Сандра Браун
Скандальная история
XXX
Диллон вел машину, сосредоточившись только на одном, – быстрее, быстрее!
– Сукины дети! Что такое они придумали, что сбили его с маршрута?
– Не знаю. Нил не сказал. – Джейд не отрывала глаз от дороги. – Он только сказал, что Грэм и Майраджейн Гриффит находятся в его доме, и что между ними произошел разговор, который, по его мнению, заинтересует и меня.
– Эта Майраджейн…
– …мать Ламара Гриффита.
Диллон сильно стиснул ее руку.
– Они больше не могут причинить тебе никакого вреда, Джейд.
– Они захватили моего сына.
– Они не посмеют коснуться его и пальцем.
– Может быть, физически и не тронут. Но, поверь мне, они найдут другие способы. Ты не знаешь их так, как я знаю.
Выслушав леденящее сообщение Нила, Джейд, прежде чем направиться к двери, быстро вынула что-то из маленького сейфа под столом.
– Я еду с тобой, – заявил Диллон. – Кэти, пожалуйста, запри офис. Отгони домой машину Джейд и жди нас там. Как только сможем, мы тебе позвоним.
Диллон перехватил Джейд у ее «чероки» и повел к своему пикапу.
– Это моя проблема, Диллон. Моя борьба. Я веду ее.
– Вместе со мной. Поэтому не будем терять времени. Садись.
Теперь она была рада, что Диллон поехал с ней. Его присутствие придавало ей силу и уверенность. Кроме того, он вел машину более решительно, чем сумела бы она, и сохранял притом полное присутствие духа.
Они домчались до поместья Патчеттов немыслимо быстро. Джейд выскочила из пикапа, едва он затормозил. Бегом поднялась по ступенькам и пересекла веранду. Диллон следовал за ней до самой входной двери.
– Грэм!
Только эхо отозвалось от стен и потолка.
– Он где-то здесь.
Обстановка парадной гостиной выглядела обманчиво невинной, словно театральная декорация. На низеньком столике были расставлены серебряный чайный прибор, вазочки с бисквитами и джемом, свежий фруктовый компот. На большой деревянной тарелке лежали ломтики тончайше нарезанной запеченной ветчины. Но все было нетронуто.
Майраджейн восседала в кресле с высоким изголовьем, ее цветастое платье никак не сочеталось с узорами обивки. Нанесенный неумелой рукой румянец выглядел на бледном, морщинистом лице как два расплывчатых пятна. На коленях лежала пара белых нитяных перчаток. На ней была нелепая шляпа… Убийственный, ненавидящий взгляд был устремлен на Джейд.
Сидящий в инвалидном кресле Айвен казался бесформенной массой, прикрытой лишь больничной одеждой. Он улыбался хитро и злобно. Его глубоко запавшие глаза походили на двери в ад.
Несмотря на свой распухший нос и разбитый подбородок, Нил выглядел таким же выхоленным и невозмутимым, как всегда. Одетый в серые брюки в полоску и розовую оксфордскую рубашку, он стоял возле мраморного камина, небрежно опираясь на резную облицовку. В руке он держал, слегка покачивая, высокий стакан, наполненный, видимо, «Кровавой Мэри».[7]
Джейд окинула всех быстрым взглядом, потом остановила взор на своем сыне, сидящем одиноко в сторонке на стуле. Она подошла к нему.
– Грэм, с тобой все в порядке?
Он вскочил со стула, развернул его и поставил между ними. Его дрожащие руки сжимали спинку стула, украшенную вырезанными по дереву цветками кизила.
– Отойди от меня! Я тебя ненавижу! Джейд отпрянула, – Грэм! Что ты говоришь?
– Ты позволила ему умереть. Я мог помочь ему, но ты не позволила мне это сделать, поэтому он умер.
– Кто?
– Хатч, – сообщил ей Нил. – Его больше нет с нами.
