Сергей Афанасьев
Школа-173. Часть 1
Сергей вяло осмотрелся, пытаясь сообразить, где же он находится. Ага, вон деревяшки уходят вниз, в лог, вон сады на другой стороне лога, а вон правее торчит его школа. Выходит, это дом Витька, только последний подъезд.
Сергей кивнул налево – через двор школы 78 было короче.
– Я сам, – смог выдавить он – стыдно было перед ней за свою такую беспомощность.
– Да доведу уж! – усмехнулась Катя, придерживая его за предплечье.
Спотыкаясь и качаясь они выбрались на Макаренко. Пересекли двор 78-й школы. Вышли на Пятак. Здесь, в темноте, все-еще присутствовал кое-какой народ – праздник все-таки! Кучковались по двое-трое. Сидели на лавках – мелькали огоньки сигарет и папиросок, – шептались, целовались, пили.
На белый гладкий торец Почты проецировали кино – Призрак замка Моррисвиль (Сергей уже видел его по телевизору). Немногочисленные зрители сидели на ступеньках "Современника".
Катя и Сергей спустились на Обьединения, пересекли улицу Столетова, дошли до дома Сергея.
– Дома кто есть? – спросила она.
Сергей отрицательно покачал головой – ему ужасно хотелось лечь, и еще более ужасно хотелось наконец-то очутиться в своей постели, дома, в безопасности.
Все также спотыкаясь и поддерживаемый девицей поднялся по ступенькам – в пятиэтажках лифтов не было. Остановился у своей двери. Долго шарил в карманах в поисках ключей. Потом долго открывал дверь. Наконец вошел внутрь – с гигантским облегчением – ну наконец-то я дома! Но на пороге он чуть не упал и девица заскочила следом, с силой придерживая его.
– Да ты совсем ослаб, – пробормотала она. – Держись. Сейчас будут баиньки.
У себя в коридоре он покорно прислонился к стене, расслабляясь – ведь он достиг своей цели! Что еще?
Девица закрыла дверь. Включила свет. Провела его внутрь. Но он уже плохо соображал, так как тело, расслабившись, полностью размякло, все плыло перед его глазами и дальнейшего он вообще не помнил.
Проснулся днем, когда солнце ударило в глаза. Он лежал на своей кровати. В одежде. Но без куртки и ботинок. Под пледом. Рядом уютным калачиком свернулась девица. Тоже – в одежде.
Он посмотрел на ее затылок, на ее лопатки, на ее чуть подрагивающие от дыхания плечи, и что-то сладко-сладко защипало в груди – он еще ни с кем не лежал в одной постели!
Встал, чувствуя себя гораздо легче – хоть голова и трещала, и тело болело в тех местах, куда пинали, но все же – ничего не кружилось. Прошел в туалет. Облегчился. Умылся, наслаждаясь холодной водой. Тщательно напился из под крана – сушняк мучил неимоверный!
Когда он вышел, Катя уже сидела на кровати.
– Где все? – коротко спросила она.
– На даче, – ответил он.
– Ясно, – кивнула Катерина. – Я у тебя душ приму, – сказала она. Именно сказала, а не попросила. – А то там в ванной тоже дрыхли.
– Конечно, – тут же согласился он.
Она скрылась в ванной. Зашумела вода. А у него снова сладко защипало в груди.
Сергей прошел на кухню, принялся готовить завтрак – неожиданно проснулся и зверский аппетит. Готовить он умел только яичницу, поэтому достал шесть яиц – решил, что на двоих вполне хватит.
– Серж! – послышалось из приоткрытой ванны. – Принеси полотенце. И что-нибудь накинуть.
– Что? – переспросил он, быстро приближаясь к двери ванной и ничего не видя в щели, но почему-то заволновавшись.
– Какой-нибудь своей рубашки будет достаточно.
Сергей торопливо пошарил в шкафу, нашел и полотенце и рубашку. Сунул все это в дверную щель. Голая женская рука забрала.
Потом Катя вошла на кухню, раскрасневшаяся. Полотенце повязано на голове, короткая рубашка открывала ее длинные обнаженные ноги, сильно притягивающие взгляд.
Она посмотрела на сковороду с яичницей, потом вдруг задумчиво принялась смотреть на Сергея, и от ее такого взгляда он невольно вспотел, смутившись.
