Сара Джио
Все цветы Парижа
– Спасибо за сообщение, – говорил Люк официанту. – Я обязательно поговорю об этом с матерью. Нельзя отдавать немцам наши лучшие вина. – Он улыбнулся. – Что мы будем пить тогда сами?
Официант попятился и нервно вытер лоб носовым платком.
– Простите, месье, – забормотал он. – Я… я не знал, что вы сын мадам Жанти.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, – успокоил его Люк. – Я рад, что вы сказали мне об этом. – Он подмигнул. – И я не скажу ей, что это были вы.
– О, благодарю вас, месье, – сказал парень. – Большое вам спасибо. Просто… моя жена ждет третьего ребенка, и мне нужна эта работа.
– И вы сохраните ее, – пообещал Люк с такой добротой, что у меня сжалось сердце. – А теперь отыщите для нас еще бутылку этого вина, пока оно еще есть.
Столик мадам Жанти был слишком близко от нас, и мы не рискнули обсуждать и дальше эту тему, поэтому вернулись к нашему привычному ритму. Но сегодня все шло как-то по-другому. Когда я посмотрела в глаза Люка чуть дольше обычного, он почему-то занервничал. Он дважды ронял нож для масла и опрокинул локтем стакан с водой.
– Селина, – сказал он наконец. – Мне… мне нужно поговорить с тобой об очень важной вещи.
Я осторожно кивнула и сделала большой глоток вина. Из-за неяркого света я не могла разглядеть выражение его лица. Может, он беспокоился? Сердился? Чувствовал какую-то опасность?
– Селина, скоро мне придется уехать из Парижа на тренинг с… подразделениями полиции. Меня не будет месяц, возможно, дольше.
– О, и это все? – улыбнулась я. – А я уж испугалась, что ты сообщишь мне что-нибудь более… серьезное.
Люк не разделял мой оптимизм. У него было мрачное, сосредоточенное лицо.
– В Париже с каждым днем становится все опаснее, – продолжал он почти шепотом. – На прошлой неделе капитан из моего департамента был уволен с должности, и его забрали. Его жена и дети с тех пор ничего о нем не слышали. Сегодня на его место прибыл новый сотрудник, выбранный немцами. Меня постепенно охватывает страх.
– Подожди, – сказала я, – но с тобой ведь такого не случится, правда? Тебя не увезут…
– Нет, нет, – заверил он меня. – То есть, да, ездить по стране сейчас тоже опасно, но я говорю не об этом и беспокоюсь не за себя. Я беспокоюсь за вас с Кози, вы останетесь одни.
– Но у меня есть папа, – бодро заявила я. – У нас все будет нормально.
– Да, но вдруг что-то случится? Что, если они узнают о…
– Люк, не говори об этом ни здесь, ни где-нибудь еще, – оборвала я его. У меня горели щеки. Люк всегда говорил, что в ресторанах у стен есть уши, и я начинала верить этому. Я покосилась на столик справа от нас и прикинула, могла ли нас подслушать сидевшая там пара, но с облегчением увидела, что им сейчас не до нас – они яростно спорили.
– Извини, – продолжал он. – Я не могу ничего с собой поделать, я ужасно беспокоюсь за вашу безопасность. Я хочу, чтобы у вас все было хорошо. Я хочу… – Он взял меня за руку, и я позволила ему это.
Мне хотелось сказать ему так много всего, но в этот момент я могла лишь прошептать его имя. Люк. Слезы жгли мне глаза.
– Селина, – прошептал он и еще крепче сжал мою руку, и в это время в ресторан ворвалась волна холодного воздуха. Я оглянулась через плечо и увидела группу немецких офицеров, полдюжины, не меньше. От их темно-серых шинелей в зале стало еще темнее.
Я не успела снова повернуться к Люку, как один из офицеров, самый рослый, заметил меня, и у меня встали дыбом волосы. Это он – тот человек, который приходил в нашу лавку.
Прежде чем я успела объяснить это Люку, офицер подошел к нашему столику. Люк встал – французские офицеры полиции были обязаны выражать респект перед немцами.
– Добрый вечер, месье, – сказал он. – Простите, мы знакомы?
Офицер усмехнулся.
– Нет, но я знаком с вашей дамой. – Он глядел на меня как на качественный стейк, который ему подали на тарелке под выпуклой, прозрачной крышкой.