Джейд была ошеломлена. В голове мелькнула мысль о Донне Ди, она почувствовала легкую жалость к ней.
– Хатч умер?
– Донна Ди сообщила нам эту печальную новость по телефону вчера поздним вечером.
– Ты убила его! – вскричал Грэм.
– Не смей разговаривать с матерью в таком тоне, – резко произнес Диллон.
– А вы, а вы заткнитесь! – неистовствовал Грэм, изо всех сил пытаясь не разреветься, как маленький ребенок. – Она проститутка. Теперь вы тоже это знаете. Должно быть, она трахала вас всю ночь.
– Хватит! – рявкнул Диллон.
– Я как дурак надеялся, что вы поженитесь. Сегодня утром я поехал к вам, чтобы сказать, что буду этому рад. Но теперь этого не будет, потому что теперь вы знаете, что моя мать шлюха.
– Грэм, выслушай меня, – сказала Джейд, – я…
– Нет! Ты самый плохой человек, которого я только знаю. Ты позволила умереть человеку, который, возможно, был моим отцом. Я мог пожертвовать ему свою почку, но ты даже ничего не сказала мне.
– Но почему ты так думаешь? Он мог вовсе и не быть твоим отцом!
– Вот поэтому ты и есть проститутка! – Грэм показал на Айвена и Нила. – Они рассказали мне, что моим отцом могли быть три человека. Они сказали мне, что ты имела дело с ними всеми. Двое из них сейчас мертвы, и я бы никогда даже не узнал об этом из-за тебя. Эта старая леди может быть моей бабушкой. Только ты не хотела, чтобы я даже познакомился с нею.
– Да, я не хотела, чтобы ты знал своего отца.
– Почему? – вскричал он.
– Потому что он совершил грех.
– Грех? – Грэм запнулся. – Я не верю тебе.
– Это правда.
– Ты лжешь. Ты бы никогда ничего не сказала мне о моем отце, потому что тебе было стыдно. Я больше никогда не поверю тебе. Никогда.
Вчера Джейд думала, что ее враги потерпели поражение. Но теперь они воспрянули и мстят ей. Они оказались достаточно умны, чтобы ударить ее в самое уязвимое место – Грэм.
Она читала на его юном лице страх, смущение и муку. Весь мир вокруг него обрушился. Ее образ в глазах сына был вдребезги разбит злобной ложью. Если она немедленно не вернет Грэма, то почти наверняка потеряет его навсегда.
Только правда способна вернуть его.
– То, что они тебе оказали, Грэм, правда. Любой из трех мужчин может быть твоим отцом. Потому что они втроем изнасиловали меня. Я родила тебя после того, как была изнасилована тремя мужчинами.
Из его губ вырвался сдавленный вздох.
– Я никогда не хотела, чтобы ты узнал об этом, потому что не желала, чтобы ты нес на себе это пятно. Я не хотела, чтобы ты корил себя за то, в чем нет твоей вины. То был их грех, Грэм. Их. Не мой, и, конечно же, не твой.
Джейд подошла к нему ближе.
– Я бы не сказала тебе об этом и сейчас, если бы не страх, что, не сделав этого, потеряю твою любовь и доверие. Ты должен поверить мне. Эти трое мужчин отняли мою девственность и опоганили юность. Они отняли у меня мою первую, прекрасную любовь, мальчика по имени Гэри Паркер. Он убил себя после того, что они совершили. Твоя бабушка бросила нас после того, что случилось.
Джейд подняла руку.
– Я не позволю им отнять и тебя, Грэм. Они извратили факты, чтобы я выглядела плохой. Но я никогда не была плохой. И ты никогда не был. Я люблю тебя. Я знаю, что ты любишь меня. И потому ты должен поверить, что все, что я говорю тебе, – правда.
Грэм с подозрением взглянул на Патчеттов, потом снова встретился взглядом с Джейд.
