Сергей Афанасьев
Школа-173. Часть 1
Глава 7.
В день традиционного осеннего бала (последняя суббота сентября – 29-е), Елизавета Борисовна, по настойчивым просьбам парней, создавших на базе школы несколько вокально-инструментальных групп, выбила у директрисы деньги на новый усилитель – старый работал отвратительно и праздник мог оказаться вообще без музыки.
Она взяла себе в помощники Кудеева и после уроков они на "29" автобусе съездили в магазин "Мелодия", что на проспекте Дзержинского. Здесь уже Кудеев долго выбирал усилок, исходя из имеющейся суммы – на лучшее не хватало и поэтому было довольно трудно выбрать из того, что осталось. Наконец выбор был сделан, Елизавета оплатила в кассе и Кудеев подхватил большую картонную коробку. Как опытный музыкант он захватил с собой моток веревки и газетку и, выйдя из магазина на палящее солнце, Женька дотащил неудобную тяжелую поклажу до ближайшей лавочки, потеснив сидящих на ней – лавка располагалась все-таки в теньке, такие обычно не бывают пустыми! Обмотал коробку веревкой, организовав удобную для переноски ручку. На саму веревочную ручку дополнительно намотал кусок газеты – чтобы веревка не резала руки. Они прошли на автобусную остановку, снова сели на автобус номер "29". У себя на четвертом участке вышли на остановке "Школа".
Шли по улице Столетова. Медленно – так как коробка была тяжелой. Да и жара не располагала к быстрой ходьбе. Впереди них также неспешно прогуливались две стройных девушки, одетых по последней моде – в спортивках, узких маечках и подтяжках – то ли старшеклассницы, то ли техникум или училище. Обе высокие, тонкие, стройные, головы гордо откинуты назад, походка подчеркнуто независимая.
– Нравятся мне такие! – к большому удивлению Женьки невольно вырвалось у Елизаветы. – Познакомься! – вдруг предложила она. – Потом ведь не найдешь!
Но Кудеев только демонстративно поморщился. Что я мальчик что ли бегать за каждой – хотел показать он Лизе – и только гордо отвернулся, в душе правда сильно жалея об этом. Хоть он и не видел их лиц, но та, что справа, ему понравилась – и спортивнее своей подруги, и талия повыше, и ноги подлиннее.
Первыми на сцену актового зала вышел приглашенный из 184 школы ансамбль. Они играли битлов, бони-м, еще что-то зарубежное. Но… Было еще светло и никто не выходил танцевать – ни медленные танцы, ни быстрые. Стеснялись. Жались по стенкам актового зала, тихо переговариваясь.
– Белый танец, – наконец объявил один из музыкантов, в надежде, что девочки окажутся решительнее мальчиков.
Зазвучало – До чего ж я невезучий!..
Но, тем не менее, все равно никто не отлип от стенки. И Елизавета Борисовна, решив всех разворошить, вдруг подошла к Кудееву.
– Пойдем, потанцуем, – просто сказала учительница математики ученику своего класса. На каблуках она была с него ростом.
Растерявшись – ведь еще ни одна учительница не пригашала его на танец – он, тем не менее, последовал за своей классной руководительницей.
Она прошла строго до середины пустого актового зала – под многочисленные взгляды настороженно насмешливых школьников. Обернулась к Женьке. Протянула свою левую руку. Он вложил в нее свою правую. Потом Лиза вторую руку положила на плечо Кудеева. И он, вдруг вспотев, положил свою свободную руку на ее твердую взрослую талию.
И они принялись танцевать.
И вот уже и другие несмело стали выходить в зал, танцевали сначала робко, держась друг от друга на пионерском расстоянии, но кое-кто уже стал прижимать своих более молодых партнерш, энергично сгибая вправо-влево.
Рука Кудеева испуганно лежала на твердой талии своей классной руководительницы. Между их телами было сантиметров десять.
В какой-то момент у него вдруг возникла безумная идея завести свою руку дальше, сильнее обхватить ее и прижать к себе, прижать твердый спортивный живот молодой учительницы математики к своему животу!
Но он так и не решился сделать это, добросовестно и от волнения неуклюже топчась на одном месте – на большее он в этом своем состоянии просто не был способен.