– Ладно, иди ко мне, – вдруг сказала она, небрежно протягивая к нему руки.
Ноябрь
Глава 1.
Грузовик с красивой и уютной улицы Богдана Хмельницкого свернул на окраину города в какие-то задворки, долго по грязным проулкам петлял между многочисленными заборами, выехал на еще более грязную улицу (бетонные плиты, густо покрытые мокрой землей) и наконец-то въехал во двор свежепостроенной пятиэтажки.
Маленький Сережа (семи лет) вышел из кабины водителя – он сидел вместе с мамой.
Грузовик стоял возле длинного пятиэтажного панельного дома у восьмого подьезда. Везде валялся строительный мусор. Прямо напротив подъезда, метрах в двадцати – двух-этажные деревянные бараки. Некоторые наполовину разрушены – видны жилые окна, но уже есть и выбитые рамы. Бараки уходили и дальше, вглубь жилого массива. Между бараками – длинные кривые ряды сараек – явно лепились самостоятельно, как попало и из того материала, который оказывался под рукой. Над ними возвышалось большое деревянное белое здание уличного общественного туалета, чуть поодаль виднелись уличные колонки для набора воды.
На мокрой земле местами лежал снег.
Никого на улице – пусто.
Грузчики принялись энергично разгружать машину, и заносить вещи на пятый этаж.
Сережа в любопытстве постоял у подъезда, оглядываясь. Отходить далеко он побоялся – у деревянных бараков бегали собаки, лаяли на все подряд. Да и на лестнице ближайшего барака, того, что стоял как раз напротив подъезда, лежала лохматая собака. А где-то между сарайками вдруг послышался истошный долгий визг. И этот визг все не смолкал и не смолкал, леденя душу.
– Свинью режут, – поморщился один из грузчиков.
И Сережа поспешил в подъезд, в свою новую собственную квартиру. До этого момента он все время жил в коммуналках – сначала на Учительской 38, потом на Александра Невского 2, – и теперь совершено не представлял как это – вся квартира в распоряжении только одной семьи, вся кухня – только твоя, и вся ванная тоже.
В подъезде также было пусто – мало кто еще вселился.
Подходя к пятому этажу он вдруг увидел, что мимо него прилетел плевок, смачно плюхнувшись на бетонные ступеньки. Сережа быстро посмотрел вверх, ускоряя шаг, чтобы второй плевок не попал на него. Там, наверху, на лестничной площадке стоял пацан лет двенадцати, здоровый, в телогрейке, в кирзовых сапогах, с тупым равнодушным лицом, тупо посматривая на Сережу. Рядом с ним крутилась мелюзга детсадиковского возраста. Радостно посмеиваясь они также глядели на Сережу.
Таких пацанов Сереже видеть еще не доводилось. На улице Александра Невского дом два, где он жил до этого, во дворе тоже были хулиганы, но вот таких нечеловеческих лиц у них не было. И Сережа откровенно растерялся и струхнул. Дождался очередных грузчиков, поднимающих немногочисленный жалкий скарб, и вместе с ними прошмыгнул в свою квартиру.
Пацан попытался было отвесить ему пинка, но был резко отодвинут ближайшим грузчиком.
– Да пошел ты на х…, баран! – вдруг злобно обругал грузчика пацан и мужчина обомлел. Обомлел и Сережа – он никогда еще не видел, чтобы дети так вот разговаривали со взрослыми.
Грузчик растерялся – не бить же чужого ребенка!
– Я тебе сейчас уши надеру! – наконец неуверенно сказал он.
– Надрал тут один, – фыркнул пацан, демонстративно проходя мимо и спускаясь по лестнице – его свита, радостно хихикая, последовала за ним. – До сих пор штаны отстирывает.
Редкие вещи были сложены маленькой кучкой в углу большой, по меркам Сережи, комнаты. Мама расплатилась с грузчиками и принялась энергично разбирать вещи. Света не было, воды – тоже. И газовая плита не работала. Сережа какое-то время помогла маме (помог передвинуть кровать и кухонный стол), а потом, когда он был уже не нужен, предварительно выглянув за дверь – нет ли там хулиганов, вышел на улицу. Темнело – ноябрьские дни были уже короткими.