– Ты была изнасилована?
– Это так. Мне было всего восемнадцать. И единственно хорошее, что из этого последовало, – ты.
Он колебался лишь мгновенье, потом отбросил прочь стул и кинулся к ней. Джейд схватила его и так тесно прижала к себе, словно никогда больше не хотела выпускать его из своих объятий.
– Он остановил меня на дороге… Он сказал, что ты будешь здесь, мама… Он сказал, что я должен пойти с ним…
– Я знаю, каким убедительным он может быть.
– Прости, что я наговорил тебе эти вещи. Я так не думаю.
– Я знаю… – Через плечо Грэма Джейд с отвращением взглянула на Нила. – Мы любим друг друга, и ничто не может изменить это. Никогда.
Диллон обнял их обоих.
– Пошли отсюда к чертям…
Они направились к выходу.
– Не торопитесь, – сказал Нил, – мы еще не кончили. Мы должны еще многое обсудить с Джейд, что вас не касается, Берк.
Джейд ответила раньше, чем Диллон успел раскрыть рот.
– Мне нечего обсуждать с тобой, кроме возможного обвинения в киднэппинге.[8]
– Но нельзя похитить своего собственного ребенка, – сказал Нил.
– Что он имеет в виду, мама?
– Бьюсь об заклад, ты бы хотел встретить своего настоящего папу, – обратился к Грэму Айвен. – Разве не так? Узнать своего папу и своего дедушку?
– Хватит! – вскричала Джейд. – Или вы мало напакостили для одного дня?
Грэм бросил на Нила яростный взгляд.
– Значит, это вы были тем другим? Вы насиловали мою мать?!
– Так она утверждает, – мягко возразил Нил. – Но теперь ты должен знать, как лгут женщины, сынок!
– Не называйте меня так!
– Все было совсем иначе, Грэм. Не так ли, Джейд? – спросил он, подмигнув ей.
– Ты омерзителен. – Джейд взяла Грэма за руку и повернулась, чтобы уйти. Но тут всех ошеломила Майраджейн, поднявшись на ноги и впервые заговорив.
Ткнув длинным, высохшим пальцем в Грэма, она завопила:
– Он Коуэн! Я вижу в нем моего отца! Это сын Ламара, и он нужен мне!
– Вы не получите его. – Джейд взглянула сначала на Айвена, потом на Нила. – Зачем вы втягиваете ее в это дело? Чтобы ухудшить положение?
Ответил Айвен:
– Если это мальчик Ламара, то Майраджейн имеет на него права так же, как и мы, если он от Нила.
Майраджейн пересекала комнату, приближаясь к ним. Глаза ее пылали фанатичным огнем.
– Он моя плоть и кровь! Он Коуэн! Он один из нас!
Глядя на Джейд, она прошипела:
– Как ты могла прятать от меня этого ребенка все эти годы? Как смела заставлять меня думать, что мой род угас?
– Она несет чушь. – Диллон тронул локоть Джейд. – Уйдем.
– Это не кончится добром, если вы уведете мальчика с собой, – сказал Айвен. – Тем более если вы вздумаете его спрятать. Мы намерены передать дело в суд, если вы так поступите.
– С какой целью?
– Учреждения опеки.
Джейд глядела на них, не веря своим ушам.
– Ни один суд в этой стране даже не примет это дело к слушанию.
– А ты подумай о том, какая вонь при этом поднимется, – сказал Айвен со злобным присвистом. – Тебе ведь не хочется такого скандала? Не думаю, что та контора из евреев и янки, на которую ты работаешь, обрадуется, когда газеты наполнятся историями о тебе и трех одноклассниках, с которыми ты занималась групповухой.
Майраджейн, задыхаясь, с трудом ловила ртом воздух, но никто не обращал на нее внимания.
– А может быть, одноклассников было четверо, папочка? – насмешливо спросил Нил. – Не забудь о Гэри.
