Сандра Браун
Поцелуй на рассвете
Глава 2
Рот Райли был голодным и требовательным, и Брин почувствовала это с первого поцелуя. Не было никакой прелюдии, никакого поддразнивания, никакого постепенного обольщения. Он не дал Брин времени воспротивиться или хотя бы подготовиться к атаке. Какое-то мгновение, один удар сердца, и вот уже его губы слились с ее губами. Горячие, властные, возбуждающие, настойчивые.
Брин разделилась надвое: рассудительная часть ее существа испуганно попятилась и в панике бежала, а другая часть, оставшись без защиты рассудка, с готовностью откликнулась на поцелуй. Вкус губ Райли, их жар и твердость были так знакомы. Брин окунулась в забытые ощущения, как человек закутывается в старый удобный халат. Ни один мужчина не умеет целоваться так, как Райли. О, как хорошо она помнит настойчивое давление его языка… Да, да, так, именно так. Она помнит эти резкие, глубокие толчки, эту его жадность, от которой кажется, что он умирает от желания. И эти легкие, как касание перышка, ласкающие прикосновения. И это медленное, чувственное отступление, и неторопливое скольжение вдоль ее зубов. И как он напоследок облизывает ее губы, это она тоже помнит.
– Я так по тебе скучал, мне тебя не хватало. Я не мог больше терпеть ни дня, мне нужно было тебя увидеть. Ах, Брин, Брин…
Райли снова стал целовать ее, и Брин словно со стороны услышала чувственный стон, вырвавшийся из ее груди. Тело ее отреагировало на поцелуи жаром и влажностью, и раньше такая ее реакция непременно привела бы их в постель.
Райли был горячим и твердым. О, это Брин тоже помнила.
Почувствовав знакомую твердость у своего живота, Брин поняла, что, если не остановит Райли прямо сейчас, события вырвутся из-под контроля. Она возненавидит себя, если допустит, чтобы это произошло.
– Нет, Райли, – не сказала, а прошептала, прошелестела на выдохе Брин, и потому протест прозвучал не слишком убедительно.
Удивительно, что ей удалось вообще произнести какие-то слова. Губы Райли нежно касались ее шеи, перемежая поцелуи с легкими покусываниями, затем его язык нырнул в треугольную ямку у основания шеи.
– А-ах, Райли, прошу тебя, не надо…
– Тебе по-прежнему нравится, когда я так делаю, правда?
– Нет.
– Лгунишка.
Тихие всхлипы, сорвавшиеся с ее губ, подтвердили его правоту. Рука Райли нашла ее грудь, и Брин вся затрепетала.
– Райли, прекрати.
– Что прекратить? Это?
Большой палец Райли продемонстрировал свое мастерство. Брин застонала.
– Я серьезно. Прекрати! Это безумие…
Последовал еще один поцелуй – менее настойчивый, чем первый, но в тысячу раз более возбуждающий. У Брин ослабели колени.
– Так нечестно.
– Чертовски верно подмечено. Я хочу, чтобы на тебе не было одежды.
– Нет, я имела в виду… – Брин едва дышала. – О, так бы и убила тебя за это.
Райли беззвучно рассмеялся, дыша ей в ухо.
– Разве можно меня винить? Ты сегодня так соблазнительно выглядишь. Тебе всегда очень шло черное.
Вечернее платье из черного бархата было редкостной находкой, едва увидев его на вешалке в бутике Магнина, Брин сразу поняла, что оно создано для нее. Длинные рукава плавно сужались к запястьям, узкая юбка превосходно подчеркивала стройность бедер, а по низу, чуть ниже колен шла оборка из черного атласа. Прямоугольный вырез на груди был довольно прост, зато на спине глубокий каплеобразный вырез спускался почти до самой талии, не доходя до нее лишь на несколько дюймов.
Пальцы Райли игриво заскользили по спине Брин, повергая ее в трепет и заставляя сожалеть о слишком смелом вырезе на спине. «Ну почему, почему я позволяю проделывать с собой все это? – спрашивала себя Брин. И сама же отвечала:
– Да потому, что я слабая, вот почему». Когда дело касалось Райли, ей вечно не хватало силы воли. Она повела себя глупо и безответственно, совершила опрометчивый поступок и поплатилась за это. Неужели она никогда не станет серьезнее? Разве ей мало уроков, которые уже преподала судьба? Неужели ради нескольких поцелуев она готова пожертвовать своей независимостью? Нет!