Обычно Сергей Тихомиров приглашал на медленные танцы шести-семиклассниц. Они, в большинстве своем (кроме Тепловой из 7-го "А", и еще парочкой таких же девиц) робели перед ним, не отказывали, покорно танцевали. И он, пользуясь этим, откровенно прижимал их к себе, наслаждаясь их покорностью. Вот и сейчас Сергей выбрал себе девочку – видел ее в школе в прошлом году – младше его на два года. Уже тогда она была довольно симпатичная, хоть и мелюзга. А сейчас, за лето она стала еще лучше, повзрослела, расцвела! Пригласил ее на танец. Она оценивающе оглядела его. Немного подумала. Согласилась. Прошли вдвоем (друг за другом) в зал. Он повернулся к ней лицом, сильно смущаясь неуверенно положил ей руки на талию. Она – также смущаясь – неловко – на его плечи. Медленно стали двигаться, перебирая ногами.
Потом он слегка передвинул руки с талии на ее спину, чуть прижав партнершу к себе – сердце его бешено заколотилось, – изрядно покраснел, но в наступающих сумерках этого не было видно.
А потом, видя что она не возражает, прижал ее к себе уже поплотнее.
Рядом с каким-то мелким хулиганом танцевала красавица из его класса, Горбылева. Она демонстративно двумя пальчиками держала паренька за плечи, словно сильно брезгуя прикасаться. Все, кто видел это – смеялись. Это называлось – чморить своего партнера.
Семиклассник Костя Мушкарев с друзьями пили "Яблочное" в гардеробе, прячась за тонкими куртками и плащами – вечером стало прохладнее, да и по прогнозу погоды обещали дождик. Осмелев от алкоголя он пытался приглашать на танец старшеклассниц, но те только брезгливо отшивали его. А ему очень уж хотелось пощупать девчонок в темноте зала, прижимая их в танце, но на танец соглашались одни малолетки, которые были ему совсем неинтересны. Он попробовал было приглашать прогуляться по школе, но и здесь никто не соглашался. Теплова его полностью игнорировала.
Коля Маслов и Марина танцевали осторожно и мало, больше подпирая стенку, о чем-то тихо разговаривали, и вообще, вели себя как два заговорщика, объединенные общей тайной.
После того, как приглашенный ансамбль покинул сцену, на нее стали выходить и свои коллективы. Сначала – девятиклассники. Потом – и десятые. Выходила и четверка из 10-го "А" – Кудеев, Мигалевич, Мандрикян, Подчепаев. Мигалевич сбацал зажигательную песню – Ехал на ярмарку ухарь-купец. Причем он заранее заготовил мешочек с мелочью и нагло подкидывал его на руке, исполняя строку – Другую найду! Кудеев, из баловства, попросил девчонок и они подкрасили ему глаза, наложили синие тени. И на сцене, в своих джинсах в обтяжку, он выглядел очень уж необычно, и вполне по-заграничному. Спел что-то лиричное. И когда они отдыхали, дав выступать другим, Женька пользовался большим успехом у девочек – его постоянно приглашали танцевать. Он выбирал себе длинных и тонких и очень уж смело с ними обращался на середине темного зала.
Октябрь
Глава 1.
Второе октября – праздник улицы Объединения. Сколько Сергей Тихомиров себя помнил (а жил он здесь с семи лет) этот день всегда праздновался шумно. Днем на широкой площади, что образовывали собой кинотеатр Современник и здание Почты, выставлялись многочисленные лотки, с которых активно торговали массой всевозможных товаров – в основном съедобных. А к вечеру на площадь подтягивался ансамбль из ближайшей воинской части – охрана завода НЗХК. На ступеньках Современника они устанавливали свою аппаратуру и начиналось!
Часов в восемь, когда еще ярко светило солнце (все-таки 55 градусов северной широты), Витек зашел за Сергеем, который дома был один, без родителей – накануне они уехали на дачу.
– Ты что копаешься?! – воскликнул он, прищурившись. – Наши давно уже на месте.
Сергей принялся поспешно одеваться.
– Свинчатку захвати, – снова криво усмехнулся Витек.
– Зачем? – удивился Сергей, который совсем не собирался ни с кем драться. Да и не дрался еще. Проще было при любых проблемах быстренько исчезнуть. – Да и нет ее у меня.
