Сборник
Жемчужная рубашка. Китайские новеллы
Небесный путь всегда всевидящ,
Его никак не обмануть.
Вот двое женами сменялись,
А выгадал при этом кто?
Сказать тут, право, можно смело:
Проценты отданы за долг,
И все внезапно изменилось
В судьбе, давно уж предрешенной.
Остается добавить следующее. Сингэ, у которого была теперь в доме хозяйка, спустя год снова отправился по торговым делам в Гуандун. И видимо, суждено было случиться тому, что случилось. Однажды он продавал жемчуг в городе Хэпу. В одном доме он уже договорился о цене, сделка была совершена, но тут покупатель-старик взял и упрятал самую большую жемчужину и ни за что не хотел в этом признаться. Возмущенный, Сингэ схватил старика за рукав с намерением обыскать его, да так резко дернул, что тот повалился наземь, а упав, не произнес ни звука. Сингэ бросился поднимать его, но оказалось, что тот уже мертв. Сбежались родственники старика, соседи. Кто плакал, кто кричал. Сингэ схватили, не желая ничего слушать, жестоко избили и заперли в пустом помещении. В тот же вечер была написана жалоба, а на следующее утро Сингэ поволокли к начальнику уезда на утренний прием. Начальник уезда принял жалобу, но так как в этот день у него были другие дела, то велел преступника запереть, с тем чтобы учинить допрос на следующее утро.
И кто, как вы думаете, был этот начальник уезда? Это, оказывается, был тот самый У Цзе из Нанкина, который взял себе второй женой Саньцяо. Он прослужил начальником уезда в Чаоянсяне, и высшее начальство, учтя его бескорыстие, перевело его сюда, в Хэпу, где промышляли добычей жемчуга. В тот же день, вечером, когда начальник, у себя дома, при лампе просматривал жалобы, Саньцяо сидела подле него. Случайно она обратила внимание на жалобу некоего Сун Фу об убийстве. Убийцей в документе значился Ло Дэ, торговец из Цзаояна. Ну кто же это мог быть иной, как не Цзян Сингэ! Саньцяо вспомнила об их былой любви, сердце у нее невольно сжалось, и она со слезами обратилась к мужу:
– Ло Дэ – мой родной брат, усыновленный дядей по матери. Подумать только, что на чужбине он мог совершить такое преступление! Очень прошу вас, ради меня – спасите его и помогите ему вернуться на родину.
– Там видно будет в ходе допроса. Если он действительно убил человека, трудно мне будет дать ему поблажку.
Саньцяо, рыдая, опустилась на колени и продолжала молить.
– Ладно, успокойся, найду какой-нибудь выход, – сказал У Цзе.
На следующий день, когда У Цзе собрался выйти на утренний прием, Саньцяо схватила его за рукав и снова, плача, взмолилась:
– Если брата нельзя будет спасти, я покончу с собой, и больше мы не увидимся.
Утренний прием начальник уезда начал именно с жалобы на Сингэ. Братья Сун Фу и Сун Шоу – оба, плача, просили о том, чтобы убийца понес должное наказание за смерть их отца.
– В споре из-за жемчужины он по злобе побил отца, тот свалился на землю и умер, – доложили они. – Просим вас решить это дело.
Начальник уезда стал допрашивать свидетелей: одни говорили, что старика били и он упал, другие – что его просто толкнули. Сингэ показал следующее:
– Отец жалобщика украл у меня жемчужину, я возмутился, и мы заспорили. Старик, оказывается, плохо держался на ногах, сам упал, ушибся и умер, так что я не виноват.
– Сколько лет было твоему отцу? – спросил начальник уезда у Сун Фу.
– Шестьдесят семь.
– Такой пожилой человек вполне мог упасть в обморок, и вполне возможно, что его и не били, – сказал начальник уезда.
Но оба брата упорно настаивали на том, что отец их умер от побоев.
– Раз вы говорите, что его избили до смерти, то надо проверить, есть ли на теле следы побоев или ран, – ответил на это начальник уезда и распорядился: – Отправьте тело на казенное кладбище, а во второй половине дня совершим официальное *освидетельствование трупа.