Брин оттолкнула Райли. Он не выпустил ее из объятий, но поднял голову и заглянул в ее мятежные глаза.
– Все еще бесишься? Почему ты не скажешь, в чем я провинился?
– Я никогда не бешусь, разве я похожа на человека, который сошел с ума?
– А, ясно, ты ушла потому, что не сходила по мне с ума.
– Райли, я не хочу играть в словесные игры, а даже если бы и хотела, сейчас не время. Ты что, забыл, что у меня полон дом гостей?
– Ты по-прежнему хранишь в заначке «эм-энд-эмс»?
– Что?!
В возгласе Брин смешались изумление и возмущение.
– Да ладно тебе, не притворяйся, будто не понимаешь, о чем я говорю, – поддел Райли. – Ты всегда прятала в кладовке маленькую корзиночку с орешками в шоколаде «эм-энд-эмс».
– Ничего подобного!
– Я знаю, почему ты это делала. – Райли рассмеялся и шутливо дернул ее за нос. – Ты же поклялась не есть шоколада, вот и не хотела, чтобы я знал, как ты тайком их таскаешь.
– Но ты тоже их таскал!
Брин густо покраснела, сообразив, что попалась в ловушку и во всем призналась.
Пока они разговаривали, Райли осматривал полки, заставленные консервными банками, пакетами с крупой и бутылками растительного масла. Найдя то, что искал, он испустил победный клич и протянул руку за корзиночкой конфет, спрятанной позади двух банок грейпфрутового сока. Открыв корзинку, он достал горошину «эм-энд-эмс» и бросил себе в рот, потом достал еще одну и, прежде чем Брин успела увернуться или отвести его руку, просунул конфету между ее губами.
– Почему ты никогда не говорил, что знаешь мою тайну?
– Ты же знала, что я знаю, разве нет? – мягко спросил Райли, улыбнувшись той самой подкупающей улыбкой, перед которой Брин никогда не могла устоять.
Она невольно улыбнулась в ответ:
– Да. Почему мы оба делали вид, что это тайна?
– Потому что так было интереснее. Зачем портить игру? – Озорные искорки в его глазах перешли в ровное голубое пламя. – В нашей жизни было много интересного, правда, Брин?
– Но и трудностей хватало.
– Они есть в каждой семье. Не думаю, что у нас их было больше, чем у других.
– Знаю, – тихо ответила Брин, опуская глаза. – Но это были мои проблемы, не твои.
– И ты решила страдать молча? Брин, почему ты не рассказала мне о своих проблемах тогда, раньше?
– Я не хочу об этом говорить.
Брин протянула руку за спину Райли и дернула ручку. Дверь не поддавалась, потому что Райли придерживал ее рукой, не позволяя открыть.
– Зато я хочу, черт возьми!
– Сейчас не время для таких разговоров.
– Время давно прошло. Черт побери, женщина, прошло семь месяцев! Я хочу знать, и немедленно, почему моя жена, моя возлюбленная ушла от меня!
Райли взорвался, что случалось с ним нередко. Его ярость могла привести в ужас операторов и инженеров, даже менеджеров телестудии, но Брин еще в самом начале их знакомства научилась не пасовать перед ним. И сейчас она тоже не собиралась отступать перед его гневом. Пусть Райли превосходил ее силой и ростом, но по воинственности Брин нисколько ему не уступала. Она с вызовом посмотрела ему в глаза.
– Я не собираюсь говорить на эту тему, это бесполезно и ни к чему хорошему не приведет.
– Ты хочешь сказать, что мы не в состоянии разрешить твои проблемы?
– Да, вроде того.
– Не верю!
– Поверь мне на слово.
– Здесь замешан другой мужчина? Говори, в этом все дело?
– Нет.
– Тогда в чем же? Какая еще проблема может быть настолько безнадежно неразрешимой, что мы не в состоянии вместе справиться с ней?
– Райли, ты ошибаешься.
