Сандра Браун
Скандальная история
XXIV
– Вы полагаете, что я смогу играть, как профессиональный футболист, мистер Берк?
– Я же сказал, чтобы ты называл меня Диллоном.
– Я помню, но как-то непривычно.
– Зови меня Диллон. Ты сделал хороший ход конем, Грэм. Что же касается вопроса, то я полагаю, ты можешь стать профессионалом, если захочешь.
– Вот и мама так говорит. По ее словам, я могу всего добиться, если очень захочу.
Им обоим не было видно, как улыбнулась этим словам стоявшая в коридоре Джейд.
– Твоя мама умная женщина…
– Угу… Вы видели ее фотографию в воскресном журнале?
– Конечно. И прочитал всякие хвалебные слова о ней. Ты должен гордиться ею.
– Да… – Энтузиазм Грэма вдруг угас. – Но она все еще не может простить мне, что я ездил на велосипеде на стройку.
– У нее есть на то причины.
– Дурацкие!
– Но не для матери, которая беспокоится за своего ребенка.
«В конце концов, это была не такая уж плохая идея – пригласить Диллона к ужину», – подумала Джейд, слушая беседу, которую они вели между собой за партией в шахматы. Кэти так надоела ей своими разговорами о том, что надо было давно пригласить Диллона на ужин, что она сдалась. Джейд постаралась, чтобы приглашение прозвучало как бы между прочим, случайно.
– А почему бы тебе не поужинать сегодня с нами? Грэм очень хочет сыграть с тобой в шахматы.
Диллон колебался несколько секунд, прежде чем согласиться.
– Конечно. Я приду, как только приведу себя в порядок.
– Хорошо. До встречи!
Она старалась держаться легко и беззаботно, так, чтобы он не придал приглашению слишком большого значения.
Ужин прошел весело. Все вели себя по-семейному, как старые добрые друзья. По тому, как они шутили, поддразнивали друг друга, невозможно было бы представить, что всего несколько недель назад он страстно целовал ее губы, что его руки ласкали ее грудь, а все его тело, прижимаясь к ней, дрожало от возбуждения.
Джейд не могла и подумать, что еще много дней спустя его объятия будут возникать в ее памяти так явственно, что эти воспоминания будут вызывать в ней такой же странный отклик, как и сами поцелуи…
– Что ты делаешь здесь, в холле?
Джейд виновато улыбнулась, когда Кэти появилась за ее спиной, застав ее за подслушиванием.
– Они углубились в свое мужское занятие, и я не хотела прерывать их.
Кэти лукаво взглянула на нее, дав понять, что ее не проведешь, и подтолкнула Джейд к гостиной, где на кофейном столике была разложена шахматная доска.
– Диллон, если ты хочешь, там еще остался персиковый кобблер.[6]
– Спасибо, Кэти, я больше не хочу. Ужин был превосходен.
– И тебе спасибо.
– Мама, Диллон сказал, что, может быть, осенью мы съездим в Клемсон на футбольный матч.
– Там будет видно.
Грэм собирался было потребовать от нее более твердого обещания, когда в дверь позвонили.
– Я открою. – Грэм вскочил на ноги. – Это один из моих приятелей принес мне новый картридж к «Нинтендо». Если хочешь, я научу тебя играть.
Диллон иронично изобразил подобие улыбки.
– От того, что я не умею играть в «Юного Икара», я чувствую себя старым и очень глупым.
– Не глупее, чем я, – ответила Джейд с мягкой улыбкой. – Я все еще не овладела искусством управлять этой игрушкой.
Глаза Диллона озорно блеснули.
Джейд услышала, как Грэм крикнул от входной двери:
– Ма-ам! Это снова та тетенька!
Джейд шагнула к холлу, но тут же остановилась: в гостиную вошли Грэм и Донна Ди.
– Мам, она уже приходила однажды, спрашивала тебя.
Донна Ди быстро взглянула на Диллона, потом перевела взгляд на Джейд.
– Должно быть, мне следовало сначала позвонить. Но… можно тебя на минутку?
Джейд четко расставила все по местам во время их последнего разговора. Она не желала повторять спектакль, особенно в присутствии Кэти, Грэма и своего гостя.
– Выйдем на веранду.