Надо сказать, что семья Сунов была из богатых, пользующихся хорошей репутацией, а сам старик одно время был даже старостой их квартала. Поэтому сыновья его, разумеется, не могли допустить, чтобы отца повезли на казенное кладбище и ковырялись там в его теле. Опустившись на колени, оба они земно кланялись и говорили:
– Очень многие видели, каким образом отец скончался. Поэтому просим вас побывать у нас дома и там все расследовать, а освидетельствования на кладбище не совершать.
– Разве преступник признается в своей вине, если не будет обнаружено следов увечья?! Да и как я могу без бумаги об освидетельствовании трупа отправить дело начальству на утверждение?
Но братья продолжали молить его, настаивая на своем.
– Не желаете освидетельствования трупа, значит, и не надейтесь на продолжение расследования дела! – в гневе воскликнул начальник уезда.
Тут братья, в замешательстве, кланяясь, согласились:
– Полагаемся во всем на ваше решение.
Тогда начальник заявил:
– Человеку уже под семьдесят, в этом возрасте смерть – дело вполне естественное. Если окажется, что он умер не от побоев, то зря пострадает невинный человек, а это отяготит душу скончавшегося. И вы, его дети, которые, конечно, хотели, чтобы отец жил подольше, обвинением этим сослужите ему плохую службу. Так неужели же вы, его родные сыновья, решитесь пойти на такое?! И еще должен сказать, – продолжал начальник, – что умер он от побоев – это ложь. А вот что обвиняемый толкнул вашего отца и он упал – похоже на правду. Но если со всей строгостью не наказать обвиняемого Ло Дэ, то вы будете все-таки в обиде. Так вот, я полагаю, надо заставить обвиняемого надеть на себя грубую пеньковую траурную одежду, совершить обряды, как полагается в подобном случае родному сыну, и все расходы, связанные с похоронами, также возложить на Ло Дэ. Согласны ли вы с таким решением?
– Не посмеем не согласиться с вашим распоряжением, – отвечали в один голос братья.
Сингэ был безмерно счастлив, что начальник уезда не прибегнул к пыткам и решил дело, не запятнав его. Поэтому и жалобщики, и Сингэ – все земно кланялись и благодарили начальника.
– Ну, раз так, то и никакого документа по этому делу составлять не буду, – заключил начальник и, обращаясь к Сингэ, добавил: – Тебя будут сопровождать служащие *ямэня, и, когда ты все совершишь, как должно, я просто аннулирую жалобу. Вот уж поистине,
Власть предержащие очень легко
зло нанесут человеку;
И доброе дело им совершить
тоже труда не составит.
Вот, например, как начальник У Цзе
дело решил справедливо:
Выяснил суть, разобрался во всем —
и стороны обе довольны.
Надо сказать, что с того момента, как У Цзе направился в зал присутствия разбирать дело, Саньцяо сидела словно на подстилке из иголок. И как только ей стало известно, что присутствие закончилось, она сразу же пошла навстречу мужу и стала его расспрашивать, как и что.
– Дело я решил следующим образом… – начал У Цзе и, рассказав Саньцяо, как все было, добавил: – Ради тебя я пощадил Сингэ, даже не наказал его ни единым ударом.
Саньцяо благодарила и благодарила мужа.
– Я давно рассталась с братом, – сказала она под конец, – и очень хотела бы его повидать, порасспросить об отце и матери. Не сделали бы вы одолжение и не разрешили бы нам как-то встретиться? Это было бы величайшей милостью с вашей стороны.
– Ну, это нетрудно, – ответил начальник уезда.
Читатель! Ведь Сингэ сам отказался от Саньцяо и порвал с ней всякие отношения. Почему же, по-вашему, она так беспокоилась о его судьбе и проявляла такую о нем заботу? Дело в том, что они очень любили друг друга и Сингэ именно по вине Саньцяо пришлось от нее отказаться, хотя расставаться с ней ему было больно и тяжко. Вот почему в день ее вторичного замужества Сингэ в качестве подарка отправил ей все шестнадцать сундуков с вещами и драгоценностями. Уже одного этого было вполне достаточно, чтобы смягчить ожесточение Саньцяо против Сингэ, если у нее в свое время и возникало подобное чувство. И вот сегодня, когда сама она была знатна и богата, а Сингэ очутился в беде, как же ей было не помочь ему! Это и есть: помнить о добре и отвечать добром.
