Сергей Николаевич Прокопьев
Мини-роман о бабушке Полин
Лёшка и моторашка
У Кругляковых в те славные времена, когда все они жили в Белоярке, середины не было. И ходили-то все ускоренным темпом. Даже Полина Ивановна при её внушительной комплекции отличалась лёгкостью на ногу. Фрол Кузьмич, несмотря на протез, тоже умудрялся с ветерком гнать вдоль по Промышленной, так называлась центральная улица, по которой ветеран-инвалид нарезал в контору. Ну а уж сыновья, те исключительно бегом. Но и бега им не хватало, чуть подрастали, сразу повышали скорость передвижения по селу с привлечением технических средств – пересаживались на велосипеды, мотоциклы… С этого исторического переходного момента пешком очередного подросшего Круглякова никто не видел. Казалось, что и уезжали они навсегда из села на своих мотоциклах, или, как звала Полина Ивановна двухколёсных коней с мотором, моторашках. В результате один Лёшка остался верен родному селу, остальных его братьев и сестёр разнесло по белому свету.
Лёшка за всех братьев в Белоярке отдувался на гулянках – пел, на баяне играл, а также на гитаре, балалайке веселил публику. Он не прельстился высшим образованием. Фрол Кузьмич с гордостью говорил: «Я всем детям дал образование!» И добавлял с грустинкой: «Лёшку-шалопая тоже бы выучилмомента, когда какой-нибудь сердобольный земляк увидит картину «Богатырь на перепутье» и спросит:
– Чё, Лёша, домой?
Лёша мотнёт утвердительно не совсем послушной головой. Земляк повернёт руль, задаст нужный вектор, и вскоре моторашка с нагулявшимся хозяином упрётся в родные ворота.
Покос
Отзвенели молодые годы Фрола Кузьмича и Полины Ивановны, пролетело лето жизни, с ярким солнцем, весёлыми грозами, радужными ливнями, подошла осень земного пути. Дети разлетелись по большим городам, обзавелись семьями, обросли заботами, некогда родителям весточку написать лишний раз. Один Лёшка в пяти минутах жил. Опустел в недавнем прошлом шумный дом. Кошка Лизка мяукнет когда или корова Марта замычит во дворе, да пёс Уран взбрехнёт. От коровы Фрол Кузьмич отказываться не хотел. Любил он простоквашу, литрами мог пить, и всё же не в ней крылась причина. Месяца за полтора до сенокоса Фрол Кузьмич садился за письма сыновьям. День Победы отгуляет, отпразднует, как полагается фронтовику, а где-нибудь через недельку, отойдя от события, садился за письма. Писал длинно, слезливо, давил на жалость без всякой скидки. Дескать, ослабли мы с матерью, не то, что раньше горы могли свернуть, не та силушка, а надо сено косить. Полина Ивановна ворчала, ругалась:
– Ну чё ты опять пристаёшь! У них своих дел невпроворот, а ты с покосом, Лёшка не накосит, чё ли? А то и купим, они обязательно деньги пришлют! Не оставят, не бойся. Уж детки у нас, дай Бог каждому.
Фрол Кузьмич не обращал внимания на замечания жены, строчил и строчил. Отправив первую партию писем, он и не думал сложа руки ждать реакцию сыновей на вопль отца о помощи. Через неделю садился за следующий почтовый веер. Ответов в эпистолярном жанре не было. Кто-то звонил по телефону, кто-то
отмалчивался… Да Фрол Кузьмич на письма и не надеялся. Главное считал – достучаться до совести. И ведь ни разу не получалось, чтобы никто не приехал. Бывало, все собирались. В том числе невестки, зятья, внуки.
Вот уж когда дом вставал кверху дном. Приезжали гости на короткий срок. Поэтому в долгий ящик ничего не откладывали. Невестки и дочери с порога затевали генеральную уборку по всем углам, Полина Ивановна вспоминала молодость и прочно занимала место у печки и гнала всех, кто набивался в помощники. Сама шуровала чугунками да сковородками, заводила тесто. Внуки шныряли по огороду. Хоть бабушка и не больно много внимания уделяла грядкам, всё равно было что поклевать: морковка, горох, бобы, малина дурниной росла у забора, на задах смородина – красная да чёрная. При случае можно и на крыжовник наткнуться в зарослях травы. Сыновья тоже что-то делали под командованием отца во дворе и дома, но на покос не рвались в первый день. Мужики считали: никуда он не денется. Куда рвались сыновья, так сесть за стол и отметить встречу! Стол всякий раз ломился, проседал от разносолов, ножа не просунешь между тарелками, салатницами, селёдочницами, мисками и вазами. Полина Ивановна загодя готовилась к покосу, и гости не с пустыми руками приезжали. Что это были за вечера! Само собой, выпьют хорошо, само собой, закусят отлично. Оно и понятно – мужики как на подбор!.. Прямо шкафы за столом. Не в прогонистого Фрола Кузьмича сыновья – в мать! Широкой кости! Тарелки только отлетают… Но вот наступает момент, когда Фрол Кузьмич, сидящий во главе стола, как настоящий артист, лениво так предложит:
– А не спеть ли нам, мать?