– Заткнись! Не смей так говорить о моей матери!
Прежде чем Джейд или Диллон успели остановить его, Грэм кинулся к Нилу со сжатыми кулаками. Диллон все же поймал его в последний момент.
– Сначала я врежу ему, – процедил он. Джейд преградила им путь.
– Вы оба уйдите отсюда.
Грэм бился в руках Диллона, стараясь высвободиться, чтобы добраться до Нила. Диллон и сам, похоже, готов был убить его.
– И оставить тебя наедине с ними? Черта с два!
– Не прогоняй меня, мама! – протестовал и Грэм.
– Грэм, я должна. Пожалуйста.
Диллон, глядя на ее лицо, раздумывал.
– Пожалуйста, – прошептала Джейд настойчиво. Наконец он сдался и подтолкнул Грэма к выходу. Мальчику это не понравилось, но Диллон не слушал его. Прежде чем выйти, Диллон повернулся и ткнул угрожающе пальцем в сторону Нила:
– Если ты хоть дотронешься до нее, я убью тебя. И ничто не доставит мне большего удовольствия.
Услышав, что входная дверь захлопнулась за ними, Джейд вернулась в комнату. Ей предстояла самая важная схватка в ее жизни. Она молила Бога, чтобы он дал ей мужества для победы.
«Никогда ничего не бойся, Джейд».
– Это дело никогда не попадет в суд, – сказала она Нилу ровным, многозначительным тоном. – У тебя нет прав на моего сына.
– Но он может быть также и моим сыном.
– Ты об этом никогда не узнаешь.
– Существует анализ генетического кода.
– Я ни за что не разрешу Грэму пойти на это. Любое твое притязание на него будет равносильно признанию в изнасиловании.
– Мой сын никогда никого не насиловал! – пронзительно завопила Майраджейн. Джейд повернулась к ней.
– Он это сделал, миссис Гриффит. Когда вы приехали на похороны Митча Хирона, Ламар просил меня простить его за это.
Она снова обратилась к Нилу:
– Итак, можешь подавать свой иск в суд, если хочешь. Вот что я засвидетельствую – что моя беременность была результатом группового изнасилования под твоим подстрекательством.
– Никто не поверит этому бреду.
– Может и не поверит, но, как сказал твой отец, это, безусловно, подымет большую вонь…
– Про тебя.
– И тебя тоже. Ты помнишь женщину по имени Лола Гаррисон?
– Кто она, черт побери? – ворчливо спросил Нил.
– Она помнит тебя очень хорошо, Нил. Она должна была быть подружкой невесты на твоей свадьбы, которая так и не состоялась из-за твоей выходки. Перед тем как покинуть зал, где шла подготовка к твоему прощальному холостяцкому обеду, ты очень тесно ознакомился с нею в туалетной комнате ресторана. Вспомнил теперь?
– Смутно. И что из этого?
– Мисс Гаррисон сейчас независимый журналист. Несколько недель назад она потратила целый день, интервьюируя меня для статьи в воскресном приложении.
– Я читал ее, – произнес он с деланной скукой. – И что из этого?
– Между делом она упомянула, что единственными людьми, которых она знала в Пальметто, были Патчетты. Она рассказала мне, при каких обстоятельствах встретилась с тобой и назвала тебя грязным, мерзким сукиным сыном, которого она бы с удовольствием изобличила. Похоже, что после того, как ты намеренно нарушил помолвку, ты злобно похвалялся, что поимел подружку невесты под самым ее носом. Твое признание разрушило дружбу.
– Плевал я на эту дружбу! – сказал Нил глумливо. – Лола, или как там ее зовут, сама вешалась на меня. И с кем она там дружила?
