходил из угла в угол.
– Да, уже поздно, натворили мы дел, тут тоже моя вина, не настояла, не остановила. Но чем ближе срок, тем мне больнее! Я не хочу тебя терять, не хочу!
– Не кричи, тебе нельзя волноваться, – Максим сел с ней рядом, обнял. – Всё к лучшему. Часть твоей силы уйдёт в ребёнка, ты сможешь себя контролировать, не сжигая всё вокруг. Сможешь без меня обходиться, если что. Да и не будет ничего! Бред всё это, чушь!
– Не бред и не чушь. Таков закон Создателя: Чадо Игрока остаётся – родители уходят.
– Создатель, – Макс фыркнул, – читер49 он серый, а не создатель! Понимаю для чего этот закон – это чтобы твинководством50 не занимались, а то будут плодить персов на одном аккаунте бесконтрольно. Но всё равно это бред! Я договорюсь с ним!
– Не станет он с тобой разговаривать.
– Ещё как станет, будет же он меня из Уробороса провожать.
– Не будет. За тобой придёт Смерть. С ней не договоришься.
– Пфф, подумаешь! Встречался я уже с одной дамочкой в балахоне и с косой…
– Ты лучше не напоминай, – в глазах Саламандры показались самые натуральные языки огня.
Макс прикусил язык.
– Ты не понимаешь всей серьёзности. Всё для тебя игра. Милый, я тебя не держу, иди, развлекайся, играй, лупи мобов, заверши все квесты, какие хотел. Я понимаю, что тебе это важно.
– К демонам квесты!.. – парень снова вскочил, подошёл к окну. Сосны поскрипывали стволами вдоль каменной дорожки, ведущей к лесному озеру. Тихо, спокойно, вот только облака наплывали, застилая солнце.
– Сколько мне осталось? – Саламандра едва расслышала тихий голос Максима.
– С момента рождения – пять лет.
– Приличный срок. Я что-нибудь придумаю. Как думаешь, в Уроборосе есть ещё такие как ты?
– Такие как я? Такая как я была или такая как я стала?
– Как была.
– Есть. Наверно. Должны быть, почему нет? Я не чувствую себя чем-то уникальным.
– Если есть – я найду. И получу ответы на вопросы. Выбью, если потребуется. Но до рождения – я с тобой. Ты подумала над тем именем, что я выбрал?
– Я не знаю, кто такой Кевин Костнер, но имя мне нравится, я согласна. Костнер – кости – напоминает о прошлой жизни…
Максим поперхнулся.
– Костнер это фамилия, мы назовём просто Кевин, просто в честь. Поняла?
– Поняла.. А как тебе вариант Константин? Тоже на «К».
– Ага, Константин – Костя – я знаю к чему ты клонишь, ну уж нет! Будет Кевин.
– Он пинается, – Саламандра погладила живот, – ему нравится..
Белёсый туман клубящейся рекой обтекал невысокий холм. Молочные волны мягким одеялом укутывали его склоны, но до вершины добраться не могли. Зато туман безраздельно властвовал в приречной равнине. Он поглотил дома по самые крыши, и город вокруг холма напоминал разгромленный флот, с кораблями, перевёрнутыми кверху килем. Бледные рати тумана готовились штурмовать старый замок, вросший в вершину холма. Им нужно было успеть до рассвета, когда конница солнечных лучей прогонит войско тумана, и влажная дымка использовала каждую секунду, чтобы подобраться как можно ближе к крепости и трём фигурам под стеной.
Кренг вертелся, стараясь оглядеть себя со всех сторон.
– Да успокойся ты, – фыркнул Люк, – на тебе ни пятнышка сажи, ни прожжённых дыр. Элегантен до тошноты.
– Это тебе на твои тряпки наплевать, а я и так рукава порвал. Где я тут найду хорошего портного?!
Оборотень пожал плечами и занялся приведением в чувство Мрака. Отвешивать пощёчины по металлической маске было глупо и бессмысленно, поэтому оборотень просто взял рыцаря за кирасу и стал, что есть силы, трясти. Через пару минут это дало результат. Глаза шлема зажглись, руки, закованные в металл, обхватили Люка и тряхнули так, что у того клацнули зубы.
– Спасибо, – прогудело из-под маски.