– Э-э-х, салага! – недовольно, но с чувством собственного превосходства, выдохнул Витек. – Там же будут и кулацкие, и пашинские. Не говоря уже о местных дебилах… А ты ведь будешь уже не один. И не только наш десятый А. На тебя будут рассчитывать. Так что на, держи.
Он протянул самодельную кривую свинцовую отливку, тщательно обмотанную черной тряпичной изолентой, чтобы не скользила в руке.
Ведомый Витьком Сергей, ужасно мандражируя в душе, покорно следовал за ним и оказался в незнакомой квартире. Парни возрастом как постарше так и помладше занимались своими делами, не обратив внимания на вошедших – дверь в квартиру не была закрыта на замок. На кухне паренек сосредоточенно отпиливал кусок от водопроводной трубы – сантиметров тридцать – удобнее носить в рукаве. Сама труба лежала на кухонном столе, и на трубе, придавливая ее, сидел еще один.
– Здорово, мужики! – громко сказал Витек, весело скалясь.
В зале на старой обтрепанной тахте сидели пацаны. На двух табуретках перед ними стояли бутылки с водкой, стаканы, лук, хлеб, сухари.
– Привет, Витек, – вяло произнес один из сидящих. – Водки хлебните.
Витек за руку поздоровался со всеми пацанами. Сергей тоже – следуя по кругу за ним.
Восьмикланик по кличке Чирик плеснул водки в два засаленных стакана. Вальяжно, явно подражая ворам, махнул рукой – мол, пейте, мы только что выпили, пропустим. Витек решительно взял ближайший стакан. Взял и Сергей.
– За удачу, – сказал Витек, по-прежнему скалясь, и быстро выпил.
Следом за ним выпил и Сергей, инстинктивно сопротивляясь тому жару, что ударил в голову, в нос, в глаза. Торопливо погрыз сухарик, оторвал от лука кусочек и также торопливо съел, закусывая горечь сухарем.
В комнату заглянул одноклассник Кудеев. Молча подошел к табуреткам, пожал руку Витьку с Сергеем. Наплескал во все стаканы по чуть-чуть водки. Лихо, не дожидаясь никого, выпил. Смачно выдохнул.
Сергей потянулся за своим стаканом – пить больше не хотелось, но и не хотелось выделяться в незнакомом коллективе. Но его стакан, из которого он пил, взял уже кто-то другой, и он взял первый попавшийся. Поспешно выпил – никто ведь ни с кем не чокался. Сухарик еще оставался в руках – закусил.
Между тем Кудеев вывалил из сумки несколько солдатских ремней – жесткая широкая кожа, большие тяжелые медные пряжки с выдавленной пятиконечной звездой. Кинул по ремню Витьку с Сергеем.
– Смотрите как надо, – небрежно произнес он и, взяв один из ремней, быстро намотал его на правую руку, так что торчала только пряжка.
– Можно бить как кастетом, – показал он. – А можно – как хлыстом.
Он быстро скинул с руки один виток ремня и ловко нанес боковой удар, словно целился в висок. Железная пряжка с устрашающим свистом разрезала воздух.
– А можно ослабить еще больше, – сказал он, скидывая с руки еще пару петель, и железная пряжка повисла на длинном ремне. – Так дальше дотянешься – не надо сближаться. Но здесь уже необходимо умение.
Кудеев повернулся к одному из пареньков.
– С Генералами говорил? – спросил он.
Сергей догадался – речь шла о братьях Генераловых, которые верховодили во дворах домов, что располагались за 31 вечерней школой у бетонного забора воинской части – две сиротливые пятиэтажки в окружении деревянных бараков.
– Обещали нас поддержать, если что, – кивнул тот.
Кудеев посмотрел в окно – начало потихоньку темнеть. Прислушался к доносившейся с улицы музыке.
– Ну – на дорогу, и вперед, – просто сказал он.
В несколько рук быстренько налили водку, попутно открыв еще одну бутылку. В спешке налили как попало, не по уровню. Снова молча, не чокаясь, и как-то торопливо выпили, похватав первые попавшиеся стаканы, расхватали лук, хлеб, сухари, потянулись к выходу, закусывая на ходу, цепляя под куртки солдатские ремни, рассовывая свинчатку по карманам и запихивая обрезки труб в просторные рукава.
Пацаны четвертого участка были готовы к празднику своей улицы.