Люк с недоумением поглядел на меня, потом опять на офицера.
– О да, здравствуйте, – сказала я как можно спокойнее и вежливее. – Люк, я обслуживала на днях этого господина в нашей лавке.
– Точно, обслуживали, – усмехнулся офицер и протянул руку к недопитому вину Люка. – Можно попробовать?
Приняв молчание Люка за согласие, сделал глоток.
– Очень приятное, – одобрил он, поставив бокал. – Я недавно увез грузовик этого винтажа у вашей матери. – Он обвел взглядом бистро с его фирменными темно-красными стенами и полированной бронзовой окантовкой. – У нее отменный ресторан. Один из лучших в Париже.
– Да, – подтвердил Люк. Его голос звучал ровно и без эмоций.
– Что ж, – сказал офицер, отойдя на шаг и переключив выражение лица, как это мог делать только очень хороший актер. Только что пугающий и грозный, теперь он стал даже любезным. – Оставляю вас с вашей очаровательной подружкой. – Он смерил меня долгим взглядом и снова обратился к Люку: – Вы счастливый мужчина.
Люк кивнул с мрачным лицом.
Офицер подал ему руку.
– Курт Рейнхард.
– Люк Жанти.
– Да, я уже это знал, – сказал офицер таким тоном, что у меня пробежала по телу дрожь.
Мы молчали, а офицер и его спутники подошли к столику мадам Жанти. Нам не было слышно, о чем они говорили, но мы видели ее оживленное лицо, словно к ней зашли Граучо Маркс и другие представители голливудской элиты.
Когда через несколько минут немцы ушли, весь ресторан вздохнул с облегчением, даже его стены.
– Не к добру это, – заметил Люк.
Хотя встреча оставила у меня во рту скверный привкус, я не хотела, чтобы Люк тревожился еще сильнее.
– Давай выбросим тот инцидент из головы, не позволим ему испортить наш вечер, – сказала я. – Ничего особенного – какой-то офицер узнал меня, потому что покупал у нас цветы. Все они так делают.
– Нет, – возразил Люк. – Этот не такой, как все.
– Конечно, – продолжала я. – У него эго размером с Эйфелеву башню, но…
– Нет, – перебил он меня. – Я видел на прошлой неделе, как он в девятом округе избил старушку.
У меня перехватило дыхание.
– Ты уверен, что это был он?
– Уверен. Когда он уехал, я отвез ту женщину в ближайшую больницу. Она была вся в синяках с головы до ног, и сломана ключица.
Я покачала головой.
– Почему же он…
– Избил ее? – Люк вздохнул. – Может, потому что не так посмотрела на него. Или ему не понравился цвет ее платья. Не знаю. Знаю лишь одно. Эти люди уверены, что им тут принадлежит все. – Он прищурился и посмотрел мне в глаза. – Вот почему я беспокоюсь за тебя. А этот немец? – Он нахмурился. – Ведь ты не хочешь, чтобы он положил на тебя глаз?
Я кивнула.
– Что же мне делать?
– Тебе надо быть как можно незаметнее, а теперь еще больше прежнего, – продолжал Люк. – Как можно реже выходи из дома. Может, пусть твой отец один поработает в лавке несколько месяцев, или хотя бы никогда не оставайся там одна.
– Но это невозможно, – возразила я. – Папа один не справится с его артритом и…
– Справится, – сказал Люк.
Я вся дрожала и прогоняла слезы, чтобы никто не заметил мой страх, сковавший меня тернистой лозой.
Люк крепко обнял меня, когда провожал домой, и часто оглядывался через плечо. Вместо того чтобы попрощаться с ним возле дома, как мы всегда делали, я пригласила его зайти, и он пошел за мной по лестнице. Папа и Кози давно спали, я слышала негромкий храп.
Я села на диван, Люк устроился рядом со мной. Близко, совсем близко. Я не могла припомнить, чтобы мои ноги когда-либо касались его, и впервые за все годы нашего общения я хотела быть еще ближе к нему. Я чувствовала, как стены, окружавшие мое сердце, начинали рушиться, их размывал бурный поток любви и страха перед войной. Одна трещина, три, двадцать, и потом вдруг лед растаял, а с ним все мои страхи, неуверенность и опасения. Я прижалась к Люку, нашла сначала его руку, потом губы.