– Как говорила моя матушка – ну ты и соня, тебя даже вчерашний шторм не разбудил.
Рыцарь, поскрипывая доспехами, поднялся.
– Ты определённо должен меня с ней познакомить. Обещаешь?
– Обещаю.
Кренг замер, воззрился на него:
– Ты так легко согласился. В чём подвох?
– Я всегда легко соглашаюсь на то, что никогда не произойдёт. – Люк безмятежно поднял глаза к рассветным небесам.
– Ну и демоны с тобой, не больно-то и хотелось. Где это мы? Я, как обычно, ничего не помню.
– Люк, введи в курс Мрака, а я пойду вход поищу. Скоро взойдёт солнце – хочу в этот момент быть под крышей.
Оборотень кивнул и рассказал рыцарю, что тот пропустил. Игрок не перебивая выслушал, скрестил руки на груди и привалился к стене замка.
– Если так подумать, то Игроки – причина разрушения Уробороса. Не было бы Высших – не появились бы Параллельные. Выходит, мой долг помочь вам получить Сердце. К тому же, я ещё ничего толком о себе не вспомнил, хотя прогресс определённо есть. И не позволю уничтожать этот мир, пока не получу заслуженную награду!
– Ты сильно-то не бичуй себя, Перерождённый. Я всё же считаю, что это вина Создателя, который халтурно подошёл к вашему уничтожению. Почему он не мог, например..
– Щёлкнуть пальцами? – хмыкнул рыцарь.
– Ну да, хотя бы.
– Ну, либо у него нет Перчатки Бесконечности, либо он сам связан законами своего мира и может действовать только в рамках этой реальности. Или что-то ещё, о чём мы даже не подозреваем.
– Да, может, он просто забавляется, стравливая одни свои создания с другими… Пошли догонять вампирёныша, а то натворит дел без нас.
Кренг остановился перед крепостными воротами, задрал голову вверх, оценивая их размер, и присвистнул. Они были высотой в четыре его роста и окованные металлом, со следами прошлых, пережитых, осад. Вампир пнул пару раз тяжёлые створки и заорал: – Эй, вы там, открывайте!
– А ты кто такой? – ответил ему заспанный страж с той стороны.
– Я-то? Я – вампир!
Острый слух Кренга позволил разобрать плевок сквозь зубы.
– Вали отсюда придурок, пока не накостыляли! Мы не верим в вампиров!
– А вампирам всё равно, верите вы в них или нет, – оскалился в ухмылке Кренг и посмотрел себе под ноги. Его тело приняло форму вьющегося по земле тумана, тут же ставшего громадной летучей мышью, сотканной из дыма. Туманная тварь стрелой полетела к воротам, просочилась в щель и оказалась во внутреннем дворике замка. Бестелесно пронеслась сквозь закрывающегося руками стражника, взмыла в небо и камнем рухнула об землю. Из клубов разбрызгавшегося дыма выступила широкоплечая фигура в элегантном костюме с небрежно наброшенным на плечи плащом.
Кренг сверкнул жёлтыми глазами и улыбнулся, продемонстрировав всем присутствующим великолепный набор длинных клыков. Один стражник бросил оружие и тонко, как женщина, завизжал, поднеся руки, со скрюченными пальцами, ко рту. Остальные судорожно пытались достать оружие. Вампир двинулся к ним, и, проходя мимо вопящего стража, небрежно махнул рукой. Крик перешёл с бульканье. Стражник упал на колени, тщетно пытаясь зажать разорванное горло. А Кренг тем временем достиг следующего стража. Вампир небрежно, ладонью, отбил лезвие меча, левой схватил за горло, и движением кисти сломал человеку шею. Отбросив тело, как тряпичную куклу, Кренг резко выбросил руку в сторону другого стражника. Кисть вампира по запястье погрузилась в грудь человека. Кренг отдёрнул руку назад, вырывая стражу сердце. Пока труп человека падал, вампир перекинул кровоточащий комок его товарищу. Тот по инерции поймал его, а потом с криком отбросил в сторону. Когда же страж вновь взглянул на вампира, то увидел лишь кулак, летящий ему в лицо. Кренг ударом смял череп человека, соединив лицевые кости с затылочными. Ухмыльнулся, осторожно переступил через тело, направляясь к последнему стражнику. Тот пытался вжаться спиной в доски ворот, удерживая трясущимися руками перед собой тонкий меч. Кренг отвёл остриё клинка в сторону и подступил к человеку вплотную. Жёлтые звериные глаза впились в карие, приковывая к себе невидимой цепью. Страж медленно поднёс руки к шее и сам расстегнул кольчужный воротник. Вампир наклонился к человеку, и длинные клыки разорвали шею.