– Это Эйбел Уинн?
– Что-что?
– Ты ушла от меня к Эйбелу Уинну? Бросила меня, чтобы спать с ним?
Брин залепила ему пощечину. Залепила со всего маху. Это был первый случай, когда один из них поднял руку на другого. Брин в ужасе смотрела, как на щеке Райли проступает отпечаток ее руки. «Неужели я действительно это сделала?» – мысленно ужаснулась она. Она бы, наверное, не поверила, если бы рука не горела так, словно в нее вонзаются тысячи булавок. И теперь она с ужасом ожидала ответной реакции Райли.
Но Райли, вместо того чтобы прийти в ярость, улыбнулся. Он испытал неимоверное облегчение: реакция Брин показала, что его обвинения несправедливы. То, чего он боялся больше всего на свете, не подтвердилось: Брин не полюбила другого. Собираясь сегодня к ней, Райли был готов на все, чтобы ее вернуть, пойти на любые компромиссы, залечить любые раны. Но если бы она полюбила другого мужчину, тем более такого влиятельного и богатого, как Уинн, у него бы не было никаких шансов.
Улыбка Райли заставила Брин вмиг позабыть все страхи и подлила масла в огонь ее гнева.
– Как ты смеешь говорить такое? – яростно прошипела она. – Я была тебе верна. Неужели тебе могло прийти в голову… У-ух!
Брин рванула ручку двери, и на этот раз Райли не стал ей препятствовать. Однако он и не думал оставлять ее в покое. Когда Брин вышла из кладовки, он последовал за ней, отставая на каких-нибудь полшага.
– В гневе ты всегда была восхитительна, – поддразнил он. – Помнишь, в день, когда мы познакомились, ты была похожа на фурию.
– Нет.
Райли схватил ее за плечи и рывком повернул к себе лицом. Брин оказалась слишком близко к нему; голова ее запрокинулась, грудь прижалась к его груди.
– Черта с два «нет»! – прорычал Райли.
А в следующее мгновение он звонко поцеловал ее.
– Честное слово, ребята, всякий раз, когда я застаю вас одних, вы приводите меня в изумление, – протянул стоящий в дверях Стюарт. – Чем это вы все-таки занимаетесь?
Брин вырвалась из рук Райли и, оставив его объясняться со Стюартом, сбежала. Вернувшись в гостиную, она первым делом направилась к бару и быстро налила себе бокал белого вина. Выпив его чуть ли не залпом, Брин поспешила отойти от стойки, пока Райли не вернулся на свой пост.
Он просто невыносим! Брин молча вскипала от гнева. Его самомнение выходит за всякие рамки. А наглость… тут ей вообще не хватало слов. Только Райли могло прийти в голову преспокойненько заявиться к ней в дом после того, как они не виделись семь месяцев, запереть ее в кладовке и целовать так, как он целовал… даже не спросив предварительно: «Как поживаешь, Брин?»
Брин как ни в чем не бывало улыбалась гостям. Похоже, ее временного отсутствия никто не заметил. Кроме Эйбела. Встретившись с ним взглядом, Брин прочла в его глазах вопрос. Она вдруг засомневалась, все ли у нее в порядке с внешностью, не разлохматил ли ей Райли волосы, не помял ли платье? А губы, неужто они и впрямь так припухли и горят, как ей кажется? За считанные минуты, проведенные в кладовке, Райли сумел возбудить ее до лихорадочного состояния. Неужели то, что она чувствует, заметно окружающим?
Приклеив на лицо фальшивую улыбку, Брин присоединилась к ближайшей паре. Супруги оказались весьма общительными и тут же стали оживленно рассказывать ей о своей трехмесячной дочери. Но проблемы детского питания, смены подгузников и общения с педиатрами не могли отвлечь Брин от ее собственных раздумий. Мысли ее неумолимо возвращались к тому дню, о котором напомнил Райли. К дню их знакомства.
Это был ее первый день на новой работе, и вполне естественно, что Брин волновалась. Припарковав на отведенном ей месте машину, она направилась к служебному входу в студию. Проверив пропуск, охранник впустил ее в здание.