– Я имела в виду дружбу не между девушками, а между их отцами. Они были деловыми партнерами. Эта трещина дорого обошлась отцу мисс Гаррисон. Он так никогда не оправился от нее ни в финансовом, ни в эмоциональном отношении. Она считает, что ты лично виноват в его крахе. Уверена, что она очень внимательно выслушает мой рассказ о той ночи на канале.
В комнате повисло напряженное молчание, которое нарушил Айвен.
– Мне надоела эта дурацкая возня, – сказал он. – Если ты хочешь соревноваться в клевете в газетах, валяй. У нас тоже есть кое-что. Пока эта дамочка будет на людях полоскать грязное белье, мы обвиним тебя в мошенничестве.
– Мошенничестве?
Нил подхватил слова своего отца.
– Ты взвинтила цену имущества Паркера без намерения приобрести его.
– Докажи это, Нил, – ответила она с вызовом. – Отис Паркер подтвердит, что я внесла залог в десять тысяч долларов для покупки собственности. И как ты собираешься доказать, что я не намеревалась купить это имущество?
– Я только что дал ему миллион долларов, – крикнул Айвен. – Если я попрошу его, Отис подтвердит, что у Нила не яйца, а сладкий горошек.
– Вклад был сделан по доверенности на счет третьего лица. Об этом есть соответствующие записи. И если вы рассчитываете, что провернете какую-то махинацию с ними, как это сделали с медицинским освидетельствованием после изнасилования, то не утруждайте себя. Этот счет находится в моем нью-йоркском банке.
Отец и сын тревожно переглянулись. Они были похожи на двух людей, уцепившихся за спасательную лодку, которая дала течь. То немногое, за что они могли ухватиться, медленно ускользало из их рук. Джейд уловила их страх, и это было приятно.
– В финансовом отношении вы разорены, – продолжала она. – Через несколько месяцев ваша фабрика закроется из-за нехватки оборотных капиталов. Вы не сможете запугать людей угрозой увольнения, потому что «Текстиль» обеспечит их работой на лучших условиях, труда и с большей заработной платой. Я организую компанию и проведу честного человека вместо Хатча в офис шерифа. Ваши дни диктатора в Пальметто истекли, Айвен.
Джейд взглянула на Нила.
– У тебя больше нет сил причинять людям зло. Твое обаяние давным-давно исчерпалось. Думаю, что ты им никогда и не обладал вовсе.
Он кинулся к ней, словно змея при последнем издыхании, и больно схватил за руку.
– Но я еще могу предъявить права на ребенка! И это причинит тебе кучу страданий.
Джейд выдернула руку и оттолкнула его прочь.
– Еще раз повторю. Единственный способ предъявить права на Грэма – это признать себя виновным в совершении изнасилования.
Нил хихикнул.
– Каков бы там ни был срок давности, в любом случае сейчас он уже истек.
– В таком случае я предъявлю тебе гражданский иск. И я это сделаю, если ты меня к этому вынудишь. Мне безразлично, какой при этом разразится скандал. Я не верила, что тебя можно засадить в тюрьму просто потому, что не хотела обнажать перед Грэмом всю правду. Но теперь, когда ты вынудил меня раскрыть все перед ним, это меня уже не пугает. Только подойди к нему еще раз, – произнесла Джейд с угрозой, – и ты отправишься в тюрьму за изнасилование.
– Это будет всего лишь твое заявление против моего, – усмехнулся он. – Ты никогда не сможешь этого доказать.
Джейд открыла свою сумочку и вынула оттуда видеокассету.
– Это находилось в моем сейфе с того дня, как я вернулась в Пальметто. Еще одна копия хранится в абонированном сейфе банка в Пальметто, а другая в банке в Нью-Йорке. Доступ к ней имеет только мой поверенный. Смотреть ее больно. Надеюсь, что мне никогда не придется ее использовать. Но ни минуту не сомневайтесь, что я сделаю это, если вы меня к этому принудите.
Нил дурашливо захлопал в ладоши.
– Красивый ход, Джейд. Я весь дрожу в предвкушении. И что же на этой кассете?
