Сергей Николаевич Прокопьев
Шашлык по-баграмски
Шашлык по-баграмски
В Баграме Люба сходу перезнакомилась с советниками, их жёнами. В гости к советникам часто приходили офицеры десантно-штурмовой бригады, лётчики. Был свой круг. Не так уж редко собирались за столом. Не пить было нельзя. Ей так сразу и сказали, когда замахала рукой на водку, дескать, это не мой напиток:
– Не-не, – отказалась Люба, – я только вино, даже коньяк организм не принимает!
Стол уставлен фруктами: мандарины, апельсины, яблоки, виноград. Самая закуска для лёгкого вина.
– Люба, забудь вино, здесь оно не катит. Вечером хотя бы полтяшок, пятьдесят граммов водки или самогонки в качестве антимикробной и антивирусной профилактики, а также поднятия настроения!
С водкой были проблемы, решали их с помощью самогонки. Имелись умельцы производства народного напитка. За столом у советников могли собраться в любой день и с поводом, и без оного. К примеру, стоит Люба у дома, вертолёт снижается: оттуда кричат и машут:
– Люба, делай шашлык, вечером придём! С нас горючка! Есть водка из Пакистана.
Из Пакистана шли не только «стингеры» и ДШК, «Московскую» тоже оттуда поставляли.
Отмечали дни рождения, День Советской Армии и Военно-Морского Флота, 8-е Марта.
На Женский день десантники вручили Любе охапку шикарнейших диких тюльпанов. А в ответ вместо слов благодарности выслушали гневную тираду, даже проскальзывали слова из непечатной лексики.
Десантники утром подскочили на БТР, привезли продуктов и попросили «сварганить» плов.
– Люба, прости, в такой день мужики должны у котла стоять, но служба. Тем более – лучше тебя никто плов не сочинит!
Афганцы, отведав её плов, удивлённо кивали головами: такой только соплеменники могут приготовить.
– Русская женщина тоже не лыком шита! – смеялась Люба.
Вот и на 8-е Марта приготовила плов. Десантники обещали нагрянуть ближе к пяти. Пять часов – нет, шесть – нет, вот уже стрелка часов на семь нацелилась, плов хоть выбрасывай – остыл. И вдруг заявляются с букетищем тюльпанов. У ротного, капитана Юры Смольникова, одна рука на перевязи, его заместитель по вооружению Валера Зотов, хромает, пуля бедро задела…
Получилось, как в песне Высоцкого:
А на нейтральной полосе – цветы
Необычайной красоты!
Наши пограничники – храбрые ребята!
Трое вызвались идти, а с ними капитан.
Разве ж знать они могли про то, что азиаты
Порешили в ту же ночь вдарить по цветам,
В нашем случае азиаты, то бишь, духи, навряд ли с целью сбора тюльпанов оказались в зелёнке – Афганистан, как известно, Женский день не празднует, но будто в засаде сидели. Повезло десантникам, вовремя засекли духов, без потерь отбились, только и всего – лёгкие ранения.
– Так хотелось женщине приятное сделать, – смеялся Юра Смольников. – А женщина отматерила на все буквы!
– Вы же не дети! Это не на рынке купить!
Десантникам от комбата тоже непечатных слов досталось за самовольную вылазку. Про цветы говорить полковнику не стали, этой поэзии он бы не понял. Пришлось врать прозаичнее.
Уж если десантники под пули лезли, желая сделать Любе приятное, как они могли не потрафить ей в её слабости к оружию. Несколько раз устраивали стрельбы. Два БТР, взвод солдат и вперёд. В заброшенный кишлак заедут. Всё как полагается – охранение выставят, а потом стреляй – не хочу. Солдатики предварительно зарядят ленты ДШК. Офицерам неинтересно шмалять по мишеням, Люба одна отводила душу. Стреляла по дувалам, банкам, пустым цинкам из-под патронов. Не роняла на импровизированном стрельбище звание жены боевого офицера и дочери диверсантки.