Посмотрел на барак напротив подъезда – уже частично нежилой. На собаку.
Асфальт был только перед их домом – узкой полосой. Дальше вокруг – земля, частично покрытая грязным снегом.
Сережа постоял у двери подъезда. Было очень уж тоскливо. Поежился. Все незнакомо, неизвестно куда здесь можно ходить, а куда – нет.
Спустился по подъездной лестнице – восемь ступенек.
Посмотрел направо – забор и колючая проволока – что-то строили. Налево – такой же жилой дом. Прошел по его пустому двору – слева пятиэтажка, справа – бараки с сарайками. Тоскливо, особенно после шумной и цивильной улицы Богдана Хмельницкого. У последнего подьезда стояла одинокая Волга ГАЗ-21.
Он зашел за дом и перед ним распахнулся огромный пустырь с наваленными плитами высотой до середины первого этажа. Справа, вглубь к баракам – холм овоще-хранилища. За пустырем, вдоль улицы, виднелись два каменных здания. На ближнем, на крыше, виднелась надпись большими буквами – КИНО. За зданиями – снова забор.
Остановился у угла здания, глядя на улицу Объединения – дорога кривовато выложена бетонными плитами, пустоты на углах плит заполнены щебнем. Тротуаров нет – тропинки на земле вдоль улицы. На плитах высокие полосы грязи, чередующиеся со снегом.
Напротив, через дорогу, тоже что-то строят – бульдозер, монотонно гудя, рыл длинный котлован. Тополя. Старое кирпичное здание. Снова строительные заборы. Колючая проволока.
Проехала колонна машин, забранных железом. С автоматчиками. В узких щелках-окнах – торчали сотни немигающих глаз. Потом проехал автобус под номером 4. Больше по дороге ничего не проезжало – ни грузовиков, ни тем более легковых автомобилей – абсолютно пустынная улица.
Вдруг из-за угла вышли три плюгавых пацана. Все – в синей школьной форме. Все – гораздо ниже его ростом, хотя он тоже учится в первом классе и был у себя в 110-й школе не самым высоким. Троица неспешно приблизилась к нему, то и дело сплевывая.
– Слышь, чувак, – хрипло процедил самый маленький из них. – Копейку дай.
Сергей посмотрел ему в глаза и ужаснулся. Глаза мутные, лицо сине-зеленого цвета, взгляд совершенно не человеческий, не фокусируется, смотрит куда-то сквозь Сергея. И он торопливо пошарил в карманах пальто, нашарил копейку и поспешно отдал.
Вечером Сережа с мамой вдвоем сидели на темной кухне – два стула и стол. Вещи еще были навалены в комнате. При одинокой свече, стоявшей на кухонном столе, колеблющийся свет от которой сьеживал пространство на кухне вокруг их двоих. Газ еще не подключили, так что приготовить что-нибудь горячее не было возможности. В туалете стояло ведро с водой – мама набрала из колонки – для умывания и смыва.
Мама достала из сумки печенье и масло. Намазала печень маслом, сверху положила второе печенье, подала Сереже. Он ел и запивал молоком. Тем и поужинали.
– Ну как тебе наша квартира? – спросила мама.
Сережа посмотрел на нее – глаза мамы радостно сверкали. И он не стал рассказывать ни о плевке, ни о копейке.
– Да так, ничего, – вяло ответил он.
– Ну как же?! – сильно расстроилась мама, заволновавшись. – Никого ведь нет кроме нас! Мы совсем одни. Разве это не здорово?
И Сережа не стал ей возражать. Там, в коммуналках, он никогда не был один – постоянно кто-то был – взрослые, дети. Было нескучно.
И Сереже еле заметно вздохнул.
Январь
Глава 1.
Зимние школьные каникулы оказались ужасно скучным время-провождением. И по телевизору нечего было смотреть (всего-то два канала), и ни каких других развлечений! Измучившись от безделья, ученик 10-го класса А, Сережа Кузнецов, около пяти вышел на улицу. Хотя было еще рано, но уже потемнело. Он в нерешительности замер у своего подъезда. Посмотрел на звезды, на дом справа и на пустырь слева, и не знал куда ему податься. Наконец он решил сходить к Витьку, своему однокласснику и соседу по парте.
Витек дома был один. И что удивительно – достаточно суетлив.