– Ламар.
Майраджейн испустила тихий, страдальческий возглас.
– Он сделал эту запись за несколько дней до смерти. По требованию Ламара его компаньон переслал ее мне после его смерти. Это саморазоблачение, но в то же время и раскаяние в том, что он, вместе с Хатчем и тобой, сделал со мной. Он признался в своем преступлении – твоем преступлении, Нил. Как умирающий, он просит меня простить его и ужасается за свою бессмертную душу. Он заявляет, что та ночь преследовала его, как привидение, всю оставшуюся жизнь. Это звучит исключительно сильно. Никто, увидев эту пленку, не усомнится, что этот человек говорит правду.
Джейд положила видеокассету на кофейный столик и обернулась к Майраджейн.
– То, что они с вами сделали сегодня, мерзко. Они использовали вас. Вам никогда не следовало знать об этом. Но даже несмотря на все, вы не можете предъявить никаких прав на Грэма, потому что вы никогда не любили своего сына, миссис Гриффит. Вы сделали Ламара слабым и робким. Им было легко манипулировать. Именно таким он был и в ту ночь, когда Нил предложил насиловать меня по очереди. Вот почему я не испытываю никаких угрызений совести за то, что купила ваше фамильное поместье для моей компании. Оно будет полностью отреставрировано и заселено, но не Коуэнами.
Высохшее лицо Майраджейн сморщилось, словно кисет, стянутый шнурком.
– Голос крови, – сказала она ядовито.
– Надеюсь, что нет, миссис Гриффит. Не у моего сына, во всяком случае, – мягко ответила Джейд.
Повернувшись к ней спиной, Джейд мельком взглянула на Айвена. Он тяжело, со свистом дышал, сидя в своем кресле-каталке. Его достоинство и сила были так же раздавлены, как и его тело. Она взглянула на него, как на нечто, не стоящее внимания, и этим нанесла ему самый сильный удар, какой только могла. Глядя в упор на Нила, Джейд сказала:
– Коснись только моего сына, Нил, и ты сядешь в тюрьму. Попробуй еще раз доставить мне неприятности, и я предъявлю тебе гражданский иск и за себя, и за Гэри. Твое преступление наконец-то выплывет наружу, и ты получишь по заслугам. Советую – постарайся не увеличивать своих потерь. Когда я вернулась в Пальметто, я намеревалась засадить тебя за решетку. Я могла это сделать, имея эту кассету, могла. Но потом поняла, что есть нечто большее, чем месть, нечто, приносящее большее удовлетворение. Я обрела новую жизнь, новую любовь, у меня есть мой сын. Они сейчас в центре моего мира. Отсюда я хочу смотреть вперед, а не назад. Пятнадцать лет моя жизнь была сфокусирована на тебе. – Джейд произнесла последние слова с презрительной усмешкой. – Но теперь ты не стоишь того, чтобы даже думать о тебе еще хоть секунду. С тобой покончено. И этого достаточно. Все.
– Ни черта! Я не боюсь твоих угроз. Тебе не запугать меня, сука.
– Я уже сделала это, Нил, – спокойно ответила Джейд. – Я теперь твой самый жуткий ночной кошмар. Я та, кто ни капельки не боится тебя.
Джейд в последний раз взглянула на них, затем повернулась и вышла из комнаты. Она шла длинным коридором по дому, на который уже лег неуловимый, но несомненный налет распада и запустения. Патчеттов ждали их проблемы. У Джейд были свои.
Выйдя из дома, она улыбнулась Диллону и Грэму, которые в нетерпении ждали ее возле пикапа. Грэм с явным любопытством кинулся к ней. Познание правды не отразилось на его любви к ней. Теперь, когда факты о его зачатии перестали быть секретом, с ее плеч свалился невыносимый груз.
– Мам, что произошло?