Но вернемся к Сингэ. Неукоснительно придерживаясь решения начальника уезда, он совершил все положенные обряды, нисколько не жалея на это денег, так что у братьев Сун не оставалось больше повода для претензий или недовольства. После похорон служащие ямэня привели Сингэ к начальнику, чтобы доложить о выполнении вынесенного по делу решения. Тот пригласил Сингэ на свою жилую половину, провел его в гостиную и предложил сесть.
– Уважаемый свояк! – заговорил начальник, обращаясь к Сингэ. – В этой тяжбе, если бы не ваша сестра, я чуть было не оказался неправым по отношению к вам.
Сингэ не мог понять, о чем идет речь, и потому не нашелся, что ответить. Через некоторое время, после чая, начальник предложил Сингэ пройти в его кабинет и приказал, чтобы позвали младшую госпожу. Представляете себе эту неожиданную встречу! Настоящий сон! Саньцяо и Сингэ, даже не поприветствовав друг друга и не сказав друг другу ни слова, бросились в объятия и громко разрыдались. Так горько не плачут даже по матери или по отцу.
Начальнику уезда, стоявшему тут же в стороне, стало так жаль молодых людей, что он наконец сказал:
– Ну, будет, хватит вам убиваться! Как я вижу, вы не походите на брата и сестру. Расскажите мне сейчас же всю правду, и я что-нибудь предприму.
Сингэ и Саньцяо пытались сдержать себя, однако это им не удавалось, и они продолжали рыдать, не выдавая тайны. Начальник уезда снова потребовал разъяснений, и наконец Саньцяо, не выдержав, опустилась перед ним на колени.
– Я, ничтожная, во всем виновата и заслуживаю тысячи и тысячи смертей, – проговорила она. – Человек, который перед вами, – мой первый муж.
Сингэ, пристыженный, тоже опустился на колени и подробно рассказал начальнику уезда об их прежней любви, о разводе, о ее вторичном замужестве. И тут они с Саньцяо опять разрыдались и бросились обнимать друг друга. Глядя на них, и сам начальник уезда невольно уронил слезу.
– Раз вы так любите друг друга, как могу я вас разлучить?! – сказал он и продолжал: – Вам повезло, что за эти три года у нас так и не было детей, так что вы, Цзян Сингэ, возьмите ее и живите снова вместе.
Саньцяо и Сингэ без конца били земные поклоны начальнику, словно ставили свечи перед божеством.
У Цзе тут же приказал подать паланкин для Саньцяо. Затем он позвал людей и велел вынести все шестнадцать сундуков приданого Саньцяо и передать их в распоряжение Сингэ. Помимо того, он распорядился, чтобы один из служащих ямэня сопроводил супругов до границы с соседним уездом. Это был великодушный и поистине добродетельный поступок со стороны начальника У Цзе. Да,
*Жемчуг вернулся в Хэпу,
вновь засиял нежным блеском;
*Встретились снова мечи,
мощь проявили былую.
Добрым поступком У Цзе,
право же, нас восхищает.
Можно ль людьми называть
падких до женщин и денег?!
У Цзе постоянно печалился о том, что у него не было сыновей. Но потом, когда его перевели в Пекин, в ведомство гражданских чинов, он нашел там себе другую младшую жену, и она родила ему подряд трех сыновей. Впоследствии все трое, один за другим, выдержали экзамены на высшую ученую степень. Люди говорили, что это было вознаграждением за добро, содеянное в свое время У Цзе. Но это уж мы заглянули вперед.
Вернемся к Сингэ, который увез к себе домой Саньцяо и представил ее Пин. Вообще-то, Саньцяо была первой женой Сингэ и ей следовало бы быть старшей. Но так как в свое время Сингэ от нее отказался, а брак с госпожой Пин был совершен по всем должным правилам и с соблюдением всех обрядов, да еще к тому же Пин была на год старше Саньцяо, то Саньцяо стала теперь младшей женой Сингэ, а госпожа Пин – старшей. Женщины называли друг друга сестрами, и с этих пор муж и обе его жены жили вместе до самой старости.
