Закашлялась. Коля тут же протянул ей оставшиеся дольки мандаринки и корочку хлеба.
Водка всем ударила в голову. Расслабились. Мушкарев небрежно достал помятую пачку "Стюардессы". По очереди предложил всем, но взяла только Теплова. Впрочем, помедлив, подстрекаемый водкой, потянулся вдогонку и Николай.
Парни закурили (Колька сразу же закашлялся под насмешливые взгляды более опытных курильщиков). И вообще почувствовали себя совсем взрослыми, взрослее некуда. Небрежно развалившись на стульях, они, под восхищенные взгляды девочек (кроме конечно Ларисы), повели разговоры, как им казалось, на мужские темы – кто кому врезал, и за что, кто с кем уже наверняка переспал (причем, речь шла о пацанах и зрелых женщинах). И так далее.
Лариса только насмешливо усмехалась, неторопливо затягиваясь – детвора! Открыла окно – для проветривания.
А Николаю вдруг сильно захотелось в туалет. Но одному выходить вот так, когда все на тебя смотрят, было стыдно.
– Слушай, – наклонился он к Мушкареву. – Пойдем, выйдем?
Тот все понял. Деловито кивнул, докуривая сигарету.
– Девчонки, мы вас оставим на пару минут, – сказал он, вставая.
Парни ушли, прихватив окурки с собой.
Теплова посмотрела на Марину.
– Колька рукам волю не давал? – поинтересовалась она.
Марина отрицательно покачала головой.
– Значит, все у тебя впереди, – заключила Лариса, снова затягиваясь и небрежно пуская дым в потолок. И в этот момент Марина ей ужасно завидовала.
– Представляешь, – рассказывал в туалете Мушкарев. – Сейчас по лестнице поднимались, я бутылку придерживаю под полой через карман – не в авоське же ее нести! А на ступеньках бутылка взяла да вдруг выскочила! И медленно-медленно, словно в замедленном кино, кувыркаясь, упала на бетонную ступеньку. Мы с Лариской замерли, перестав дышать – больше ведь уже не купить! Бутылка упала, ударилась, но не разбилась, а почему-то подпрыгнула, снова ударилась – уже об другу ступеньку. Снова не разбилась! Покатилась вниз, прыгая со ступеньки на ступеньку. Тут я ее быстренько поймал, обливаясь потом. Проверил – целая. Обтер, поспешно спрятал под мышку. И бегом в кабинет – вдруг на шум сбегутся учителя?! Но все вроде обошлось.
Он посмотрел на Николая шальными глазами.
– Представляешь, чуть сердце не остановилось!
А Теплова, расслабленная алкоголем, доверительно рассказывала Марине, блестя нетрезвыми глазами.
– А мой, представляешь, устроил мне сцену. Ему кто-то сообщил, что я у кого-то там глотала. Да хоть бы и так! Я ему и сказала – а вот захотела, да и взяла! Тебе-то что?
Она решительно посмотрела на свою собеседницу, слушающую ее раскрыв рот и не дыша.
– Ведь он мне – никто! – недовольно продолжила Ларсиа, заново переживая в душе эту сцену. – Не муж, ни родственник. Просто пержимся. Ну, он был моим первым мужчиной. Ну и что из этого? Я ему чем-то обязана, что ли? Кому хочу – тому даю. Еще бы мне кто-то указывал в этом деле! Правильно я говорю? – спросила Лариса и ее собеседница тут же несколько раз кивнула, поспешно облизывая губы.
Теплова, разволновавшись, покосилась на водку.
– Глотнем, пока пацанов нет? – предложила она.
Марина судорожно потрясла головой – нет, мол, ты что?
Теплова молча взяла бутылку, молча сделала несколько глотков. Молча поставила бутылку обратно. Глаза ее заблестели еще сильнее.
Вернувшись в кабинет, Мушкарев, как и договорились в туалете, увел Теплову в сторонку к шкафам и стеллажам – мол, есть кое-какие вопросы.
Компания разбилась на пары.
Лариса сидела на подоконнике, а Костя – напротив нее на парте. Коля с Мариной перешли на парту-камчатку – в смысле, самую подледнюю, в углу. Составили стулья на пол. Сели. Говорили тихо. Коля несмело положил руку на плечо Марине. Она подумала и убрала. Тогда он положил руку на ее талию и слегка прижал к себе. На этот раз Марина промолчала – тем более, что от второй парочки это видно не было.