– Вам доверена очень ответственная работа, – предупредил ее менеджер по персоналу во время состоявшейся несколько дней назад беседы. – Хочу вас сразу предупредить, что с ним нелегко работать: артистический темперамент, ну, вы понимаете.
Еще бы ей не понять. Артистический темперамент! Это еще мягко сказано! Да у Джона Райли самая настоящая звездная болезнь, причем в тяжелой форме. Любому, кому приходится иметь дело с тираном, пораженным этим недугом, можно только посочувствовать.
Помнится, тогда она ответила весьма самонадеянно:
– Я уверена, что смогу работать с мистером Райли.
Менеджер лишь крякнул.
– Будем надеяться, – несколько скептически заметил он. – Вы не первая, кого мы пытаемся назначить продюсером ток-шоу «Утро с Джоном Райли», до вас на эту должность пробовались еще несколько человек: и мужчины, и женщины. К сожалению, пока нам не удалось найти человека, в котором сочетались бы нужные способности и личные качества, – Вы хотите сказать, что всех претендентов отпугнул ужасный характер мистера Райли? – Менеджер вскинул брови, изумленный ее прямотой. – Уверяю вас, от меня не так легко избавиться.
«Только бы мне не растерять эту уверенность», – думала Брин, шагая по длинному темному коридору, в котором чувствовался застоявшийся запах табачного дыма. Точно такие же коридоры были и на двух других телестудиях, где она работала раньше.
Еще не успев открыть тяжелую толстую дверь в студию, Брин услышала крики и плач. Она почувствовала себя Алисой, попавшей на безумное чаепитие, и одновременно почему-то укротителем, входящим в клетку со львом без хлыста. И в том и в другом случае шансов остаться целой и невредимой немного.
– Каким местом ты думала? Можешь не отвечать, позволь, я сам догадаюсь. – Догадка, высказанная Джоном Райли, которого Брин сразу узнала по голосу, прозвучала так непристойно, что Брин поморщилась. – Ты и раньше вела себя как безмозглая невежественная дура, но этот идиотизм уже ни в какие ворота не лезет! Надо же было так напортачить! – Он замолчал, чтобы перевести дух, и жестом, выдающим нетерпение, запустил пальцы в волосы.
Жертва словесной порки – девушка лет двадцати – стояла перед Райли, закрыв лицо руками, и громко рыдала, содрогаясь всем телом. Присутствующие члены съемочной группы реагировали на происходящее по-разному. Оператор стоял, небрежно положив руку на дорогую камеру, и с нескрываемым удовольствием наблюдал за разыгравшейся сценой с видом заинтересованного зрителя, даже забыв о прилипшей к губе сигарете. Какая-то девица в футболке, джинсах и кроссовках сидела, скрестив ноги по-турецки, прямо на бетонном полу и сосредоточенно жевала жвачку, время от времени надувая пузыри. Два молодых парня увлеченно листали номер «Пентхауса». Но больше всего Брин поразил мужчина, который ухитрялся спать, несмотря на шум, причем его стул стоял на двух ножках, а спинка упиралась в стену.
Райли расхаживал взад-вперед перед рыдающей девушкой, бросал на нее убийственные взгляды и время от времени отрывисто произносил не менее убийственные фразы. Слова вылетали как пули из автомата.
– Что мне теперь делать? Как ты себе это представляешь? Шоу должно быть записано на пленку, эфир завтра. Завтра! А меня окружают одни идиоты вроде тебя, которые даже не могут… – Он замолчал.
«Одно из двух, – подумала Брин, – либо ему не хватило воздуха, либо иссяк запас ругательств».
Его жертва воспользовалась паузой, чтобы вставить словечко:
– Сегодня должна выйти на работу новый продюсер, может, ей удастся ее усмирить.
– «Она, ей, ее», – передразнил Райли. – Какой еще продюсер? Наверняка они наняли очередную дебютантку, у которой сиськи больше, чем мозги. Нет уж, избавь меня от нового продюсера. Обязанности продюсера должна была выполнять ты, и посмотри, что мы имеем! Это просто катастрофа!
– Извините, я… я не знаю…
– Вот именно.
Девушка всхлипнула и снова закрыла лицо руками. Брин решила, что с нее довольно. Она вышла на несколько шагов вперед, чтобы попасть из темноты в освещенную часть студии.
