На один из запросов, примерно дней через десять, пришёл ответ из одного из участков линейного отдела милиции железнодорожной станции. В запросе было указано, что по фотографии опознана проводницей Коломийцевой Ольгой Вячеславовной и начальником поезда напарница Ольги Петрова Лариса Сергеевна, 1958 года рождения. Была организована встреча Коломийцевой и Бойко. Ольга доехала в своём вагоне до Курганово и пришла в управление милиции. В управлении она появилась в своей рабочей форме проводницы.
В кабинете следователей находятся Фёдор, который стоит у шкафа с документами, и Виктор. Виктор сидит за столом и что-то пишет.
На её стук в дверь ответил Виктор:
– Да, входите!
Ольга вошла.
– О, какие люди нас посещают! – воскликнул шутливо Виктор.
– Я, вот, по повестке, – протянула бумажку Ольга, – мне нужен старший лейтенант Бойко. (Она произнесла с ударением на первый слог).
– Добрый вечер! Это я. Только не БОйко, а БойкО.
Фёдор взял стул от тумбочки, на которой стоит телефон, поставил его к своему столу:
– Садитесь, пожалуйста, Ольга Вячеславовна. Вот здесь. Мы договорились с вашим начальником о вашей замене, временно, пока вы будете с нами заниматься. Гостиницу в Курганово мы вам обеспечим. А завтра вы как раз на московский в полшестого утра и возвратитесь.
– Я слышала, что с гостиницей здесь трудновато.
– Об этом не беспокойтесь, это уже наше дело. Так вот, Ольга Вячеславовна…
– Можно просто Ольга, Оля.
– Хорошо, тогда и я, давайте, буду Фёдор. Договорились?
– О, дело! – Воскликнул Виктор. – Может быть мне уйти? Не помешаю?
– Когда понадобится, тогда и уйдёшь. Пока сиди!
Ольга улыбнулась на их шутку.
– Так вот, Оля, – продолжил Фёдор, – почему получилось, что вы так долго не сказали о пропаже вашей напарницы?
– Конечно, я в этом виновата. Но так уж вышло. Я сначала начальнику-то сказала, что Ларисы нет, не появилась. Но он говорит, дело молодое, подождём, куда она денется. Но, вот, не появилась.
– А вы не знаете, почему она здесь оказалась?
– Не знаю, почему, но она именно здесь и осталась, меня попросила подежурить одной, на перегоне до Москвы, он же покороче, а на обратном она думала вернуться. Здесь поезд проходит на Москву примерно в полчетвёртого дня, а обратно, как вы сказали – в полшестого утра. Но в этот раз это был уже в третий раз, её остановка здесь-то. В те разы всегда успевала.
– Оля, давайте с самого начала. Когда Лариса первый раз здесь вышла?
– Думаю, с месяц назад. А на обратном, когда подсела здесь, она была какая-то взволнованная, задумчивая, всё у неё из рук валилось.
– Она ничего не рассказала вам, почему она здесь выходила?
– Нет. Я спросила, но она как-то отмахнулась. Так, говорит, старые знакомые. Ну, нет, так нет. Что я приставать-то буду со своими интересами.
– Вы сказали, Оля, что она три раза выходила. А когда это случилось во второй раз?
– Думаю, что недели через две. После первого. Опять меня попросила о том же. Я согласилась, конечно, может быть, у неё ухажёр какой, из старых-то знакомых. Смотрю, а при подъезде сюда она и переодеваться стала. Форму сняла, платье надела. Кофточку в сумку положила. С собой, значит, прихватила. Ну, думаю, точно ухажёр.
На обратном она была такая взвинченная, прямо слова не скажи. Чего, говорю, ты такая, случилось что? Нет, говорит, не выспалась. В гостиницу не попасть, полно. Пришлось на вокзале поезда дожидаться. А потом, прямо в нашу следующую поездку, в конце июня, она меня сразу предупредила, что опять выйдет здесь. Извинилась, сказала, что это в последний раз. Так вот и получилось. В последний… – Ольга помолчала немного. – Вот, вспомнила, двадцать седьмого числа это было, когда она тут осталась. Потому и вспомнила, что в этот день у моей сестры, у двоюродной, день рождения, я телеграмму как раз подавала.
– А во что она была одета в этот последний?
– Из дома она взяла в этот раз не платье, а юбку с той же кофтой. Блузку оставила нашу, проводницкую. Жалела, что туфли забыла. Собрала, но в последний момент свёрток с ними так дома и остался. Ничего, говорит. Сойдёт и так.