– Я сказала им, что если они еще раз побеспокоят тебя, им придется пожалеть об этом.
– И это все? – спросил он немного разочарованно.
– В основном.
Он с опаской взглянул на нее.
– Ты должна была рассказать мне обо всем.
– Возможно, Грэм.
– Или ты думала, что я не пойму?
– Вовсе нет. Я старалась уберечь тебя. Не хотела, чтобы ты думал плохо о себе из-за того, что сделал твой отец. Кто бы он ни был.
– Диллон говорит, что я личность уже сам по себе. Я не нуждаюсь в том, чтобы знать, кто из них мой отец.
– Ты Грэм Сперри, – сказала Джейд взволнованно, дотронувшись до его щеки. – Это единственная определенность, в которой я нуждаюсь.
– Я тоже.
– И вот еще, что ты должен знать… Я навестила Хатча незадолго до его смерти. Он не только не просил, чтобы ты стал его донором и пожертвовал свою почку. Он отказался даже обсуждать эту тему. Ты не должен чувствовать себя виноватым в чем-либо.
Грэм оглянулся на дом.
– Эти Патчетты… Жаль, что ты не позволила нам с Диллоном отлупить их.
Улыбнувшись, она обняла Грэма и взглянула через его плечо на Диллона.
– Я оценила идею…
Диллон наклонился и поцеловал ее в губы.
– Ты черт, а не женщина.
– Это из-за последней ночи… Благодаря тебе.
Его широкие усы раздвинулись в улыбке.
– А теперь домой.
Они ехали по ровной и узкой дороге, обсаженной замшелыми виргинскими дубами вперемежку с высокими, устремленными в небо соснами.
– Знаешь, Грэм, что говаривал мой отец?
– Дедушка Сперри?
– Ага… Он часто повторял: «Никогда ничего не бойся, Джейд». Я думала, что он говорил о смерти. Сегодня мне кажется, что он имел в виду другое. Он наставлял меня не бояться жить. Умереть, если сравнивать, подчас легче, чем жить. Моя мама не смогла выстоять и предпочла сбежать. Папа вообще не обладал мужеством жить. Я им обладаю.
С юношеской неспособностью надолго задерживать на чем-то свое внимание Грэм вращал ручку радиоприемника, не вникая глубоко в то, что говорила Джейд.
Диллон, однако, вникал в каждое слово. Он протянул руку и вытер слезу у нее со щеки. Это была первая слеза, которую она обронила за пятнадцать лет. Она поцеловала его ладонь и прижалась к ней.
Когда они подъехали к дому, Джейд сказала Грэму:
– Пойди, скажи Кэти, что все в порядке и что мы вернемся к обеду.
– А ты куда?
– Диллону и мне еще предстоит кое-куда съездить.
– Куда? Я хочу с вами.
– Тебя не приглашают.
– Вы просто хотите остаться вдвоем, чтобы нацеловаться всласть.
– Пошел!
Грэм выдал Диллону понимающий взгляд – как мужчина мужчине – и вылез из пикапа.
– Расставь шахматы, мы сыграем после обеда, – крикнул ему вдогонку Диллон. Грэм улыбнулся и направился к дому.
– Он прошел через это испытание молодцом, Джейд.
– Да, слава Богу, – прошептала она.
– Может быть. Но, в основном, благодаря тебе. Джейд выждала, когда Грэм скроется за входной дверью, и повернулась к Диллону.
– Я хочу, чтобы ты отвез меня туда. Ему не надо было спрашивать, куда она хотела направиться. Он не знал только, как туда проехать. Джейд указала ему дорогу.
Когда по обе стороны замелькал знакомый ландшафт, Джейд поняла, как мало в ней сходства с той наивной девочкой, которая ехала по этой самой дороге с лучшей подругой в тот холодный февральский вечер. Но она не была уже и целеустремленной женщиной, которая успешно прокладывала путь в мир бизнеса, словно футболист, стремительно вырвавшийся вперед. Она забила свой гол и больше не нуждалась в самоутверждении.