Вот стихи, которые можно привести в подтверждение этой истории:
Хотя до конца своих дней
супругами нежными были,
Но, право, позорно жене
наложницей вдруг оказаться.
Воздастся за зло иль добро
лишь так, как положено будет:
Далеко ли от нас до него – до чистого, синего неба?!
2. Пэй Ду, князь Цзиньчжоу, великодушно возвращает чужую невесту
Есть у чиновника высшая должность,
богатство есть в тысячу *ланов,
Пользы от этого будет немного,
коль волосы белыми станут.
И только тот, кто гуманностью славен,
кто добрые множит поступки,
Тысячу осеней будет бессмертен,
и люди его не забудут!
Дэн Тун, любимый сановник *Вэнь-ди, императора *Западной Хань, сопровождал его в выездах и спал с ним на одной постели. Любовь и милости, которыми жаловал его император, были ни с чем не сравнимы. Как-то раз старуха Сюй Фу, знаменитая гадательница по чертам лица, обнаружив у него на лице складку, идущую от носа к самому рту, предсказала сановнику неминуемую смерть от голода и нищеты. Когда император узнал об этом, он рассердился.
– Богатство и знатность исходят от меня. Кто сможет разорить Дэн Туна? – сказал он и, пожаловав своему любимцу во владение медные горы в провинции Сычуань, разрешил ему самому чеканить монеты. Вскоре деньги Дэн Туна наводнили всю страну, и богатства его могли соперничать с императорской казной.
Однажды на теле императора вскочил нарыв. Гной и кровь так и струились из него, а боль была нестерпимой. Дэн Тун высосал нарыв.
Почувствовав большое облегчение, император спросил Дэн Туна:
– Какая любовь самая большая?
– Нет большей любви, чем между отцом и сыном, – ответил Дэн Тун.
Не успел он уйти, как пришел наследник престола справиться о здоровье отца. Вэнь-ди тут же попросил его высосать нарыв.
– Я только что ел сырой мясной фарш и боюсь, что, если сейчас примусь высасывать ваш нарыв, это вам только повредит, – ответил тот.
Когда наследник вышел, император со вздохом произнес:
– Нет большей любви, чем между отцом и сыном, а все же он не захотел высосать нарыв. Дэн Тун, значит, любит меня больше, чем мой сын.
С этих пор император жаловал своего сановника еще большей любовью.
Когда слова императора дошли до наследника, он возненавидел Дэн Туна. После кончины Вэнь-ди наследник вступил на престол и царствовал под именем *Цзин-ди. Дэн Тун сразу же был обвинен в том, что привел в хаос денежную систему и из лести высасывал императору нарыв. Все имущество Дэн Туна было конфисковано, а сам он был заточен в камеру и лишен еды и питья. Таким образом, Дэн Тун действительно умер от голода.
Другой случай. У Чжоу Яфу, главного советника ханьского императора Цзин-ди, на лице тоже была эта зловещая линия от носа ко рту. Опасаясь могущества и славы своего министра, император нашел случай обвинить его и заключил в тюрьму при Уголовной палате. Негодующий и возмущенный главный советник отказался от пищи и через некоторое время умер.
И Дэн Тун и Чжоу Яфу были людьми в высшей степени знатными и богатыми, но раз на лицах их лежала печать голодной смерти, им было ее не избежать.
Хотя все это и так, но говорят, что гадание по чертам лица не сравнить с гаданием по чертам души. Пусть человек имеет черты лица, предсказывающие высшую степень богатства и знатности, но если он творит бесчестные, позорные дела в ущерб *«скрытой добродетели», все равно ему не достичь желаемого. И наоборот, пусть на лице написаны самые недобрые предзнаменования, можно избежать злой судьбы и добиться счастья, если имеешь прямое и чистое сердце, если стремишься накапливать «скрытую добродетель». Из этого не следует, что гаданию по чертам лица нельзя верить; это означает лишь, что человек своим поведением может изменить предопределение неба.