Гурьбой вывалились из подъезда, шумные и возбужденные. Встречные взрослые, увидев не трезвых, шумных пацанов, да еще в таком количестве, ничего не говорили, сторонясь и отводя глаза. Парни разбились на кучки, направляясь разными путями к месту празднества.
Сергей с Витьком топали за Кудеевым. Вышли на улицу Столетова. Поднялись вверх. Пересекли улицу Макаренко. Свернули в густые высокие деревья, окружающие школу 78. Прошли через школьный двор. Подошли к зданиям кинотеатра и почты, но только с тыльной стороны. Здесь во всю кучковалась молодежь, сбившись в небольшие компании. Курили. Выпивали. И парни и девчонки. Где-то над чем-то откровенно ржали. Где-то громко матерились. Кудеев небрежно рассек все эти группки, направляясь в проход между зданиями. И вот они уже вышли на легендарный Пятак.
Стемнело. Фонари освещали только входы в оба здания, да афишную тумбу – вся остальная площадь скрывалась в наступающем мраке.
Военный ансамбль, располагаясь на лестнице в углу у входа в кассы кинотеатра, играл что-то из битлов. И так сильно не вязалась советская военная форма и шумная энергичная песня на английском языке!
Площадь была уже основательно забита молодежью. Кучковались отдельными группками, перемешивались, дробились, сливались. Где-то танцевали, кто-то энергично продвигался сквозь толпу в поисках своих. Бороздили площадь, выискивая симпатичных девчонок, придерживая в карманах свинчатки и прочее железо. Кровь кипела. Сильно хотелось что-то делать, что-то совершить, этакое резкое, энергичное…
У железной треугольной тумбы с афишами трое каких-то дебилов в фуфайках – признак кулацких – обступили двух худеньких девчонок, не давая им вырваться из круга. Возбужденный водкой Сергей хотел было заступиться – осмелел неимоверно, да к тому же он был не один – видно что девчонкам это совсем не нравится! – но Кудеев равнодушно остановил его – рано еще. Сергей сообразил – на шум сбегутся все остальные кулацкие и однозначно начнется массовая драка, а ведь совсем еще рано, куда торопиться! И девчонки стоят ведь под фонарями тумбы, так что сильно плохо им быть не должно – так, помнут слегка, но и только. Под платьица точно не полезут – свои же им и вломят! Вот если бы они стояли где-нибудь в темноте, например за зданием почты! Но туда одиноких девчонок, без своих парней, не заманишь – не дуры.
На широкой лестнице здания почты стояла высокая худая девица с маленькой попкой. Узкие спортивные брюки (в простонародье – спортивки), еще более узкая футболка. Две полосы подтяжек – лежащих по моде на обеих грудях. Длинные волосы забраны в хвостик. По ее лицу сразу и не поймешь – то ли еще старшеклассница, то ли уже давно нет. Она кого-то пристально высматривала в толпе. Кудеев узнал ее – видел на улице, когда помогал Лизе – эта девица с подружкой тогда шла впереди них.
– Эй, красавица! – снизу весело окликнул он. – Как звать?
Девица лениво скосила глаза. Какое-то время пристально рассматривала Кудеева. Потом криво усмехнулась.
– Дуся, – сквозь зубы процедила она и продолжила свои поиски.
Такое пренебрежение задело Кудеева. Он уже привык к вниманию девчонок. Да и взрослых женщин тоже. И он собрался было подняться на ступеньки и потолковать с высокомерной биксой, но тут его ткнули в бок.
– Вон, юсуповские толкутся. Подойдем, перетрем о совместных действиях.
Кудеев с пареньком ушли, а Сергей и Витек остались, с любопытством оглядываясь – ведь это их площадь, их праздник, и все девчонки тоже ихние! А если кто вякнет – так за ними такая сила! И банда Генералов, и отморозки из 184 школы, и Юсуповы с самого дальнего конца улицы Объединения – где начинается граница с кулацкими, и не местная шпана, но посещающая женские общежития в логу и у столовой. И Сергей вдруг реально перестал здесь кого-нибудь бояться. Любого возраста, габаритов и качества. Он знал – он сейчас часть огромной силы. И если кто-нибудь наедет на него, за него будет кому заступиться.
И они направились бороздить площадь, выискивая красивых девчонок.