Когда они остались одни, Джейд обернулась к Донне Ди и сказала:
– Тебе надо было позвонить. Я бы предупредила, чтобы ты не тратила зря время, являясь сюда.
Донна Ди отбросила все претензии на приличия.
– Не будь такой со мной, Джейд. Я читала, что написали о тебе в воскресном приложении на прошлой неделе. Ты теперь такая важная птица. Гаррисон так лихо расписала тебя. Словно ты самая большая шишка, которая вышла из этих краев. Меня бы даже на аркане не смогли бы притащить к твоей двери, если бы ты не была моей последней надеждой.
– В чем?
– Хатч. Ему стало хуже. Он в критическом состоянии. Бели в течение нескольких дней не отыщется донор, который пожертвует ему свою почку, он умрет.
Джейд опустила взгляд на окрашенные доски пола.
– Сожалею, Донна Ди, но я не могу помочь тебе.
– Можешь! Грэм для него последняя надежда!
– Ты этого не можешь знать. – Джейд постаралась не повышать голос, но в нем уже слышался гнев. – Я возмущена твоей попыткой возложить всю ответственность за жизнь Хатча на плечи моего сына.
– Не на его – на твои. Как можешь ты позволить человеку умереть и ничего не сделать, чтобы помочь ему?
– Не просто человеку. Человеку, который изнасиловал меня. Если бы Хатч горел в огне, я окатила бы его водой. Но ты просишь гораздо большего. Я даже не позволю Грэму пройти необходимое обследование.
Она решительно покачала головой.
– Нет. Категорически нет.
– Даже если Хатч отец Грэма?
– Ш-ш… Он может услышать. Говори тише.
– А что ты собираешься рассказать сыну, когда он захочет узнать о своем отце? Или ты собираешься сообщить ему, что ты из мстительности позволила его отцу умереть?
– Ради Бога, тише!
– Ради тебя, ты это хотела сказать? Ты не хочешь, чтобы Грэм знал, что ты не лучше убийцы. Ты думаешь, он будет любить тебя, если когда-нибудь выяснит, что ты позволила его отцу умереть и пальцем не шевельнула, чтобы помочь ему?
– Из-за чего весь этот шум?
Джейд резко обернулась. Диллон смотрел на них сквозь стеклянную дверь.
– Где Грэм? – спросила она в страхе, что он тоже расслышал брань Донны Ди.
– Кэти послала его наверх.
Диллон вошел и присоединился к ним.
– Так в чем дело?
– Я пришла ради жизни моего мужа, – сказала, обращаясь к нему, Донна Ди. – Джейд может спасти его, если захочет.
– Это неправда, Донна Ди. Тебе ничего не известно наверняка.
– В эту самую минуту Хатч находится в отделении интенсивной терапии, – объяснила Донна Ди Диллону. – Он умрет, если Джейд не разрешит их сыну пожертвовать ему почку. Она отказывает, потому что не хочет, чтобы мальчик знал, кто его отец.
Диллон перевел взгляд на Джейд. Это был пытливый и проникающий взгляд. Она молча покачала головой.
– О'кей, – произнес он, обращаясь к Донне Ди. – Вы сказали все, чего ради приходили. До свидания.
Донна Ди высокомерно взглянула на него. Выражение его лица оставалось непреклонным, и ее бравада испарилась. Она повернулась к Джейд.
– Если твой сын узнает обо всем, он никогда тебе этого не простит. Я надеюсь, что он возненавидит тебя.
Донна Ди спустилась с веранды, почти пробежала по тротуару и села в свою машину. Когда она скрылась за поворотом, в дверь выскочили Грэм и Кэти, которая шла за ним по пятам.
– Мам, о чем вы тут ругались?
– Ни о чем, Грэм. Тебя это не касается.
– Но она приходила во второй раз, значит, это важно. Скажи, что она хотела от тебя.
– Это личное дело, Грэм.
– Ты можешь сказать мне…
– Нет, не могу. Я не хочу обсуждать эту тему! И хватит!
Грэма привело в замешательство, что мать говорит с ним таким тоном в присутствии его героя – Диллона.
– Ты никогда мне ни о чем не рассказываешь! – закричал он. – Ты обращаешься со мной, словно с глупым ребенком.
Он резко повернулся и убежал наверх.
Кэти готова была вмешаться, но сдержала себя.