По этому поводу расскажу следующее.
Во времена династии *Тан жил некий *Пэй Ду. В молодости он был беден, и служебная карьера не удавалась ему. По линии на его лице, которая шла прямо ко рту, ему однажды предсказали неминуемую голодную смерть. Как-то раз, когда Пэй Ду был в монастыре *Сяншань, он нашел во дворе на перилах беседки три пояса, украшенных драгоценностями.
«Вероятно, кто-нибудь их здесь обронил, – подумал про себя Пэй Ду, – но взять их, нанести этим ущерб другому и замарать свою душу – никогда!»
Пэй Ду сел и стал ждать. Вскоре он увидел, что к беседке приближается какая-то женщина. Она шла и сквозь слезы причитала:
– Отец в тюрьме… Достала три пояса, собиралась его выкупить… Зашла сюда помолиться и обронила их. Может быть, кто-нибудь подобрал… Сжальтесь, отдайте. Только бы спасти отца.
Пэй Ду тут же вернул женщине драгоценные пояса. Она поблагодарила Пэй Ду, поклонилась и ушла.
Как-то раз Пэй Ду опять повстречался с гадателем.
– Расположение линий на вашем лице изменилось! – удивленно воскликнул гадатель. – Линия голодной смерти исчезла. Вы, верно, совершили какой-нибудь добродетельный поступок.
Пэй Ду сказал, что никаких таких поступков он не совершал.
– Прошу вас, подумайте как следует; не иначе, как вы спасли кого-нибудь от пожара или спасли утопающего, – продолжал гадатель.
Пэй Ду рассказал тогда о том, как он вернул пояса́.
– Это и есть «скрытая добродетель». В будущем вас ожидают богатство и высокие чины. Могу заранее поздравить вас.
Впоследствии Пэй Ду действительно выдержал *экзамен на ученую степень и выдвинулся. Продвигаясь по службе, он достиг должности первого министра и благополучно прожил до глубокой старости. Действительно,
Душа вернее черт лица
определит судьбу!
Всю жизнь обязан человек
творить добро в глубокой тайне.
И если бы на линию судьбы
душа и сердце не влияли,
Как мог бы радости вкушать
кого погибель, голод ждали.
Я рассказал о том, как Пэй Ду благодаря своей «скрытой добродетели» достиг богатства и знатности. Но предполагал ли кто, что, разбогатев и получив высокий чин, он втайне совершит еще много добродетельных поступков.
Послушайте теперь удивительную историю о том, как Пэй Ду возвратил чужую невесту.
Во времена династии Тан, в царствование императора Сянь-цзуна, в тринадцатом году *Юань-хэ, Пэй Ду, командуя императорской армией, разбил войска изменника-бунтовщика У Юаньцзи и усмирил область к западу от реки Хуай. Вернувшись в столицу, он получил должность первого советника и почетный титул князя государства *Цзинь. Военные губернаторы двух сильно укрепленных районов, долго не желавшие покориться танскому двору, теперь, в страхе перед могуществом и славой Пэй Ду, сами направили императору доклад, в котором выражали желание отдать танскому императорскому дому свои земли и тем искупить свою вину: военный губернатор Ван Чэн-цзун, правивший районами *Хэнчжоу и Цзичжоу, собирался отдать области Дэ и Ли; Ли Шидао, военный губернатор пограничного округа *Цзыцин, – области И, Ми и Хай.
Император Сянь-цзун, видя, что мятежники наконец усмирены и что в Поднебесной водворилось спокойствие, забросил дела правления и с большим воодушевлением занялся украшением столицы. Он богато убрал Дворец *драконовой добродетели, углубил Пруд драконовой головы, воздвиг Дворец императорского блеска. Кроме того, он доверился одному отшельнику-*даосу Лю Ми, вместе с которым занимался поисками эликсира бессмертия.
Пэй Ду не раз предостерегал императора против подобных увлечений, но тот не обращал на это внимания.