Две ипостаси Джейд Сперри слились в одну. Словно несколько сортов рыбы в кипящем бульоне, отдельные части ее сущности сварились вместе, образовав со временем странную смесь, необычную по составу и вкусу.
После многих лет продвижения к одной цели Джейд вернулась туда, откуда начинала. Жители Пальметто, помнившие Джейд, больше не видели в ней девушку, покинувшую городок после громкого скандала. Они относились к ней с уважением, соответствующим ее нынешнему положению. Те же, кто раньше не знал Джейд, почитали ее как героиню, делавшую великое дело для общества.
Джейд с изумлением обнаружила, что все, что ей должно было казаться ненавистным, на самом деле дорого: местная пища и уклад жизни маленького городка, летний воздух, такой плотный, что его было трудно вдыхать, и мягкий бриз, который благоухал одуряющим ароматом цветов и животворным запахом морской воды.
Этот мирок нельзя было порицать за то, что он взрастил нескольких негодяев. Деловая женщина, мать, друг, любовница – кем бы еще она ни была, она оставалась женщиной Юга. Ее сердце билось в одном ритме с его тяжелой поступью.
Уходящая от дороги колея проселка заросла травой. Здесь давно уже никто не ездил. Джейд хотелось думать, что тут никого не было с той ночи. Берега канала при свете дня выглядели совсем иначе Мягкий плеск воды в канале не казался зловещим. И не было пугающих теней, скрытого движения в темноте.
Диллон терпеливо стоял неподалеку, пока Джейд оглядывалась вокруг, вспоминая и… забывая. Наконец она подошла и встала перед ним.
– Займись со мной любовью, Диллон.
– Здесь?
– Да.
– Но почему?
– Я не хочу до конца моей жизни вспоминать это место, как место насилия. Что бы я ни делала, то унижение и гнев возвращались вновь. А я хочу вспомнить это место, как связанное с теплом, сиянием солнца. И с мужчиной, которого люблю.
Диллон погрузил пальцы в ее волосы.
– Я хочу, чтобы ты любила меня. Ты уверена, что любишь именно меня, а не то, что я сделал для тебя?
– Я уже любила тебя, но думала, что никогда не смогу выразить этого. Но если бы так и не сумела, все равно любила бы тебя.
Джейд положила ладони на его щеки.
– Я люблю тебя. А наша близость – это награда.
Шепча ее имя, Диллон привлек Джейд к себе. Он обнял ее сильно и нежно. Их губы слились в страстном влечении друг к другу, в жажде любви и обладания. Они раздевали друг друга, бросая одежду на траву. Их руки вновь открывали и возбуждали друг друга. Он поднял ее груди к своему рту, и ее соски отвердели и зарделись. Она ласкала теплую тяжесть его члена, Джейд опустилась на траву и привлекла его к себе…
– Сюда.
Он встал на колени между ее бедер и медленно лег на нее.
– Если тебе не понравится, скажи мне, и я остановлюсь, – прошептал он.
– Люби меня, Диллон.
Неспешно, постепенно он погрузился в нее. Он совершал каждый толчок, как отдельный акт любви, почти выходя из нее и вновь возвращаясь, вызывая в ней невыразимое ответное возбуждение. И вот она уже начала вздымать бедра навстречу медленным его погружениям. Он ускорил темп. Инстинктивно Джейд изменила положение ног, ее руки скользнули по его спине к ягодицам и прижали к себе ближе, сильнее, глубже.
Когда они достигли оргазма, Джейд выгнулась, подставляя себя его губам, исторгавшим хриплые стоны любви и удовлетворения.
Она прижала любимое лицо к своей шее. Перебирая его волосы, она взирала сквозь очистительные слезы на солнце и ощущала его теплые лучи на своих улыбающихся губах.