– Оля, без этого прямо никак нельзя. Ведь вам необходимо опознать убитую, а также и её вещи. Конечно, с вещами намного проще, а вот с первым… Понятые будут присутствовать при опознании вещей, а вот…
– Ничего Фёдор, понимаю, что надо это. Как положено, так и делайте, мне всё равно, с понятыми или нет.
Группа сидела в кабинете капитана Свешникова уже за столом, тихо переговаривались. Вошёл капитан, расположился на своём обычном месте:
– Так, все в сборе? У кого что есть доложить? Фёдор? Слушаем.
– Коломийцева, напарница, опознала и саму Петрову, и её одежду. Мы даже несколько подобных юбок и кофт представили, и туфли разные. Тамара тут нам помогла, – кивнул Фёдор головой в сторону Тамары, – так что всё в порядке. И серьга тоже. Сказала, что Лариса их постоянно носила, что, возможно, они её матери.
– Фёдор, я вот смотрю в протоколе, что Коломийцева сказала, что-то о старых знакомых? – Спросил капитан.
– Да, так и сказала, что, мол, старые знакомые, во множественном числе.
– Ну, это так говорится, во множественном, а может быть и в единственном. Но, принимаем, что кто-то, один или несколько, здесь из её знакомых есть. Так что их и искать нам надо. А начинать будем с её места жительства. Где она живёт, информация у тебя, Фёдор?
Фёдор раскрыл папку, нашёл листочек:
– Да, вот, село Грачёво, улица Чапаева, дом 4, квартира 7. От нас сто сорок километров, кажется, железка через него проходит.
Тамара поправила:
– Да, там около ста сорока, сто тридцать с небольшим, я туда как-то ездила.
– Надо туда ехать, срочно, – сказал Андрей Антонович. – Думаю, этим займётся Виктор. А остальные здесь по всем общенародным местам с фотографиями. Продолжайте! Не должно быть так, что человек тут находился, можно сказать трое суток, чтобы где-то не зафиксировался. В первую очередь – в гостиницу. Там-то она точно была, раз номер взять хотела. Может быть, и в этот, последний раз, заходила. Двадцать седьмого числа. По магазинам, в столовой, в ресторан, в кафе. Ну, сами знаете. Не новички. Старшим назначаю Фёдора. Всё, совещание закончено, все свободны, кроме Виктора. Ещё побеседую.
Все вышли. Капитан подошёл к Виктору, Виктор приподнялся.
– Сиди, сиди. У меня небольшой разговор перед твоей поездкой, – капитан положил руку на плечо Виктора. – Слушай, Вить, ты не обижайся, ладно?
– Да нет, товарищ капитан, не буду. Чего я буду обижаться-то?
– Я вот про что хочу поговорить. Ты бы постригся, что ли. А то так оброс, что из-под фуражки высыпаются. Да и усы очень пушистые.
– Ленка говорит, что так очень хорошо, на Мулявина из «Песняров» похож.
– А ты что, и поёшь тоже?
– Нет, подпеваю только.
– А усы тебе надо было бы чуть поправить, под Пуаро. Знаешь такого, читал Кристи-то? И будешь, как у Маяковского – я себя под Эркюля чищу, чтоб раскрыть преступлений тыщу.
– Знаю такого, товарищ капитан, только я не Пуаро, не похож, у него волос на голове меньше.
– Чем меньше – тем лучше. Представь, Виктор-Победитель, как говорится, «встречают по одёжке, а провожают…», знаешь сам по чему провожают. Ты уверен, что тебя не будут провожать по одёжке? Ведь наверняка скажут, что был тут мент волосатый, усатый, даже скажут и не усатый, а с двойной «с», а то и назовут мусором, тоже уссатым. Так уж привыкли, хотя и мусор не от нас, а от Московского уголовного сыска.
Виктор густо покраснел.
– Так что тебе мой совет, приказывать я тебе тут не могу, а просто совет – привести голову в порядок. А Ленке своей понравься чем-нибудь другим. Тем более, что едешь ты на периферию, будем так считать, где к этому относятся не как здесь, построже и повольнее. Тебе же нужна будет там информация, а с твоим видом упрутся так, что и дорогу в гостиницу не покажут. А такого тебе наболтают, что и за год не разберёшься. Уяснил?
– Да, товарищ капитан, иду в парикмахерскую.
– И ещё. Ты форму милицейскую не надевай, в поездку. В гражданской, чуть попроще что-нибудь подбери.
– И это соображу, товарищ капитан.