Вдруг раздался звонкий хлопок и Николай с Мариной тут же посмотрели на своих товарищей. Мушкарев усиленно потирал щеку.
– Но можно я хоть подержу твою грудь? – услышали они громкий обиженный голос Константина.
Теплова засмеялась.
– Ну ладно уж, подержись немного, – снисходительно разрешила она – мол, какие пустяки! – Только не сжимай – просто положи.
И Костя тут же сунул руку ей под воротник. А Марина с Колей внимательно-внимательно смотрели на них, сильно волнуясь при этом.
– А можно и мне? – осторожно шепнул Николай, дурея от собственной смелости.
Марина подумала и кивнула – ей тоже хотелось быть взрослой. Колька неловко положил руку на ее плечо возле самой шеи. Потом медленно повел руку вперед и вниз, по горячему, учащенно дышащему девичьему телу, ужасно волнуясь и ничего уже не соображая. Рука ушла под воротник и легла на что-то обжигающее, вздымающееся, нежное…
Обе пары замерли. Какое-то время в классе не было слышно ни вздоха, ни скрипа, ни шороха – ничего.
– Ну все! – наконец решительно прервала эту тишину Теплова. -Закончили!
И мальчики тут же послушно убрали свои руки.
Настроение у парней было очень уж приподнятое, радостное. Очень сильно хотелось что-нибудь делать, но вот что – непонятно.
– Ну что девчонки, еще по глоточку?! – радостно провозгласил Костик, зачем-то потирая руки.
И Марина с Колькой тот час подошли в общему столу.
– Нет, – решительно возразила Лариса, отодвигая бутылку. – Хватит. До дому можете не дойти.
Костик возмущенно посмотрел на нее, но встретившись с совершенно не детским, устало взрослым взглядом, сник.
– Да это же наша общая водка! – недовольно выдохнул Мушкарев. – Что ты одна ею распоряжаешься?
– Вас с Колькой развезет – кто вас вытащит из школы? – скривилась Теплова. – Мы с Маринкой что ли? Не дотащим и до второго этажа, как директриса застукает.
– Да не будет этого! – разошелся недовольный Мушкарев – ему только что стало так легко и замечательно на душе, и ему очень сильно хотелось, чтобы стало еще легче и еще замечательнее! А тут – на тебе!
От этого спора Марина заскучала.
– Пойдем, вернемся за нашу парту? – тихо предложил Николай, которому тоже был неприятен этот спор. К тому же на той парте ему совсем недавно было очень уж приятно и он втайне надеялся на продолжение.
И Марина вдруг молча кивнула, встала и направилась на камчатку, к парте с уже составленными стульями. Маслов поспешно последовал за ней, невольно наблюдая как при каждом ее шаге край ее короткой коричневой юбочки как бы подгибается внутрь, стараясь уйти между ее ног и между ее ягодиц. И это его почему-то притягивало и удивляло.
Они сели на знакомые стулья, причем каждый сел точно на те же, как и сидели до этого. И он непроизвольно обнял ее за плечи. Но она убрала его руку. Но Николай тут же обнял ее за талию, и она не стала ничего делать.
Потом он погладил ее спину. Потом опустил руку до самой лавки, почувствовав ложбинку между ее твердыми, как камень, маленькими ягодицами. Так и оставил руку. И она ее не убрала. Тем более, что Костя с Лариской этого видеть не могли.
Вскоре Лариса посмотрела на маленькие часики на левой руке.
– Все, пацаны, пора по домам! – решительно заявила она, поднимаясь. – Я, конечно, могу и дольше, но вот Маринку будут ругать. Так что закругляемся.
Спорить никто не стал. Колька вылил грязную воду из ведра. Снятые стулья снова составили обратно, на парты – якобы уборка проводилась по всем правилам, -но все равно было очень хорошо заметно, что пол вымыт не качественно. Собрали все в мятый бумажный пакет – кожуру, яблочные огрызки, а бутылку водки Лариса сунула себе в портфель.
Перед выходом Лариса заставила всех съесть по кусочку шоколадки – в надежде отбить запах.
– Хотя, – в сомнении промолвила она. – Агдам с водкой ничем не перебить. Так что пока идем придумывайте, что будете говорить родителям.
Но состояние у них было такое, что думать об этом совершенно не хотелось и мальчишки равнодушно отмахнулись – мол, фигня какая! Алкоголь в голове делал свое дело. Им хотелось веселиться, дурачиться. И всю дорогу они шумели, толкались, бегали друг за другом.