– Я буду в своей комнате, если понадоблюсь, – сказала она.
Когда Кэти удалилась, Диллон спросил:
– Хочешь, я поговорю с Грэмом?
Джейд повернулась к нему, готовая под горячую руку излить на него весь свой гнев.
– Нет, спасибо, – сказала она жестко. – Ты сегодня услышал достаточно, не так ли? Я настаиваю, чтобы ты забыл все, что здесь слышал.
Диллон схватил ее за плечи, встряхнул и прижал к себе.
– Ни при каких обстоятельствах… – После этого краткого заявления он освободил ее так же неожиданно, как и прижал. Уходя, бросил через плечо: – Ты знаешь, где найти меня, если захочешь, чтобы я сделал что-нибудь для Грэма. До свидания.
Он не нуждался в подобной чепухе.
Таково было настроение Диллона, когда он подогнал свой старенький пикап к дверям вагончика и заглушил мотор. Ленер не кинулся к нему с приветственным лаем: наверняка носился где-то по своим собачьим делам. Диллон счел, что это даже лучше: сейчас он был совсем не расположен составить компанию даже собаке.
Внутри вагончика было жарко и душно, словно в парилке. Диллон включил кондиционер и, встав под струю холодного воздуха, снял с себя рубашку и расстегнул джинсы, потом подставил под него лоб. Воздух приятно холодил потную кожу и шевелил завитки волос на груди.
Как ни ломал Диллон голову, но вынужден был признать, что не в состоянии понять Джейд. Каждый раз, когда ему казалось, что он близок к этому, происходило что-то неожиданное – как сегодня. Он не мог предвидеть, что в доме Джейд появится некая женщина и предъявит какие-то права на Грэма в связи со своим больным мужем.
Она упомянула Хатча. В местной газете неделю назад была напечатана история шерифа Пальметто Хатча Джолли, который находился в больнице в Саванне в ожидании трансплантации почки. Если только в Пальметто нет другого Хатча, ожидающего донорскую почку, то Хатч Джолли был отцом Грэма. Несомненно, мальчик не подозревал об этом, и Джейд держала его в неведении.
Знала ли Джейд о болезни Джолли до того, как она вернулась сюда? Дразнила ли она смертельно больного человека Грэмом, словно кролика морковкой? Если отцом Грэма был Джолли, то при чем здесь Патчетты? Какова их роль в этой истории? Жена Джолли тоже ненавидит Джейд. Но тому есть объяснение. Обычно все жены отрицают отцовство своих мужей по отношению к незаконнорожденным детям.
По опыту Диллон уже знал: во всем, что касалось Джейд Сперри, есть какая-то тайна.
Несомненно, она нуждалась в помощи. Но когда он предложил свою, Джейд бросила на него убийственный ледяной взгляд и наотрез отказалась. Но какой дурак отказывается от помощи, если в ней так отчаянно нуждается?
Диллон запустил пальцы в шевелюру: «Черт!» Он понимал, почему Джейд ведет себя так глупо: сам был таким же. На похоронах Дебры и Чарли он был откровенно невежлив с Ньюберри и всеми их друзьями. Он отверг все искренние соболезнования и все предложения о помощи, потому что находиться рядом с людьми, которых Дебра знала и любила, было для него невыносимо больно. Он порвал со всеми, полагая, что найдет успокоение в одиночестве.
Только после того, как он нашел нынешнюю работу, Диллон восстановил отношения с Ньюберри. Он написал им письмо, в котором извинился за семь лет молчания и сообщил о своих делах. Теперь он смог написать на бумаге имя Дебры без ощущения, что в сердце его вонзается нож. Ньюберри ответили ему, выразили свою радость по поводу того, что он объявился, и пригласили в любое время приехать к ним в Атланту.
Теперь Диллон мог вспоминать Дебру живой – любящей и смеющейся, а не лежащей мертвой с сынишкой на руках. Несмотря на упрямое желание цепляться за постигшую его беду, он излечился.
Диллон отрегулировал кондиционер и направился в спальню. Здесь он разделся и голый улегся под простыню на кровать. Закинув руки за голову, уста вился в потолок. Как и он семь лет назад, Джейд отвергала помощь, потому что ее проблемы представляли нечто такое, чему она не в состоянии была противостоять.