– Но ты сначала с Ленкой об этом поговори, а не являйся к ней с бухты-барахты обкорнованным булыжником, извини, конечно, за булыжник. И ещё.
– Слушаю, товарищ капитан!
– Что ты там про стариков-то под стеной бормотал? Вить, ну ты нас прямо так за дураков и считаешь.
– Почему это так считаю? Ничего я не считаю.
– А вот в тот раз с перестройкой этой. Стишки какие-то про консенсус. Что же мы, не понимаем что ли, эту новую политику? Уж чего только не было! Больной параноик, кукурузник с его коммунизмом в нашем поколении, орденоносец-литератор, а потом этот,… «масло должно быть масляным»…
– Какое масло?
– Ну, «экономика должна быть экономной». Уж как им всем кричали ура! Что бы ни сказали. Вот и тут. Мы что, не соображаем, что… Словом, ты ещё и язык-то твой… думай, что говоришь, и кому… мы-то, свои, но и не надо нас записывать в непонимающих. Умнее всех казаться не надо, вместе одно дело делаем. Ты понимаешь меня? Ну, это с нами. А там и подавно не стоит умничать.
– Понимаю, чего же тут не понять.
– Я это почему говорю? Тебе ведь в командировку ехать, в чужие люди, так что… с языком-то, того…
– Не беспокойтесь, товарищ капитан, не буду об этом там говорить.
– Вот, получается, ничего ты и не понял. Почему именно об этом, о другом – тоже. Я имею в виду, о политике. Не надо там политграмоту свою показывать. Своей работой занимайся, и так много придётся делать, у нас же совсем пустое сейчас место в этом деле. Хоть что-то наклюнулось. А у тебя сейчас, можно сказать, самое ответственное дело, с людьми говорить.
– Понял, товарищ капитан! О работе!
– Ну вот и добро, свободен. Бегом к Ленке, жаловаться, а завтра – в путь!
– Есть к Ленке! До свидания, товарищ капитан!
Виктор был очень недоволен предстоящей стрижкой. Ему самому нравилась его причёска, усы красивые. Не то, что у капитана. Сам-то почти без волос, хотя ему это и ничего, более-менее. Бывает и хуже. А к Ленке я появлюсь уже «болванчиком», решил он. Чего тут спрашиваться.
На следующий день, подписывая командировочное удостоверение, капитан удовлетворённо сказал:
– Ну вот, теперь ты в полном порядке. Как Лена отнеслась? Вижу, что с пониманием.
Виктор смущённо улыбнулся:
– Нормально отнеслась, товарищ капитан. Сказала, что так лучше.
– Ну вот и хорошо! Вот твоя командировка. Успехов!
Знал бы этот капитан, что Ленка сказала: «Ну, он у вас и козёл! Капитан-то. Постригся уже? Вижу! Конечно, куда ж деваться-то?»
На поезде Виктор добирался до Грачёво три часа. Давно он уже не ездил так далеко. Приходилось в отпуск к родным, в Воронежскую, в деревню. А так всё больше в районе своего Курганово. Смотрел в окошко, о задании ничего в голову не приходило. Как он любил себе и другим говорить, «по месту разберёмся». Даже и немного удалось заснуть.
Вместе с ним в купе ехал рыбак. Поговорили о рыбных местах в тех краях. Хороший попутчик оказался. Но ему надо было дальше Грачёво.
Примерно около десяти утра поезд уже был на месте. В первую очередь Виктор поселился, на всякий случай, в привокзальной гостинице, впрочем, единственной в этом посёлке. Потом спросил об улице Чапаева. Дом нашёл очень быстро, трёхэтажка городского типа. Это был второй дом от начала улицы. Поднялся на второй этаж, позвонил.
– Иду, иду, открою сейчас, – послышалось за дверью. – Кто там?
– Я Нефёдов, Виктор Викторович, из Курганово. Мне нужно поговорить с кем-нибудь из квартиры. Я по поводу вашей соседки Ларисы, Петровой Ларисы.
Дверь приоткрылась, показалась старушка в домашнем халате, а за ней ещё одна, точно такая же, тоже в халате, но другой расцветки.
– Проходите, пожалуйста. Давайте вот сюда, на кухню, а то у нас в комнате не прибрано.
– Что вас интересует про Ларису? – Спросила одна из них, когда они расположились на кухне.
– Прежде давайте познакомимся. Я – Виктор Викторович, Нефёдов, следователь из Курганово. Можно просто Виктор, так проще. А как вас зовут?