– Люба, с тобой в разведку запросто можно! – хвалили десантники.
– Маму бы мою сюда! – говорила Люба. – Вот бы порезвилась бабушка. Мне до неё далеко! Снайпер!
– А папа?
– Папа тоже не бухгалтером на войне служил – артиллеристом!
– Если ты ещё скажешь, что дедушка был танкистом! – смеялся Юра-ротный.
– Не, дедушка по лошадям мастер.
– Кавалерист что ли?
– Славился в деревне ветеринарным искусством.
– Хоть один с мирной профессией.
За стрельбы Люба кормила десантников пловом, шашлыками. Шашлыки тоже делала не хуже афганцев. Попробовав местного производства, озадачилась: мясо говяжье, но ни за что не подумаешь – настолько мягкое. Будто свинина. Да какая может быть свинина в мусульманской стране! Кого ни спрашивала из афганцев, только улыбались, храня секрет.
С офицерами афганской армии советники общались плотно. И не только в деловой обстановке. В тот раз заглянул к ним полковник Максуд. Подпитый. Люба ждала гостей, надумала порадовать их шашлыком. Нарезала ведёрную кастрюлю мяса, компания большая намечалась.
Максуд посмотрел, хитро улыбнулся:
– Любаша, будешь мясо портить?
– Зачем портить? Шашлык!
– Значит, портить!
– А ты что предлагаешь?
Любу охватил охотничий азарт, вот долгожданный момент, когда можно выведать секрет афганской кухни.
– Давай кислое молоко! – распорядился Максуд. – Много!
Люба полезла в холодильник, кефир был, но всего ничего, побежала по соседям. Набрала кефира, сметаны…
А ещё Максуд потребовал много чеснока. Люба с килограмм вывалила. Максуд ловко его очистил и, как заправский повар стуча ножом по разделочной доске, мелко нарезал и бросил в мясо. Приправы добавил.
– Лей! – скомандовал Максуд.
Люба ухнула в мясо кефир, сметану, кастрюля заполнилась до самого верха.
– Чем дольше стоит, тем лучше, – сказал Максуд и выставил большой палец над кулаком. – Во будет.
Наказал лук добавлять только при нанизывании мяса на шампуры.
Но главное, сделала вывод Люба, – кислое молоко и чеснок не жалеть.
Так среди её коронных блюд появился шашлык по-баграмски. Никто не верил – готовит из говядины.
– Слушай, где ты свинину раздобыла? – спрашивали гости, нахваливая блюдо.
Делала с одинаковым успехом из буйволятины, кенгурятины, верблюжатины. С мясом проблем не было – Витя Легкоступ регулярно поставлял. Кенгурятина более нежная, можно долго не вымачивать, тогда как верблюжатину и буйволятину – лучше подольше подержать в кислом молоке. И молочные продукты, благодаря Вите, не переводилось у Широковых в холодильнике.
В секрет афганского плова дуканщик Карим посвятил. Люба однажды спросила, как афганский плов сделать, гостей ждёт, хочет пловом порадовать. Карим вручил бутылочку масла:
– Подарок!
По вкусу поняла: смесь куджутового, подсолнечного, горчичного масел. А ещё Карим насыпал кулёк кишмиша. Пояснил: предварительно размочить и не сразу бросать в рис, а за полчаса до того, как подавать на стол, поверхность плова выстелить.
– Мужчины будут у твоих ног, – расплылся в улыбке. – Как я!
– Мне одного тебя хватит! – в тон ответила Люба.
– Пусть, я не ревную!
Настоящий плов получился.
Все решили: Люба афганца нанимала. Среди гостей был офицер царандоевец, резюмировал, отведав кушанье:
– По-нашему сделано!
Новоселье с нурсиками
Вернулась Люба из Афгана, обогащённая кулинарными рецептами восточной кухни. Витя Легкоступ даже в Белую церковь вызвал её шашлыки делать. Не совсем ради шашлыков, но повод был железобетонный. Позвонил накануне Первомая. Получил трёхкомнатную квартиру.
