Сергей Авилов
Adelante, Гончар, adelante
10
Глеб вернулся в Петербург в начале июля. Общежитие было пустым – оно напоминало шкаф, в котором накануне потравили клопов. В общежитии, как и в шкафу, было пусто и гулко. Почти все студенты разъехались по домам.
Глеб позвонил Корнееву и Мирнову. Не застав их, набрал Многодеева с тем же результатом. И как-то отчаялся. Попробовал даже сходить к Неве, на свое обычное место, но за время отъезда Глеба место утеряло свою магию.
Вечером второго дня в коридоре он столкнулся с Ковбой. Серега был быстр и деловит. Бутылку пива держал двумя пальцами, часто из нее прихлебывая.
– К Ушаку заходил, – комментировал он свое появление. – Да нет его. Тоже уехал, наверное… Ну а ты чего здесь?
– Я уже вернулся, – заметил Глеб, наблюдая за реакцией Сереги.
Тот не удивился – наоборот, одобрительно покивал головой. Глеб удерживал себя от того, чтобы спросить у Ковбы сигарету.
– Правильно… Надо вперед смотреть. Слушай, Глебыч, а ты не хочешь подработать?
– Под?.. – с осторожностью уточнил Гончаренко. История с Закиром вынудила его сделаться избирательным на авантюры.
– Ну ладно… Просто это временно! Пока один чувак в отъезде… Короче, мне нужен продавец!
Глеба смутило именно самонадеянное «мне». Чужие заслуги присваивались приезжими ребятами довольно быстро. Можно было раздавать убогие флаеры у метро и говорить при этом: «Наша фирма предоставляет» или «Мы производим продукцию».
Сказав так, Серега сразу поставил себя начальником. И над ним, над Глебом, тоже.
– А директор тебе не нужен? – Глеб перевел раздражение в шутку.
– Ну не мне, ну нам… Какая разница? – понял и отступил Ковба.
– Ну рассказывай…
Назавтра Глеб приступил к работе!
Серега удивил Глеба сразу. А именно – приехал он на машине. Погудел скучающему у дверей общаги Глебу, потом, высунувшись, окликнул его.
– Ого ты… – неопределенно отреагировал он, залезая на переднее сиденье. – Купил?
– Нет, подарили, – передразнил его Серега. – Купил, конечно…
– Круто…
– Да ничего крутого, – рассказывал Ковба, когда они ехали через мост. – Машина дешевая, а для работы во как нужна… Сейчас заедем на склад, а потом на рынок.
Серега и тот самый его знакомый, которого вынужден был замещать Глеб, купили где-то по дешевке несколько тысяч джинсовых костюмов. Стоимость костюмов была такой низкой, что, продав каждый десятый костюм по средней, даже не завышенной в десятки раз цене, можно было с легкостью вернуть вложенные деньги.
Сначала они продавали костюмы по знакомым. Потом хотели снять палатку. И тут кто-то из друзей посоветовал арендовать место на рынке. Это было дешевле и проще палатки. В роли продавцов выступали сами бизнесмены, меняясь по очереди. К июлю друзья скопили какие-то деньги. Знакомый, зачатый и выращенный на плодородной кубанской земле, уехал отдыхать, оставив Серегу один на один с бизнесом. Вести дела одному Сереге было скучно и напряженно.
Они резко сворачивали в незнакомые улицы, по краям которых громоздились ангары. Изредка им навстречу выползали грузовые машины. Серега расходился с ними, матерясь сквозь зубы.
Потом он куда-то ходил, оставив Глеба одного в машине. Через какое-то время вынес две громадные сумки, набитые шуршащими пакетами. В прозрачных пакетах лежали аккуратно сложенные костюмы. В каждой из сумок можно было спрятать человека.
Глеб рассматривал товар.
– Да нормальные, – включился Ковба. – Ну понятное дело – на один сезон! Там во второй сумке мужские…
Охранник в серой форме поднял шлагбаум, и машина въехала на рынок. Серега, истошно сигналя, пробирался куда-то вглубь.