Мы целовались и прежде – мимолетно, здороваясь и прощаясь – и совсем не так, как теперь. Мое сердце громко стучало, когда он прижал меня к своей груди. Его пальцы ласкали мои волосы, лицо, шею. Я тоже касалась его, чувствуя кончиками пальцев его скулы, сильную челюсть, ключицу, когда расстегнула ворот его рубашки.
– Я люблю тебя, Селина, – прошептал он. – Я всегда любил тебя.
– Я тоже тебя люблю, – ответила я, и эти слова легко, сами собой слетели с моих губ. Я тоже тебя люблю. Как мне было радостно выпустить из заточения эти слова, давно жившие в моем сердце, в пространство между нами, и Люк жадно подхватил их.
Он еще крепче прижал меня к себе и снова поцеловал так, что мне захотелось перенестись куда-нибудь в другое место, где можно было дать волю нашей страсти. Я хотела его всего целиком и знала, что он тоже хотел меня всю.
– Я не хочу, чтобы мы расставались, – прошептала я и медленно провела ладонью вниз по его торсу.
– Я тоже, – сказал он, поднес к губам мою руку и поцеловал каждый мой палец. – И это время скоро настанет, любовь моя.
Я кивала, не отрывая от него глаз, ловила каждое его слово.
– Когда я вернусь, мы поженимся. Я буду заботиться о тебе и Кози, и о твоем отце. Я куплю нам красивый дом. У тебя будет все, что пожелаешь, и у Кози тоже. – Он улыбнулся и протянул руку к кофейному столику. Там стоял в вазе пион. Это наверняка работа дочки. Она любила пионы. Люк отдал мне цветок, и я с улыбкой поднесла его к носу. – Любовь моя, – продолжал он. – Я дам тебе все, что пожелает твое сердце. Все цветы в Париже, если ты захочешь.
Я усмехнулась, крутя в пальцах стебель.
– Все цветы в Париже, – повторила я. Мне нравилась его сентиментальность.
Он кивнул.
– Но я хочу только… тебя, – шепнула я сквозь слезы.
– Я весь твой, – ответил он, целуя меня в лоб. – Я всегда был твой.
Я улыбнулась.
– Почему ты выбрал меня? Столько красивых женщин вокруг.
Он пожал плечами.
– Мне никто не нужен. Только ты. Так было всегда.
Я смахнула слезинку.
– Спасибо, что ты дождался меня.
– Я не стал бы ждать больше никого, – заявил он, вставая. Снова поцеловал меня, взял шинель и направился к двери.
Теперь буду ждать я. В Париже, так не похожем на тот город нашего детства. Люк будет где-то далеко, а я тут, бодрствовать и спать, передвигать ноги, низко опускать голову и ждать тот радостный день, когда он вернется.
– Ты не успеешь соскучиться, как я уже вернусь домой. Обещай, что ты будешь беречь себя.
Он стоял в дверях, волосы чуть взъерошены, широкая улыбка на лице, глаза сияли любовью, в них было так много любви. Если бы у меня был фотоаппарат, я бы сфотографировала его в такой момент. Вместо этого я запомнила все до мельчайших подробностей.
– Я обещаю, – сказала я после небольшой паузы, запоминая образ Люка и убирая его в надежное место в моем сердце.
– Я люблю тебя, – снова сказал он. И ушел.
Глава 5
КАРОЛИНА
Яркий свет лился в окна гостиной. Я открыла глаза и обвела глазами незнакомую комнату – мой дом. События нескольких последних дней густым туманом повисли на горизонте, отгородив от меня окружающий мир.
Я встала, потянулась, зевнула и пошла на кухню. Там порылась в бумажной сумке с продуктами, которую привез из больницы Клемент. Мой желудок урчал, когда я просматривала ее содержимое: один багет, клинышек твердого сыра, два персика, коробка сливок, которую надо было еще вчера убрать в холодильник (увы!), маленький пакет кофейных зерен, кусок салями и коричневый бумажный пакет с двумя шоколадными круассанами – один я сразу схватила и с жадностью вонзила зубы в слоеную выпечку с кусочками темного шоколада. Но когда проглотила второй кусок, меня настигли сомнения. Ем ли я вообще сладкое? Я глядела на отражение моей очень стройной фигуры в кухонном окне и представляла себя прежнюю, питавшуюся морковными палочками и хумусом. Даже хотела отложить круассан, но он был божественно вкусный, и я все равно доела его до последней крошки.
