Сергей Малицкий
Extensio
– Да, – подтвердил Джим. – По договору, который мы не успели заключить, с Оливией Миллер, которая по вашим словам уже не та Оливия Миллер. Но по которому она успела внести предоплату. Значительную сумму, кстати. Но ведь вы уже знаете об этом?
– Не думайте о деньгах, – оборвала Джима Меган. – Думайте об Эмили. В любом случае она как-то связана с моей подругой. А у меня в отношении нее есть… некоторые обязательства. Что касается всего остального. Вот вам информация уже из других источников, которая была подтверждена Эмили в деталях. Дейв Йорк не тот, за кого себя выдает. Более того, он тот, из-за которого моя подруга лишилась три года назад своего аватара. А возможно и своей цифровой личности, если вы понимаете, о чем идет речь.
– Вот уже три дня думаю именно об этом, когда смотрю на себя в зеркало, – хмыкнул Джим. – Скажите, значит ли это, что Дейв Йорк – не человек?
– А Сэм Джерард человек? – спросила Меган.
– Мне хочется ответить, что да, – сказал Джим.
– И мне, – согласилась Меган. – Так что, ваш вопрос теряет не только эмоциональную окраску, но и смысл. Значение. С точки зрения фактуры, Дейв не человек. Он бот со вполне приличным послужным списком. Но что-то произошло с ним некоторое количество лет назад. Полагаю, вы в этом разберетесь лучше меня, хотя я и не советовала бы к нему приближаться. Я и сама не все могу понять. Но он очень опасен, имейте это в виду.
– Что мне делать? – спросил Джим. – Я так понимаю, что протокол номер два удался? Что дальше? Эмили оставила телефон, еще что-то?
– Ничего, – вздохнула Меган. – Она звонила по защищенной линии. Сказала лишь, чтобы вы выполняли свою работу, но не упускали ничего. И чтобы берегли себя. Сказала, что это очень важно.
– Спасибо, – хмыкнул Джим. – Радует, что хотя бы маленькой юркой рыбке, которую хочет поймать рыбак, не все равно, как он себя чувствует.
– Вы не совсем правильно представляете стоящую перед вами задачу, – заметила Меган.
– Постараюсь представить ее правильно, – пообещал Джим. – Как только уясню ее суть. Я смогу вам еще позвонить?
– Нет, – ответила Меган. – Я сама позвоню, когда почувствую, что пришло время. Я могу следить за происходящим в игре, но не более того. Примерно так же, как могу следить за тем, что происходит в том же Нью-Йорке, используя вебкамеры, расставленные по городу.
– Компьютер перед вами? – спросил Джим.
– Да, – ответила Меган.
– Вы можете посмотреть, что находится на перекрестке Коламбус Авеню и Сотой улицы? – попросил Джим. – Старбакс или… мой офис.
– Вынуждена вас разочаровать, – сказала Меган. – Старбакс. Я хорошо знаю это место. У вас есть еще вопросы? Я должна прервать разговор.
– Много, но я задам всего два, – сказал Джим. – Что значит, если «я встретила Джима, и он меня не узнал, то в двойной опасности»?
– Подруга готовила кого-то, – сказала после короткой паузы Меган. – Как она говорила, хорошего и надежного парня, который все исправит. Правда, прошло уже три года, и я стала думать, что этот проект провалился… Хотя и продолжала поддерживать сериал, не зная о его точном назначении. Кстати, протокол номер два кроме всего прочего означает, что сериал должен быть закрыт. Так что теперь мне кажется, что она имела в виду вас. Хотя вы и отличаетесь от своего сериального прототипа. По ее словам, этот парень должен был меня узнать. Если вы меня не узнали, значит, в вас покопались и кое-что подправили. По-моему, это признак опасности. Не находите?
– Почему же тогда вы рискуете общаться со мной? – спросил Джим.
– Она сказала, что подчинить вас полностью – невозможно, – ответила Меган. – Этот ответ вас устроит?
– Отчасти, – задумался Джим. – Что такое «протокол номер один»?
– Уничтожение Extensio, – ответила Меган и, прежде чем нажать отбой, добавила. – В том случае, если игра будет представлять опасность для реальности.
⁂
Джим постоял еще какое-то время на том самом месте, на котором принял последний звонок Меган Тернер, после чего все-таки подошел к высотке и набрал на домофоне число «215».
– Кто? – раздался в динамике усталый голос.
– Уилл Браун, мастер…
– Что надо? – перебил его голос.
– Мне нужен человек по им….
– Никаких имен! – зло оборвал его голос. – Что надо?
– В ухе зудит, – сказал Джим. – Такая маленькая хрень с желтой пимпочкой. Невыносимо.
– От кого? – спросил голос.
– От кого зудит? – не понял Джим. – Ну, одна женщина…
– От кого ты пришел, – рявкнул голос. – Имя!
– То никаких имен, то имя, – растерялся Джим. – От Патрокла.
– Заходи, – буркнул голос, и дверь открылась.
Глава шестая. Гавриил и конспирация
Джима накрыло еще в лифте. То ли зуд в ухе стал вовсе невыносим, то ли он сам себе показался заточённым не то что в чужом теле, а в чужом мире. Придавленным обвалом в глубоком подземелье, где кричи – не кричи, никто не услышит, а воздух кончается, его уже нет, осталось только на выдох, а вдохом будет уже только жидкая грязь или пыль. Джим вышел из лифта в узком коридоре пятого этажа и присел, сполз по стене напротив лестницы, чтобы отдышаться, прийти в себя, и сидел так, наверное минут пять, покуда легкий сквозняк не дал ему знать, что в конце длинного коридора, в самом тупике открылась одна из дверей и выглянувший из нее растрепанный черноволосый человек испепеляет Джима взглядом.
– Ты чего уселся, старичок? – прошелестел незнакомец чуть слышно не меньше чем за полсотни ярдов, но Джим услышал каждый звук, каждый оттенок презрения в его фразе. В самом деле, что это он расселся? Может быть, визуары от Меган Тернер меняли не только облик, но и внутреннее содержание? Ну, уж нет.
Он легко поднялся и пошел к нужной ему двери, которая очевидно совпадала с незнакомцем, одетым или в пижаму или во что-то застиранное до невесомости ткани и отсутствия у нее цвета.
– Визуары снимай, – сухо произнес человек, закрыв за Джимом дверь и пошел в комнату. Проследовав за ним, Джим огляделся. Квартира была нежилой. Кроме двух железных стульев, ободранного стола, двери в другую комнату и суковатой палки в углу – в ней ничего не было. Ни обоев на стенах, ни покрытия на бетонном полу. Разве только на окнах висело что-то вроде тяжелых штор, в щель между которыми тускло светило вечернее солнце. Из потолка торчал провод с электропатроном, в котором помаргивала лампа. Человек снял с подоконника пластиковый поднос, какие-то ремни, задернул шторы и бросил поднос на стол, зло буркнув при этом:
– Оглох, что ли? Визуары снимай.
– Вы Гавриил? – решил уточнить Джим.
– Будет тебе Гавриил, – процедил сквозь зубы человек. – Делай, что говорю. Визуары, оружие, все, что есть, на этот поднос. Ничего не пропадет, не бойся. Или тебя не инструктировали?
– Не стали, – поморщился Джим, потрогав ухо. – У меня не было глушилки в ухе, когда я узнал об этой возможности.
– Об этой необходимости, – поправил Джима человек. – В любом случае, мы ждали здесь только тебя. Вчера заглядывал Патрокл, попросил задержаться, сказал, что должен прийти длинный придурок с тоской в глазах.
– Он не мог так сказать, – мотнул головой Джим и снова поморщился от зудения в ухе.
– Откуда ты знаешь? – ехидно улыбнулся человек. – Он мог говорить, что угодно, а я услышал то, что услышал. Если что, насчет тоски он угадал, но не добрал по яркости.
В соседней комнате послышался плач.
– Тихо! – рявкнул человек, обернувшись к двери, хотя тут же смягчил голос. – Я скоро, не шуми, птичка моя! Сейчас все будет.
Плач затих.
– Как мне найти Патрокла? – спросил Джим.
– Я тебе не сводня, – поморщился человек. – Нитку он не оставил, подергать не за что. Захочет – сам найдется. Захочешь ты – найдешь. Не найдешь, значит, плохо хотел. Что тут у нас? Пистолетик… Пара запасных магазинов. Карта. Удостоверение. Поддельное, но качественное. Чуть золотишка и серебра. Визуары. Неплохие, на пять режимов, только непонятно, отчего ты лицевой режим топчешь? У тебя ж под него бумажка. Его беречь надо. А говоришь, что не придурок. Придурок и есть.
– Как вас зовут? – спросил Джим.
– Никак, – буркнул человек. – Зачем тебе?
– Сколько я буду вам должен? – спросил Джим.
– Сколько не жалко, – ответил человек. – Если что, половины монет, что принес, хватит. У меня другой интерес имеется.
– Какой же? – не понял Джим.
– Тот, что у тебя в башке, – засмеялся человек. – Ты думаешь, что я стираю это? Я это забираю.
– Так Гавриил это вы? – снова уточнил Джим.
– Не спеши, – оскалился человек. – Руки давай.
– Зачем? – спросил Джим, глядя на приготовленные ремни.
– Вязать тебя буду, – сказал человек. – Чтобы ты сам не покалечился и других не покалечил. Не нравится, можешь идти куда шел. Я не обеднею.
– Давайте, – вытянул перед собой руки Джим, потом послушно завел их за спину, а когда человек стал прикручивать перехваченные ременными петлями запястья к стулу, спросил. – Что будете забирать?
– А что надо? – поинтересовался человек, захлестывая ремнями грудь Джима. – Народ вроде эльфов или гномов тех же порой просит все человеческое вычистить, чтобы ничего не осталось. Кое-кто просит и вложить что-то, но это теперь не ко мне. Слишком хлопотно. Надоело.
– Мне нужно программу слежения убрать, – поморщился Джим. – Не уверен, что она есть, но может быть.
– Это легко, – кивнул человек. – Обычная процедура. Конечно, если программа стандартная. Еще что?
– Взглянуть, – что там у меня еще есть, – попросил Джим. – Хотя бы в общих чертах. Иногда всплывают… странные воспоминания. Возможно, посмотреть, чего нет, хотя должно быть.
– Это можно, – кивнул человек. – Но только в общих. Разворачивать – себе дороже. Да и посыпаться развернутое может. А уж чего нет, того нет. Хотя, если найду обрывки… Только я ведь под это дело все твои монетки подгребу.
– Хорошо, – согласился Джим. – Сколько это займет времени?
– Пять минут на программу и минут десять на остальное, – пожал плечами человек, придвигая к стулу Джима второй стул. – Значит так. Если даешь добро, начинаем работать. Дальше я уже по своему выбору действовать стану. Это ведь похуже, чем у зубного техника без обезболивания сидеть. Ерзать бесполезно, пока дело не сделаю, не отпущу. Кричать не советую, соседи могут вызвать полицию. Ты понял?
– Понял, – кивнул Джим.
– И вот еще что, – скривил губы человек. – Когда начну процедуру, выдерну глушилку и раздавлю ее. Первые минут пять буду зонировать твою программу считай что по-живому. Особо головой не крути в эти пять минут. Задержу проверку, те, кто тебя на контроль посадил, могут ведь и пеленг бросить. Выпутываться сам будешь, если что.
– Тебя это, значит, не беспокоит, – понял Джим.
– Меня все беспокоит, – процедил сквозь зубы человек. – Но у меня не только перед тобой обязательства. Гавриил! Пора!
– Я иду, Ганс, – послышалось из-за двери, и на пороге второй комнаты появился ребенок.
⁂
Это был черноволосый мальчишка лет восьми. Первое, что бросилось в глаза Джиму, так это худое и заплаканное лицо и глубокие тени под глазами. Мальчишка был одет в такую же белую или застиранную до обеления рубаху, что и его старший напарник, но она свисала почти до детских колен. Из-под рубахи были видны тонкие ноги и тапки в виде двух спящих котят, что странным образом успокоило Джима. Впрочем ненадолго.
– Садись, – показал на стул мальчишке Ганс, а когда тот уселся, сдернул с ребенка рубаху, оставив того голым. Первое, что разглядел Джим, было не слабое, почти рахитичное тело, а неестественно большой живот, который лежал на коленях мальчишки. Но задергался Джим не от отвращения к этому животу, и не от землистого цвета безвольного тела, а от того, что увидел выше. Из плеч мальчишки торчала вторая пара крохотных ручек.
– Сиди, – жестко надавил на плечо Джима Ганс. – Неужто урода видел вблизи? Так вот, Гавриил сродни им, но не урод. Хочешь очиститься – сиди. Не хочешь, дай знак. Отвяжу и дверь открою. Ясно?
– Ясно, – выдохнул Джим.
– Давай, мой хороший, – ласково обратился к ребенку Ганс. – Не медли.
И мальчик запел.
⁂
Мальчик запел. Он запел негромко, и в песне его не было никаких слов. Возможно, их просто было невозможно подобрать для этой песни из-за непостоянства ее ритма, поэтому мальчик тянул всего лишь один звук, что-то среднее между «О» и «А», но то изменение высоты и тона, которое он применял, однозначно делало это звукоизвлечение песней и уж во всяком случае одаривало мелодией, которая менялась каждую секунду, не повторялась ни единым тактом, но оставалась чем-то цельным и беспощадным. Она покоряла, уничтожала, приподнимала, чтобы сбросить с огромной высоты, и сбрасывала, и подхватывала у самой земли, и уж точно одаривала какой-то легкостью. Джим даже потряс головой, настолько завораживающим был голос ребенка, хотя тот уже не смотрел в лицо Джиму, а просто пел с закрытыми глазами, и только тут заметил, что безобразный живот мальчишки почти исчез, а там, где на плечах ребенка были рудименты крохотных рук, – появились крылья. Сначала это были маленькие крылышки, но они становились больше с каждой секундой, пока не поднялись двумя белоснежными силуэтами за спиной мальчишки, скрывая держащего его за плечи Ганса. Потом эти крылья распростерлись в стороны и соединились над головой Джима, погружая его в тень. Вслед за этим Джим почувствовал, как кто-то выдергивает у него из уха глушилку, услышал хруст раздавленного прибора и даже успел почувствовать блаженство избавления от размалывающего его зуда, как вдруг понял, что распадается на тысячу частей, которые сталкиваются с друг другом, вращаясь в мглистом смерче на том самом месте, где он только что сидел, прикрученный ремнями к стулу. И эта тысяча частей услышала тысячью пар ушей тихие, но пронзительные слова Ганса:
– Время пошло, приятель, на таймере выставлено пять минут, начинаем стандартную процедуру. Постарайся не отвлекаться на неприятные ощущения. Погрузись в воспоминания, которые будут проявлять себя. Поэтому закрой глаза. Ты в любом случае увидишь больше, чем сможем увидеть мы.
Боль пришла сразу после этих слов. В каждую из этих тысяч или десятков тысяч частей. Пришла и захватила их все. Слилась в одно целое. Спаяла их намертво. Умножилась. Обожгла пламенем и холодом одновременно. Рассекла Джима стальной сеткой. Впилась в его ступни и поползла вверх, раздирая и выворачивая его наизнанку. И сквозь эту багровую стену, которая стала заливать его существо под веками, донесся раздраженный голос Ганса:
– Твою же мать, это же не стандартная контролька! Кто же так тебя спеленал, парень? Да кто ты такой, черт тебя раздери…
⁂
Джим стоял на Девичьем мосту. Прямо перед ним висела на поручнях моста, болтая крохотными ножками, малышка, чем-то напоминающая Эмили Уайт. В руках у Джима было что-то вроде глевии или простого копья. Что-то вроде того, что должно было вселять в него уверенность. И эта уверенность жила в нем. Но ее было недостаточно, чтобы перейти мост. Эта была уверенность в том, что он не сможет его перейти.
– Ну, – раздался звонкий голосок девочки. – И что ты решил?
– Я еще думаю, – ответил Джим. – Может быть, ты все же посторонишься? И я пройду мимо тебя?
– Бесполезно, – скорчила гримасу девочка. – Пройти мимо нельзя. Это же квест, игра. Даже если бы я и захотела, чтобы ты прошел. Один дядя даже пытался миновать меня, перебирая руками доски под мостом. Он свалился в пропасть. Там внизу такая же прозрачная стена, что и здесь. Ее можно пробить только оружием. Но тогда ты убьешь меня. Эта стена я и есть.
– Тебя часто убивают? – спросил Джим.
– Часто, – грустно кивнула девочка.
– И что ты при этом чувствуешь? – спросил Джим.
– Мне очень больно, – призналась девочка. – Но недолго. Почти сразу наступает облегчение. Но я помню эту боль, и это самое страшное. Что ты собираешься делать? О чем ты думаешь?
– Я не могу тебя убить, – признался Джим.
– Каждый десятый не может, – вздохнула девочка.
– Но девять могут, – уточнил Джим.
– Девять могут, – согласилась девочка. – А каждый десятый – нет.
– И что они делают? – спросил Джим. – Что делают эти десятые?
– Обычно уходят, – пожала плечами девочка. – Некоторые остаются и защищают меня.
– Кажется, мне подходит второе, – решил Джим.
– Но тебя-то точно убьют, – удивилась девочка. – Рано или поздно.
– Ничего страшного, – сказал Джим. – Я игрок. Перезагружусь. И в следующий раз сразу пойду через другой мост.
– А меня убьют, – прошептала девочка. – Если ты этого не увидишь, тебе будет легче? Или ты снова придешь за мной?
⁂
– Мама, мне очень больно.
– Потерпи немного, Джим. Скоро тебе будет легче. Не заставляй меня плакать. Потерпи.
– Я терплю.
– Я вижу.
⁂
Ослепительное испепеляющее солнце. Раскаленные обжигающие латы. Белый, залитый кровью песок. Легкий горячий ветер, развевающий ленты, прихваченные к копьям. И серые циклопические стены, за которыми укрылись не только те враги, с которыми Джим должен будет скрестить оружие, но и те, что стоят на стенах, не прячась от стрел, и смотрят на него как на насекомое. Которые могут стереть его в пыль щелчком пальцев. Которые не убивают его вроде бы потому, что где-то за его спиной есть кое-кто сравнимый могуществом с ними, но по сути лишь из-за того, что и те, и другие хотят позабавиться. Все хотят позабавиться. И его защитники, и его недруги. И он позабавит их так же, как сейчас они забавляют его, пусть даже никто из тех, кто стоит рядом, их не видит. Вот они стоят на крепостных зубцах, неподвластные даже выпущенным из катапульт камням, исполненные всевластия и самодовольства, и ждут, когда он или убьет кого-то, или сам будет убит. Силой собственной крови Джим может разглядеть каждого. Опоясанную магией искушения, рожденную из пены и как никто умеющую ненавидеть красавицу. Ее возлюбленного, для которого ненависть, а так же коварство и злоба подобны желанному напитку, вкус которого неотличим от вкуса смерти. Златокудрого, сребролукого и светоносного красавца, исполненного всесилия, надменности и всепоглощающей ревности ко всякому, кто дерзнет приблизиться к тайнам искусства. Его прекрасную сестрицу-охотницу, слывущую идеалом стройности и источником целомудрия и счастья. Ее мать, претерпевшую столько, что она даже на поле битвы никак не может оторваться от своих детей. Их приятеля, трясущегося над чистотой доверенных ему рек. И еще кого-то из слуг и прихлебателей, чьи силуэты подобны струям падающего у горизонта дождя…
⁂
– Черт тебя раздери, приятель! Двадцать минут! Двадцать минут пришлось потратить на твою прошивку! Я уж думал, что не справимся. Кто это тебя так? Да какая разница? Убираемся отсюда! У нас остались считанные минуты. Секунды!
Ганс был в ярости. Напротив Джима сидел на стуле уже не восьмилетний истерзанный мальчик, а сытый и отвратительный подросток лет двенадцати. И живот его за последние двадцать минут явно удвоился.
– Гавриил! – рявкнул Ганс, бросая ему рубашку. – Надевай немедленно! Надеюсь, она не треснет на твоем животе.
– Что со мной? – спросил Джим, сплевывая кровь. По ощущениям, его долго и упорно били ногами.
– Откуда я знаю, – прорычал Ганс, сбрасывая монеты с подноса в ладонь. – Кто-то тебя очень любит. Точно так же, как любят яд, который подкладывают в еду или питье недругу. Или другу. Все зависит от обстоятельств. Кстати, я понятия не имею, как ты все это выдержал. Любой другой сдох бы уже на десятой минуте. Я уж думал, труп буду вытаскивать из под пацана.
– Вы вытащили это из меня? – спросил Джим, пытаясь преодолеть пронизывающую его слабость и с отвращением смотря на то, как Гавриил со сладкой улыбкой медленно натягивает на живот рубаху.
– Мы обожрались твоей начинкой, – фыркнул Ганс и бросился помогать Гавриилу. – Выпили все без остатка. Мальчик полакомился бы и еще, когда он обжирается, то забывает об умеренности, но все остальное твое нутро слишком плотно упаковано. Там есть еще какая-то программа, но она не для слежки. Она для исполнения. Похоже, в ней твой смысл. А уж что под ней спрятано, не ко мне вопрос. Возможно, она просто будит твои воспоминания. Только ты сам можешь в этом разобраться. Те, кто бросил в тебя эту сложнейшую программу слежения, и то не смогли ее снять, хотя что-то они и стерли. Следы от попыток взлома имеются в достатке. В любом случае, твоя программа сделана умельцем высшего класса. Она ж ведь еще и твоей прокачке препятствует. Зачем? Вот это ты можешь объяснить? Ты же, вроде, недавно убил бойца девятого уровня? И где результат? Где твои бонусы? Нет их! Вот этого я точно понять не могу.
– Что значит, «для исполнения», – спросил Джим, пытаясь освободиться от пут. – Я что, обращусь в раба?
– Вот уж чего не знаю, того не знаю, – бросился во вторую комнату и подхватил там какую-то сумку Ганс. – От тебя зависит. Но какую-то информацию ты получишь без сомнения. Конечно, если она запустится. В ней твоя тайна. В ней!
– Как ее запустить? – спросил Джим, пытаясь встать вместе со стулом. – Да освободите же меня!
– Не знаю я, как ее запустить! – почти заорал Ганс, пытаясь расшевелить Гавриила. – Ключ может быть каким угодно! Словом, надписью, запахом, образом, вкусом, местом! Не знаю! Может, ты чихнуть должен, не знаю! Да черт же меня раздери! Они уже здесь!
Джим услышал за спиной какой-то треск, и уже разворачиваясь вместе со стулом, прежде чем увидел начинающее проявляться на стене комнаты зеркальное пятно, успел заметить, что Ганс дернул за шиворот скорчившего плаксивую физиономию и причитающего – «Ненавижу тебя, Грубер. Ненавижу!» – Гавриила, подхватил суковатую палку, ударил ею в другую стену и скрылся вместе с хныкающим подростком почти в таком же мерцающем пятне, которое тут же исчезло.
– Будь я проклят! – зарычал Джим, прыгнул спиной на стол, нащупал среди обломков стула эфес меча и нажал на его сенсор, надеясь, что не отрежет себе что-то жизненно важное.
⁂
Он освободился от пут почти мгновенно и даже успел рассовать по карманам удостоверение, карту, пистолет и запасные магазины, выключить и повесить на шею меч, нацепить на нос визуары и перещелкнуть режим, избавляясь от вислоусого образа, когда из пятна вывалилась пятерка широкоплечих типов в черной форме со значком тройной молнии на рукавах. Увидев Джима, они замешкались на секунду, ему даже почудилось удивление на их лицах, и эта секунда позволила ему оттолкнуть первых двух и прорваться к двери. Он успел выбежать в общий коридор, когда почувствовал жжение возле левой лопатки и, вывернувшись, сорвал со спины что-то напоминающее сантиметрового хромированного клеща. Стеклянная ампула в его брюшке была почти пуста, на остром жале висела капля маслянистой жидкости. Джим принюхался к ней, почувствовал запах миндаля и чего-то сладкого и пошатнулся. Из дверей оставленной квартиры, не торопясь и посмеиваясь, выходила пятерка группы захвата. Их фигуры троились и расплывались. Они никуда не спешили. Джим потер под визуарами глаза, что вызвало еще больший смех у группы захвата, и прислонился к стене.
– Взяли, – крикнул один из бойцов, прижимая ладонь к уху. – Декодер ушел, но клиент тут. Еще минута и упакуем. Красавица. Хотя могла быть и помоложе.
Джим, морщась и мотая головой, начал медленно пятиться. Яд проникал в его руки и ноги, туманил голову, но одновременно с этим становился менее концентрированным. Или это ему казалось? В голове гудело, но что это было в сравнении с пыткой глушилкой? Неужели они всерьез думают, что он сдастся? И почему он – красавица?
– Хотя она, кажется, не согласна, – заметил боец. – Можете взглянуть, кстати. Получила лошадиную дозу парализатора, и все еще пытается устоять на ногах.
Зеркальное пятно стало проявляться теперь уже за спинами бойцов, точно на уровне двери, из которой только что выбежал Джим. Но сейчас он бежать не мог. Ноги едва держали его. В тридцати ярдах от него, прижимаясь спинами к стене, сгруппировались пять членов группы захвата. Они медленно переступали в его сторону. У каждого в руках было что-то вроде дубинки с шокером. У одного из них – то, что выпустило этого клеща. На поясах, под одеждой, еще какое-то оружие. А он не мог бежать. А если их станет больше?
Он отступил еще на пять шагов и снова замотал головой. Зеркальное пятно тем временем выросло и внезапно обратилось отверстием от потолка до пола. И внутри этого отверстия он несмотря на туман в голове вдруг отчетливо разглядел отделанное с роскошью помещение, в самом центре которого, точно под портретом Оливии Миллер стоял не слишком высокий, но и не низкорослый подтянутый человек в чем-то, напоминающем военный френч. И этот человек внимательно вглядывался в Джима, как будто хотел увидеть больше, чем ему было представлено. И когда Джим отступил еще на пару шагов, холодно приказал:
– Взять его.
Джим начал стрелять в ту же секунду. Стрелять в рванувшихся к нему бойцов. Стрелять почти наугад, поскольку перед глазами все плыло, только фигура незнакомца в отверстии казалась отчетливой. Одну за другой он выпустил все пули в группу захвата, положив ее на пол, и только после этого пожалел, что не сделал ни единого выстрела в сторону незнакомца. Пытаясь преодолеть новую волну мути и разглядеть, остается ли реальной угроза, Джим достал новый магазин, но тут же заметил или почувствовал второе или уже третье пятно, проявляющееся прямо напротив него, и побежал к лестнице.
До четвертого этажа он с трудом волочил ноги и крепко держался за перила. До третьего он спускался, прихрамывая и все еще мотая головой. После третьего он уже пытался идти твердо. И на полпути между третьим и вторым этажами услышал грохот башмаков и наверху, и внизу. Решение пришло мгновенно, Джим выбил ногами окно на площадке и прыгнул в вечернюю мглу.
⁂
Ему повезло. Он не сломал и не подвернул ноги. Выход из высотки был на другую сторону, а с этой стороны под его ногами оказались цветочные клумбы. Еще больше ему повезло в том, что никто не прыгнул вслед за ним, это давало ему до пяти секунд форы, которые он мог растерять, если не заставит себя бежать. И все-таки Джим сначала похлопал себя по карманам, убедился, что ничего не потерял, и только потом медленно пошел в сторону низких строений, которые и в этом секторе Города окружали высотки, создавая некий особый уют европейской старины. Когда за его спиной наконец раздались крики и топот, он успел удалиться на пару сотен ярдов и побежал уже по-настоящему. Он бежал, и каждый следующий шаг как будто прибавлял ему сил. Через четверть мили он перестал слышать топот преследователей. Через половину мили его пробил пот, и все тело охватила безмерная усталость. Когда за спиной была уже миля, от усталости не осталось и следа. Он ускорялся с каждым шагом, выбирал наименее освещенные улицы, поворачивал, снова поворачивал, стараясь удаляться от седьмого сектора или хотя бы двигаться к его краю, и все это время бежал, бежал и бежал. Это было сродни упоению. Вот, чего требовало его тело. Бега. Наверное, ему были бы в радость и другие упражнения, но именно бег оказался необходимым и желанным средством. Джиму даже казалось, что кровь горит в его венах и сжигает этот сладкий яд. И он успел взмокнуть от пота и высохнуть от ветра, который обдувал его на бегу.