– При мне-то не орите, – вдруг раздался из темноты недовольный голос.
Мальчишки враз примолкли. Костя решительно направился на звук, посмотреть кто там такой борзый. У самого смелости вдруг прибавилось неимоверно. К тому же ему доводилось посылать на х… мужиков. И не раз. А одного мужичка так вообще побили толпой пацанов.
Коля, естественно, последовал за свои другом – девочки же ведь рядом!
Двое лет по двадцати неторопливо курили под деревьями. Коротко стриженные. Плотные.
Костик был выше одного из них, но гораздо худее. Алкоголь и грудь Тепловой делали свое черное дело – он чувствовал себя абсолютно взрослым и ничего не боялся. Ему было море по колено. Мол, били в ухо кое-кому и постарше! И теперь ему было все равно кто перед ним и сколько их. Глаза злобные и наглые. Более протрезвевший от первых поцелуем и хоть и невинной, но тем не менее какой-то близости с девочкой, Колька более реально оценивал сложившуюся ситуацию, и от этого у него принялась неприятно подрагивать правая коленка.
– Парни, какие-то проблемы? – подчеркнуто миролюбиво поинтересовался Мушкарев, стараясь завести себя и от этого то и дело дергаясь – совсем неподвижно стоять он почему-то не мог.
– Пацан, это у тебя счас будут проблемы, – усмехнулся тот что был пониже, лениво затягиваясь.
Было видно, что он явно прибыл с какой-либо отсидки – КПЗ или что серьезнее. Но кровь уже ударила в голову Мушкарева и это наблюдение уважения к своим противникам не прибавило.
– Да неужели?! – принялся ерничать он, сжимая в кармане свинчатку – на нее у него была вся надежда. – Да и, кстати, кого ты назвал пацаном?
Он приблизился к коренастому, то и дело приподнимаясь на носках, челюсти его сжимались, глаза лихорадочно блестели. Стоя чуть сзади и сбоку Колька понял – Костик приноравливается бить в висок, чтобы уж наверняка, чтобы отключить с одного удара. И похолодел, немея ногами – ведь забьют же, если не получится! Но тем не менее уже твердо решил, что если начнется заваруха – сразу же кинется в ноги второму, сдавливая их, в надежде на свинчатку Мушкарева.
Теплова приблизилась (Марина тоже с ней за компанию). В силу своего близкого знакомства Лариса знала многих блатных и была уверена – кличка Хмурый должна произвести впечатление – как это было неоднократно. Теплова была просто уверена в этом. Это как пароль, как пропуск.
– Я смотрю – вы парни серьезные, – вдруг сбавил тон коренастый.
Оценив ситуацию он понял, что пацаны под градусом, да еще и с девчонками, и значит – драться точно будут. Да и в карманах у них явно или финки или свинчатки. Да и девицы поднимут крик. А привлекать внимание им совсем почему-то не хотелось. Да и видели они одну из этих девиц, знали с кем она общается.
– За смелость уважаю, – добавил паренек, протягивая руку Мушкареву.
Тот подумал и пожал ее.
– Будете на Кулацком, если какие проблемы – скажите что знаете Валета. Договорились?
От такой резкой смены разговора Костик растерялся, не зная как себя повести дальше. Вроде как парни и не ответили за свои оскорбительные слова, но вроде как и конфликта уже нет. И он растерялся.
– Хорошо, – недовольно буркнул Мушкарев и, развернувшись, небрежной походкой победителя вернулся к девочкам.
На перекрестке улиц Макаренко и Столетова они разбились на пары, расходясь в разные стороны. Мушкарев пошел провожать Теплову – у него были очень далеко идущие планы.
– Водка у меня постоит, до следующего раза, – сказала Лариса Коле с Мариной. – Ничего с ней не случится.
И вот это – до следующего раза – сильно окрылило Николая. Ведь это значит, что такие посиделки будут и еще! И это его очень сильно обрадовало.
Дальше Коля и Марина шли молча. Оба от волнения не знали о чем говорить.
Прошли мимо высокого забора с колючей проволокой и с вышкой на углу – зеки строили дом Макаренко-15.
Всю дорогу Николай прикидывал, как поцелует ее на прощанье. И даже – не один раз. И может быть даже потрогает ее грудь в подъезде. И от этих мыслей у него сладко щемило сердце.