Я заглянула в холодильник и осмотрела его скудное содержимое. Там лежали дюжина яиц (с просроченным сроком годности), сморщенное яблоко, плесневелый кусок сыра и одинокая банка джема. В глубине пакет молока и коробка чего-то ресторанного и давно испортившегося, я даже не решилась до нее дотронуться.
Не было сливочного масла. Не было коробки с остатками предыдущего домашнего ужина. Не было десерта, поставленного охлаждаться перед приходом гостей. Ясно, что дома я совсем не готовила. Может, даже и не ела.
Я смахнула с губ крошку от круассана и продолжала осмотр кухни. Она была прекрасно оборудована – традиционные белые полки с бронзовыми ручками, столешницы из черного гранита, над маленьким островком бронзовый фонарь «под старину». Блестящие медные кастрюли и сковородки американской фирмы All-Clad, явно ни разу не использованные, были сложены внизу. Из бакалеи только коробка овсяной муки да неоткрытый пакет риса.
Я обшарила кухонные ящики, надеясь найти там какие-нибудь подсказки, которые помогут мне понять мою прежнюю жизнь. Но нашла только пачку рекламной почты, несколько шариковых ручек, одинокую бельевую прищепку и, как ни странно, две дюжины неочиненных карандашей разного цвета. Я ощутила неожиданный импульс… воспоминания? Но он прошел так же быстро, как и появился.
Я обреченно вздохнула, потом заглянула в ящик возле кухонной раковины и увидела в нем коробок спичек из какого-то заведения под названием «Бистро Жанти» и клочок бумаги с телефонным номером, я долго смотрела на него и сунула в карман вместе со спичками. Это подсказки. Вот и все, что я пока что нашла.
Я зашла в крошечный чуланчик рядом со спальней и увидела ноутбук, открыла и включила его. Конечно, пароль был защищен. Надо будет отнести его в салон Apple. Может, если я объясню там мою ситуацию, они помогут мне?
Я улыбнулась себе под нос. Забавно, что я все же помнила о таких вещах, как салон Apple, или знала, для чего нужна вилка, а для чего кровать, или как отварить яйцо вкрутую, даже несмотря на такую колоссальную дыру в памяти.
– Это называется пассивное знание, – объяснила мне доктор Леруа. – Знание, которое внедрено в вас, но не лично ваше.
Что бы это ни значило, но пока что я была персоной без биографии. Но я чувствовала себя скорее персоной без души.
Я вышла на балкон и поглядела на улицу, но холодный утренний ветерок коснулся моей кожи, и я вздрогнула. В эти дни солнце светило так ярко, что ты почти забываешь, что уже настала осень. Я глядела, как рыжеватый листок сорвался с кленовой ветки, порхал на ветру и опустился на булыжную мостовую перед кафе с зелеными маркизами.
Вздохнув, я пошла в спальню, перебирала там в шкафу чопорные черные платья и рылась в комоде, пока не нашла джинсы и голубую футболку. Влезла в них и посмотрела на свое отражение в зеркале ванной. Голубые глаза, чуть вздернутый кончик носа. Похожа я на мать? Или на отца? Живы они или нет?
Я умылась, расчесала волосы и убрала их в пучок, потом отыскала матерчатую сумку, положила в нее ноутбук и возле двери сунула ноги в сандалии. Глупо удивляться, что они мне в самый раз, но что поделаешь, меня удивляло все.
– Хелло, – сказала я солидному консьержу, когда лифт привез меня в вестибюль.
Он фыркнул, повернулся к двери и возился с ручкой и блокнотом.
– Простите, – сказала я немного громче. – Я просто хотела сказать… хелло.
– Хелло, – торопливо повторил мужчина, словно само мое присутствие причиняло ему острую боль.
– Я Каролина, – сказала я, протягивая руку.
Он глядел на меня как на ненормальную.
Я улыбнулась, убрала руку в карман, когда он отказался пожать ее.
– Извините меня, но я попала в аварию, и у меня проблемы с памятью.
Он пренебрежительно вздохнул.
– Я слышал.
– Значит, мы знакомы?