– Как я без вас новоселье буду праздновать? – шумел в трубку. – Без Любиных шашлыков. Никаких отговорок не принимаю! Попу в горсть и приезжайте! Детей берите и всем гамбузом.
Почему бы не поехать – решили Люба с Мишей. Погода, как в песне: «Опять весна на белом свете», «Жигули» седьмой модели – в полной боевой готовности. Дети такого возраста – хоть куда с такими. Витю предупреждать не стали – снегом на голову интереснее. Снегом и получилось. Дома новосёла не застали, патрулировал на железнодорожном вокзале. Это путешественников не смутило, оставили детей Витиной жене Гале. В провожатые взяли Витину дочь Свету. Девочка большенькая, двенадцать лет, с ней доехали до вокзала. А выйдя на перрон, увидели патруль с Легкоступом во главе. И сразу попятились, дабы Витя гостей из прибалтийских волостей не засёк раньше времени.
– Ты иди вперёд к папе, – отправила Люба девочку, – мы сейчас спектакль сыграем.
– Папка меня увидит – заругается, – изменилась в лице Света.
– Мы его быстро обломаем! – заверила Люба и натянула капюшон ветровки себе на глаза, чтобы начальник патруля не опознал.
Сцена получилась на пять с плюсом. Витя, увидев дочь, только что не кинулся ремень снимать, тут же отшлёпать чадо, невесть как оказавшееся на другом конце города.
– Ты что здесь делаешь? – еле сдерживая себя, гаркнул он.
– Ничего, – дочь вжала голову в плечи, боясь родительской экзекуции.
Люба вовремя казённым голосом произнесла:
– Товарищ прапорщик, немедленно прекратите рычать на ребёнка!
Витя повернулся, собираясь произнести убийственную фразу: «Не ваше дело!»
И расплылся в улыбке
– Любаня, откуда?
Розыгрыш удался. Витя тут же закруглил патрулирование, и они поехали домой.
Новоселье праздновалось на следующий день. Витя улучшив момент, оставшись наедине с Любой и Мишей, попечалился. Он не писал жене про гепатит, вернувшись домой, не посвятил супругу в прискорбном факта афганской саги, тем более умолчал о медсестре Геле. Шила в мешке утаить не удалось: кто-то из офицеров проболтался. Витиной жене доложили: твой в Баграме путался с медсестрой. Супруга поделилась информацией с подругами. Витя просил Любу поговорить с женой.
– Две подруги её будут на новоселье. Я бы послал их по матушке по Волге, да ещё хуже будет.
– Сядем рядом, – сказала Люба, – ты мне воду подливай. Крепкого чего-нибудь чуть-чуть выпью для настроения, а так воду, чтобы я лишнего не наговорила.
В торжественный момент, когда все гости расселись за столом, когда ни один салат ещё не был нарушен, безжалостно вонзённой ложкой, струя холодной водки не коснулась ни одной рюмки и ни одна вилка не затуманила свою стерильность ломтиком сёмги, в этот момент Витя нырнул в сервант и достал нурсики. Победно поднял их над головой. Люба громко захлопала в ладоши. Все непонимающе посмотрели на невзрачные пластиковые плошки в руках у Вити, удивляясь бурной Любиной реакции на их появление.
Миша радостно воскликнул:
– Афганский хрусталь!
– Какой ты молодец! – воскликнула Люба. – Я думала прихватить хотя бы парочку нурсиков на память, да закрутилась перед отъездом.
– И я не взял! – посетовал Миша. – Не до них было.
– Я вам дам! – пообещал Витя, он был уверен: именно такой будет реакция друзей-афганцев на нурсики.
– Наливай в них! – сказал Миша. – Даёшь первую из нурсиков!
