Сергей Николаевич Прокопьев
Мини-роман о бабушке Полин
Никита запросился поменяться местами.
– Чё у тебя гвоздь в стуле?
– Ногу отсидел.
Через полчаса к ампутации созрела вторая конечность. Баба Мотя тоже периодически толкала деда в бок:
– Застегнись!
Дед судорожно хватался за насмерть застегнутую на замок и две булавки ширинку. А москвич с кривой физиономией недоумевающе смотрел на дёргающегося с частотой отбойного молотка Никиту, на деда, то и дело хватающегося за причинное место. Только Гена сидел тихо со смертной тоской в глазах. Он вспоминал, как славно гуляли без москвича раньше.
В прошлом году в три часа ночи давай в фанты играть. Деду Макару досталось с балкона овцу изобразить. Взбрыкивая, зарысил дед на четвереньках на балкон, откуда на всю округу заголосил:
– Бе-е-е-е!..
Жалостно так. Глупая овечка от отары отбилась, боится, что на шашлык наденут. Отблеял дед Макар и только за рюмку – сольный номер отметить, – звонок в дверь. Лейтенант милиции.
– У вас, – строго спрашивает, – на балконе сельхозскотина?
– Ага, – дед Макар цветёт.
– В частном секторе, – говорит милиционер, – похищена овца. Надо провести опознание.
– Запростака, – хохотнул дед Макар, упал на четвереньки и, бекая, пробежался по комнате.
– Косим под психклиента? – не улыбнулся милиционер. – Так и занесём в протокол.
– Мил человек! – пришла в себя баба Мотя. – Какой протокол? Старый дурак напился. Ничего мы не воровали. Смотрите сами…
– Успели перепрятать! – заглянул милиционер на балкон. – Придётся пройти в отделение.
От волнения дед Макар в секунду расстегнул все пуговицы на ширинке.
– Вы чё?– отпрыгнул от него милиционер и достал наручники. – Гомик?
– Точно, – сказала баба Мотя. – Убила бы, какой комик. Продыху от его надсмешек нет. Доблеялся, старый козёл!
– Я имел в виду, что он гомосексуалист!
– Какой там сексуалист! Давно уже, слава Богу, с этим не пристаёт.
– А чё тогда на меня ширинку нацелил? Я же при исполнении.
И забрал деда.
Не успела баба Мотя утереть слезу и снарядить дочек выручать папу родимого, как грохот в дверь:
– Откройте! Милиция!
Дед Макар в милицейской фуражке и в обнимку с недавно арестовавшим его лейтенантом, у которого в руках бутыль самогонки.
Оказывается, милиционер – это племянник соседа снизу, приехал к дядьке в гости из Абакана. Ну, и решил подшутить.
Славно всегда гуляли. Тогда как нынешний праздник летел, как говорил в таких случаях дед Макар, корове в подхвостицу…
Баба Мотя всю жизнь угощения делала тазами. Таз пельменей, таз колдунов – вареники с капустой, – таз винегрета… На этот раз тазы были практически нетронутыми. Мужикам на сухую в горло не лезли ни пельмени, ни колдуны…
– Хватит! – в один момент хлопнул по столу дед. – Спать!
На часах ещё и двух не было. И это сказал дед Макар, который, как правило, в Новый год куролесил до следующего вечера. Приткнётся где-нибудь на полчаса, проснувшись, пуговицы застегнёт и опять гулять. Тут отрезал: «Спать!» И все согласились.
Гуляли они в однокомнатной квартире сына Генки. В своём добротном частном доме привечать гостя баба Мотя наотрез отказалась – не с деревни, чать, гость приехал. У Генки имелся дефицит спальных мест. Женщины выбрали диван-кровать и покатом поперёк лежбища разместились. Мужикам постелили на полу, гостю – на кухне, на раскладушке.
Мужики суровым строем лежали под ёлкой. Не спалось. Червь недовольства точил их. Один всех троих. Большой и злой. Двенадцать месяцев ждёшь праздник, и вот он бездарно летит в подхвостицу. За окном смех, песни, визг…
И попробуй, усни, когда ни в одном глазу.
– Сейчас бы снотворных капель! – зашептал дед Макар.
– Пару кружек, – согласился Никита. – Пойду-ка я погляжу.
– А? – спросонья услышала его голос супруга.
– Бэ! – недовольно продолжил алфавит муж. – В туалет хочу. До утра что ли терпеть?!
Заурчала вода. Вернувшись, Никита доложил командному пункту под ёлкой: «Спит». Начался совет в Филях под одеялом, что делать? Но и враг не дремал.
– Вы что там вошкаетесь?– спросила Валентина.
«Кто вошкается?» – хотел возразить Генка, но дед Макар вовремя зажал ему рот. Надо было усыпить бдительность противника. «Храпите!» – приказал дед. Мужики начали свистяще-храпящими руладами изображать спящих. И женщины сомлели под эту музыку.
– Всё! – зашептал Генка. – Я на разведку. Вы храпом прикройте.
На четвереньках он добрался до порога и растворился во мгле. Оставшиеся извлекли уши из-под одеяла, вперили их в темноту. Заскрипела дверь, взвизгнула раскладушка.
– Укоренился, – сказал минут через десять Никита. – Я пошёл.
– Стой! – остановил дед Макар. – Старших положено вперёд… А ты храпи за троих!
Женщины спали беспокойно. Любаша во сне плакала на пирсе. В море уходил жених на корабле с жёлтыми, как детские пелёнки после детских неожиданностей, парусами. Валентина то и дело взбрыкивала – она всё ещё противопесенно пинала Никиту. Баба Мотя плакала во сне над прокисающими в тазах пельменями и колдунами…
Однако в семь утра женщин сорвало с дивана. Из кухни громом грянуло:
Ревела буря, дождь шумел,
Во мраке молнии блистали,
И беспрерывно гром гремел,
И ветры в дебрях бушевали…
Буря ревела на всю пятиэтажку. Женщины бросились на голос.
Мужики сидели на кухне в трусах. Хорошо сидели.
– Любка, – вышаривал на майке пуговицы дед Макар, – выходи за Михаила. Наш человек! Сибиряк!
– Во мраке молнии блистали! – подтвердил сказанное Никита.
– Чё так-то без пельменей, – бросилась разогревать закуску баба Мотя, – без колдунов… Сколько наготовлено!..
Она была счастлива, увидев пьяно, но не криво, улыбающегося во все свои тридцать один с пеньком зубы москвича Михаила.
Такой зять был в самый раз.
***
В оформлении обложки использован рисунок художника Владимира Чупилко.