– Я, – сказала первая, которая открывала дверь, – Анна Степановна, Проклова, а она – Нина Степановна, но Сёмина. Фамилии наши по мужьям, а в девичестве мы были Барановыми. Мы с Ниной близнецы.
– Вот, чтобы самих себя не перепутать, так мы в разных халатах и ходим, – засмеялась своей шутке Нина Степановна.
– Я приехал вас огорчить, в отношении Ларисы. Она погибла недавно, и мы расследуем это дело.
– Убили, что ли, Ларису-то нашу?
– Да, у нас в Курганово. Вот я и хотел с вами поговорить о Ларисе. Вы, ведь, её хорошо знаете?
– Она с нами уже лет пять как живёт, в коммуналке этой. Как устроилась на железную дорогу проводницей, так сюда и приехала, комнату ей тут дали, от железной дороги, она и хлопотала. А мы с сестрой тут, можно сказать, всю жизнь живём, дети разъехались, мужья умерли. Одни вот и остались. Когда комната Ларисина освободилась, мы испугались, кого сюда поселят. Могли бы и пьянчужку какого-нибудь. А уж с Ларисой нам очень хорошо… было хорошо. Она уезжает на смену почти на трое суток, а потом дома появится на несколько – и снова.
– Анна Степановна, а вы знаете кого-нибудь из Ларисиных знакомых, может быть, кто-нибудь сюда приходил?
– Сюда никто никогда не приходил, не приводила она. Хотя дело-то молодое, мы бы и не возражали против такого. Но никого никогда не было.
– А про знакомых в Курганово, она с вами говорила что-нибудь? – Спросил Виктор, больше обращаясь к Нине Степановне.
– Нет, про Курганово ничего не скажу, не знаю, да и Аня тоже. А вот в Залесье знакомые у неё есть. Она иногда туда даже ездила, когда была свободна. – Нина Степановна посмотрела на сестру, та кивнула головой.
– Залесье – это далеко отсюда?
– Да нет, километров тридцать всего. Это районный центр, автобус туда от станции нашей ходит, а есть и проходящий. Лариса говорила, что она сама там училась, школу закончила.
– А к кому она туда ездила, не знаете?
– Как-то разговор об этом не заходил у нас. Но не на свидание, это уж точно. По одежде и по сборам, да и по настроению – тоже. Если бы на свидание, то это было бы нам заметно. Мы же, женщины, чувствуем это…
– Ну, хорошо, спасибо за беседу. Ещё одна просьба, можно ли посмотреть комнату Ларисы?
– Раз уж дело такое, то, конечно. Ключ у нас есть. Лариса запасной у нас оставляла, на всякий случай, говорит. Вот он и подошёл, всякий-то.
Все прошли в общий коридор, Нина Степановна вынесла ключ, Виктор открыл дверь, вошли в комнату.
– Такое впечатление, что Лариса только что уехала, – сказал Виктор, – как будто даже и ждала кого-нибудь, чистота какая!
– Она очень любила убираться, прямо нас с Ниной не допускала до этого. А когда, попросит, и в наших комнатах приберётся. Нам-то уже это и тяжеловато стало. Ну, вот, собиралась, собиралась, а туфли-то и позабыла, смотри, Нинок! – Показала на свёрток на стуле у стола. – А уж как она в них по квартире бегала, как козочка, нарадоваться не могла. Так они ей шли и впору были. Говорит, что в Москве удалось купить, немецкие. У нас таких и не достать.
Виктор обошёл комнату, заглянул в ящики шкафа и комода. Достал из-под кровати чемодан, раскрыл его, покопался в вещах. Ничего интересующего его он не обнаружил. Показал на фотографию, которая весела на стене:
– А это кто на ней?
– Её родители, отец и мать. Оба умерли уже, ещё молодыми. Сначала мать, Людмилочка ещё ребёнком была, а отец уже после, но не так давно, – пояснила Нина Степановна, – семья их жила в Залесье, Люда школу закончила, а потом они куда-то с отцом переехали в другое место. Куда – не знаю, Люда, может быть, и говорила, но не помню. А ты, Ань?
– Да тоже нет. Что уехали – это да, а что дальше – не могу сказать.
– Ну, что же, большое вам спасибо за помощь, очень много полезной информации.
– Помогла бы она убийцу разыскать.
– Надеюсь, поможет. Так я на станцию, а там автобусом до Залесья. Так?
– Да, всё так. Всего доброго!
Вот и началось, подумал Виктор, разобрался на месте. Что-то ещё впереди будет?