Нурсики – колпачки для неуправляемых ракетных снарядов (НУРС). Установками НУРС оснащали вертолёты в Афгане. После размещения снаряда в пусковом блоке, колпачки снимались и выбрасывались. Бери, сколько хочешь. Вмещали они семьдесят пять граммов жидкости. Воду из них не пили, тогда как самогонка, водка или шило, так именовали технический спирт (а ещё – стеклорез), на ура шли.
В Афгане ходила рассказ о прапорщике, который провернул коммерческую операцию на нурсиках. Скорее всего, это была ловко придуманная байка, фольклор шурави. Ни названия части, в котором служил оборотистый прапорщик, ни его фамилия не фигурировали. Хотя – кто его знает. История выглядела так. Пошёл прапорщик (назовёт его прапорщик-покупатель) на рынок и давай спрашивать у всех подряд дуканщиков нурсики. Дескать, позарез нужны. Продавцы пожимали плечами: слыхом не слыхивали про такой товар.
– Что за базар у вас! – говорил в сердцах прапорщик-покупатель. – Нурсики – это первейшая вещь для шурави.
Как в хорошем сценарии, а он на самом деле был продуман, через какое-то время сразу несколько бойцов Советской Армии пошли по рынку с тем же вопросом: где купить нурсики? Идут группой, один у одного дуканщика спрашивает, другой у другого. Весь базар уже знает: шурави ищут загадочные нурсики.
День ли два проходят, на базаре появляется второй прапорщик, назовём его продавцом, – с нурсиками. Дескать, купите, дорого не возьму. Прапорщик-продавец никаких подозрений и удивлений на базаре не вызвал. Такое случалось не так уж редко. Шурави, чаще оборотистые тыловики-прапорщики, продавали дуканщикам тушёнку, сахар… Рис хорошо афганцы брали. Если гречка не интересовала их, то рис только давай. Посему в лётных частях дефицитная в Союзе гречка набивала оскомину, лётчики мечтали о рисе, да он не доходил до котлов. Продавали афганцам сгущёнку, муку да мало ли что имелось на армейских складах. Нашёлся покупатель и на нурсики. Начал торговаться с прапорщиком-продавцом. Не будем заморачиваться на местных деньгах афганях. Сразу переведём на рубли. Прапорщик-продавец запросил три рубля за штуку. Но не стал держать цену, ударили по рукам на рубле.
Полтора десятка нурсиков передал дуканщику, сунул навар в карман и ушёл.
Дуканщику откуда знать о наличии режиссёра спектакля под названием «Нурсики», который в нужный момент выпускал на сцену своих актёров. Дуканщик, разжившись новым товаром, выставил его на видное место. Прапорщик-покупатель не заставил себя долго ждать.
– Есть, – утвердительно кивнул головой дуканщик на вопрос шурави и показал на нурсики.
Цену специально загнул, на случай торга. В переводе на советскую денежную систему запросил четыре рубля.
– Давай-давай! – оживился прапорщик-покупатель. – Сколько их у тебя? Все беру
Не торгуясь, забрал всю партию.
«Вот это навар! – по-афгански подумал торговец. – Вот это подъём!»
Спектакль продолжается, приходят бойцы-покупатели за нурсиками, а их нет. В следующий раз прапорщик-продавец (приоткроем завесу, он был режиссёром) предложил ящик нурсиков. За ту же цену – рубль штучка.
И почти весь ящик ушёл по четыре рубля за нурсик, благодаря шурави, покупающего оптом дефицитный товар. До него пришли бойцы, те взяли десять штук, прапорщик-покупатель снова подмёл всё остальное. Дуканщика охватило нетерпение, сродни тому, которое испытывает золотоискатель, наткнувшийся на золотую жилу. И когда приехал на БТР прапорщик-продавец-режиссёр и предложил ещё один ящик нурсиков, дуканщик, скрывая волнение задал, горячо волнующий торговую душу вопрос:
– Сколько ящиков можешь продать? Пять? Десять?
– Не знаю, – глубокомысленно изрёк прапорщик-режиссёр, – «Урал» могу привезти, но не больше.