– Бери одну, – кивнул Ковба на сумки. – Я машину закрою…
– Вот наше место, – говорил он пять минут спустя, опуская тяжелую сумку на доски прилавка.
Женщины с соседних мест поздоровались с Серегой. Глеб тоже кивал головой.
– Все! Дальше сам, мне ехать надо… Ну разберешься. Если там чо – в сортир или пива взять, – можешь девчонок попросить присмотреть. Я часа в четыре подъеду. Много не пей, – осклабился он в шутливой манере и убежал.
Глеб стал раскладывать на прилавке костюмы. Попробовал так и эдак… Потом посидел, жалея о том, что отказался от сигарет.
Соседки с интересом наблюдали за Глебом. Потом одна из них, судя по загару и выговору, тоже с югов, вдруг сказала:
– Чо же тебе твой начальник вешалок не оставил, а, милый мой?
Соседке было за сорок. Глебу она годилась в матери.
– Да он мне не начальник, – отвел укол Глеб и не знал, что еще добавить.
– На! Вот так вот повесь – сюда мужской, а сюда женский, а остальное положи на прилавок, – учила она. – Сейчас пару-тройку продашь – и к тебе народ пойдет. Серега с Вовой такую цену ставят… – соседка даже присвистнула.
Так Глеб узнал имя второго бизнесмена.
Все вышло именно так, как говорила соседка. Сперва к Глебу подошли мальчик с девочкой. Они были на пару лет младше Глеба. Мерили долго, то и дело заливаясь смехом. Услышав цену – насторожились. Расслабившись, купили две пары – ему и ей. Сказали, что пришлют еще кого-то.
Спустя пару часов у Глеба создалась очередь.
Нельзя сказать, что день пролетел незаметно. Во-первых, было жарко. К двенадцати часам Глеб обливался потом. Отойти в тень было некогда. Во-вторых – голодно. Он купил себе пару пирожков у разносчика снеди и съел их всухомятку.
Все это, однако, с лихвой компенсировалось заработанной суммой. Глеб с легкостью отсчитывал от нее десять процентов и довольно улыбался. Это были легкие и хорошие деньги.
Ковба приехал вовремя, когда покупательский поток начал иссякать. Глеб продал половину всего того, что они с Серегой привезли.
– Нормально, – прокомментировал Серега, складывая товар в сумки. – Деньги ты себе взял?
– Нет, – ответил Глеб. Те десять процентов, которые ему полагались, были слишком большой суммой за не самый сложный труд. Ему казалось, что взять такие деньги – наглость.
– Ты чо, Глебыч… – отреагировал Серега и тут же отсчитал Глебу бумажки. – Дают – бери…
Они закинули сумку на склад. Ковба даже не считал остаток.
Глеб поделился с ним своими соображениями относительно денег.
– Глебыч! Я тебе доверяю… Если бы я тебе не доверял, я бы к тебе не подошел. Второе – мне надо, чтобы тебе было интересно. Это все надо продать побыстрее. А про цену я тебе скажу так: это не ворованное, не бойся. Это разовая закупка. Больше не будет.
– И что дальше? – задал вдруг вопрос Глеб.
– Придумаем чего-нибудь… Я тут, чего думаешь, джинсами барыжу? Нет! Я учусь. Самое дорогое в этом мире – информация! Чем ее больше – тем у тебя больше возможностей.
– Ты бы лучше в институте учился, – подшутил Глеб. Он знал, что Серега почти забросил учебу.
– Глебыч! У тебя голова на месте – тебе хорошо говорить! Я могу только деньги зарабатывать, – Серега сказал это так, как будто завидовал Глебу.
Какая-то жестокая и в то же время интересная логика!
– Завтра в то же время, – нагнал его Серегин голос, когда он уже вышел из машины.
– Да-да, – покивал Глеб. Внеплановая прибыль припекала задний карман, сообщая тепло даже правой ягодице.
Только отведав вчерашних макарон с поджаркой, он почувствовал, как устал. Его стало клонить в сон, как будто он весь день занимался физическими упражнениями. О том, чтобы безрассудно и красиво потратить заработанное, речи уже не шло. Глеб, приняв горизонтальное положение, включил телевизор и тут же уснул под его бормотание.
Они с Серегой проработали весь июль и начало августа, меняя друг друга каждые два дня. Деньги, которые получал Глеб, оказались совсем не большими деньгами. Чтобы убедиться в этом, достаточно было приобрести кое-что из одежды и пару демисезонных туфель.
К тому же дела на рынке шли все хуже. Да и джинса заканчивалась. Некоторые размеры были уже повыбиты.
Как-то вечером, подвозя Глеба домой, Ковба вдруг заговорил полунамеками:
– Глебыч, тебе вообще по кайфу так работать? – Серегина рука небрежно лежала на руле. В пальцах дымилась коричневая и дорогая сигарета.
– На что намекаешь? – прочитал его Глеб и подумал о плохом.
– Да я думаю, а не намекаю. Вова приезжает…
– А-а, – рассеянно вымолвил Глеб. Вовин приезд означал конец Глебовой карьеры. Глебу было жаль терять работу. Деньги были не то что не лишними – они были необходимы хотя бы для того, чтобы заручиться независимостью от того же Корнеева с его ботинками, например.
– Что «а-а»? – передразнил его Серега. – Надо чего-то дальше думать.
– Чего думать-то? – не понял Глеб.
– С Вовой потяжелее будет работать, а? – Серега затянулся и мечтательно поглядел вперед, сощурив глаза. – Короче… Тема есть!
Он резко вывернул руль, уткнувшись в какую-то подворотню. Остановился.
– Пошли! – и, поиграв ключами, опустил их в карман.
Они пересекли двор, поднялись по ступенькам и оказались в кафе. В пустом зале было прохладно. Официант играл в бильярд сам с собой.
– Здорово! – поприветствовал его Серега. Указал Глебу на столик в углу. Схватил с барной стойки меню и приземлился на стул.
Через некоторое время подошел официант. Вблизи он оказался совсем мальчишкой.
– По солянке, – лихо распорядился Серега и, заметив замешательство Глеба: – Я угощаю…
Здесь у нас с Вовой конспиративное кафе! Чтобы без жен вопросы решить, – он помолчал, словно готовясь к чему-то, а потом повторил:
– Короче, тема есть! – и, понизив голос так, как будто его подслушивают, начал:
– С Вовой я работать не хочу! Вова по сути – лентяй. Ему просто повезло, что у него деньги оказались, чтобы этой джинсой затариться. Вообще он – ноль. Если бы не я, он бы эти костюмы полгода продавал и счастлив бы был.
– Ну… – у Глеба росло недоверие. Ему казалось, что Серега непонятно зачем набивает себе цену. Любая же неизвестность настораживала его.
– В общем, Вова получает свое и дальше торгует чем угодно. Мне бы хотелось поработать с тобой. У меня есть деньги, которые я хочу вложить.
Глеб невольно усмехнулся. Так не похож был Серега на человека с деньгами, которые есть куда вложить.
– Че ты ржешь? – обиделся тот. – Я чего, че то не так сказал?
– Не-не, – испугался Глеб. – Слушаю.
– Я нашел куда… Мне нужен надежный и, главное, непьющий человек. Пока я такого человека буду искать, товар уйдет в другие руки. Одному мне не справиться. Я все подсчитал – должно получиться. Только надо вбиваться… – он постучал ладонью по кулаку.
– Да без вопросов, – Глебу польстило Серегино доверие.
– Но, Глебыч, работать надо будет… – Серега закатил глаза над ополовиненной тарелкой.
– Это понятно… – лихо ответил Глеб. – Чем заниматься-то будем?
– Да ширпотреб… Китайское фуфло за копейки. Батарейки, лазерные указки, еще что-то… Я хочу под это дело скворечник арендовать.
– Ларек? – уточнил Глеб.
– Ну естественно! Я тебе потом все подробно распишу, если ты подпишешься.
– Конечно, – торопился Глеб. Птица счастья смирно сидела в двух шагах от него, потряхивая пыльными перьями.
– Выходные я тебе отдам, а на неделе решишь сам, какие тебе дни нужны…
Глеб вдруг похолодел от собственной самонадеянности. Солянка во рту стала пресной и безвкусной. Только сейчас он сообразил, что все его планы ограничивались сентябрем. Серегины планы оказывались немного шире – он строил планы на жизнь, а не на каникулы.
– Ну да… – промямлил Глеб, чувствуя, как запланированное золото течет сквозь пальцы.
– В общем, я на тебя рассчитываю? – подытожил Ковба и углубился в солянку.
Положение Глеба сделалось неуютным. Только что Глеб активно соглашался с Серегой и вдруг, услышав, казалось бы, очевидное, вдруг идет на попятную.
Глебу нужна была пауза. Чтобы посчитать, как трудодни и трудонедели будут влиять на его, Глеба успеваемость. То, что плохо, было понятно сразу. Другой разговор – насколько…
– Серега, мне надо подумать. И посчитать…
Серега приподнял глаза от солянки и посмотрел на Глеба с непониманием.
– Да, Глебыч, все подсчитано. Я тебе могу сказать даже примерную выручку…
– Я не об этом, – Глеб выглядел озабоченным. Потом наконец выдавил: – Посмотрим.
Ковба как-то странно охладел к Глебу. Так, словно Глеб не дал Сереге почувствовать себя благодетелем.
Он довез Глеба до общаги.
– Ну, – сказал, – думай.
Глеб почувствовал холодок.
После работы он уже не падал спать – сказались тренировки. Более того, у наркомана со странной кличкой «Ходынка», живущего на первом этаже, он взял попользоваться пятикилограммовые гантели. Ходынке они вряд ли когда-нибудь пригодятся. Каждое утро Глеб теперь, никем не видимый, наносил удары несуществующему противнику, зажав в кулаках чугунные вериги. После месяца занятий он мог с уверенностью сказать, что противнику стало прилетать уже как следует. В общем, бодрости было навалом.
Помноженная на свободное время бодрость рождала греховные помыслы. Однако дальше помыслов дело не заходило. Очень глупо было, выпив алкоголя, сидеть в баре, ожидая встречи, должной непременно закончиться интимом. Как-то даже унизительно. Надо было убедить себя в том, что его самые красивые женщины должны подождать еще немного.
Все прелести жизни – деньги, свобода и молодость – почему-то сходились клином именно на бабах! Даже вечерняя прогулка подсовывала Глебу встреченные случайно, но очень, однако, волнующие голые коленки.
Одним из способов отвлечься было думать о плохом. Плохо было то, что плохое в двадцать лет кратковременное. Да и несерьезное.
Самым плохим для Глеба было обещание, данное Ковбе.
И Глеб принялся прикидывать.
С самого начала ему стало ясно, что совмещать работу с нормальной учебой не получится. Сперва он честно пытался это сделать, но ощущение было такое, что он пытается сшить себе шубу из заячьей шкурки. Выбор оказался прост – деньги и тройки либо достойная учеба и вероятная копеечная стипендия. В этом выборе сложно было признаться. Заячья шкурка разъезжалась по швам.
В общем, работать было нельзя. Даже из уважения к потенциальным красавицам, которым осталось подождать всего ничего. Но скатываться к деньгам, которые присылала мать, было опасно во всех отношениях. Глеб уже не хотел заправленных поджаркой макарон и тушенки из сои, приправленной сухожилиями. С таким рационом гантели можно было закатить глубоко под кровать.
Должно было быть что-то третье! Должно!
Через два дня Серега встретил его, как обычно.
– Ну? – задал вопрос тот, даже не поприветствовав Глеба. Точно два дня только о Глебе и думал.