Прошли мимо нового детского садика и Марина, к его ужасу, вдруг направилась во двор дома Объединения 19. В чужие дворы вообще было опасно заходить, а в этот двор – в первую очередь, так как здесь уж больно плохо относились к чужакам.
И точно, только они вышли из-за угла 21-го дома и прошли буквально метров 20, как разговоры и песни, доносившиеся с многочисленных лавочек, вдруг резко смолкли. И от этой вдруг наступившей пронзительной тишины алкоголь мгновенно выветрился из Кольки, он напрягся, слабея ногами. Но отступать было уже поздно – он все-таки держал ее грудь и теперь просто не мог показать себя трусом.
Молча прошли мимо лавочек, стоявших под густыми тополями, мимо настороженных огоньков папиросок.
Подошли к шестому подъезду. Сухо попрощались, чувствуя себя неловко под многочисленные взгляды, тем более, что у этого подъезда лампочка как раз горела, и их двоих было очень уж хорошо видно. Марина быстро скрылась за дверью, а Колька остался один. И тот час к нему с разных сторон направились пацаны такого же как он возраста или помладше – старшие пацаны остались сидеть на своих местах.
– Че ты здесь забыл? – нагло обратился к нему самый маленький из них, демонстративно сплевывая сквозь зубы.
Убегать было бессмысленно – все-таки середина двора, и многие лавочки с разных сторон заняты компаниями.
– Одноклассницу провожал, – ответил Колька, пожав плечами и подумав – сейчас будут бить. И тут же себя стало жалко. – Задержались на уборке класса. А на улице ведь темно, – добавил он. – Девчонкам же страшно идти одним.
– Проводил – молодец, – вдруг сказал тот, что был постарше. – А сам-то откуда?
– Тридцать первый дом, – ответил Николай.
Паренек изучающе порассматривал Кольку, в то время как остальные пацаны в нетерпении ждали команду, чтобы наброситься на чужака – чужих в этом дворе всегда били.
– Ладно уж, – миролюбиво произнес паренек, насмешливо посматривая на напряженного Николая. – Иди. Но чтобы, когда мы будем провожать ваших девчонок – тоже никаких наездов. Договорились?
– Договорились, – с облегчением ответил Николай, понимая, что за весь свой двор он все равно ответить не сможет – только за себя.
Тем не менее вдоль дома он шел на негнущихся ногах – вдруг передумают? Проходя мимо занятых лавочек напрягался особенно сильно. Но ему ничего не говорили – просто посматривали.
Вздохнул с облегчением только когда вышел на улицу Объединения. И здесь уже, радостный и счастливый, поскакал домой, даже не думая о том, что от него пахнет, и причем очень уж прилично – от смеси дешевого портвейна и водки – не знал он еще о таких тонкостях.
Учеба первой смены закончилась в час дня. Сережа Корнеев, ученик первого класса "Д", пришел домой. Родители все на работе, домашку, естественно, делать не хотелось, и он, посмотрев в газете "Вечерний Новосибирск" программу телепередач на оба канала (ничего интересного там не было: по первому – Сельский час, по второму – камерный концерт) – вышел на улицу.
Палило солнце – в Сибири наступило бабье лето.
На просторной каменной свалке активно суетились пацаны всех возрастов. Заинтересовавшись, Сережа подошел поближе. Пацаны строили две крепости. А так как беспорядочно наваленные бетонные плиты располагались в несколько рядов, то и крепости строились как наверху, так и внутри.
– Присоединяйся! – окликнул его Костик. – Есть оружие?
Сережа кивнул и быстренько сбегал домой, взял деревянное ружье, с курком, с венгеркой – сам выпилил и обточил напильником и наждачкой. Стреляло пульками (кусок проволоки от 20 мм и менее, загнутый посередине). Поискал в ящиках пульки – маловато.
Когда он вернулся, сражение уже началось. Пацаны, прячась за камнями и деревянными щитами, активно стреляли друг в друга проволочными пульками. Кто-то из пацанов постарше кидали кирпичи, стараясь разрушить защиту крепости противника.
Сережа, пригибаясь, присоединился к тем, где был Костик. Прикинул, что здесь, с краю, мало толку – для стрельбы далековато, да и позиция плоха – ниже крепости противника. И он полез к переднему редуту. Сначала он пролез под плитами, скользя по затхлой земле, потом – между плитами, потом углубился в хаос старых детских нагромождений (кто-то когда-то строил тайные комнатки) и в конце-концов очутился в опорной башне, находящейся на самой высокой точке свалки. Ряды противника были как на ладони. Местный гарнизон радостно приветствовал его.