На что Полина Ивановна обязательно, вздохнув картинно, скажет:
– Сиди уж, певун! Отпели мы своё, отец, отыграли!.. Пусть молодёжь отдувается! А мы послушаем!
Молодёжь, конечно, начинает просить! И Полина Ивановна, чуток пококетничав, без всякой разминки и распевки затягивает: «Вот мчится тройка почтовая…» Фрол Кузьмич, он никому не разрешает аккомпанировать матери в этой песне, растягивает меха баяна. И поёт тульский баян на пару с Полиной Ивановной, взмывает вместе с ней вверх: «Ах, барин, барин, добрый ба-а-а-рин…» Уходит в тоске вниз: «Богатый выбрал да постылый…» Вдвоём рвут они души слушателей этой тысячу раз слышанной историей. Любили начинать с этой песни. Выложиться, взять уровень, а потом баян переходил из рук в руки… И что только не пели! Из репертуара Руслановой, Шульженко, Богатикова… Русские народные, украинские обязательно… Далеко за полночь заканчивался концерт.
Кроватей на всех не хватало, мужики ложились на пол. И тогда, чтобы повернуться с боку на бок, надо было отдавать команду – повернуться можно было только всем разом.
Белоярка на косьбу рано-рано поднимается. Покосы за Иртышом, пока туда доберёшься… А ведь надо следовать присказке «коси, коса, пока роса». Ещё темно, а уже начинается движение косарей на берегу, Иртыш оглашает треск лодочных моторов… Одни Кругляковы не торопятся. Они спят. Шутка ли, чуть не до третьих петухов из-за стола не вылезали. Проснутся, когда уже солнце вовсю разгуляется. Какая там роса? Жара к земле давит. Кругляковых температура окружающего воздуха не волнует. Они, потягиваясь, пьют чай, не торопясь собираются. И возникает традиционный диалог отца с сыновьями. Фрол Кузьмич настойчиво требует взять его с собой, но братьям такой довесок в обузу. Будет под руку указания давать. Они под разными предлогами стараются оставить отца дома. Наконец, под доводами сыновей Фрол Кузьмич сдаётся:
– Да ну вас неслухов! Только бы наперекор отцу поступить.
Лёшка заводит лодочный мотор – братья прыгают в посудину, она тяжело оседает. Лёшка закладывает крутой вираж и нацеливает нос лодки на другой берег:
– Ну, парни, погуляли и будет!
Специально для покоса Лёшка хранит в погребе две фляги с берёзовым квасом. На косьбу берёт пару канистр с фирменным напитком. Покос метрах в двухстах от воды. Братья дойдут до него и за косы. У каждого своя, именная, Лёшка предварительно отобьёт все, он по этому делу мастак с детства.
– Сопли жевать некогда! – скомандует на правах местного. – Это вам не в ваших городах! Давайте упрёмся рогом! Мать уже с пирогами завелась, я утром стерлядку принёс, надо успеть к горяченьким!
Как пойдут косы сверкать в высокой траве… Фрол Кузьмич в своё время при должности главного бухгалтера хороший покос
застолбил. Добрый луг. Перегородят его братья-косари своей шеренгой. И айда… Как упрутся без перекуров… Только время от времени кто-нибудь остановится, воткнёт косу ручкой в землю – чтоб не дай Бог, кто не наступил невзначай – подойдёт к канистре с ядрёным квасом, приложится и опять за косу… Ух, работают… Да и что тянуть… Дома мать с пирогами, стол с гуляньем!
При хорошей погоде через тройку дней сгребают просохшее сено и вывозят на родной берег. Это отдельная песня. Лодку загружают так, что сердце кровью обливается – страшно смотреть, того и гляди перевернётся, Фрол Кузьмич с берега картину увидит – копна летит по воде – и как начнёт ругаться! Лодка едва-едва бортами не черпает воду. Но сыновьям надо быстрей-быстрей! «Чё дробиться!» – говорит Лёшка. И вправду, «чё», когда пироги стынут, холодец тает, водка киснет? Лодка, чудом не перевернувшись, доставит копёшку на родной берег. Дальше сено перегружается на Лёшкину моторашку, у него на этот случай прицеп имеется специальный. И снова транспортировка идёт на пределе технических возможностей!
– Заполняй бомбовоз до ватерлинии! – командует Лёшка.
Перегруженный «бомбовоз» еле прёт, взбираясь в гору, – берег-то высокий – мотор жилы рвёт, натужно ревёт. У Фрола Кузьмича сердце разрывается:
