Сергей Иванович Чекалин
Чистосердечное признание
18.07. Пятница. Совещание
– Вот, собрались все, наконец. Тамара, мы прямо вот тебя и ждали, чтобы всем вместе, – начал Андрей Алексеевич, когда все успокоились, – что я могу сказать, пазлы наши начинают складываться. Картинка проясняется. Тамара, тебе слово, о твоих поисках.
– Да, интересно очень получилось. Я ведь в приказах на поступление нашла Свистунова. Он, кстати, получил на два балла выше проходного. Головастый! А вот Кошелева в них никакого не было. Пошла в деканат. А секретарь деканата и вспомнила, что Кошелев менял фамилию почти перед выпуском. Сказала, что была у него какая-то птичья. В приказе оказалась, что Свистунов…
– Словом, Овсов. – Добавил Виктор.
– При чём тут Овсов? – спросил Фёдор.
– Чехова надо читать. Это же его Овсов, лошадиная фамилия. Это так можно и на заявление, что у него какая-то разбойничья фамилия сказать, что Соловьёв…
– Ну, Виктор, перестань ты с этими твоими шутками, – резко сказал капитан, – у нас дело не делается, как хотелось бы, а ты с лошадиными фамилиями какими-то! При чём здесь это? Тамара, продолжай.
– Да я, будто, всё и рассказала. Разве только что про выписки из приказов не упомянула. Вот они, взяла, с подписью проректора. Заверил.
Помолчали. Потом капитан заговорил:
– Мне хотелось бы, чтобы на основе известного, особенно по информации, которую привезла Тамара, вы озвучили возможные версии случившегося. Напомню. Двадцать восьмого июня семьдесят пятого года, в субботу, группа школьников из восьми человек отмечала выпускной вечер. В этой группе находилась убитая Петрова Лариса Сергеевна, а также Кошелев Андрей Николаевич, известный нам по изысканиям Виктора и Тамары, как Свистунов. На берегу, ещё при светлом вечере Петрова сделала обшую фотографию всей группы. Она у нас имеется в оригинале. В ночь на воскресенье эта группа решила искупаться. Все пошли в воду, кроме Ларисы. И она продолжала фотографировать своих друзей, несмотря на слабую освещённость. У нас имеются и эти фотографии, вы все их видели. Мы даже знаем примерную последовательность этих кадров. В это же время погиб один из них, Царёв Павел, утонул из-за остановки сердца, так отмечено в медицинском заключении, по словам Виктора. Нам надо будет запросить это заключение. Фёдор, займись этим!
– Есть заняться, товарищ капитан!
– Спустя практически одиннадцать лет, – продолжил капитан, – в Курганово стала появляться Петрова Лариса, как она сказала своей напарнице по работе – из-за старых знакомых. Судя по всему, этот старый знакомый нам может представляться как Кошелев, он же Свистунов, Андрей. За всё время Лариса трижды выходила на нашей станции. Третий оказался для неё роковым. У кого какие мнения на этот счёт?.. Тамара? Пожалуйста!
– Я думаю, что тут какой-то любовный треугольник. Ведь недаром же Лариса сохранила фото их вечерних купаний. Для фотографа эти не очень ясные фотографии можно считать браком.
– Но этот брак всё равно остался на негативе, – обратился к Тамаре Фёдор. – Ведь не будет же она отрезать от негатива один всего кадр, тот, где они все группой.
– Да, действительно, – согласилась Тамара, – но ведь что-то толкнуло её сделать эти снимки. Вероятно, что она и раньше их делала, но посчитала, что не получились и выбросила. А негатив остался. Поэтому и ребята, друзья её, ничего о них не знали. Как их фамилия, Андрей?
– Воробьёвы.
– Вот, Воробьёвы не знали, и Наташа, у которой сумочка хранилась, тоже не знала, да и не угадала, кто на них изображён. Если полагать, что Лариса приезжала сюда к Кошелеву, через чёрточку – Свистунову, то, думаю, она и показала ему эти фотографии.
В разговор подключился капитан:
– Определённо здесь уместно прицепить как улику эту нашу газету с фотографией, на которой и Кошелев. А газета ей попалась случайно, вероятно, в конце мая или начале июня, кто-то из КПЗ ехал в этом вагоне и забыл в вагоне на столике. Вот она и обратила внимание на очень похожего на Свистунова молодого человека. Решила разузнать, вот и разузнала. Но ведь для чего-то распечатала эти фотографии, показать, что-ли? Никому не показывала из своих, а тут, вдруг, решила.
– Хорошо бы узнать, где она сделала отпечатки этих снимков, – сказал Виктор, – ведь свою аппаратуру она отдала школе. Если бы на ней, то директор мне бы об этом сказала. Нам бы уточнить это время. Старые она оставила или повторила ещё раз.
– Ну, это не очень сложно, в любом ателье, – добавил Фёдор, – у нас, в Курганово, в Москве. Своё ателье мы проверим, а московское, даже и во множественном числе, московские – только поблизости от вокзала.
– Но ведь она могла попросить и кого-то из знакомых, кто занимается фотографией, – включилась Тамара.
– Судя по состоянию этих фотографий, сделаны они недавно. Во всяком случае, связь между ними, газетой с Кошелевым и посещениями Ларисой нашего городка – очевидна, это, думаю, всем нам ясно. Так, Тамара, а что ты сказала про треугольник любовный? Какие-то есть предположения? – спросил Андрей Антонович.
– Возможно, что в него входил и утонувший Царьков Павел. Виктор, а у Воробьёвых не было разговора об их взаимоотношениях. Ну, не самих Воробьёвых, с ними-то всё ясно, а у других? Там, ведь, кроме Кошелева-Свистунова, Ларисы и Воробьёвых было ещё четверо.
– С одним из них, …с одной… – поправился Виктор, – я беседовал и вот сумочку от неё привёз, но о том, что ты спрашиваешь, мы не говорили. Воробьёвы сказали мне, что Наумкина Галина, которая дружила с Царьковым, после школы поступила в институт, потом вышла замуж, живёт сейчас в Мурманске, муж у неё моряк, двое детей. Грибков Пётр – геолог, закончил техникум в Подмосковье. А Наташа Краснова, которая с ним и дружила, живёт сейчас в Залесье, повторю, что эта сумочка Ларисина у неё и была.
– Но ведь кроме этой восьмёрки в их классе и ещё ребята были, о них-то что-нибудь известно? Искали? – спросил Фёдор.
– Нет, – сказал Виктор, – пока этим не занимались, но Воробьёвых я предупредил, что, возможно, ещё к ним вопросы будут, по другим…
– Вот это, думаю, напрасно ты сделал, – упрекнул капитан, – но, что случилось, то и случилось. Это на будущее.
– Как-то в голову не пришло промолчать об этом, больно хорошие эти ребята оказались.
– Будет необходимость, подключимся и к этой работе, с другими, – заключил капитан, – мы ещё с тем, что имеем не разобрались как следует. Думаю так, что Виктору надо будет ещё раз поговорить с Воробьёвыми про этот треугольник. Может быть, какую-нибудь подсказку и получим. Давайте полностью вот эту версию отработаем: Царьков – Лариса – фотографии – Кошелев. Построим цепочку взаимосвязей. Виктор, тебе ещё одна поездка предстоит…
– Товарищ капитан, а можно мне по телефону с ними поговорить?
– У них есть телефон?
– Да, мы и договорились, что я могу к ним обращаться.
– Ну, попробуй, а если понадобится, то поезжай. Всё-таки, при личной беседе лучше было бы.
– Это понятно, но я, всё же, попробую сначала по телефону. Только уже вечером, сейчас они на работе.
18.07. Пятница. Вечер. Воробьёвы
В квартире Воробьёвых шумно. Мужчины устроили возню. Степан играет с сыном в борьбу. Звонит телефон. Не слышат. Потом Ирина им говорит из кухни, чтобы взяли трубку. Пошёл Миша.
– Алло! Слушаю вас! Квартира Воробьёвых.
– Алло! Добрый вечер! Миша, да?…
– Да, я.
– Привет тебе от дяди Вити, у вас недавно был. Помнишь?…
– Помню. Здравствуйте, дядя Витя. Вы милиционер, да?
– Он самый! А папа с мамой дома?
– Дома, и папа, и мама.
– Папу попроси, пожалуйста…
Миша сходил за отцом. Степан в трубку:
– Виктор, да?
– Добрый вечер, Степан. Можно с тобой ещё поговорить про вашу восьмёрку?
– Добрый вечер. Спрашивай, конечно, какие могут быть возражения!
– Спасибо. У меня такой вопрос. Какие взаимоотношения были в вашей группе, между вами всеми исключая, конечно, тебя с Ириной.
– Ты имеешь в виду, кто с кем дружил, что ли?
– Вот это как раз меня и интересует. Особенно Царьков со Свистуновым и Лариса с Галиной Наумкиной.
– Тут, Виктор, дело сложное. Они и сами толком не определились. Мы уж все думали, что вообще все они разбегутся в разные стороны. Они и разбежались, после того, как Паша…
– А в чём дело-то у них.
– Видишь, часто говорят про любовный треугольник, а у них ещё больше – четырёхугольник. Я Ирину позову, для подсказки, может быть, она с женской стороны что-то по-другому оценит… Ирина! Тут Виктор звонит из Курганово, вопросы к нам есть, подойди, пожалуйста, я переводчиком буду, если понадобится.
Подошла Ирина.
– Вот, все мы на месте, – сказал в трубку Степан.
– Ирине – добрый вечер!
– Передаю… Взаимно… Так вот, Наумкиной Гале Паша Царьков очень нравился, правда, Ир? Вот, так и есть! И Ларисе – тоже, они прямо соперницы были. А Царь-то к Ларисе не очень чтобы хорошо относился. Он, ведь, спокойный был, а Лариса огонь. А Лариса поэтому, думаю, к Свистунову прилепилась. Других-то мы и не принимали в нашу восьмёрку. Да, правильно,… это я Ирине,… она подсказывает. Свистунов был просто влюблён в Наумкину, они и соседи были у нас в Залесье, и родители их дружили, прямо чуть ли ни с пелёнок сосватали. А Гале Свист не нравился, ей как раз нравился Царь, Пашка, правда, Ирин? Вот такой вот четырёхугольник, словом, квадрат Малевича, не разберёшь, что. Вот всё, что могу добавить к нашему прошлому разговору.
– Да, пожалуй, и достаточно этого, если с тем вместе сложить. Спасибо!
– Так вот… Да, Виктор, что-нибудь прояснилось с Ларисой?
– Ищем. Вы очень помогли, и в тот раз, а сейчас – особенно. Я уж не могу большего-то рассказать, но мы очень приблизились к разгадке. Большое вам спасибо! Всего доброго!
– Пока, Виктор. Звони, когда понадобится.
19.07. Суббота. Совещание
– Ну, что, – обратился Андрей Антонович к Виктору, – удалось тебе поговорить с Залесьем?
– Да, товарищ капитан, поговорил. Словом, у них там, в этой восьмёрке, как они мне сказали, был любовный четырёхугольник. Наумкина была влюблена в Пашу-утопленника и в него же – погибшая Лариса. А Свистунов, который и Кошелев, больше склонялся к Наумкиной, а не к Ларисе. В общем, сплошной салат.
– Понятно, – кивнул головой Андрей Алексеевич. – Теперь пришла пора и с Кошелевым поговорить. Очень большая вероятность какой-то связи между их салатными отношениями и всем происшедшим. Фёдор, когда там возвращается Кошелев из отпуска?
– Начальник его сказал, что недели через две. Значит, сейчас получается уже через недельку, а то и дней восемь. Словом, к концу месяца.
– Дожидаться его, думаю, не стоит. А то и что-нибудь такое придумает, не разберёмся после.
– С чего это он придумает? – Спросил Фёдор.
– А то, что он за это время вполне уже мог узнать, что им интересуется гестапо. Сколько народа об этом уже в курсе! Школа, классная, Воробьёвы, деканат, да мало ли кто ещё. Мы же не знаем всех их связей. Вдруг, кто-нибудь ему уже и сказал об этом. Хотя бы тот же начальник, или из деканата Бауманки. Поэтому нам надо всех опередить. Я подготовлю материалы для ордера на задержание, думаю, что их вполне уже достаточно. Виктор, ты мне распиши, пожалуйста, твой разговор с Залесьем. Ты его случайно не записал?
– Я же из дома звонил.
– Ну, тогда основное по памяти, с фамилиями.
– Сделаю, товарищ капитан.
– Ты мне часам к одиннадцати понедельника это дай, а я с остальным материалом поработаю, потом всё объединю. Получу санкцию на задержание, думаю, уже часов в двенадцать, которым и займётся потом Фёдор. Возьмёшь с собой ещё одного оперативника, в помощь, и в Нефтегорск. Адреса нет, но есть фамилия тестя, где они гостюют, тот же Кошелев. Обратишься в городское УВД за помощью.
– Слушаюсь, товарищ капитан! – кивнул Фёдор, – доставлю.
– Про доставлю решит прокурор, думаю, что решит.
23.07. Среда. Допрос
– Как отнёсся Кошелев к задержанию, Фёдор?
– Повозмущался, конечно, но как-то сразу сник. Больше в шоке были родители и жена. Но он им сказал, не беспокойтесь, мол, всё скоро уладится. С тем мы и отправились. Мы и машину его, «семёрку», осмотрели, вместе с их участковым и понятыми. Ничего нет определённого, по виду – недавно была помыта, внутри и снаружи.
– Ну, это-то понятно, дорога дальняя, почти тысяча наберётся, – сказал, немного помедлив, капитан. – Судя по всему, можно сказать, клиент готов к разговору. Но особого-то нам ему нечего предъявить. Мы же не можем точно сказать, что Петрова, убитая, к нему приезжала, оснований-то особо никаких. Хотя наши предположения и близки к истине, но это всё равно предположения. Да мне и прокурор так же сказал, что ордер на задержание даю, но может получиться и так, что извиняться придётся. А вот эти ночные фотографии, на которых никого не узнать, что такого они могут дать? То, что он её знает, конечно, не откажется, а в остальном… Мы сделаем так. При беседе будем всей группой. Я на виду положу вот эти фотографии, разложу повиднее, папку «Дело номер такой-то» с материалами. Психическую атаку устроим. Вопросы, в основном, буду я задавать, но и вы молча не сидите, проявляйте активность. Только вот Тамару я попрошу основное в беседе записывать, кроме протокола, его я сам вести буду. Словом, как и положено: разрешите, товарищ капитан? Фёдор, распорядись о доставке задержанного.
Фёдор вышел. Через несколько минут он возвратился, за ним Кошелев и конвоир.
– Вы пока свободны, подождите в коридоре, – сказал конвоиру капитан.
– Есть подождать в коридоре! – ответил конвоир и вышел за дверь.
– Здравствуйте, гражданин Кошелев. Садитесь, пожалуйста. Вот здесь.
Кошелев сел, осмотрелся кругом.
– Я, начальник следственной группы, капитан Свешников, Андрей Антонович. В нашей беседе будут и мои сотрудники: старший лейтенант Бойко, младшие лейтенанты Одинцова и Нефёдов. Объявляю вам, что вы задержаны по подозрению в убийстве Петровой Ларисы Сергеевны в конце июня этого года, перед вашим отъездом в отпуск. – Капитан, как бы нехотя, передвигал перед собой фотографии, раскрыл папку с исписанными листками. – Что вы можете на это сказать?
Кошелев вздохнул, посмотрел за руками капитана, проглотил слюну и пробормотал:
– Товарищ…, ой, гражданин капитан, куда же мне деваться. Да, это я убил Ларису. Но получилось так, что я не хотел этого делать, и как-то так неожиданно… и получилось.
– Значит, вы признаёте, что убили Ларису Сергеевну Петрову?
– Д-да, признаю… Конечно, признаю, чего уж…
– Андрей Николаевич, прежде, чем мы приступим к допросу, я предлагаю вам сделать чистосердечное признание, вы же его уже сделали. Но его надо будет оформить письменно, на имя прокурора города. После нашей беседы вам всё будет для этого предоставлено. Вы согласны это сделать?
– Согласен, гражданин следователь.
– Ну, добро! Начну я с такого вопроса к вам: почему вы сменили фамилию на Кошелева?
– Вы не думайте, что я скрывался, что хотел скрыться. Это просто из моего детства. По фамилии Свистунов у меня и дразнилка была Свист, Свисток. Да у нас у всех в классе были дразнилки, ну, прозвища, что-ли. Как и везде. Хоть мне это и не нравилось, но я никак не мог от этого избавиться. Даже мои лучшие друзья меня звали Свистом. Вот из-за этого. Когда я женился, то и решил избавиться от этой фамилии, не для себя, а для своих детей, чтобы они Свистами не были. Вот и стал Кошелевым. Света-то, жена, была не против. Да и родители её тоже.
– Понятно. Расскажите теперь о ваших отношениях с Ларисой Петровой.
– Про сейчас или с начала?
– Давайте с начала, со школы.
– Мы с ней дружили, до самого окончания школы дружили, а потом я уехал в Москву, к дяде, двоюродному, поступил в институт, больше мы и не виделись, до этого самого времени.
– Разрешите, товарищ капитан задать вопрос? – обратился Виктор.
– Задавайте.
– Андрей Николаевич, что у вас произошло на выпускном вечере, в 1975 году, в ночь на двадцать девятое июня?
– Про двадцать девятое не помню, какое было число. Давно уже…Но если вы говорите, то так, думаю, и есть. Мы отмечали этот вечер на речке нашей, на нашем обычном месте. Лариса нас всех сфотографировала, вот там, на столе, эта фотография. У меня тоже такая была, но я её потерял. Потом мы решили искупаться, все купались, кроме Ларисы. Она осталась на берегу. И тоже нас, получается, фотографировала, вот эти тоже её фотографии. Это она мне потом сказала. Мы-то раньше об этом и не знали, что фотографирует. Дальше мы все вышли из воды, а Паша Царьков, оказывается, утонул, сердце остановилось, так врачи сказали.
– Теперь давайте о ваших встречах с Ларисой в этом году, – попросил капитан, – когда встретились первый раз, последующие.
– Первый раз она появилась у проходной где-то в конце мая, числа двадцать девятого или тридцатого. Была она в железнодорожной форме, сказала, что проводником, …проводницей, работает в московском поезде. Поговорили о школе, о ребятах, кто, где. Спросила, что это я фамилию-то сменил. Скрываешься, говорит. Я сказал, почему. Ну-ну, говорит, а у меня другие сведения есть, в другой раз покажу, привезу. Жди привета, Свисток! Вот, опять про кличку вспомнила.
– Что же она вам привезла в другой раз? И когда это было? Ой, извините, товарищ капитан, я без разрешения вклинился, – смущённо пробормотал Виктор.
– Ничего, ничего. Отвечайте на вопрос, Андрей Николаевич.
– Во второй раз, я точно помню, она появилась в среду, одиннадцатого июня, нарядная была, в платье, в кофточке, не в форме той. Тоже поговорили. И вот эти-то фотографии она мне и показала. Вот, говорит, Пашку-то ты и утопил. Вот, смотри, тут он с Галиной, потом она вышла, а ты с ним, а вот уже и без него. Ты и утопил, говорит, убийца! И говорит, ещё у меня есть доказательства… Но я не убивал, гражданин следователь, не убивал. На фотографиях так получается, а вот на самом деле не так. Когда Галя-то, Наумкина то есть, вышла, я подплыл к Паше и продолжил наш разговор о ней, мы ещё раньше про неё с ним говорили. Я предлагал ему отстать от Гали. Он мне на это сказал, что это не мы решаем, а она сама. И если она так решила, с ним быть, то это её дело. А ты, мол, больше с этим ко мне не обращайся. Не свисти тут! Если бы он так не сказал, то на этом бы всё и осталось, но я разозлился и решил его окунуть за это в воду. Поднырнул под него и за обе ноги немного дёрнул вниз, как обычно ребятишки балуются. Чуть всего и подержал, а потом, чувствую, что Пашка не дёргает ногами. Я отпустил, всплыл. А он всё в воде. Смотрю, а ребята уже выходят на берег. Я тоже вышел. Тут Паши и спохватились. Я ничего не стал говорить, когда стали его все звать, думали, что он где-то на берегу. Просто испугался, я ещё тогда подумал, что у него что-то с сердцем. Потом-то я понял, что надо было сказать, что, возможно, и спасли бы его, если бы я…
– Да, Андрей Николаевич, это, конечно, надо было сделать. Усложнили вы ситуацию. Вероятно, так и Лариса подумала, когда узнала, что вы фамилию поменяли, – сказал, покачав головой, Андрей Антонович.
– Вот и Лариса мне во второй раз и привезла вот эти фотографии, сказала, что и ещё что-то есть. Кричала на меня, что я убийца. Я старался спокойно с ней говорить, но она просто взбесилась. Сказала, что уже написала прокурору письмо об этом, фотографии приложит. Я спросил её, что она хочет от меня? Я не убивал, но доказать это не могу. Она немного подумала и сказала, что отстанет от меня, если я ей за фотографии и негатив дам пять тысяч рублей. Откуда у меня такие деньги, я же зарплату получаю всего сто восемьдесят пять, на руки сто шестьдесят. Чтобы как-то завершить разговор, я согласился, хотя не знал, где я возьму такие деньги. Думал, что-нибудь придумаю. А ведь я очень хотел в аспирантуру поступить, в институт ездил, договорился на кафедре о заочной. А тут эта психопатка со своими фотографиями. И всё прахом!
– Разрешите, товарищ капитан? – Попросила Тамара.
– Да, пожалуйста.
– Скажите, Кошелев, когда вы ездили договариваться об аспирантуре?
– В прошлом году, в марте месяце.
– В деканат вы заходили?
– Нет, не получилось, очень мало времени было.