– Мадемуазель, – произнес он без капли эмоций. – Я забочусь об этом доме тридцать пять лет. Вы тут жили последние три года. Да, мы знакомы.
– Ну, тогда хорошо, – продолжала я. – Вы напомните мне ваше имя?
Он смерил меня долгим взглядом.
– Господин де Гофф.
– Мне так вас называть? Или вы…
– Вы можете называть меня господин де Гофф.
– Хорошо, – сказала я, когда он открыл мне дверь. – Ну, я пойду.
– В добрый путь, – буркнул он, хотя вполне мог бы сказать «Скатертью дорога».
Я вышла на улицу и выбросила из головы ворчливого консьержа. Теперь меня занимали вещи поважнее. Но прежде всего… кофе. Я даже не знала, пью ли его, но в этот момент это слово звучало для меня как музыка, и я глядела по сторонам и искала какое-нибудь кафе. Тут я вспомнила про коробок спичек, которые нашла на кухне и сунула в карман. «Бистро Жанти». Я прочитала адрес и пошла прямо, через квартал свернула, потом еще раз свернула и увидела вдалеке вывеску.
Я с опаской взялась за дверную ручку и вошла в ресторан с его маленькими деревянными столиками и темно-красными стенами. Там сразу все показалось мне и знакомым, и чужим. Посетители стояли в очереди возле стойки, где несколько проворных официантов бегали к сверкавшей хромом кофемашине. В воздухе витал пар вместе с ароматом свежемолотого кофе. Женщина в синем пиджаке заказала двойной эспрессо и пирожное. Следом за мной вошла парочка, держась за руки, и попросила столик у окна. В этом бистро присутствовал свой пульс, свой особенный гул, и по какой-то причине я почувствовала себя тут своей.
Старшая официантка осторожно глядела на меня. Она была хорошенькая, примерно моя ровесница, но у нее были страшно усталые глаза, словно она давным-давно не высыпалась по ночам. Она что-то шепнула другому сотруднику. Тот поглядел на меня и торопливо ушел через двойные двери на кухню.
– Доброе утро, мадам, – поздоровалась она наконец; ее слова звучали чопорно и сухо. – Ваш обычный столик?
Мой обычный столик? Значит, я часто здесь бывала… до ДТП. Я огляделась по сторонам в надежде, что кто-то из посетителей, какой-нибудь столик или игра света пробудят мою память, но все было по-прежнему скрыто туманом.
– Хм, да, – ответила я наконец, и она отвела меня к столику, спрятанному в темном углу.
– Могу я заказать эспрессо?
Она вытаращила на меня глаза.
– Вы никогда не заказываете кофе.
– О, сегодня мне захотелось его, – сказала я с улыбкой.
– Хорошо, – ответила она, странно глядя на меня.
– Постойте, – сказала я. – Как вас зовут?
– Марго, – усмехнулась она.
– Я понимаю, что мы наверняка виделись и раньше, но… Я попала в ДТП и… моя память… ну, она пропала.
Она кивнула мне, словно я только что сообщила ей, что у меня дома живет единорог, и вскоре вернулась с кофе, но без меню. Я не успела ничего у нее спросить, как робкий двадцатилетний парень поставил передо мной тарелку, сказал «бон аппетит» и убежал на кухню.
Я поглядела на мой, вероятно, обычный завтрак: одно яйцо пашот, посыпанное черным перцем, на листьях подвядшего шпината. Парочка за соседним столиком с удовольствием ела киш, пирог с заварным кремом, свежий, только что из духовки. За другим столиком мужчина читал газету и уплетал соблазнительнейшие яйца бенедикт. Я разочарованно взирала на свой завтрак, сделала глоток кофе, а в это время ко мне направился мужчина в белом халате, импозантный, с красивым, точеным лицом и темными волнистыми волосами, слегка окрашенными сединой на висках.
– Надеюсь, сегодня мы не сделали ошибок, – сказал он с осторожной улыбкой. У него были добрые глаза, почти знакомые.
– Ошибок? – Я посмотрела в его карие глаза. – О нет, нет, – ответила я через минуту, взглянув на мой нетронутый завтрак и снова на него. – Нет, все… превосходно. Просто я… – Вздохнув, я жестом показала на стул напротив меня. – У вас найдется минута… чтобы присесть?