– Но что? – Диллон не понял, что размышляет вслух, пока не услышал звук собственного голоса. – Что такое она опасалась доверить другим? Что пугало ее в собственном женском естестве?
До того, как он встретил Джейд, Диллон думал, что слово «фригидность» было просто термином, характеризующим неопытных и застенчивых пичужек. Фригидными называли во второсортных кинофильмах инженю, пока они не попадали в умелые руки медоточивых самцов. Это антоним нимфомании, слова, которое применялось во множестве значений, но не имело точного определения. К несчастью, слово «фригидность» имело, видимо, прямое отношение к Джейд Сперри. Ее пугало любое мужское прикосновение.
Может быть, Хатч Джолли убил в Джейд ее права на чувственные наслаждения? Если так, Диллон ненавидит этого негодяя, которого никогда и не видел Джейд была умной, сообразительной, красивой, но у нее была страшная тайна, запрятанная в глубинах сознания. Она будет мучить ее, пока кто-нибудь не положит этому конец.
Даже и не думай об этом, – прошептал Диллон в темноте. Ты всего лишь работаешь у нее. Ты не обожатель, не любовник, и вряд ли им когда-нибудь будешь.
Диллон долго не мог заснуть. Он размышлял о том, как раскрыть сердце Джейд и изгнать ее страхи.
Тело, лежавшее в отделении интенсивной терапии, было лишь тенью человека, жизнь в котором поддерживали аппараты.
Джейд смотрела сверху на бывшего одноклассника и своего насильника. Хатч никогда не был красавчиком, но сейчас выглядел пугающе уродливым. Скулы его широкого лица резко выдавались, щеки впали. Ржаво-рыжие волосы подчеркивали бледность лица. Хатч всегда был сильным крепким атлетом, а теперь его искусственно заставляли дышать. Медицинская техника делала то, с чем уже не справлялось тело.
Пока его биологические сигналы снимались и записывались электронными приборами, пока он боролся за жизнь, две дежурные сестры обсуждали ужасающую жару на улице и исторический фильм о Гражданской войне с Мелом Гибсоном в главной роли, который снимали на натуре где-то неподалеку.
– Только две-три минуты, мисс Сперри, – сказала одна из них, выйдя из палаты.
– Да, благодарю вас.
Джейд всю ночь бессознательно сопротивлялась этому решению, но утром уже знала, что поедет в Саванну и повидает Хатча. Вовсе не потому, что сомневалась в серьезности его состояния. И конечно, она не изменила своего отношения к тому, чтобы Грэма обследовали как возможного донора. Просто Джейд почувствовала необходимость встретиться с Хатчем. Возможно, в последний раз.
Она проникла в отделение усиленной терапии, наговорив всякой всячины, что она родственница, которая проделала долгий путь из Нью-Йорка, чтобы проститься с кузеном Хатчем. К счастью, здесь не было Донны Ди, которая могла бы опровергнуть это.
Джейд была рада, что пришла. Ненависть к этим троим, виновным в самоубийстве Гэри, требовала подпитки энергией. Иногда она становилась настолько испепеляющей, что буквально вырывалась из нее. Завтра у нее будет много энергии, потому что трудно излить всю ненависть на этого человека в постели.
Неожиданно он пошевелился и открыл глаза. Ему потребовалось несколько мгновений, чтобы сосредоточить взгляд на Джейд, и чуть больше, чтобы понять, кто это. Когда он поднял его, сухие, бледные губы разделились, и он, не веря своим глазам, прошептал ее имя.
– Привет, Хатч.
– Господи! Или я умер?
Джейд покачала головой.
Он попытался облизать губы, но его язык был словно обложен ватой.
– Донна Ди говорила мне, что ты вернулась.
– Уже давно.
Он помолчал, потом сказал:
– Ты выглядишь великолепно, Джейд. Ничуть не изменилась.
– Спасибо.
Настала пауза. Наконец Хатч выдавил:
– Донна Ди говорила, что у тебя сын.
– Верно.
– Подросток?
– Ему будет пятнадцать.
Его лицо скривила гримаса боли. Когда он вновь открыл глаза, лицо его было уже спокойно.
– Мой?
– Как я могу это знать, Хатч, – простонала она, – когда вы изнасиловали меня втроем? Я не хочу и знать, кто его отец. Он мой! – воскликнула Джейд.