Меняя позицию и часто перебегая от одного щитка к другому, Сережа быстро исстрелял весь свой боезапас. Наконец, прячась за толстыми щитами – бывшие кирпичные поддоны – Сережа тщательно прицелился в щель и стрельнул последней пулькой, попав кому-то в голую руку. Стрелять стало нечем и он, пригибаясь, чтобы в него не попали, немного отошел от своей крепости в поисках пулек противника. Нагнувшись он тщательно выискивал проволочные загибулинки среди травы и камней, как вдруг что-то тугое ткнуло ему в голову – словно резиновый мяч, наполненный мокрым песком. Сережа невольно выпрямился, удивленно озираясь. С удивлением увидел отлетающую от него половинку кирпича – ожидал увидеть все-таки мяч. Медленно кувыркаясь в воздухе половинка отлетала все дальше и дальше, и, наконец, плюхнулась на каменистую землю, пару раз перекатившись. Сережа тупо смотрел на кирпич, ничего еще не понимая, как вдруг он почувствовал что-то мокрое у себя на голове. Быстренько прикоснулся рукой, поднес к глазам – кровь. Да много! Аж с руки капала на землю. И тут острейшая боль наконец-то резанула его. Он закричал, заплакал. И тут же со всех ног бросился к себе домой – больше ведь некуда бежать семилетнему ребенку! Правда там никого не было из родителей. Но, тем не менее, плача и рыдая, он подбежал к своему подъезду, с ужасом ощущая, как кровь обильно течет по его голове, лицу, шее. Вбежал в подъезд. Побежал по ступенькам, не понимая, что дома, в пустой квартире он ведь просто истечет кровью за эти часы до прихода родителей, и умрет – и все на этом. Пробегая второй этаж, он натолкнулся на тетю Валю Ракову, в этот момент выходящую из квартиры – она работала на заводе НЗХК посменно и сейчас у нее был день отдыха.
Тетя Валя тут же схватила рыдающего Сережу за руку.
– Что случилось? – спросила она, скорее чисто по инерции, так как и так все было понятно.
Рыдающий Сережа, захлебываясь, попытался было что-то объяснить, но это у него никак не получалось. Не сколько боль, сколько страх, что ему проломили голову, вгонял его в дикий ужас.
Тетя Валя, совершенно не вслушиваясь в его захлебывающиеся звуки, достала платок, решительно прижала его к голове мальчика.
– Прижми так своей рукой, – жестко сказала она и он послушно прижал платок к ране. – Пойдем.
И он покорно последовал за взрослой тетей.
Крепко держа за руку, тетя Валя быстро отвела его в деревянный барак на улице Макаренко – там располагался медпункт.
Врачи, успокоив ребенка, выбрили ему макушку, наложили несколько швов на рану.
Было ужасно больно, но уже не так страшно, ведь рядом с ним находились взрослые, которые точно знали, что надо делать, и Сережа полностью им доверял, хотя вид нитки и тонкого стального крючка его все-таки пугал.
Потом врачи тщательно забинтовали ему голову и тетя Валя отвела заплаканного Сережу домой. Забрала у него ключ от квартиры. Открыла дверь. Вошли. Она усадила очень уж бледного Сережу на диван. Взяла с родительской кровати подушку (квартира все-таки однокомнатная). Положила ее на диван – в сторону от окна.
– Ложись, – сказала тетя Валя.
Сережа покорно стал ложиться. Тетя Валя заботливо придержала его за спину и затылок. Он лег, стараясь не делать резких движений – боялся. Тетя Валя критически его осмотрела.
– Удобно? – спросила она.
– Да, – еле слышно промолвил Сережа, почти не разжимая губ.
Подумав, она сняла с кровати покрывало, укрыла им Сережу до пояса.
– Если будет прохладно, укроешься полностью, – сказала она.
Сережа только моргнул ресницами – боялся двинуть головой.
– Лежи, – продолжала напутствовать тетя Валя (26 лет от роду). – Я ключи от квартиры заберу. Буду тебя навещать. Принесу поесть. Старайся не вставать и не делать резких движений.
Она немного подумала.
– В туалет хочешь?
– Да, – чуть слышно пролепетал Сережа.
– Тогда пойдем. Туалет только не закрывай.
Она помогла ему встать. Шла рядом, придерживая. Стояла возле двери, прислушиваясь – не падает ли он там?