Он удивился и даже был чуточку смущен, но кивнул и сел за мой столик.
Я наклонилась ближе к нему и сказала, понизив голос:
– Дело вот в чем. Думаю, вы знаете меня, и я тут регулярная посетительница. Но я вас не помню. Я ничего не помню. Я угодила в аварию и в результате… ну… потеряла память. Теперь я стараюсь собрать по кусочкам мою жизнь.
– О, – ответил мужчина. – Мне очень жаль это слышать. Конечно, я готов вам помочь.
Я протянула ему руку.
– Пожалуй, для начала нам надо познакомиться. – Я чувствовала, что старшая официантка прожигала взглядом дыру в моем правом боку. – Я Каролина.
Он пожал мне руку, удивленно и настороженно.
– Я Виктор. Я владелец этого заведения – вообще-то, с недавнего времени. Конечно, ноша тяжелая, но работы я не боюсь. Большую часть блюд я готовлю сам, хотя у меня несколько превосходных помощников, поэтому сам я никогда не режу лук – терпеть этого не могу.
Я улыбнулась и показала на старшую официантку.
– А Марго? Я преувеличиваю или она хочет швырнуть мне в лицо меню?
Виктор усмехнулся.
– Значит, я угадала. Я последняя дрянь.
Он засмеялся.
– Нет-нет, вы не дрянь.
– Тогда кто?
Он с любопытством поглядел на меня.
– Я слишком мало вас знаю, чтобы ответить на ваш вопрос.
Я выпрямила спину.
– Справедливо. Но если я должна извиниться перед кем-то, то, надеюсь, мне скажут об этом.
– Я уверен, что извиняться нет нужды, – с улыбкой заявил Виктор. – И не переживайте из-за Марго. Она мать-одиночка и ездит на работу издалека, с окраины. У нее много своих проблем.
Я подозревала, что он что-то недоговаривает, но удовольствовалась услышанным. Я бросила взгляд на свою тарелку и нахмурилась.
– Если мое меню на завтрак отражает мою личность, – заметила я с сарказмом, – то в мой адрес звучит куча насмешек.
Виктор засмеялся.
– Возможно.
Я вздохнула и оглядела зал.
– Значит, вы недавно купили этот ресторан?
Виктор кашлянул.
– Да, можно сказать, что это одна из жемчужин Парижа; им владела одна семья почти сто лет. – Он помолчал. – Остановите меня, если я слишком разговорюсь или если вы… вспомните что-то, что я уже вам говорил.
– Вы не представляете, как мне сейчас хочется, чтобы вы разговорились!
– Окей. – Он усмехнулся. – Вообще-то, я пришел в ужас, когда увидел, что бистро выставлено на продажу, и поскорее его ухватил. Я слегка изменил меню, но, кроме этого, не делал никаких больших шагов.
– И не нужно, – убежденно заявила я. – По-моему, тут все… идеально.
– А еще с богатой историей, – продолжал он. – Гертруда Стайн, Хемингуэй, Фицджеральд – все они обедали здесь. Когда нацисты захватили Париж, эти стены устояли. Меню со временем менялось, но мы всегда подавали стейк средней прожарки, качественный завтрак и превосходное мартини.
– Чего еще можно желать? – спросила я с улыбкой. Он кивнул.
– Я приходил сюда еще мальчишкой – каждое воскресенье с моей матушкой. Всю неделю я ждал этого, ведь это означало, что я съем на десерт крем-брюле и подольше не лягу спать.
– И вы всегда мечтали купить этот ресторан?
Он покачал головой и направил взгляд в какую-то точку на стене за моей спиной или скорее в какое-то место в его памяти, далекое-далекое.
– Вообще-то, нет. Я никогда не думал, что мне выпадет такой шанс. К тому же жизнь повернула меня в другую сторону. – Он долго молчал. – Но когда представилась возможность, я решил, что будет правильно, если я его куплю. Впрочем, хватит обо мне. Нам надо говорить о вас.
Я кивнула и сделала большой глоток эспрессо.
– Странно просить незнакомого мне человека рассказывать мне про меня. Мне хочется узнать больше подробностей.
– Подробностей? Не знаю. Но я могу сообщить вам о моих впечатлениях.
– Пожалуйста, – попросила я. Он вздохнул.