– Я не могу возражать тебе. Просто хотел знать.
– И не узнаешь, даже если проживешь еще пятьдесят лет.
Он грустно улыбнулся.
– Это не тот случай…
– Мисс Сперри, я вынуждена просить вас уйти.
Джейд кивнула сестре, что поняла ее. Потом тихо произнесла:
– Прощай, Хатч.
– Джейд. – Он приподнял высохшую руку, чтобы остановить ее. – Донна Ди помешалась на своей идее. Она хочет просить тебя, чтобы твой сын пожертвовал мне почку.
– Она приходила ко мне два раза.
Он снова скривился от боли.
– Я говорил ей, чтобы она не делала этого. Черт возьми, я скорее умру, чем доставлю неприятности этому мальчику. Я не хочу втягивать его в это дело. Не позволяй ей даже говорить об этом. Не позволяй тревожить его.
Его страстность поразила Джейд. Слезы, выступившие на глазах Хатча, так не сочетались с его мужественным лицом. Хатч несколько раз судорожно проглотил комок в горле.
– Если он мой сын, я не хочу, чтобы он что-либо знал обо мне… – По его исхудалой щеке скатилась слеза. – Я чертовски хотел бы, чтобы… того никогда не было… Но ничего не исправить. Просто я хочу сказать сейчас… прости меня, Джейд.
– Это не так-то легко, Хатч.
– Я и не жду прощения. Мне даже не нужно твоего сочувствия. Только хочу, чтобы ты знала: наши жизни после той ночи уже никогда не были такими, как прежде. Мой отец знал, что поступил нечестно, и никогда не мог простить это себе. Мы никогда не говорили с ним об этом, но я знаю. И Ламар был убежден, что небо покарало его за это. – Хатч собрался с силами, чтобы перевести дыхание. – Я хочу сказать тебе, Джейд, что мы все пострадали из-за этого. Та авария с поездом, в которую попали Айвен с Нилом, тоже была карой Господней.
– Нил?
– Он бесплоден. Не может иметь детей. Никто об этом не знает, даже Донна Ди. Нил признался мне в этом однажды, когда был очень пьян.
– Вы, может быть, и страдали, но Гэри умер.
Он покаянно кивнул головой.
– Да… Это тоже на моей совести. Я с этим умру. – На глазах Хатча снова выступили слезы. – Я никогда не собирался делать то, что сделал, Джейд. Я ужасно сожалею обо всем.
Они обменялись долгим взглядом.
В палату неожиданно вошла Донна Ди. Увидев Джейд у постели мужа, она остолбенела. Потом ядовито заметила:
– Если ты пришла позлорадствовать, то тебе не повезло. Мы нашли донора.
Она прижала к груди руку мужа и продолжала:
– Сегодня на рассвете разбился двадцатилетний парень на мотоцикле.
Она рассмеялась сквозь слезы.
– Доктор сказал, что его ткани соответствуют. Они немедленно начинают подготовку к операции.
Донна Ди наклонилась и поцеловала Хатча в лоб. Он, ошеломленный новостью, казалось, утратил дар речи. Донна Ди выпрямилась и взглянула Джейд прямо в глаза.
– Мы больше не нуждаемся в твоем сыне, – сказала она со злостью. – И я этому очень рада. Мне никогда не придется быть тебе обязанной за спасение моего мужа.
Диллон ворочался до середины ночи, пытаясь сопоставить известные ему факты. Когда он наконец заснул, ему снились странные сны, большей частью эротические. Проснувшись, он решил, что может отложить свои субботние дела и заботы и поехать в Саванну.
Дело было не в смене обстановки. Ему была нужна информация. Если он не получил ее от Джейд, то, может быть, сумеет вытянуть что-нибудь из Донны Ди.
Формально личная жизнь Джейд его никак не касалась. Если он попытается проникнуть в нее, Джейд просто выбросит его вон. Но Диллон все же хотел использовать свой шанс. Вольно или невольно, но он уже вовлечен в ее дела, пускай даже односторонне.
Диллон приехал в больницу как раз в тот момент, когда Джейд выходила из отделения интенсивной терапии.
Столкнувшись с ним в коридоре, она не скрыла своего раздражения:
– Что ты здесь делаешь?