Сергей мельком увидел суетящуюся ватагу младшеклассников, и среди них – Мушкарева – все-таки из одного двора.
Но познакомиться ни с кем так и не удалось – красивые девчонки отшивали невысоких пареньков, а к некрасивым самим подходить не хотелось.
Драка возникла совершенно неожиданно. Вдруг где-то закричали, заматерились, стали звать своих. Народ колыхнулся сначала в одну сторону – бежать на крик? Потом – в другую, так как кулацкие, объединившись с пашинскими, сразу же принялись за дело.
Ближайший к Сергею паренек в фуфайке вдруг развернулся, глядя на него быстро наливающимся кровью пропитыми зверинным взглядом. Резко ударил в бровь – Сергей даже не успел ничего сообразить. Потекла кровь. Сергей в общем порыве постарался ударить в ответ, но его противник увернулся, и кулак только скользнул по вражеской скуле. Да и удар оказался слабоват. Но зато в ответ он получил резкий тычок в солнечное сплетение. И следом – в голову. Дыхание его тут же остановилось, в голове зазвенело. Он мгновенно согнулся пополам, зажимаясь и судорожно хватая широко раскрытым ртом ускользающий воздух. Его организм пытался усиленно вдохнуть, но это у него совсем не получалось. В глазах начало темнеть, а в ушах – звенеть. И Сергей только судорожно, словно рыба, разевал рот, опустившись на колени и жалобно оглядывая окружающих – ну помогите хоть-кто нибудь?! Но никому не было до него никакого дела.
И он боком завалился на бетон, с силой сдавливая себе живот и пытаясь хоть немного заставить его вдохнуть воздух. В глазах совсем потемнело. Что-то паническое судорожно пульсировало возле горла. Неужели я сейчас умру?! – отрешено подумал он, нисколько не пугаясь. Ему почему-то не было жалко себя. А было до слез жалко своих маму и папу. Он знал – его смерть их очень сильно расстроит. Ведь вон как они суетились и переживали, когда у него была температура в сорок градусов!
Он перекувыркнулся на другой бок, дергаясь изо всех сил, сильно стукнулся головой о бетон, и вдруг вдохнул! Судорожно, но очень коротко. Замер, снова почувствовав пульсацию в висках и спазмы в легких, пытающихся вдохнуть еще.
На него наступали. Его мимоходом пинали.
Он снова перекувыркнулся на другой бок, все сдавливая и сдавливая себе живот и разевая рот. И вот снова – судорожный вдох. И снова – пауза.
А вокруг злобно топтались ноги. И он, начав немного соображать, пару раз перекувыркнулся, быстро закатившись под афишную треугольную тумбу, спрятавшись между ее столбами.
И тут воздух жестким потоком устремился в его легкие. Он вдохнул полной грудью – раз, другой, третий – наслаждаясь каждым своим вдохом!
Стало гораздо легче. Но он все еще лежал на холодном осеннем бетоне. Отдышавшись, встал, цепляясь за холодные железные перекладины, к которым крепились плакаты. Тяжело дыша посмотрел по сторонам. Драка шла по полной. Неясные тени колыхались в темноте, там, за кругом фонаря афишной тумбы. Маты, стоны, крики. Кто-то за кем-то гнался. С хрустом наносились удары, с лязгом получали обратно. Звенели цепи, свистели солдатские ремни, что-то гулко шмякало, словно где-то отбивали говядину.
И Сергей понял – что-то очень уж страшновато окунуться в эту мясорубку! Убьют же ведь сразу. Заедут в голову свинчаткой или пырнут финкой. Но на всякий случай он вытащил из под куртки солдатский ремень и намотал его на руку.
Обмякнув всеми мышцами, в животном испуге, он увидел как в этой тесноте та самая девица, которая назвалась Дусей, злобно прыгнула на спину одному их тех, кто был одет в фуфайку и в кирзовые сапоги. С силой вцепилась ему в лицо своими ногтями. И тут ее ударили сбоку и она отлетела прямо к тумбе. Паренек с окровавленным лицом, развернувшись, бросился было к ней, стараясь отплатить за это, но Сергей, по непонятно какой причине, левой рукой схватил девицу за предплечье и резко потащил к себе, пытаясь затянуть ее под афишными плакатами внутрь тумбы и попутно взмахнув солдатским ремнем, как показывал Кудеев. Злобная тень на мгновенье отшатнулась, уворачиваясь от пряжки, и тут ей в голову с громким чавканьем прилетело водопроводной трубой и она вообще исчезла из светлого афишного круга, растворившись в темноте среди мельтешавших ног.