– Я знаю, что вы приходите каждое утро ровно в семь тридцать, ни на минуту раньше или позже. Вы заказываете одно и то же. – Он показал на мою тарелку. Яйцо пашот на шпинате. И ни с кем не разговариваете.
Я усмехнулась.
– Ясно, я еще та тусовщица.
Он долго молчал и глядел на меня так, словно я сказала ужасно странную вещь.
– Что такое?
Он покачал головой.
– Просто… вы улыбаетесь.
– И это что… странно?
Он заглянул мне в глаза.
– Вы никогда не улыбаетесь.
Я потерла то место на голове, которое пострадало сильнее всего. Оно до сих пор было болезненным, но уже не так, как в больнице.
– Ого, – сказала я. – Кажется, я была жалкой и несчастной.
Он напряженно улыбнулся.
– Я бы так не сказал.
– Судя по вашим словам, очень жалкой.
– Нет, нет, пожалуйста, не преувеличивайте, – убежденно заявил он.
– Тогда что? Я просто была замкнутой?
– Нет, Каролина, если вам интересно услышать мое скромное мнение…
– Да, да, пожалуйста. Мне интересно все, что вы можете мне сказать.
Он нахмурился.
– По-моему, вы просто очень… печальная.
– Почему? – Я наклонилась ближе к нему, словно этот незнакомец держал в руке ключ, отпирающий мои воспоминания, – но, увы, ключа у него не было.
– Простите. – Он пожал плечами. – Мне жаль, что я больше ничем не могу вам помочь. – Он встал, услышав, как его позвали из кухни.
– Постойте, – попросила я. – Вы можете сказать мне что-нибудь еще? Как я могла стать такой печальной, жалкой, угрюмой? – Я снова поглядела на Марго и с сожалением покачала головой. – Вероятно, я обругала ее когда-то.
Он поправил свой фартук.
– Работая в ресторане, много узнаешь о людях. Ты видишь все, от красоты до безобразия, и со всеми промежуточными оттенками. С годами я твердо понял одну вещь – что обиженные люди сами обижают других людей.
– Обиженные люди обижают других людей, – повторила я. – Ого.
– Может, вы не знаете причину, Каролина, но вы обижаете.
Я жадно ловила каждое его слово, но он замолчал.
– Простите, я должен вернуться на кухню. Но завтра для вас будут готовы яйцо пашот и шпинат.
Возможно, я обиженная особа, но я решила, что не стану обижать других. Больше не стану. И мне пора есть вкусные блюда.
– Спасибо, но завтра я, пожалуй, съем вместо этого киш.
– Превосходная идея, – одобрил он.
Улицы Парижа казались мне лабиринтом. Запрокинув голову, я глядела на дома, возвышавшиеся над узкими улицами; их балконы обрамляла ярко-розовая герань. Куда мне пойти, направо или налево? Трудно поверить, но я вроде прожила тут три года. Я остановилась и спросила по-французски дорогу у старушки; мои слова прозвучали изысканно и литературно. Интересно, какие еще у меня есть латентные навыки? Возможно, я умею делать шпагат или читать наоборот Клятву верности флагу[1]. Чем больше качеств я открывала в себе, тем меньше понимала что-либо.
Вдалеке я заметила салон Apple, зашла в него и обратилась к продавщице с кольцом в носу и синими волосами. Я объяснила по-английски мою проблему, а она скептически посмотрела на меня.
– Вам придется это стереть, – наконец ответила она по-французски.
Я покачала головой.
– Вы меня не поняли. У меня амнезия. Я попала в аварию и неделю пролежала в больнице. – Я подняла мой ноутбук. – Мне нужно открыть этот компьютер.
Она тупо смотрела на меня, словно я только что сообщила ей, что я дочь Стива Джобса и хочу, чтобы она прислала мне по одному экземпляру всех гаджетов магазина, а счет направила отцовской фирме.
– Пожалуйста, – попросила я.
Она что-то сообщила по головной гарнитуре, и через минуту появился мужчина лет пятидесяти.
– Мне жаль, – сказал он голосом робота, – но мы не можем ничем вам помочь, поскольку на вашем компьютере установлен защищенный пароль. – Он открыл мой ноутбук и показал на экран. – Вы не получите доступ к защищенным паролем файлам, но можете залогиниться как гостевой пользователь. Так вы сможете пользоваться девайсом.