В то время государственной казной распоряжался *Хуан Фубо, *железом и солью – Чэн И. Оба они драли с народа деньги, обирали его как только могли, и все это делали под предлогом взимания так называемых «налогов на подношения императору». Награбленные деньги шли на никому не нужные расходы. Угодливость их пришлась по душе императору, и льстивые сановники Хуан Фубо и Чэн И добились должности министров. Пэй Ду считал позором служить вместе с ними и подал прошение об отставке. Император отказал. Он заподозрил, что Пэй Ду собирает вокруг себя своих сторонников и приверженцев, и стал относиться к нему с подозрением и недоверием. Пэй Ду, сознавая, что слава его слишком велика, что он может легко навлечь на себя беду, отошел от государственных дел и целые дни проводил за вином и любовными утехами. Начальники различных округов выискивали танцовщиц и певиц и часто посылали их в дом Пэй Ду целыми партиями. Так продолжалось более года.
Можно спросить: неужели князь нуждался в том, чтобы ему без конца присылали женщин в подарок? Конечно нет. Просто льстивые и угодливые чиновники, желая доставить удовольствие влиятельному лицу, втридорога покупали женщин, а иногда просто уводили их силой, наряжали в роскошные платья, надевали на них драгоценные украшения и под видом домашних актрис или служанок отсылали в подарок цзиньчжоускому князю. Отказываться Пэй Ду было неудобно, и он был вынужден оставлять всех этих женщин в своем доме.
Тут же скажу, что в области *Цзиньчжоу, в уезде Ваньцюаньсянь, жил некто Тан Би, *второе его имя было Гобао. На провинциальных экзаменах он получил степень *цзюйжэня и служил сначала начальником уголовного следствия в Лунцюани, в области *Гуачжоу, а затем помощником уездного начальника в уезде Гуйцзи области *Юэчжоу. Когда Тан Би еще жил на родине, его *родители договорились со своим земляком Хуаном, состоявшим при Тайсюэ, что дочь Хуана – Сяоэ станет в будущем женой их сына. Пока Тан Би служил, то не смог жениться, так как оба раза, как назло, получал назначение на юг.
Сяоэ только-только исполнилось восемнадцать. Лицо ее было подобно нежному цветку, а тело – отшлифованной *яшме. Она была очень музыкальна и могла играть на любых инструментах.
Начальник области Цзиньчжоу, человек льстивый и угождавший во всем цзиньчжоускому князю Пэй Ду, хотел в подведомственной ему области подобрать в подарок князю красивых девушек-певиц. Пятерых он уже набрал, и не хватало одной, особо красивой и талантливой, которая могла бы украсить собой эту группу. До него дошли слухи о Сяоэ. Однако ему говорили, что отец ее – ученый и нелегко будет уговорить его отдать дочь. Тогда начальник области решил выделить триста тысяч монет и вручил эти деньги начальнику уезда Ваньцюаньсянь, чтобы тот купил Сяоэ. Угодливый начальник уезда послал к Хуану человека.
– Я уже получил дары по сговору и не могу выполнить приказание начальника, – ответил Хуан посланцу.
Начальник уезда трижды настоятельно просил Хуана отдать ему дочь, но тот ни за что не соглашался.
Подошел *праздник весны. Хуан отправился на родовые могилы принести жертвы предкам и оставил Сяоэ одну дома. Воспользовавшись отсутствием Хуана, начальник уезда сам силой увез Сяоэ из дому и в сопровождении двух нянек тут же отправил к начальнику области, а Хуану, как выкуп за Сяоэ, оставил триста тысяч монет.
Когда Хуан вернулся и узнал о похищении дочери, он бросился в уездное управление. Здесь ему сказали, что Сяоэ уже в области. Тогда он отправился в областное управление, где просил начальника вернуть ему дочь.
– Ваша дочь, – отвечал ему тот, – обладает неземными талантами и красотой. Стоит ей появиться в доме цзиньчжоуского князя, как она, безусловно, заслужит его расположение. Не лучше ли быть при князе, чем *служить с совком и метелкой другому? Кроме того, вы ведь получили шестьсот тысяч монет. Почему бы не послать их вашему зятю, с тем чтобы он искал себе другую!
– Начальник уезда воспользовался моим отсутствием и оставил деньги у меня в доме, – отвечал Хуан. – Сам я денег от него не брал, и там только триста тысяч монет. Деньги эти целы, и мне они не нужны. Я хочу только получить свою дочь.