– Слушай, – обратился он к Сереже, энергично снуя по своей комнате, и постоянно что-то куда-то перекладывая. – У Ленки Черноглазовой сегодня вечеринка. Давай, заглянем?
И он посмотрел так, слово страстно ожидал только положительного ответа. И это Сережу кольнуло. С подобными реакциями, с таким напором он еще не сталкивался. Тем более, что на вечеринках одноклассниц и одноклассников никогда еще не был, и что там вообще делать – не знал, но на всякий случай утвердительно кивнул. И сердечко его почему-то тут же сильно забилось.
– Замечательно! – слишком уж искренне откликнулся Витек, забегав по комнате еще более энергично. – Но не идти же с пустыми урками? У родителей в холодильнике есть "Варна". Возьмем?
Он вопросительно-ожидающе посмотрел на Сережу. И что-то во взгляде его друга Сереже не понравилось. Точнее – насторожило. Но… На улице – скукотища. Дома делать тоже нечего, и Сережа кивнул.
– Ну тогда с тебя рубль шестьдесят.
Сережа не задумываясь полез в карман и отсчитал почти все свои наличные деньги. Он ведь никогда еще не был на подобных вечеринках, и ему страсть как захотелось посмотреть на них хотя бы со стороны. Витек забрал из холодильника бутылку родительского вина, они быстро оделись – вдруг родители успеют вернуться? – и стремглав выскочили на улицу.
Энергично пошли по свеже-выпавшему пушистому белому снегу, празднично искрящемуся в свете редких фонарей. Витек держал бутылку под полой полушубка и придерживал ее за донышко рукой, просунутой в карман. Ему не хотелось чтобы кто-нибудь увидел из знакомых, а тем более – из местных хулиганов – враз отберут.
Пройдя сквозь деревянные двухэтажные бараки, они вышли на улицу Столетова и еще более энергично направились к Сереженому дому – ведь Черноглазова жила именно в нем. Пересекли улицу Макаренко. Прошли мимо деревянной двухэтажной поликлиники и вышли во двор. Справа – разрушенное овощехранилище. Судя по следам на снегу с него часто скатывались на лыжах. А дальше – до самой улицы Обьединения – груды бетонных плит, наваленных как попало. Слева – деревянные двухэтажные бараки (улицы Земнухова и Тюленина). Энергично подошли к дому Сережи. И, минуя его родной восьмой подъезд, направились дальше вдоль дома. Подошли к третьему подъезду. Витек вошел первым. Решительно поднялся на второй этаж.
Сережа, почему-то волнуясь, шел за ним следом и никак не мог понять – от чего. Но отчего-то мышцы его были ватными, сердечко сильно стучало, наковальней отдаваясь в висках. И вообще, от сочетаний 'вечеринка', и у 'девочки' кровь почему-то сильно бурлила в его теле, и он чувствовал себя очень уж странно возбужденным. И что еще более странно – готовым вообще на все.
Витек первым нажал на кнопку звонка. Подождали, переминаясь с ноги на ногу, прислушиваясь к громкой музыке, доносящейся с той стороны. Собрались было еще раз позвонить – вдруг их не услышали, – как дверь открылась.
– Привет, с праздником! – радостно воскликнул энергичный Витек, впрочем, не трогаясь с места – а вдруг не примут? – Не возражаете против гостей? – произнес он с комично-вопросительной интонацией, многозначительно демонстрируя из-за полы горлышко бутылки.
Сережа в это время смутился и покраснел, готовый провалиться сквозь землю. Впрочем, в темноте лестничного пролета этого не было видно. Лена Черноглазова, чем-то разгоряченная, очень уж весело и добродушно посмотрела на них. И Сережа готов был поклясться, что за девять лет учебы он еще не видел у нее такого вот взгляда.
– Да, конечно! – еще более радостно и причем совершенно искренне воскликнула она, делая шаг в сторону.
Витек чинно вошел первым. Вытащил бутылку, все так же многозначительно передал ее хозяйке (Сережа готов был снова сгореть со стыда от этой клоунады). Лена унесла вино и они вдвоем принялись раздеваться, непроизвольно прислушиваясь к музыке, доносящейся из зала – там явно был народ. И скорее всего – и парни и девочки. Как они к нам отнесутся? – искренен волновался Сережа, стараясь раздеваться как можно медленнее. Он неловко снял шубейку, шапку, и еще более медленно – зимние сапоги. Впрочем, видя, что Витек устремился в зал, Сережа ускорился, так как побоялся в одиночестве входить к незнакомым людям, и постарался быстренько пристроиться к Витьку сзади.