– Нет, Серега, – твердо произнес Глеб. Получилось хорошо. Никто бы и не предположил, что Глеб тренировал это «нет» перед зеркалом.
– Как хочешь, – заметно поник Ковба. Добавить ему было нечего.
– Извини, – вырвалось у Глеба. Эту фразу он не репетировал. Фраза выдавала в Глебе слабость.
– Может, подумаешь? – ожил было Ковба.
– Нет, Серега! – твердо произнес Глеб.
11
Учебный год приближался. Глеб не знал, печалиться или радоваться этому событию. С одной стороны, безрадостные перспективы раннего подъема и утомительных занятий, с другой – с каждым учебным днем Глеб приближался к далекой пока цели…
За две недели до первого сентября некстати нагрянул сосед. Появился в дверях – огромный в их маленькой комнатушке. С его приездом усложнялись даже ежеутренние гантели.
– А чего ты дома? Купаться бы ехал… – с порога предложил он, не здороваясь, и поставил на пол невероятного объема рюкзак.
– Я тут треску привез. Так вот, ты ее не ешь… – он извлек из рюкзака холщовый мешок, заполненный, судя по запаху, вяленой рыбой.
Глеб кивнул. Ему было все равно. Его минимальный уют рассыпался с этим приездом.
– Уф, – сосед рухнул на койку. Тут же зажег телевизор. Комната, в которой два с лишним месяца не допускались вульгарные звуки, наполнилась пищанием героев МТV…
Глеб сменил домашние тапочки на уличную обувь и, не говоря ни слова, «поехал купаться».
Доехал до метро «Чернышевская». Выйдя, прогулочным шагом добрел до цирка. Потом подумал, что бежать от соседа глупо. «Бежать от…» глупо в принципе. Надо сделать так, чтобы соседей не было вообще… И Глебу опять виделось недостижимое и в то же время реальное будущее. Будущее, где соседи живут только за соседней дверью.
Вечерело. Над городом стояла теплая полутьма.
Глеб вышел на Невский, потоптался у Гостиного двора. Пора было возвращаться. Смирить гордыню и смириться с временным все же соседом.
Еще на первом этаже Глеб услышал женский визг. За ним последовал алкогольный грубый смех и матерные реплики. Все стихло только на несколько секунд, и визг повторился.
Глеб поднялся на свой пятый этаж. Звуки, исходившие с четвертого, преследовали его.
В комнате гудел телевизор.
Сосед, подливая пива из бутылки в стакан, грыз свою сушеную треску, лежа на койке.
– Кто там так орет? – буркнул Глеб, снимая обувь.
– Да эти… Только приехали, а уже пьяные…
– А какие они должны быть? – ухмыльнулся Глеб, вспоминая себя годичной давности.
– Потише, – сосед пошевелил большим пальцем ноги, грозя приехавшим.
– Иди и скажи… – испытывал Глеб соседа на прочность.
– Я чего – самоубийца? Уже Влад приходил жаловаться…
Не признаваясь в трусости, сосед все же настаивал на каком-то ущербном благоразумии.
– И что Влад?
– Чего Влад? Влад пришел. Тебя хотел видеть. Потом на этих жаловался, – сосед кивнул. – Он им вроде бы сказал, а они его вроде бы послали… Это первогодки! – отслуживший армию сосед выражался соответственно.
– Понятно, – бросил Глеб, борясь с уже начинающимся тянущим волнением под ребрами. Четвертого этажа было не избежать, если те не угомонятся в ближайшие полчаса.
Он решил спуститься к Владу. Тем более что, судя по тому, что слышал Глеб, бесчинства происходили где-то рядом с дверью Влада.
Первогодков было много. Они курили, стоя вдоль обеих стен коридора. Разговоры вели громко и агрессивно. Среди них Глеб заметил двух девиц, от которых, вероятно, и исходил пронзительный визг. На полу валялись, презрев такие понятия, как пепельница, десятки окурков.
Гримаса, которую невольно надел на себя Глеб, была гримасой отвращения. Для того чтобы пройти сквозь строй курящих без потерь, надо было как минимум состроить другое лицо.