– Прошу прощения.
Ведущий ток-шоу «Утро с Джоном Райли» резко развернулся и пронзил Брин взглядом самых голубых глаз, какие ей только доводилось видеть. Эти глаза стали легендой, и Брин сразу же поняла почему. Они стоили всех восторженных эпитетов, расточаемых в их адрес.
По-видимому, в этой студии не привыкли к тихому спокойному голосу, здесь он возымел такое же действие, какое в любом другом месте мог возыметь вой сирены пожарной сигнализации.
Жертва Райли перестала плакать и посмотрела на Брин. В мокрых от слез глазах зажегся огонек надежды.
Оператор передвинул сигарету из одного угла рта в другой, уронив при этом на пол длинный столбик пепла.
Спавший мужчина проснулся, и его стул с грохотом приземлился на все четыре ножки.
Девица на полу, застыв с надутым пузырем во рту, уставилась на Брин.
Голос Брин привлек внимание даже читателей «Пентхауса». Четыре пары глаз посмотрели на нее поверх глянцевой обложки.
Райли замер на месте и высокомерно окинул Брин оценивающим взглядом.
– Не говорите, я сам догадаюсь.
– Вы уже догадались, мистер Райли. Я та самая дебютантка, у которой сиськи больше мозгов. – Кто-то хихикнул, кто-то закашлялся. Голубые глаза уставились на ее груди. Брин не дрогнула. – Как видите, они не такие уж большие. Но смею вас уверить, серого вещества у меня достаточно. Кто-нибудь может мне объяснить, что здесь происходит?
Все заговорили одновременно. Брин вскинула руки, призывая к молчанию.
– Как мне кажется, мистер Райли расстроен больше всех, так что давайте начнем с него.
– Я никогда не расстраиваюсь, мисс?..
– Кэссиди. Если бы вы, мистер Райли, соизволили присутствовать на собеседовании, вы бы знали мое имя. Мы могли бы тогда же устроить производственное совещание, и, как знать, возможно, катастрофы, о которой я тут слышала, можно было бы избежать. – «Один ноль в мою пользу», – подумала она.
– Я уезжаю со студии в два часа. – Холодные голубые глаза не потеплели ни на йоту. – Собеседование было назначено на четыре. Не мог же я болтаться где-то целых два часа?
– Но если бы вы тогда задержались, – возразила Брин медоточивым голосом, – вам бы не пришлось рвать и метать сегодня утром, как вы полагаете?
– Минуточку…
– Если я правильно поняла, у нас нет ни одной лишней минуты, – решительно перебила Брин. – Вы хотите, чтобы передача была записана на пленку или нет? Изложите мне суть проблемы и давайте решать ее вместе. А после, когда у нас будет время, можете на меня наброситься, если уж вам так хочется.
Райли стиснул зубы, на скулах заходили желваки. Казалось, он вот-вот взорвется. Брин спокойно ждала, молча глядя на него. Наконец он заговорил, выстреливая слова короткими очередями:
– Растяпа Уит назначила моей гостье – кстати, весьма эксцентричной особе с розовыми волосами – время на час раньше положенного. Гостье пришлось ждать, пока мы все подготовим, естественно, она пришла в ярость. Она так визжала, что я удивляюсь, как не полопались стекла во всем здании, пришлось буквально запереть ее в комнате. У нее истерика, она ведет себя как ненормальная.
– Насколько я могу судить к этому здесь привыкли, – вставила Брин.
Райли метнул на нее уничтожающий взгляд, но ради экономии времени оставил ее замечание без ответа.
– Студия не была подготовлена к записи, потому что она, – Райли наставил палец на съежившуюся заплаканную девушку, – она забыла включить нас в график, который и в лучшие времена забит до отказа. За час мы должны все здесь переделать, потому что утром в этой студии записывают программу новостей.
Закончив свой монолог, Райли с вызовом уставился на Брин, словно говоря: «Ну, что ты на это скажешь? Что просила, то и получила. Теперь разбирайся». Вид у него был почти довольный. Во всяком случае, самодовольный. Райли ждал ее реакции.