И они шагнули в это пространство. В пространство, разделяющее узкий коридор от зала. Низенький кривоногий Витек первым вошел в полутемный зал, улыбаясь и оглядываясь. Сережа, повыше его ростом на полголовы, замер за его спиной, изрядно волнуясь. Лена включила свет.
Впрочем, здесь были почти все свои. В центре зала танцевали Кудеев с Ивановой – тоже из их класса. И только какой-то незнакомый высокий паренек с наивным взглядом стоял у тумбочки с магнитофоном. Он поспешно выключил музыку.
– Привет, – поздоровался с ними Кудеев, останавливаясь и отпуская свою партнершу, а Иванова им только кивнула, лениво убирая руки с плеч своего кавалера.
Паренек тут же подошел к ним.
– Александр, – представился он, как-то даже радостно протягивая руку.
Вновь прибывшие поочередно пожали ее, называя себя.
Между тем Кудеев взял с журнального столика (тот стоял у стенки возле тумбочки с магнитофоном и проигрывателем) открытую бутылку Алжирского вина, наполнил бокалы, в том числе и в еще два новых, быстро поставленных Черноглазовой. Местные молча разобрали емкости. Витек уверенно подошел к столику, взял один из оставшихся. Подошел и Сережа. Взял последний, волнуясь еще больше, так как он никогда еще не пил.
– С праздником! – радостно воскликнул Александр и все выпили.
Выпил и Сережа, невольно поморщившись – кисловато.
Впрочем, в голове у Сережи тут же приятно зашумело. И полутьма комнаты уже как-то уютно обволокла его. Ему стало здесь комфортно и хорошо.
– Ну что, парни, как настроение? – спросил подошедший к ним Кудеев и Сергей внутренне стушевался – так вот как к ровне Кудеев еще никогда к нему не обращался, с Сережа слегка возвысился в своих глазах.
– Все ништяк! – радостно отмахнулся Витек, помахав растопыренной пятерней.
Сереже это показалось довольно глупо, но он промолчал. А тут зазвучала медленная музыка – Битлз, Лав ю, сам собой выключился свет и, воспользовавшись тем, что друг Черноглазовой куда-то отлучился, он решительно пригласил Лену на танец – благо это было легко – он с ней учился с первого класса, и одно время даже сидели вместе. Она, к его радости, согласилась, хотя в школе была очень сурова, списывать не разрешала и никогда не подсматривала. А еще она мелом делила парту пополам и строго запрещала пересекать локтем ее половину. В общем, она все время была этакой строгой девицей с плотно стиснутыми губами, а тут вдруг оказалась мягкой и улыбчивой. И Сережа просто обалдевал от такой совершенно неожиданной перемены.
И он, в каком-то совершенно непонятном для себя очень уж бурном, возбужденном мареве, обнял ее (как на школьных танцульках обнимал семиклассниц), плотно вдавливая в себя ее девичье тело, и от этого дурея еще сильнее, и вообще не понимая, что же с ним такое происходит, но, впрочем, и не задумываясь над этим – так все было здорово и замечательно! – и ощущая какой-то странный трепет, хотя знал ее с первого класса и до сих пор воспринимал ее как сопливую девчонку. И вдруг – увидел женщину. Самую настоящую. И растерялся в танце. Как же так? Ведь все время, сколько ее знал, она была ребенком, и вот на тебе – неожиданно уже женщина! Он почувствовал это в гибких движениях ее тела, в блеске ее глаз, во взрослой вдруг улыбке. И смутился, оставаясь в душе все еще пацаном. А она переместилась в его восприятии на ступеньку выше его – на уровень взрослых людей, к которым он себя еще не причислял. И он, обнимая ее, смирился с этой потерей – теперь уж не хлопнешь ее по плечу и не скажешь – Дай списать! А вот почему не хлопнешь, и почему не скажешь, он этого понять никак не мог. Но в душе, покорно смирился с этим и без всяких на то объяснений.