В ярком свете больничных ламп ее лицо казалось мертвенно-бледным. Фиолетовые тени только подчеркивали огромность и яркость ее глаз. Джейд выглядела привлекательно: на ней была джинсовая юбка, белая полотняная блузка под красным кожаным ремнем и красные босоножки.
– Я мог бы задать тебе тот же вопрос, – ответил Диллон. – После того, что вчера мне пришлось услышать, я полагал, что могу встретить тебя где угодно, только не здесь.
– У меня были на то основания. У тебя – нет.
– Ну, считай, что я просто любопытный.
За спиной Джейд он увидел, как в коридоре появилось вдруг множество людей явно из медицинского персонала.
– Что тут происходит?
– Для Хатча нашелся донор.
У Диллона все внутри словно оборвалось.
– Нет, не Грэм. Это жертва аварии. – Она взглянула в последний раз на дверь палаты и направилась к выходу. Диллон последовал за ней.
– Этот Хатч Джолли – отец Грэма?
Не задумываясь, и не замедляя шага, Джейд ответила:
– Я не знаю.
– Боже мой! – воскликнул он и преградил ей путь. – Так он отец или нет?
– Какого черта ты лезешь в мою личную жизнь? Твое чрезмерное любопытство выводит меня из себя!
– Кто тебе миссис Джолли?
Раздраженная Джейд глубоко вздохнула и призналась:
– Донна Ди и я были лучшими подругами.
– До каких пор? Почему вы перестали быть ими? Когда Хатч сделал тебе ребенка? Они уже были тогда женаты?
– Конечно, нет! Как можно…
Она закусила губу, чтобы не сказать лишнего.
Диллон понял, что Джейд находится на грани нервного срыва. Не следовало дальше натягивать струну. Он взял ее под руку, и, направляясь к выходу, уже вполне миролюбиво сказал:
– Если бы ты была более откровенной, я бы не лез так грубо тебе в душу.
– Все это абсолютно тебя не касается.
– А я полагаю, что касается.
– Но почему?
Он остановился и взглянул ей прямо в глаза. Отступать уже было некуда. Диллон отвел ее в сторону и зло прошептал:
– Потому! Я хочу знать, почему тебя охватывает страх каждый раз, когда я прикасаюсь к тебе? Черт побери, Джейд, меня влечет к тебе. Но я не могу быть рядом и видеть, что ты словно приносишь себя в жертву, а у меня на руках остается свежая кровь после этого добровольного заклания.
– Я не хочу всего этого слышать.
– Ты можешь не хотеть слышать, но так оно и есть. И ты знаешь это. И по тому, как я целовал тебя, ты прекрасно поняла, что я хочу быть с тобой.
– Хватит! Замолчи!
– Джейд!
– Запомни раз и навсегда! – выкрикнула она. – Между нами никогда ничего не может быть!
– Потому что ты платишь мне зарплату?
В ее растерянных глазах блеснула искра гнева.
– И по этой причине тоже. Но главным образом, из-за чего-то, чего я не могу объяснить.
– Но чего именно? Я хочу понять. Скажи мне – из-за чего?
Она покачала головой. Ее упорство было непробиваемо. Диллон выругался про себя и уступил ей дорогу к выходу.
Было уже за полдень, когда Джейд подъезжала к окрестностям Пальметто. В зеркале заднего обзора она видела, что Диллон следует за ней от самой Саванны, не пропуская больше одной машины между ними.
По обе стороны извилистой проселочной дороги стояли густые леса. По всей видимости, она упиралась в заброшенное плантаторское поместье. Табличка с надписью «Продается» стояла здесь так давно, что едва была видна за разросшейся высокой травой. Некоторые буквы выгорели. Само здание еще производило впечатление, хотя и находилось в явном запустении. С коринфских колонн облезла краска, ставни на окнах обвисли, а кое-где валялись на земле. Часть крыши была сметена последним ураганом и лежала рядом. Однако поросшие мхом, мощные виргинские дубы вокруг дома не пострадали. Их верхушки беззвучно качались под легким береговым бризом. Между высокими соснами летали птицы. Порой они опускались, чтобы напиться из затянутого ряской каменного фонтана. Ветви миртовых кустов с тяжелыми гроздьями цветов клонились книзу, словно головы дремлющих украдкой уставших служанок. Джейд вылезла из своего «чероки».