Начальник области гневно ударил рукой по столу:
– Это еще что! Продал свою дочь, получил деньги, а теперь смеешь являться сюда, нагло городить всякую чушь да еще пытаться при этом утаить триста тысяч?! Твоя дочь уже в доме цзиньчжоуского князя – отправляйся туда и требуй там, а здесь об этом говорить бесполезно.
Видя, что начальник области рассвирепел и хочет возвести на него напраслину, Хуан не осмелился больше раскрыть рта и со слезами на глазах покинул областное управление. Несколько дней провел он в области Цзиньчжоу в надежде хоть разок повидать дочь, но так ее и не видел, ничего о ней не сумел разузнать, и пришлось ему ни с чем вернуться домой.
Тем временем начальник области на целую тысячу ланов накупил всевозможных нарядов, драгоценных жемчужных ожерелий и нарядил шесть своих красавиц, как небесных фей. Целыми днями сидели они в *ямэне и играли на музыкальных инструментах, а начальник области ждал только дня рождения цзиньчжоуского князя, чтобы отправить ему своих красавиц в качестве подарка. Желая угодить князю, он проявил много изобретательности, усердия и потратил немало денег. Он не подумал только об одном. Ведь танцовщиц и певиц в доме Пэй Ду были целые хороводы, и там уже потеряли счет прекрасным девушкам, которых прислали в дар из различных мест. Шесть красавиц льстивого начальника области внесли только больше шума в общее оживление и не могли ни броситься в глаза министру, ни оставить следа в его сердце. Сколько истрачено денег! А на что? Кому это нужно? Но обычно именно такими и бывают подношения льстивых угодников. Стихи могут служить этому подтверждением:
Готовы себя на куски разорвать,
лишь угодить бы начальству;
Им тысячу ланов истратить не жаль,
князю красавиц скупая.
Но музыка, песни прелестных девиц,
право, для князя не диво;
За эти дары только впору краснеть
льстивым чинушам, не боле.
Вернусь теперь к Тан Би. Срок его службы в Гуйцзи уже истек, и он должен был ехать в столицу, чтобы получить новое назначение с повышением по должности. Подумав о том, что Сяоэ теперь взрослая и что пора бы завершить дело с браком, он решил сначала заехать домой, а уже потом в столицу. Тан Би собрался и поехал в Ваньцюаньсянь. На следующий же день после возвращения домой он пошел навестить своего будущего тестя Хуана. Понимая, зачем Тан Би явился, тот не стал дожидаться, пока Тан Би заговорит о браке, и сам подробно рассказал, как у него отняли дочь. Долго не мог прийти в себя Тан Би, узнав эту печальную историю.
– Быть мужчиной, – сказал он наконец, скрипя зубами, – и подвизаться на жалком поприще мелкого чиновника, так и собственной невесты не сумеешь уберечь. Да как же жить дальше!
– Почтенный зять, вы еще молоды и подаете большие надежды своими талантами. Вы, безусловно, сумеете найти себе подходящую жену. На долю моей дочери просто не выпало счастья быть вашей спутницей. Предаваться же безмерно скорби и печали не следует, это может лишь помешать вашему продвижению по службе.
Но Тан Би никак не мог успокоиться: он собирался поехать к областному и уездному начальникам, чтобы добиться справедливости.
– Дочери моей уже здесь нет, так какой толк спорить с ними, – убеждал его Хуан. – Кроме того, я слышал, что министр Пэй Ду теперь ниже только *одного человека и выше всех остальных. Если вы навлечете на себя его немилость, то боюсь, подвергнете себя неприятностям по службе.
С этими словами он вынес триста тысяч, которые оставил начальник уезда, и передал деньги Тан Би.
– Пусть эти деньги пойдут на вашу новую помолвку. Ну, а яшмовый браслет, который ваши родители поднесли Сяоэ в качестве подарка при сговоре, находится у дочери, и я не могу вам его вернуть. Дорогой мой зять, вы должны помнить, что самое важное – это ваше будущее, и не стоит из-за моей никчемной дочери вредить большому делу.