Напившись, Кренг отбросил в сторону труп и облизал окровавленную руку. Затем он подошёл к воротам, Копьём Праха разнёс толстый брус, запиравший их, и легонько толкнул тяжёлые створки.
В довольно широкую щель прошли рыцарь с оборотнем. Стараясь не наступать в лужи крови, они подошли к вампиру.
– А ты маньяк, – тихо произнёс Мрак.
– Чужие слабости надо уважать! – понарошку обиделся Кренг. – Ну что, пошли в замок, или вы этих хоронить собираетесь? Нет? Тогда догоняйте.
Мрак отвернулся от тел. «Один моб убил других. Почему меня это должно волновать? Я бы сам поступил так же. Упырь ведёт себя как типичный Игрок – если можно убить, то почему бы это не сделать? Друг – хорошо, а экспа – лучше.»
Мрак с Люком не торопясь пошли за вампиром. Тот унёсся вперёд и отдался своей природе. Несмотря на обилие замковых коридоров потерять след вампира было сложно. Распростертые тела обитателей крепости указывали дорогу так же надёжно, как и доносящиеся порою впереди крики. И хоть оборотень не видел лица рыцаря, но с каждым найденным трупом он чувствовал всё большое напряжение, исходящее от Перерождённого. Наткнувшись на разорванную молоденькую служанку, Мрак встал как вкопанный. Лицо её осталось нетронутым, с парочкой бордовых капелек на щеке. А вот тело было выпотрошено, кишки тянулись за угол, словно вампир ещё некоторое время волок её за собой за внутренности. Латные перчатки со скрежетом сжались в кулаки.
– Ну всё. Хватит.
И он попёр вперёд, ускоряя шаг.
Люк быстро догнал его и дёрнул за наплечник.
– Стой! Что-то не так. Что-то изменилось. Слушай.
Рыцарь засопел, но замер и прислушался. Тишина. Утихли стоны, крики, дикий рык, топот ног, лязг доспехов и оружия. Коротко переглянулся с оборотнем и рванул бегом. Люк бежал рядом, изменяясь на ходу.
Незадолго до этого сытый вампир расслабленно шёл по коридору, нехотя раздавая смертельные оплеухи людям, имевшим глупость бежать ему навстречу. Сначала Кренг старался разнообразить методы умерщвления, но на тридцатом человеке его фантазия иссякла, а ближе к пятидесятому ему просто всё это надоело. Уточнив местоположение герцога, он устроил резню среди кухонной прислуги, немного развлёкся, но поймал себя на мысли, что пресытился кровью и решил двигаться к цели не отвлекаясь. Теперь он отвешивал каждому встречавшемуся по одному удару – выживет, так выживет, а нет, что ж – бывают в жизни огорченья!
И вот, когда поток желающий встретить смерть иссяк, Кренг увидел впереди одинокую фигуру. Это была молоденькая девушка, в ослепительно белом платье. Она стояла, скромно потупив глаза, и чуть наклонив к левому плечу голову. Девушка держала в руках белый тюльпан. Заметив вампира, она повернулась к нему, откинула непослушный золотой локон с глаза и мило улыбнулась. Казалось, её робкая улыбка осветила полутёмный коридор. Кренг замер, глядя на это чудо во все глаза. Он в жизни не видел большей красоты. А девушка улыбнулась более смело, как будто нашла того, кого она давно искала, и направилась к вампиру.
С первым же её шагом тюльпан засветился неярким белым светом, разгораясь всё ярче и ярче. Кренг тоже двинулся к девушке, протянув навстречу руки… И как только он попал в круг света цветка, его плоть стала истлевать. Обнажились мышцы, а на руках проступили белые фаланги пальцев. Свет почти уничтожил кости предплечья и начал разъедать кожу лица, когда из-за поворота коридора вылетел рыцарь в чёрных шипастых доспехах.