Сергей быстренько втянул девицу на пятачок между тремя вертикальными железными столбами. Видя, что глаза ее закатились, испуганно ткнул девицу кулаком в челюсть – пощечины он наносить не умел, а ее неподвижность и закрытые глаза откровенно пугали его. Снова ткнул ей в лицо кулаком. На этот раз – слева. Безрезультатно.
– Да очнись ты, дура! – наконец в страшной панике закричал он – еще никто не умирал у него на руках и ему почему-то казалось, что именно это вот сейчас и происходит.
Девица, морщась, открыла глаза.
И в этот момент противно завыли многочисленные милицейские сирены.
– Бежим! – крикнула она Сергею, неуклюже (еще не отошла от удара) поднимаясь и протискиваясь между труб.
И Сергей послушно побежал за ней. Девица бежала еще явно на автопилоте – качаясь на ходу. На Пятаке никто уже не дрался – все дружно разбегались. Вместе со всеми Сергей и девица пробежали мимо бойцов ансамбля, которые, перестав играть, без всякого страха, с любопытством смотрели на все происходящее. Проскочили между почтой и кинотеатром. Пробежали по двору школы 78 (забор был на ремонте). Перебежали улицу Макаренко и здесь девица плюхнулась на лавку, притулившуюся среди деревьев, окружающих деревянные бараки, уныло тянущиеся вдоль Столетова. Было темно – обильный тополинный пух, при котором было хорошо видно и ночью, к этому времени стараниями мальцов уже выгорел.
– Все, – сказала она, тяжело дыша. – Сюда менты не сунутся. Лень будет.
Сергей сел рядом.
– Как он мне врезал, скотина! – со злостью выдавила она из себя, с силой потирая голову.
Посмотрела в темноте на Сергея – на свисающий с правой руки солдатский ремень, на лицо, заляпанное чем-то темным.
– Спасибо, что выручил, – сказала она, вдруг смутившись.
И вот это смущение взрослой девушки перед ним, пацаном, вогнало его в ступор. Сергей растерялся. Замер, ничего ей не говоря. Впрочем, было темно и его смущение и растерянность не была заметна.
– Я – Катя, – более миролюбиво произнесла девица, все еще потирая голову. – Откликнусь и на Кэт.
Протянула правую руку.
– Сергей, – очень уж хрипло выдавил он из себя, подав ей свою.
Она пожала и тут же одернула.
– У тебя – кровь, – констатировала она, глядя на темные пятна на своей ладони. Лизнула их, снова посмотрела на него.
И в этот момент он вдруг почувствовал, как его голова закружилась. И тут же ремень безвольно выпал из его ослабевшей руки, а темные тополя на фоне темного неба поплыли перед глазами.
– Э-э-э, не гасись! – вдруг заволновалась она, видя что голова Сергея безвольно заваливается на бок.
Отвесила ему пару хлестких пощечин. По-женски – звонко и профессионально. Он тут же встряхнулся.
В ее руках оказалась какая-то тряпочка. Она бережно обтерла его лицо, внимательно всматриваясь в темноте – не течет ли кровь?
– Да тебе в затылок знатно приехало! – задумчиво протянула она, осторожно трогая шишку.
Ее лицо было очень близко от его лица и ему в нос непривычно бил запах ее духов.
И духов он никогда не вдыхал, и так близко ни одна женщина с ним не сидела.
Он растерянно притих на лавочке, совершенно не понимая, что с ним. Весь вялый и расслабленный. И, что самое главное, ему совсем ничего не хотелось. Ни куда-то идти, ни что-то делать. А хотелось лечь на лавочку и замереть.
– Ну, вроде ран нет, – заметила Катя, отстраняясь. – Только вот шишка мне твоя не нравится.
Она встала. Пошарила в его карманах. Вытащила свинчатку. Зубами содрала с нее изоленту. Морщась, приложила свинчатку к виску. Свободной рукой взяла Сергея за плечо.
– Идти можешь? – требовательно спросила Катерина.