Дуканщик кинулся по родне занимать деньги, набрал как раз на «Урал» нурсиков. Отоварился в предвкушении сумасшедшего обогащения. Однако прапорщик-покупатель исчез, больше не появился на базаре. И другие шурави перестали интересоваться нурсиками.
Базар на то и базар: один дурак покупает, другой – продаёт.
Правда это или красивая байка, трудно сказать, для Любы, Миши и Вити нурсики были афганским артефактом. Они не один раз использовали колпачки по второму назначению – наполняли самогонкой или водкой. Вот и на новоселье с удовольствием выпили по первой из афганской тары. Остальных гостей не стали напрягать невзрачной посудой, сами пластмассово чокнулись, вспоминая афганское прошлое.
После чего вечер взял празднично-застольный ритм.
Подруги хозяйки сидели в нетерпении, они ждали, когда Люба дойдёт до кондиции, чтобы выведать у неё про Витю. Задались целью вывести стервеца на чистую воду. Вовсе никакой не герой, с медалью вернувшийся с войны, а самый что ни на есть потаскун. Бабник, изменщик, нехороший человек. Хотелось женщинам (слаб человек) пощекотать нервы чужими грехами.
Витя роль виночерпия выполнил на все сто. Под видом самогонки (какой другой напиток может подаваться на стол на Украине) подливал Любе воду. Она если и выпила, сосем немного, поэтому, когда женщины прижали её к бортику, отлично владела собой. Случилось это во второй половине вечера – после надцатого тоста мужики пошли курить, а женщины насели на Любу. Они разом набились в кухню, стоило Любе понести туда стопку грязной посуды. Им казалось, объект дошёл до нужной стадии, язык самогонкой развязан, сейчас его хозяйка нарисует всю картину развратной жизни Легкоступа. Особенно хотела подробностей занозистого вида бабёнка, тонкогубая, остроносая, брови подведены. Люба чувствовала, как эта бабёнка горела желанием покопаться в чужом белье.
Но Люба надежд не оправдала.
– Галя должна в ноги поклониться этой женщине, – начала речь Люба, когда к ней подступили с вопросом: с какой шалавой путался Витя в Афгане?
– Доктор откровенно сказал мне, – продолжила, – что надежд почти нет. Я нашла народное средство, но если бы не эта медсестра, она не отходила от Вити десять дней и ночей, он вернулся бы в цинке. Кормила его с ложечки, впихивала лекарство, выгребала из-под него. Пол-арбуза в день скармливала, на его основе народное средство. Представляете, какая мочегонность! Кто бы в госпитале сидел с ним. Выходила, вытащила мужика с того света!
– А до этого у них что-то было? – не унималась занозистая.
– Вы что все святые? На передок цементно крепки? Поймите – это война! Любого может убить, даже если ты с автоматом по горам не лазишь. Ты летишь на вертолёте с банками тушёнки, а его сбивают, не один раз было такое, или попадаешь в гарнизоне под обстрел. Легкоступ одной ногой в могиле стоял. Там жизнь постоянно на грани, не мерьте её своим метром.
На следующий день Витина жена спросила:
– Люба, ты вчера не пила что ли? Такую трезвую лекцию нам закатила. Даже Нинку проняло. Это ведь она меня подзуживала: расспроси у Любки.
– На чужой роток не накинешь платок. Если у вас всё хорошо – плюнь и разотри! Вам жить, детей растить! Нормальный мужик у тебя. Радуйся.
И всё же они разошлись через пять лет. Трещину после Афгана не удалось изжить. Витя после развода сошёлся с женщиной, но Люба чувствовала, прежний свой жизненный азарт Легкоступ утратил. Пошёл по банальному пути – стал прикладываться к бутылке. Чаще на взводе звонил им.
– Опять усугубил? – строго скажет Люба в трубку.
– Нюх у тебя, Любаня, прокурорский. По пивасику ударил малеха…
– «Малеха» – это полторашку огрел?
– Где-то так!