Сделать это было практически невозможно. Дороги назад не было тоже. Новое поколение молодых волков поглядывало на Глеба с плотоядным интересом. Даже руки с сигаретами волчата держали внизу, меряя фигуру Глеба взглядом гробовщиков. Потом как-то разом замолчали.
Глеб вошел в коридор, чувствуя давление с обеих сторон. Ему надо было сделать шагов пять-шесть, чтобы пройти мимо. Любой агрессивный вздох мог вызвать лавину. Любое неловкое движение – бурю.
Когда темная масса осталась позади, Глеб, не оборачиваясь, почувствовал, как упало напряжение за его спиной. До комнаты Влада оставалось метров пять. Первогодки опять загомонили.
Глеб постучался. Не дожидаясь ответа, толкнул дверь.
– Не было печали? Здоров! – поприветствовал Влада Глеб.
– Видел? – Влад сидел на койке. В руках его дымился паяльник. Вкусно пахло канифолью.
– Да видел! А ты чего делаешь?
– Штекер отвалился… Искрит! Слушай, Глеб! Они вообще… Я им пытался сказать, но без толку… Бычить начали!
– Ты себя год назад вспомни! – назидательно напомнил Глеб. Отмахиваясь при этом от собственных воспоминаний.
– Да я таким не был!
– А кто кричал, что надо быть хозяином жизни? Кто говорил, что питерцы, как пидоры, говорят… Нам-то вовремя рога пообломали, – вместо «тебе» Глеб все же заставил себя сказать вынужденное «нам».
Влад недовольно заворчал.
– Может, тебе Закира напомнить? – загорячился Глеб. – Сгнил уже!
– Да иди ты… Тут-то чего делать?
Словно бы откликаясь на вопрос, из-за двери послышалась сопровождаемая гоготом замысловатая матерная комбинация.
– Ты готов драться? – спросил Глеб, зная ответ.
– Почти, – ответил Влад и чему-то усмехнулся. – Можно еще Дружинина позвать. Я его сегодня видел.
– А ему это надо? Может, ему все равно…
– Да ладно… Надо просто выйти и сказать, чтобы не орали и овец своих заткнули. Только уже вдвоем. И вот с этим… – Влад кивнул в угол. Там прислонился к стене напоминающий тросточку ржавый металлический штырь неизвестного происхождения.
Глеб взял штырь, перепачкавшись ржавчиной. Покатал его в ладонях.
– Убить можно…
– Ну! – довольно подтвердил Влад.
– Я говорю – убить можно. Совсем… Ты не понимаешь? Нет, мы сделаем по-другому! Вот ты бы год назад как отреагировал, если бы тебе замечание сделали?
– В морду бы дал.
– Вот! А чем они лучше? Я тебе скажу – они хуже! Для нас старшие авторитетом были. Не все, конечно…
– Были, – согласился Влад. – Правда, некоторые потом дерьмом оказались…
– Ну вот и думай! – Глеб поставил металлическую палку обратно в угол и принялся оттирать от ржавчины пальцы: Через год с ними то же самое будет. Половину выгонят, а другая половина изменится…
– Я не понял, что ты предлагаешь…
– Я? Да ничего! Они к тебе и ко мне не цепляются, а через неделю-другую все наши приедут. Вот увидишь.
Влад принужденно, однако не без бодрости в голосе, согласился. То, что ему сперва казалось трусостью, на деле обернулось какой-то житейской мудростью даже… Да и никому не хотелось встречать новый учебный год, лежа в больнице с проломленным черепом, если что-то вдруг пошло бы не так.
Влад открыл холодильник. В каждой комнате после первого года обучения у студентов появлялись роскоши. Одни доставали себе телевизор. Другие шли дальше и к телевизору покупали видеомагнитофон. Но редко кто обзаводился холодильником. Притом, что это был самый ценный трофей.
Влад достал из холодильника две бутылки пива, протянул одну Глебу.