Дочь адмирала Кэссиди никогда не пасовала перед вызовом. Она повернулась к хныкающей девушке, которую Райли назвал растяпой Уит:
– Как вас зовут?
– Уитни, – еле слышно ответила та.
– Уитни Стоун, стажер, дочка менеджера по продажам, с которой мне велено нянчиться, – вставил Райли.
– Лучше помолчите! – Брин повернулась к нему лицом. Оператор тихонько присвистнул. Девица со жвачкой чуть не проглотила пузырь. – Что толку от ваших нападок?
Прежде чем Райли успел что-нибудь возразить, Брин уже снова повернулась к девушке.
– Кончайте плакать, слезами делу не поможешь. Первое, чего я от вас хочу, так это чтобы вы принесли мистеру Райли чашечку кофе. Думаю, ему это не помешает. Затем поднимитесь в аппаратную и посмотрите, на месте ли режиссер и звукооператор. Если нет, разыщите их. Передайте им, что я очень сожалею, что наша запись не включена в сегодняшний график, и постараюсь, чтобы впредь подобное не повторялось. Все ясно?
– Да, мэм. – Девушка кивнула и пулей вылетела из комнаты, словно приговоренный к смертной казни, которого помиловали в последний момент.
– Вы, вы и вы, – Брин поочередно указала пальцем на каждого из трех праздно шатающихся в студии мужчин, – разберите задники программы новостей и подготовьте площадку для Райли.
– Но это должна была сделать ночная группа после выхода ночного выпуска. Мы…
Брин сердито взглянула на осмелившегося спорить:
– Делайте, что вам говорят.
Мужчины переглянулись. Тот, что спал, пожал плечами и нехотя поднялся со стула. Парни с «Пентхаусом» отложили журнал и, ворча что-то под нос, нехотя поплелись на площадку.
– Выбросите сигарету, – приказала Брин оператору. – Невозможно нормально снимать, когда во рту или в руке сигарета. И на сегодняшней съемке попрошу не курить. Я ясно выразилась?
Оператор и не думал подчиняться.
– Эй, Райли, разве она имеет право командовать?
– Имею, я только что это сделала. Если вам не нравится со мной работать, поищите себе работу в другом шоу. Только не забывайте о молодых выпускниках колледжа, которые будут счастливы занять ваше место.
– А вы, – Брин обратилась к девушке, по-прежнему сидевшей на полу, – выбирайте: или я больше не вижу вашей жвачки, или вы покидаете площадку. А пока вы решаете этот вопрос, проверьте, в порядке ли микрофоны для мистера Райли и его гостьи.
Она снова повернулась к Райли, стараясь не замечать гнева, закипающего в сапфировых глазах.
– Кто сегодня гость вашего шоу?
– Памела Ханн.
У Памелы Ханн в самом деле были розовые волосы. Брин усилием воли сдержала улыбку, понимая, что от того, как она разыграет эту подачу, может зависеть исход игры.
– Где она?
Райли вздернул подбородок.
– Растяпа Уит может вас проводить.
Уитни как раз шла через студию, держа в руках, как пакт о перемирии, чашку дымящегося кофе. Споткнувшись о кабель, она чуть не упала, и немного кофе пролилось на пол. Райли тихо выругался, но кофе взял и даже пробурчал «спасибо».
– Мистер Райли, думаю, вам нужно подгримироваться, – миролюбиво предложила Брин, надеясь в душе, что Уитни не расслышала, какими эпитетами он ее наградил. – Когда все будет готово, я за вами зайду. У вас есть какие-нибудь материалы на мисс Ханн?
– Есть кое-что, – буркнул Райли.
– Может, вам стоит пока их изучить?
Попросив Уитни Стоун показать, куда они заточили разгневанную Памелу Ханн, Брин вышла из студии. Памела Ханн была модельером, в последние годы ее популярность резко возросла – в основном благодаря тому, что в ее туалетах появлялись героини популярного телесериала.
Как только Брин открыла дверь в комнату, на которую ей указала Уитни, она нос к носу столкнулась с женщиной, чье лицо почти сравнялось по цвету с растрепанными розовыми волосами. Зато глаза-бусинки под знаменитыми бровями Памелы Ханн были почти бесцветными. Тонкий нос от злости стал еще тоньше.
