Сергей Михайлович Нечипоренко
Любовь эльфийки
«А ведь ей хорошо! – думал он, выныривая из хмельного дурмана, – ей хорошо, – повторял, ныряя вновь».
Вечером он написал:
«Привет, Лея! Здорово! Фотка чудесная. Однако, я тут подумал, я тебя понимаю. И не виню. Честно. Нам нужно расстаться. Да. Я так решил. Считай, что тебя я бросаю. Тебе же лучше будет, не надо с калекой… Короче, ты не пиши мне больше, хорошо? И я не буду».
Лея не ответила. И больше не писала.
«Ну, вот и все, – думал он, – все; все честно, все теперь правильно. Всё!»
Прошла зима и солнце снова залило мансарду на пятом этаже в хрущевке. Солнечный зайчик завис над плечом эльфийки со скрипкой в руке. Иннокентий сидел, смотрел на портрет и, завалившись на спинку дивана, складывал очередной самолёт из тетрадной страницы. Обросший, не бритый третьи сутки, пытался себя поднять – надо идти в магазин, еда на исходе. Но вновь накатила тоска. Он сел, а встать не смог. Сидел, уставившись на портрет, складывал самолётики с именем феи и отправлял в полет. Фьюить! – целое кладбище их уже там, в дальнем углу комнаты; кладбище воспоминаний.
Раздался звонок в дверь. Иннокентий вздрогнул. Потянулся, взял костыли и пошел открывать.
«Костя, наверное. Хотел прийти сегодня. Чего так рано?» – подумалось в первую очередь.
Загремел ключами. Открыл и прямо перед собой увидел Лею. Она стояла, смотрела на него с серьёзным выражением лица и молчала – прямая, красивая, строгая. Иннокентий остолбенел, открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не смог. Лея развернулась и влепила ему со всего маху пощёчину. Петров не удержался, потерял равновесие и с шумом рухнул на пол в прихожей.
В голове звенело. Он подтянулся на руках, оперся спиной о стену и посмотрел на подругу.
Лея подошла, села рядом, обняла его и сказала: «Петров, ты знаешь, что ты идиот! Я не сбежала от тебя. Завтра мы идем в клинику, будем примерять тебе протез. Я поехала, чтобы заработать денег для тебя. Ты снова сможешь ходить нормально, понимаешь? Ты это понимаешь?» В этот момент у Иннокентия в горле образовался ком, он не мог сказать ни слова… Он прижал ее к себе покрепче и заплакал.