– Чудесное местечко, – заметил с улыбочкой Диллон, выйдя из пикапа.
– Правда, красиво? Я собираюсь купить его.
Не обращая внимания на его явную иронию, Джейд направилась к дому и осторожно поднялась на веранду, окружавшую дом с трех сторон. Ее шаги гулко отзывались эхом, когда она обходила дом, заглядывая в оконные проемы. Кое-где еще уцелели стекла с потеками соли: до берега океана здесь было не далее полумили.
– Ты это в шутку? – спросил Диллон, следуя за ней по пятам.
– Почему же? Вполне серьезно.
– Не слишком ли этот домик велик для троих?
– Это не для нас Я хочу его купить для GSS.
Он хмыкнул.
– Сначала никудышная ферма. Теперь эти развалины… Думаю, Джордж Стейн не давал тебе полномочий распоряжаться чековой книжкой компании.
Оставив без внимания его замечание, Джейд направилась к зарослям с восточной стороны дома. Когда-то здесь был цветник. Выложенные морскими ракушками тропинки и некогда тщательно ухоженные клумбы давно уже заросли сорняком. В дальнем уголке сада высился одинокий дуб. На одной из ветвей висели качели. Узлы у сиденья были толщиной с кулак. Джейд села на доску и оттолкнулась каблуками от земли.
Закрыв глаза, она подставила лицо солнечным лучам, жадно вдыхая горячий воздух, наполненный ароматом жимолости и гардении.
– Ты здесь бывала раньше…
Она открыла глаза. Засунув руки в карманы джинсов, Диллон стоял рядом и внимательно смотрел на нее.
– Несколько раз. Я не шутила, когда сказала, что хочу купить это поместье. Мне бы хотелось, чтобы здесь было место отдыха для сотрудников нашей корпорации, где можно провести день-другой…
– Я полагал, что ты присматриваешь участки для расширения предприятия.
– Ну, это будет просто дополнительное приобретение. Представь только, сколько удовольствия получат наши сотрудники и клиенты, отдыхая здесь. Я уже получила план этого дома от агента по продаже недвижимости и послала Хэнку.
Диллон встречался с Хэнком в Нью-Йорке: они обсуждали некоторые вопросы, касающиеся фабрики «Текстиль».
– Я сказала ему, что хочу реконструировать этот дом, но сохранить все очарование и прелесть Юга. Представляешь, если мы выйдем на зарубежные рынки, то сможем привозить сюда гостей в конных экипажах и устраивать на веранде званые обеды.
Диллон подошел к ней, взялся за веревки и стал раскачивать качели, не очень сильно, но все же достаточно, чтобы порывы воздуха шевелили ее волосы.
– Ты уже обсуждала эту идею с Джорджем?
– Еще нет. Я хочу, чтобы Хэнк сделал сначала несколько акварельных эскизов.
– Похоже, вы с Хэнком очень близки.
– Мы с ним друзья с колледжа.
– Хм-м…
Джейд не обратила внимания на его хмыканье.
– Я также попросила Хэнка сделать проект дома с бельведером. Там мы могли бы проводить вечеринки, пикники и приемы. И мы сможем, когда этот дом на пляже не будет нужен нам самим, сдавать его внаем, чтобы оправдать расходы.
– Джорджу понравится эта идея. Представляю, как твои иностранные гости, сидя на веранде, станут потягивать виски со льдом и слушать негритянские песни времен рабства.
Джейд вытянула ноги и, уткнув носок в землю, остановила качели. Потом подняла голову так, что почти коснулась затылком его груди.
– Ты меня опекаешь?
Диллон не двинулся с места, хотя ему было бы проще разговаривать, если бы он обошел качели кругом и встал к ней лицом.
– Выходит, что так.
– Спасибо хотя бы за признание.
– Пожалуйста.
– Ну, мне пора. Ты не считаешь меня сумасшедшей?
– Считаю… что ты загадочная, – ответил он после некоторого усилия, подбирая правильное слово. – Честно, Джейд, у меня от тебя голова кругом идет.
В его голосе звучала горечь. Она постаралась разрядить ситуацию.
– Ты и сам достаточно сложная натура.
Его усы расползлись в широкой улыбке.
– Я?