– У меня всё, товарищ капитан.
– Так, продолжим, – сказал капитан, – расскажите про последнюю встречу с Ларисой.
– Я решил её припугнуть. У меня был флакон сильнодействующего снотворного, усыпляет на несколько часов, проверял на себе, больше четырёх у меня получилось. Положил в бардачок, в машине. Бутылочка с водой там тоже была. Думал, что заснёт, а я с ней потом поговорю, припугну чем-нибудь. Даже пока и не знал, чем. Но рассчитывал на после отпуска. А получилось в самый последний день, двадцать седьмого, в пятницу. В субботу мы уже собрались в Нефтегорск, на машине.
– Расскажите подробнее про этот день, – попросил капитан.
– У нас на работе принято отмечать отпуск. Ну, отмечать сейчас, это без спиртного, не как раньше. Вот я и заехал по пути на работу в кафе, купил два торта, «Прагу» и «Полено», кофе растворимый и чай взял из дома, в магазинах этого нет. В обеденный перерыв «отметили». Я ещё побыл на работе, часов в шесть вышел к машине, и увидел Ларису, меня поджидала. Я прямо онемел, не ожидал такого. Что делать? Открыл бардачок, достал флакон со снотворным, думаю, как будет, так и будет. Сели в машину. Лариса спросила, деньги, мол, нашёл. Говорю, нашёл, куда же деваться. Поехали. Приехали к кафе, где я торты покупал, а за кафе, с другой стороны, магазин «Продукты». А за магазином – мусорные баки за бетонной стенкой. Ну, огорожены стенкой такой, бетонной. Я за этими баками и остановился. Сказал Ларисе, подожди, водички надо купить. Купил какой-то, уж не помню, «Буратино», кажется, чтобы отбить привкус. Иду к машине, а Лариса как раз вышла, в туалет, говорит, схожу, в кафе. Ушла, а я открыл бутылочку, влил туда снотворное. Закрыл, поставил в нишу дверки, где пассажир. Сел в машину, говорю, что надо за деньгами домой заехать. Но покажи, что ты привезла. Она сначала попросила попить. В бардачке, говорю, стаканчики, вода рядом. Она достала стаканчик, бутылку взяла, протянула мне, поухаживай, говорит. Я открыл, легко уже было, я же её раньше-то открыл, чтобы… это… Она выпила. Говорит, ещё налей, ещё выпила. Потом достала сумочку…
– Опишите эту сумочку, – попросил капитан.
– Кожаная, чёрного цвета, с язычковой застёжкой. Продолжать?
– Да, пожалуйста.
– Вот она достаёт из сумочки вот такие фотографии, – Кошелев показал на стол, – четыре штуки, катушку негатива. Бумагу к районному прокурору нашего Залесья. Я спросил, ты же говорила, что у тебя и ещё что-то есть. Что это что-то? Да вот, говорит, вот этот негатив, с фотографиями, чтобы у меня ничего не осталось. Я посмотрел на свет негатив. Да, он и был, этот самый, с этими фото… Вот ведь сказала, что больше ничего нет, а откуда же эти фотографии тогда? Обманула, значит?.. Прочитал заявление прокурору. Не очень убедительное, никаких особых доказательств. Да уж и больше десяти лет прошло. Но это только начни, ведь всё развалится, вся жизнь, работа. В конце концов, ведь я же не сказал ребятам о Паше. А тут, смотрю, Лариса как-то засоловела, потом заснула. А я уж и не знаю, что делать. Вышел из машины, смотрю, а левое заднее спущено. Вот, незадача, наверно, где-то здесь и подцепил, за мусоркой. Что делать? Разозлился до беспамятства, на Ларису, конечно. Ах, ты, думаю, правдоискательница нашлась на мою голову! В глазах прямо помутилось, я взял перчатки с приборной доски, такие матерчатые, хозяйственные, и зажал ей нос и рот. Она немного поворочалась, но быстро затихла. Вот и всё, думаю, кончено. Куда её теперь? Здесь, за ящиками бросить? Опасно, давно уже тут стоим, мог кто-нибудь и увидеть. Да и продавщица из магазина меня знает, часто покупаю у них. Перетащил тело в багажник. Ботинок у неё с ноги слетел. Потом я его надел на ногу. Багажник у меня перестелен плёнкой полиэтиленовой. Дверцы раскрыл, чтобы заслонить от лишних взглядов. Потом достал из него насос, подкачал немного колесо, поехал на заправку, там же рядом и шиномонтаж. Куда же деваться?