Потом аккуратно довела его обратно. Уложила. Укрыла.
– Телевизор включить? – спросила тетя Валя.
Сережа задумался. Смотреть несколько часов подряд передачи типа "Сегодня в мире" или "Спортлото" – это ведь такая пытка!
– Лучше книжку, – прошептал он.
– Какую? – спросила тетя Валя.
– Приключения Незнайки, – еще тише ответил Сережа, еле шевеля губами – шевелить губами он почему-то тоже боялся.
Тетя Валя быстро осмотрела секретер. Нашла книгу. Подала. Сережа раскрыл. Читать было явно неудобно.
– Давай я тебе еще подушку подложу, – догадалась тетя Валя.
Взяла с кровати вторую подушку. Очень аккуратно подложила ее под голову ослабшего бледного ребенка.
– Так лучше? – спросила она.
Сережа кивнул ресницами.
– Вот и замечательно, – сказала тетя Валя. – Лежи. Я тебя буду навещать.
Напоследок напоила его водой и ушла, закрыв за собой дверь на ключ.
И Сережа остался один. И так тоскливо ему стало, хоть плачь! И слезы действительно навернулись на глаза. Он немножко поплакал – но тихо-тихо. Потом промокнул глаза покрывалом и, пару раз еще по инерции всхлипнув, раскрыл книгу, стараясь поскорее забыться и окунуться в волшебный мир таких замечательных коротышек – добрых и отзывчивых, – в котором никто не отбирает у других деньги и не пробивает головы кирпичами.
И в этом была основная трагедия Сережи – читать про одно, а видеть совсем другое. А так как он был еще очень мал, то не мог осознать всей этой тонкости, воспринимая прочитанное за чистую монету.
"…
– Забияка! – закричала она. – Ха-ха-ха!
Дверь моментально захлопнулась. Незнайка вскочил с постели и выбежал в коридор, но там уже никого не было.
– Ладно! – проворчал Незнайка с угрозой.
Он взял с письменного стола деревянную линейку и притаился за дверью. Ждать пришлось недолго. Скоро в коридоре послышались шаги. Незнайка поднял линейку повыше. Дверь отворилась. В комнату вошла Синеглазка и сразу получила линейкой по лбу.
– Ай!
Синеглазка схватилась рукой за лоб.
– Вы зачем линейкой дерётесь? – закричала она. – Теперь у меня на лбу синяк вскочит!" – с увлечением читал Сережа и тут загремел замок входной двери.
Сережа было обрадовался – кто-то из родителей отпросился с работы! Но нет, это была тетя Валя.
– Как себя чувствуешь? – первым делом спросила она, зайдя в комнату. В одной руке она держала авоську, другой потрогала ему лоб – вроде не горячий. – Хуже не стало?
– Нет, – тихо ответил Сережа, совсем чуть-чуть скосив глаза от книжки – побоялся повернуть перетянутой бинтами головой.
– Это хорошо, – сказала она. – Сейчас будешь кушать.
Она поставила возле дивана минеральную воду "Карачинская" (этикетка с двумя белыми лебедями).
– Захочешь пить – бери. Чтобы на кухню не бегать, – пояснила она и прошла на кухню.
Какое-то время гремела посудой. Потом вынесла в зал табуретку с тарелкой и кружкой. Поставила перед диваном.
– Садись, – сказала она.
Сережа попытался подняться, чувствуя сильное головокружение. Тетя Валя ему помогла. Потом пододвинула к его коленкам табуретку. В тарелке – картофельное пюре с котлетой, уже порубленной на кусочки. Все это полито каким-то красноватым подливом. В кружке – компот.
– Ешь. – Тетя Валя подала ложку. – Или тебя покормить?
– Я сам, – хмуро ответил Сережа, которому показалось очень стыдным, когда тебя кормят с ложечки, как грудничка.
Взял ложку.
И потом, в течение дня, тетя Валя еще не раз заглядывала к Сереже, проверяла его самочувствие, трогала лоб, покормила горячим ужином.
Потом с работы пришла мать, которой сразу же у порога стало плохо при виде его глухо перебинтованной головы своего маленького сына.
Потом она убежала в 110 квартиру к Гусевым – оказалось что это их паренек кидался кирпичами.
А Сережа, немного оклемавшийся, продолжил свое чтение, искренне радуясь тому, что можно спокойно лежать и ничего не делать – ни уроки, ни помогать маме с уборкой квартиры, ни идти в магазин за хлебом.