– Ага… Для живущего в одиночестве холостяка ты ведешь себя не совсем типично…
– Ничего загадочного. Мой требовательный босс не оставляет мне времени для развлечений.
– Ты не встречаешься с женщинами.
Диллон поднял брови.
– Ты что, следишь за мной?
– Я просто полагала, что ты, как любой мужчина, время от времени нуждаешься в женском обществе.
– Ты имеешь в виду секс?
– Да, секс, – неохотно подтвердила Джейд. Неожиданно жара показалась ей еще более невыносимой, чем раньше. Даже комары куда-то исчезли. Горячий воздух стал плотным. Одежда прилипала к коже, волосы так нагрелись, то обжигали шею. Солнечные лучи расплывались в удушливом мареве. Было ощущение, что они очутились в сауне, разве что не были обнаженными.
Джейд вдруг ощутила, как близко к ней стоит Диллон: ее плечи почти касаются его бедер. Всего несколько дюймов отделяло его руки на веревках. Запах его кожи смешивался со многими другими, но она безошибочно выделяла именно этот.
– Вот что я хочу сказать, – произнесла Джейд почти беззвучно. – Мне кажется, что твое нежелание иметь контакты с другими людьми как-то связано с потерей жены и ребенка.
Его усы дрогнули. Он опустил руки и отошел от качелей, повернувшись к ней широкой спиной.
– С чего ты взяла?
– Я поняла это сразу, как только мы встретились в Лос-Анджелесе.
– Оставь при себе свои предположения, – сказал Диллон грубо, обернувшись к ней.
– «Текстиль» был для меня жизненно важным делом. Я не имела права ошибиться и проверяла тебя гак основательно, как только могла.
Он сердито глядел на нее несколько секунд, потом его плечи дрогнули.
– Полагаю, то, что ты знаешь, не имеет никакого значения.
– Но все же, что случилось?
– Зачем спрашиваешь? Тебе же все известно.
– Только в общих чертах.
Диллон оторвал веточку от дерева, повертел ее между пальцами.
– Мы жили в Таллахасси. Я работал на одного мерзавца, и работа была за городом. Я мог приезжать домой только на выходные. Дебре это страшно не нравилось, мне – еще больше. Но в то время у меня не было выбора. Ее это очень угнетало, поэтому мы старались каждые выходные превратить в маленький праздник. Так должно было быть и в тот холодный вечер в пятницу, когда я спешил домой…
Монотонно, бесстрастно он рассказывал Джейд о том, что увидел тогда на кровати в их спальне.
– Они лежали так спокойно, – хрипло выдавил Диллон, – словно спали. Никакого беспорядка, никакой крови… – Он махнул рукой. – Я подумал, что они спят.
– И что ты сделал?
Его глаза были холодными.
– Для начала я вышиб душу из того сукиного сына, из-за которого был оторван от своей семьи.
– Понятно…
– Потом я несколько месяцев пил и перестал общаться с людьми, как ты уже заметила. Был период загула, когда я хватал любую женщину, которая говорила «да». Толстую, костлявую, уродливую, красивую, старую, молодую – это не имело значения, понимаешь?
Джейд кивнула головой.
– Тебе надо было бы быть мужчиной, чтобы понять меня.
– Может быть.
– В общем, я как-то перебивался и оставался одиноким, пока ты не предложила мне эту работу.
Диллон пронзительно взглянул в ее глаза.
– А теперь впервые за семь лет у меня появился интерес к жизни. Я признателен тебе за это, Джейд.
– Ты мне ничего не должен. Если не считать той тяжелой работы, которую ты делаешь за деньги, что я плачу тебе. И до сих пор у меня не было повода для разочарования.
Он отбросил веточку и отряхнул руки.
– Мне надо было быть дома с ними.
– Но почему? Чтобы ты тоже умер во сне? Так было бы лучше?
– Я должен был проверить заслонку.
– А она не должна была зажигать огонь, не проверив.
– Не будь такой рассудительной.
– А ты не сходи с ума, Диллон. Это была трагическая случайность. В том некого винить. Ты не можешь жить всю жизнь и терзать себя за то, в чем нет твоей вины.
Джейд пристально посмотрела на него.
– То, что я сейчас услышала, объясняет, многое. Я знала, что строительство этой фабрики очень важно для тебя, но не понимала, до какой степени.