– На… Не поверишь – один бухать вообще зарекся…
Приезжие пили третьи сутки.
Их как будто бы стало еще больше. На третий день, спускаясь за хлебом, Глеб почувствовал, что дальше так продолжаться не может. Что-то должно произойти. От приезжих исходил плохой запах и такая же энергетика. Третий этаж утопал в табачном дыму.
Надежда была на то, что у них кончатся деньги. Потому как сил у них было достаточно.
Глеб наконец разыскал по телефону Корнеева. И был доволен приглашением на прогулку. К тому же Славкины родители уехали отдыхать и у Корнеева можно было заночевать.
Он вернулся только вечером следующего дня с наполненным яблоками рюкзаком. Яблоки Слава привез со своей дачи.
В общаге стояла обычная тишина. Видимо, новоявленные студенты все же угомонились.
Поднимаясь к себе, на третьем этаже у окна он лицом к лицу столкнулся со старенькой уборщицей. Та вяло возила тряпкой по огромному винному пятну. Присмотревшись, Глеб с тревогой и без удивления увидел кровь.
Не заходя к себе, постучал к Владу.
– Глебыч, это надо было видеть… Они сами себя наказали. Без нашего участия, – Влад сидел на стуле и продолжал дрессировать паяльник.
– Ну? – торопил его Глеб.
– Ну! Не нукай! Сами себя наказали. Нам вообще не пришлось вмешиваться, прикинь!
– Короче…
– Да подожди… Короче, дело к ночи. Я телек смотрел, да и они поутихли. Так уже… Я задремал – вопли. Слышу – какие-то стремные, не то, что раньше…
А потом вообще – кто-то стонет и дышит, стонет и дышит…
– В смысле – дышит?..
– Ну так: а-ах, а-ах… У меня не получается. Я думаю – сами разбирайтесь! Даже выходить не стал. Потом слышу – скорая приехала. А потом милиция, показания брали…
– Так что случилось-то? – нетерпеливо спросил Глеб.
– Да что-что… В пальто. Пацанчика одного зарезали.
– Насмерть?
– Да какое… Куда-то в живот попали. Короче, поживет еще… Ай… – Влад обжегся паяльником и выругался. – Зато сейчас – тишина.
– Давно случилось?
– Да часа три назад… Менты полчаса назад уехали. Тут баба одна убивалась. С ней истерика случилась!
– Случится! Если пить четвертые сутки, и не такое случится.
– А кто ударил ножом-то?
– Ты интересный, Глеб. Я их чего, знаю, что ли? Забрали его в наручниках…
– Покорил Питер…
– А?
– Мысли вслух.
Глеб поднялся к себе.
«Голова должна оставаться холодной», – думал Глеб. Сегодня или вчера его холодная голова, возможно, уберегла его самого и Влада от ножевых ранений.
По позабытому, к счастью, кодексу чести Глеб струсил. Хотя некоторые, ловко трактовавшие кодекс волки, повернули бы так, что Глеб схитрил, будь они на месте самого Глеба.
Глеб не чувствовал за собой трусости. Не видел и хитрости. Он сделал так, как велела ему холодная и разумная голова.
Сосед все так же пялился в телевизор. Эмтивишные герои пищали с непроходящим энтузиазмом. В комнате удушливо пахло мазью, которую сосед целый год с разной периодичностью втирал себе в левое колено. От запаха этой мази ненависти к соседу у Глеба становится вдвое больше.
– Ты слышал? – обратился к нему сосед без приветствия.
– Слышал…
– Ты пойдешь?
– Куда? – не понял Глеб.
– А говоришь – слышал! Ванесса Мэй приезжает…
– Нет. Я думал, ты про этих уродов…
– Каких? – не понял сосед.
– Там эти вновь прибывшие друг друга порезали.
– А-а… Да пускай хоть порежут, хоть передушат… Я чего им – мамка, что ли?
Это был четвертый, вполне приемлемый вариант поведения, и о нем ни в каком кодексе чести ничего сказано не было.