У Тан Би навернулись слезы на глаза, и он заявил:
– Мне уже скоро тридцать, и я потерял прекрасную невесту. Навеки утрачено *«счастье лютни и цитры». Никчемная слава и мелкие выгоды только портят жизнь, и думать о карьере я больше не намерен.
Волнение молодого человека передалось Хуану, и они оба долго плакали. Денег Тан Би, конечно, не взял и ушел.
На следующий день Хуан сам навестил Тан Би и снова стал его уговаривать и успокаивать. Он советовал Тан Би прежде всего отправиться в *Чанъань, получить новое назначение, а потом уже серьезно обдумать вопрос о подходящем браке. Тан Би не соглашался, но его тесть несколько дней подряд продолжал упорно настаивать на своем.
«Чем так сидеть дома, – подумал тогда Тан Би, – действительно, лучше съездить в столицу и на худой конец хоть развеяться немного».
Выбрав *благоприятный день, Тан Би нанял лодку и собрался в путь.
Хуан тайком от него принес триста тысяч в лодку и сказал слуге Тан Би:
– Через два дня после отплытия можешь доложить хозяину об этих деньгах. Пусть он возьмет их. В столице он сможет их употребить на то, чтобы получить хорошую должность.
Когда Тан Би увидел деньги, скорбь с новой силой овладела им.
– Это те деньги, которые получены при продаже дочери Хуана. Ни один грош из них не должен быть истрачен, – сказал он слуге.
Вскоре они добрались до Чанъани. В надежде, что, находясь вблизи княжеского дома, скорее можно будет разузнать что-нибудь о Сяоэ, Тан Би остановился в гостинице неподалеку от дома Пэй Ду. На другое утро Тан Би отправился в Палату чинов, чтобы заявить о себе. Здесь он оставил для просмотра свой послужной список. Из Палаты Тан Би вернулся в гостиницу, поел и сразу же отправился караулить перед воротами роскошного дома. Раз десять в день, не меньше, наведывался он туда.
Больше месяца провел Тан Би в столице, но где ему было что-нибудь разузнать: бесчисленное множество чиновников, как муравьи, сновали около дома влиятельного князя. Кто бы посмел расспрашивать их о таком пустяковом деле? Действительно,
В ворота богатого дома вошла —
и канула словно в глубокое море,
И милый невольно с тех пор для нее
стал посторонним прохожим.
В один прекрасный день в Палате чинов вывесили объявление: Тан Би был назначен первым секретарем начальника области *Хучжоу. Так как эта область расположена на юге, где все места хорошо ему знакомы, Тан Би остался доволен своим назначением. Как только была готова грамота на должность, он собрал вещи, нанял лодку и выехал из столицы. В районе Тунцзинь на лодку напали грабители. С древних времен говорят: что плохо лежит, то вора привлекает. Триста тысяч, которые Тан Би возил с собой повсюду, попались на глаза какому-то проходимцу и разожгли в нем алчность. Негодяй собрал несколько человек, и вся эта шайка преследовала Тан Би от самой столицы до Тунцзини. Здесь разбойники потихоньку договорились с лодочниками и ждали только ночи, чтобы напасть на лодку. Однако Тан Би не суждено было погибнуть. Поздно вечером он вышел на палубу и, сообразив, что его ждет, прыгнул в воду. Никем не замеченный, он добрался до берега. С реки доносился шум и голоса грабителей, которые угоняли лодку со всем его добром. Что стало со слугой – жив он или погиб, – Тан Би не знал. Вещи, что были в лодке, пропали, и Тан Би остался без всего. Вот уж действительно,
Коль протекает крыша, как нарочно
подряд две ночи хлещет дождь;
И без того опаздывает лодка —
так ветер встречный, как назло!
Триста тысяч и дорожный мешок – это бы еще ничего, но вместе с ними пропали его послужной список и грамота о новом назначении, свидетельствовавшая о том, что он направляется к месту службы. Таким образом, даже с чиновничьей карьерой было покончено. Тан Би действительно напоминал теперь человека, у которого, как говорится, «и к небу нет пути, и на земле нет приюта».