Рыцарь застыл, фламберг ткнулся остриём в пол.
«Как она красива, божественно прекрасна. Но свет так ярок… Надо закрыть его, он мешает рассмотреть ангела. Закрою маревом, оно у меня смешано с тьмой, как раз. Смогу смотреть на неё как через закопчённое стекло на солнечное затмение.»
Чёрное Марево стеной заколыхалось перед Мраком, приглушая свет, а вместе с ним и наваждение. Рыцарь увидел состояние бредущего к девушке вампира и свою оплавленную броню, будто пластикового солдатика провели над пламенем. Мрак рванул вперёд.
При сближении, не смотря за защиту Марева, в сиянии цветка антрацитовая броня зашипела и запузырилась, курясь лёгким дымком, но Мрак, не останавливаясь, преодолел пятно света, окружавшее фигуру девушки, и рубанул мечом по шее. В её глазах успели отразиться обида и непонимание, а затем голова слетела с плеч, отскочила от стены и покатилась по коридору. Обезглавленное тело постояло секунду, заливая белоснежное платье потоками крови, и рухнуло на пол. Свет тюльпана, чьи лепестки стали в красных пятнышках, померк. Коридор снова стал тёмным и неуютным, освещаемым лишь слабым светом чадящих факелов.
Кренг очнулся от наваждения. Его лицо представляло собой жуткий оскал черепа, с напрочь отсутствующей кожей и мясом. В пустых глазницах лежал лишь прах. Клыкастая пасть распахнулась, пытаясь исторгнуть крик. Каждая клеточка, что истлевала под светом цветка, посылала в мозг сигнал, и вот теперь вся эта лавина страданий пробилась в сознание. Регенерация вампира направила процесс в обратном направлении и, как только восстановились голосовые связки, замок потряс крик такой мощи, насколько хватило мёртвых лёгких.
Минут за пять Кренг полностью восстановился, но всё ещё валялся на полу, свернувшись калачиком, баюкая только что сгоревшие руки. Потом он поднялся на нетвёрдых ногах, подошёл к обезглавленному трупу девушки, и со всей силы, пнул тело. Когда он занёс ногу во второй раз, тяжёлая рука, закованная в металл, схватила вампира за плечо и впечатала в стену. Кренг оскалился и вцепился когтями рыцарю в горло. Мрак занёс кулак, в котором струёй чёрной жидкости изогнулся крис51.
Оборотень с силой вклинился между ними, разрывая сцепившихся.
– Всё! – заорал он. – А ну живо успокоились!! Давайте ещё, перебейте друг друга!..
И едва услышал странную фразу, сказанную шёпотом из-под чёрного шлема:
– Чем больше мы ссоримся между собой, тем сильнее становится Саурон..
Мрак отошёл. Люк влепил пощёчину вампиру. Затем вторую.
– Всё, всё, – поспешил успокоить Кренг разошедшегося Люка. – Я уже в порядке.
Ничего не выражающая драконья маска долгим взглядом посмотрела на вампира, а затем рыцарь направился вперёд. Кренг поплёлся за ним, что-то бормоча себе под нос и отряхивая на ходу плащ. Оборотень чуть задержался. Его тяжёлый ботинок опустился на тюльпан, давя хрупкие лепестки. Потом Люк печально посмотрел на останки девушки и, содрав со стены гобелен, накрыл им тело. Только тогда он побежал догонять удалявшихся спутников.
Троица медленно шла по коридору. В замке прочно установилась тишина.
– Как-то слишком тихо, – хрипло сказал Кренг и замолчал. Собственный голос показался ему неуместным. Люк крутил головой, озирался, кроткая шерсть, пробившаяся по хребту, стояла дыбом. Рыцарь развоплотил крис и не выпускал из рук фламберга.
Прямой коридор вывел их в тронной зал: овальной формы, со стоящими по периметру ажурными колоннами. Золотистая ковровая дорожка вела к массивному креслу с высокой спинкой, с вырезанным на ней герцогским гербом. Рядом с троном стояла изящная подставка, в полтора метра высотой. Её венчала золотая драконья лапа, между скрюченных когтей которой вполне могла поместиться сфера размером с кулак. Подставка была пуста.