И Черноглазова в его руках, опьяненная вином, совершенно не по-детски улыбалась, и от этой ее улыбки ему становилось очень уж жарко. И он терялся и совсем не понимал, как себя правильно вести, дрожа всем телом и млея душой в предчувствии чего-то очень уж волнительного, чего разум описать никак не мог.
И она чувствовала его дрожь и видела его волнение. Но что она думала по этому поводу – ему было неизвестно и он даже не догадывался, что она все это видит.
И Сережа отпустил ее. Две-три секунды они танцевали на пионерском расстоянии, не касаясь телами, но что-то внутри него не давало ему покоя и странно будоражило все его тело, снова заставляя плотно прижать ее к себе. Что он и сделал – снова прижал к себе Черноглазову, снова ощутив совершенно еще незнакомый, но очень уж приятный трепет в душе и странную слабость в мышцах… И негу. И ее тело под его ладонями вдруг оказалось таким странно-волнующим, так что мурашки вдруг забегали по спине и затылку. И все в нем странно заныло, а что это такое – он понять никак не мог. А Черноглазова только странно улыбалась, и глаза и зубы ее еще более странно блестели в темноте комнаты. И эта щемящая душу музыка и песня!..
Чья-то рука оторвала его от девушки. Но Сережа, все еще ничего не понимая, суетился руками, очень сильно волнуясь растревоженной душой.
– Танец закончился, – усмехаясь, прошептал ему на ухо Кудеев. – И Саня вернулся. Остынь.
И Сережа, судорожно дыша, медленно, на негнущихся ногах отошел к Витьку (который ни с кем не танцевал) и тупо замер, пытаясь вернуться к окружающей действительности и прогнать это странное, но такое притягательное наваждение, природу которого он понять не мог.
Между тем в возникшей тишине кто-то с кем-то о чем-то вполголоса шептался, кто-то куда-то уходил или возвращался, и только Черноглазова, которую единственную он видел ясно, по прежнему странно блестя глазами и посматривая на Сережу, подошла к домашнему телефону, сняла трубку и набрала на вращающемся диске какой-то номер.
И она очень тихо и долго разговаривала, почему-то интригующе смеясь, и время от времени как-то оценивающе посматривая на Витька и Сережу, и этим взглядом и своим таким странным смехом сильно смущая и волнуя Сережу, Он отчего-то понял – разговор идет о нем.
Потом Лена положила трубку телефона, все также загадочно поглядывая на Сережу. И он почему-то смутился еще больше, снова видя в этом взгляде взгляд опытной женщины, а не той девочки, которую он знал все эти девять лет. И он растерялся, понимая, что что-то должно произойти, и произойти именно с ним, и это что-то будет исключительно взрослым, таким, каким вдруг неожиданно стала его многолетняя соседка по парте – очень уж взрослым. И что-то снова сильно затрепетало где-то глубоко в его душе.
Между тем Кудеев в полумраке перебирал магнитофонные кассеты, внимательно читая то, что было написано на картонных коробках. Наконец он поставил одну на левую бобину. Нашел пустую кассету, поставил ее на правую. Вытянул из первой кассеты магнитную ленту, просунул ее в разрез звукоснимателя и резиновых роликов, намотал кончик на пустую кассету, четко удерживая ленту в рамках магнитной головки и направляющих роликов. Потом нажал на 'Пуск'. Тут же заиграла музыка. Что-то быстрое, заграничное. Девочки и парни тут же бросились танцевать, энергично двигаясь на ковре. И только Сережа остался у стены. Он просто не видел смысла в этих энергичных подскакиваниях. Вот прижать девочку к себе, почувствовать тепло и трепет ее молоденького худенького крепенького тела – это да! Это стоит испытывать снова, снова и снова! А вот эти скачки… Какой в них смысл? – пришел к выводу Сергей. Он замер в ожидании медленного танца. И он также знал, что когда тот зазвучит, он сразу же бросится к Черноглазовой, чтобы никто не успел ее перехватить – ему вдруг ужасно понравилось танцевать со взрослой женщиной, и хотелось этого снова, снова и снова!
Звонок входной двери прервал все его мечты. Лена убежала в коридор. Долго там возилась и вскоре ввела в полутемный зал двух скромных девочек, явно из девятого или десятого классов, и Кудеев тут же прервал музыку.