Он хотел было ответить, что может, но почему-то язык не пошевелился, словно налившись свинцом. Да и сам он обмяк так, что не было сил шевелиться. Бушевавший до этого адреналин перестал поддерживать его организм.
В голове сильно закружилось. Он смутно понимал, что девица куда-то его ведет, изрядно шатающегося, фактически тащит. Вот куда-то привела. В какую-то квартиру. Неизвестные люди – парни, девицы – о чем-то его расспрашивали, но он не понимал их вопросов, вообще не понимал, что от него хотят, и поэтому упорно молчал, страстно желая только покоя, только чтобы все оставили его, перестали приставать.
Ему сунули стакан в руки и он, стукаясь зубами о стекло, выпил водки. Звенеть в голове стало меньше, но туман перед глазами и головокружение не прошли.
Девица завела его в комнату с валяющимися на полу ватными замызганными матрацами. Усадила на что-то. Снова обтерла ему лицо и голову – чем-то мокрым. Сильно щипало. Где-то в тумане сознания сухо матерился мужчина, что-то говорили женщины…
– Ложись, – наконец сказала Катя – он понял это по ее толчку, чем по голосу.
Сергей послушно лег. Тут же погас свет, и он стремительно провалился в бездонную пропасть.
Он очнулся среди ночи. Голова неприятно гудела. Мочевой пузырь раздулся неимоверно, так что трудно было шевелиться – он еще не знал, что спирт – сильное мочегонное. Укрыт стареньким тулупом, но все равно было прохладно – не одеяло все-таки, да и ноги торчат наружу. В ботинках. И куртка тоже на нем. Ноги затекли и чесались. Где-то в районе затылка сильно зудела шишка и запекшаяся кровь.
Где это я? – подумал он.
Ему было неуютно и очень уж тоскливо. Да и страшновато – незнакомое место, незнакомые люди, и он – беспомощный, и никто не знает, что он – здесь. Стало невыносимо жалко себя. И страшно захотелось домой, в уют, в спокойствие.
Он ощупал себя – содержимое карманов на месте.
Он медленно сел. В голове зашумело еще сильнее, закачало. Вокруг на полу валялись спящие. Опираясь на край тумбочки он осторожно поднялся. Осторожно переступая через спящих и держась за мебель и стенку, добрался до туалета, заметив, что дверь на кухню закрыта, но под ней пробивалась полоска света.
Облегчился, испытывая неимоверное блаженство.
Вышел в коридор. Его знобило. Голова болела и была чугунной. У входных дверей он замешкался, не соображая, как открыть эти замки – конструкция была ему не знакома.
– Постой, – услышал он за спиной.
Вздрогнул. Замер. Подошла Кэт. От нее несло куревом. Явно – сидела на кухне. Она открыла дверь.
– Как себя чувствуешь? – тихо спросила Катя. Глаза ее были усталые, заспанные, серые.
Он слегка двинул головой.
– Я провожу, – тихо сказала она, быстро сняв с битком набитой вешалки первую попавшуюся куртку.
Сергей хотел было возразить, но не смог – язык еще плохо ворочался.
Он молча вышел на лестничную площадку. Девятиэтажка, сообразил Сергей. Подошел к лифту, нажал на кнопку. Где-то далеко-далеко зашумело. Сергей прислонился к стенке. В темноте он не разглядел нарисованный на стене номер этажа. Да и неинтересно ему было. Катя встала рядом, рассматривая его.
– Ты как? – наконец спросила она.
Сергей пожал плечами.
– А ты? – переспросил он. – Тебе вон как досталось! Еле в чувство привел!
Катя только скривилась, снова потирая шишку на голову.
– Женщина – она более живучая, – усмехнулась Катерина.
Наконец лифт подъехал и дверь со крипом распахнулась. В кабинке он тут же шагнул в уголок, прислонившись сразу к двум стенкам – для большей надежности, а то уж больно паршиво себя чувствовал. Долго спускались.
Выйдя из лифта пришлось еще спускаться по темным ступенькам. Он то и дело запинался и Катя жестко придерживала его за подмышку, то и дело шепча – Осторожно, не торопись!
Наконец вышли на темную улицу. Свежий воздух ударил ему в легкие. Стало легче.
– Тебе куда? – спросила девица.