– Спасибо, – уныло пробормотала я и направилась к двери.
Я долго и бесцельно бродила по улицам, пока они не стали вновь казаться мне знакомыми. Мой внутренний компас, вероятно, знал, как привести меня домой, и через некоторое время я увидела впереди «Бистро Жанти». Было уже около семи вечера, и мой желудок урчал. Я вспомнила владельца ресторана, проявившего ко мне доброту. Не покажется ли ему странным, если я вернусь и пообедаю?
Я вспомнила, что он говорил про стейк, и отбросила сомнения. Когда я вошла в зал, меня встретила другая старшая официантка, темноволосая и постарше. Непонятно, знала она меня или нет.
– Вы одна? – спросила она. Я кивнула. В ресторане было многолюдно, но я заметила свободное место возле бара, и она отвела меня к стойке и оставила с меню и стаканом воды.
Я достала из сумочки телефон, только что заряженный в салоне Apple, и порадовалась, что на нем не установлен пароль. Открыла мою переписку, но все мои тексты, кажется, были удалены. Мои контакты тоже не представляли особого интереса – только список имен, которых я не знала. Не было «Фейсбука» с «Твиттером», где я могла бы порыться. Я открыла папку с фотографиями и обнаружила там только две картинки: одна – задний дворик дома с пальмами и бассейном. Я вспомнила картину на стене в квартире, ту, где чаша с лимонами. На следующем фото две фигуры где-то на пляже. Мужчина и маленькая девочка держатся за руки, стоя спиной к камере.
Странно. Почему только эти фото и больше ничего?
– Простите, – услышала я за спиной мужской голос, и кто-то хлопнул меня по плечу. – Каролина?
– Да, – ответила я и, убрав телефон в сумку, повернулась к нему. – Простите, мы знакомы?
– Это я, Жан-Поль. – Он был высокий, элегантный, красивый. – Пожалуй, ты тогда выпила несколько бокалов вина, но ты наверняка меня вспомнишь.
– Да-да, конечно, – подыграла я – не хотела показаться невежливой.
– Это место не занято? – спросил он, показав на стул рядом со мной.
– Нет, нет, – ответила я.
– Отлично. – Он сел. – Я рад тебя видеть. Ты получила мое письмо?
Я осторожно разглядывала его лицо. Очевидно, мы знакомы. Но как? Я обвела глазами ресторан, отыскивая Виктора, в надежде, что он поможет мне понять ситуацию, но не видела его.
– Нет, не получила, извини, – смущенно ответила я, глядя на сумочку.
– Я звонил тебе несколько раз.
– Я была… занята.
– Ладно, ничего… – Он усмехнулся. – Ты выпьешь со мной?
– Конечно, – ответила я, и в этот момент из кухни вышел Виктор. Его глаза немедленно встретились с моими, но он не подошел. Вместо этого он что-то отдал официантке и снова скрылся за двойными дверями.
Мой компаньон подозвал бармена и заказал нам по мартини. Первый глоток оглушил меня, но вкус был приятный. Я сделала еще один глоток и еще. Через несколько минут мое тело наполнилось теплом, и я чувствовала себя слегка онемевшей.
– Как тебя зовут? Скажи еще раз, – попросила я.
– Жан-Поль, – засмеялся он. – Видно, в тот раз ты выпила больше, чем я думал. – Он заказал по второй порции мартини и стал рассказывать мне про лекцию, которую он читал сегодня в университете, где он профессор чего-то там. Я слушала его вполуха, но на самом деле глядела на кухню и ждала, когда из нее выйдет Виктор. Потом прибыла третья порция мартини, а также мой стейк, я с удовольствием ела каждый кусочек, а Жан-Поль рассуждал о достоинствах экзистенциального мышления в современном мире или что-то типа того. После первой порции мартини я оставила всякую надежду уследить за его великими идеями. В половине десятого я чувствовала себя легче перышка и еле заметила, что его рука опустилась вниз и трогала мою коленку.
– Это было так классно, – сказал он.
«Неужели?» – подумала я. Кажется, я не говорила ничего, кроме «о», «да», «нет», «классно». Если честно, я с трудом помнила его слова. Но в зале играла музыка, на него было приятно посмотреть, да и кто еще мог сидеть рядом со мной у барной стойки?