– Знакомьтесь, пожалуйста, – вежливо произнесла Черноглазова, улыбаясь и почему-то искоса посматривая на Сережу. – Мои близкие подруги. Надя, – указала она на ту, что была по-худее и повыше. – Светлана, – указала на ту, у которой формы были более женственные, а взгляд какой-то напряженно-равнодушный.
Все с интересом смотрели на вновь прибывших. И только Сережа почему-то заволновался еще сильнее.
Черноглазова, легко показывая рукой, называла имена присутствующих, и те непринужденно кивали головами. А Сережа почему-то очень сильно разволновался, дожидаясь своей очереди. Сердечко билось неимоверно сильно, а почему – этого понять он не мог. Но волновался очень уж сильно!
Вот, наконец, Черноглазова указала рукой и на него, и Сережа, вместо того, чтобы назвать свое имя, ужасно смутился и пробормотал что-то невнятное.
– А это – Сережа! – весело произнесла Черноглазова, радостно смеясь, и попутно что-то прошептав на ухо Наде, отчего та вдруг слегка смутилась.
Сережа напряженно кивнул, жутко покраснев при этом. Он только сейчас понял, что Ленка пригласила этих девочек специально для них с Витьком, специально для того, чтобы он больше не приглашал ее на медленные танцы и больше не лапал ее так откровенно!
И Сережа, глядя на этих двух девушек, и особенно на ту, которая была Надя, сильно смутился и захотел исчезнуть, чтобы его никто не видел. Но куда тут исчезнуть?! Уйти домой в скукоту? Тем более, что Кудеев уже ткнул клавишу магнитофона, зазвучало – Там где клен шумит, – и все быстренько разобрались на пары и принялись танцевать. Новые девочки скромно стояли в сторонке, обе худенькие, обе стройненькие, обе симпатичные. И, что сильно удивило Сережу, Витек тут же пригласил на танец Светлану, которая также была выше его ростом, как и все присутствующие здесь девочки, но все-таки самой маленькой из них.
Они с Надей остались одни. Какое-то время взгляд Сергея беспорядочно бегал по стенам зала, совсем не понимая, что ему делать, но понимая, что что-то сделать все-таки необходимо – не стоять же столбом, когда все вокруг танцуют – очень уж это глупо! Наконец он заставил свой взгляд остановиться на равнодушно стоявшей Наде. Она глядела куда-то в сторону и на него не обращала никакого внимания.
Мучительно поняв, что он выглядит полным идиотом, Сережа решительно, но на негнущихся ногах, подошел к Наде, которой, судя по ее виду, было глубоко наплевать на то, что происходит вокруг. И он застеснялся еще больше, но отступать было уже поздно – он ведь уже стоял рядом с девушкой.
– Можно вас на танец? – пролепетал Сережа совершенно нечленораздельно, волнуясь от-того, что уж больно сильно приглянулась она ему – взгляд серьезный, какой-то строгий, и в от же время испуганно беспомощный.
Надя неторопливо повернула голову, посмотрела на него и он вдруг замер, словно кролик перед удавом.
Девушка пожала плечами и, вяло протянув руки, положила их ему на плечи, отчего Сережа вдруг весь задрожал.
Он обнял ее, как обнимал семиклассниц – обеими руками, – прижал к себе. Но потом, испугавшись чего-то, тут же отпустил. Она, на удивление, не возмутилась такой фамильярностью. Или не успела. Принялись медленно танцевать, хотя в душе Сережа смутился и растерялся – никогда не обнимался с незнакомыми ровесницами на таком вот уровне. Они (ровесницы) были очень уж взрослые, явно взрослее него, и он не знал, как себя с ними вести, что и как делать. Был опыт общения только с семикласницами – но там все совсем ведь другое.
Сначала, от робости, Сережа принялся танцевать на пионерском расстоянии – он не касался ее девичьей груди и плоского животика своим телом – и руки его почему-то подрагивали. Но тупо топтаться с девушкой на небольшом пятачке показалось ему очень уж нелепо. Сережа почему-то твердо уверовал, что ей это вскоре надоест и срочно надо как-то ее развлекать. Он долго собирался с мыслями, переваливаясь в танце с ноги на ногу, чтобы задать ей хоть какой-то вопрос, и долго его придумывал.