Он остановился только через пару часов, да и то лишь потому, что стало трудно выбирать темные улочки, впереди лежали только ярко-освещенные проспекты, по которым прогуливались горожане. Бег среди праздности и вальяжности привлек бы к себе слишком много внимания. Здесь, под яркими электрическими огнями, можно было спрятаться, не убегая. Кого здесь только не было. Между магазинами и открытыми кафе в майской прохладе прогуливались люди или боты всех национальностей и возрастов, одетые по самой разной моде. Гномы с женами и детьми, которые старались держаться особняком и отличались группа от группы цветом затейливых колпаков. Эльфы, что умудрялись окатывать презрением окружающих, даже не удостаивая их взглядом. Какие-то зеленые бродяги, и сущие чудовища в узорных одеждах. Железные парни, напоминающие 413-ого. Люди с собачьими головами, заставившие Джима остолбенеть на несколько секунд. И еще кто-то, к кому он предпочел не приглядываться. В конце концов он пригляделся к самому себе. Бросил взгляд в одну из витрин и увидел в отражении растрепанную седую старуху выше шести футов ростом с лицом из сказок про лесную ведьму.
– А с чувством юмора у тебя, Меган Тернер, очень даже неплохо, – пробормотал Джим. – С другой стороны, не будь я старухой, может быть, мне и не удалось бы уйти.
Он одернул себя мгновенно, повернул в первый же не столь ярко освещенный двор и вышел на соседнюю улицу в уже становящимся привычным образе вислоусого. Магазинов на ней оказалось полно, и вскоре Джим с пакетами одежды звонил в двери миниотеля «номер на час».
– А где дама? – поинтересовался портье, высовываясь из своего окошка. – Или у тебя другие предпочтения?
– Два часа без дам, – попросил Джим. – Дома надоели. Не продохнуть. Хочу посидеть в тишине.
– Понимаю, – сочувственно посмотрел на вислоусого портье. – Сам здесь отдыхаю. Бери вот этот номер. Он служебный, я даже регистрировать тебя не стану. Первый этаж, правда, но окна выходят во двор, там потише будет. Да, если что, ноутбук и выход в сеть там есть. Мало ли, вдруг передумаешь… Хоть виртуально. Звук-то можно выключить. Как насчет этого? – он показал Джиму бутылку финской водки. – Недорого возьму, можно оплатить с карты. 60 градусов. Почти спирт!
– Давай, – кивнул Джим.
Следующие полтора часа Джим отмокал в душе, прислушивался к стонам и ругательствам, которые доносились через тонкие стены из соседних номеров, переодевался и думал. О том, что только сегодняшним утром он садился в лодку и переправлялся на левой берег реки, которую Джерард назвал «Наш Гудзон», и вот уже через четыре или пять часов закончатся его первые сутки в городе, и в эти сутки вместилось столько всего, что хватило бы на полторы, а то и на две серии «Счастливчика Джима». Интересно, что там накопала Миа о сериале? И чем был так обеспокоен Себастьян? И кто был тот человек в открывшемся провале в стене? И что это за технология, которой воспользовался этот самый Ганс или Ханс Грубер со своим странным помощником? Или же у человека, пославшего за Джимом пятерку мордоворотов, технология та же самая?
Джим включил ноутбук, с некоторым трудом разобрался в его кнопках, вышел в сеть, пощелкал новостные программы и почти сразу обнаружил того самого человека с пристальным взглядом. Это был начальник полиции Инфернума Дейв Йорк собственной персоной.
В этот самый момент завибрировал его телефон. На экране появилась Миа в своем привычном образе.
– Я не слишком поздно? – спросила она.
– Ну, – он не сдержал улыбки, – если забыть, что уже час ночи, то нормально.