– Безобразие, вот как это называется! Я требую объяснений! Вы даже представить себе не можете, насколько это было… Меня оскорбили самым возмутительным образом!
Памела Ханн цедила слова сквозь сжатые губы. Заметив, что перед ней человек, с которым она еще не встречалась, женщина надолго замолчала и принялась бесцеремонно разглядывать Брин.
– Кто вы такая? – надменно спросила она наконец. – На вас моя блузка.
Брин мысленно поблагодарила своего ангела-хранителя или кто там еще надоумил ее надеть сегодня именно эту блузку. Когда Райли сообщил имя оскорбленной гостьи, Брин чуть было не расхохоталась: она не сомневалась, что дело в шляпе.
– Меня зовут Брин Кэссиди. Вы правы, мисс Ханн, на мне одна из ваших блузок. Я несколько месяцев копила деньги, чтобы купить изделие с вашим ярлыком, и пользуюсь случаем сказать, что блузка мне очень нравится.
Памела Ханн фыркнула:
– Это классная вещь, она будет отлично смотреться на ком угодно, но вам и вправду очень идет. Вы умеете носить хорошие вещи. Размер шестой? Нет, пожалуй, четвертый. Я придумала ее в момент вдохновения. Рукава колышутся при каждом движении, но если бы я не настояла на их особом покрое, этого бы не получилось.
Несколько секунд модельерша с гордостью рассматривала свое творение, потом снова фыркнула, словно почувствовала неприятный запах.
– Вы так и не сказали, что вы делаете в этом зверинце. Хочу довести до вашего сведения, юная леди, что мне приходилось участвовать во многих шоу: «Доброе утро, Америка», шоу Джонни Карсона, «Шестьдесят минут», шоу Мерва Гриффина. Но нигде, слышите, нигде со мной не обращались так отвратительно. Эти люди – просто отбросы общества, а шоу «Утро с Джоном Райли»…
– Вы абсолютно правы, мисс Ханн, полностью с вами согласна. На вашем месте я бы отказалась участвовать в этом шоу и уехала. С какой стати давать им интервью после того, как они обошлись с вами столь возмутительным образом? Зачем им потакать? Подумать только, с вами, выдающимся американским дизайнером, светилом современной моды, обращались как с обычной гостьей, как… как с какой-нибудь актрисой! Неужели они не понимают, что вы художник?
Делая вид, что высказала все, что думает, Брин подошла ближе и тихо, с почтением спросила:
– Заказать вам такси? Или вы приехали на лимузине?
– Я… гм… я приехала на своей машине. Люблю, знаете ли, иногда сама сесть за руль… только иногда, для разнообразия.
– О да, разумеется, мисс Ханн. Позвольте проводить вас к выходу. Мы и так задержали вас слишком долго, а ваше время поистине бесценно. Это папка с вашими эскизами? Не забудьте. Какая жалость, что из-за некомпетентности этих недоумков зрители лишатся возможности увидеть ваши новые модели. Глупость и некомпетентность на всех уровнях общества – наша главная беда, не правда ли, мисс Ханн? Вероятно, в индустрии моды существует та же проблема.
Она деловито вышагивала рядом с Памелой Ханн, моля Бога, чтобы не сбиться с пути и свернуть куда нужно. Брин еще не освоилась с лабиринтом коридоров и могла только гадать, какой из них ведет к выходу из здания. Не хватало еще, чтобы в результате она привела Памелу Ханн в раздевалку для уборщиц. От волнения сердце Брин ухало, как молот. Даст ли ее блеф желаемый результат?
Она бесстрастно улыбнулась модельеру:
– Правда, что вы устраиваете в Сан-Франциско эксклюзивный показ мод? Кажется, я где-то об этом читала.
– Да, верно. Показ состоится завтра у Ньюмана.
– О, замечательно! Может быть, я сумею прийти, хотя не знаю, удастся ли. Но надеюсь, что кто-нибудь все-таки придет.
Памела Ханн остановилась так резко, что высокие каблучки остроносых европейских туфель едва не заскрипели по полу.
– Почему это они могут не прийти? Вы считаете, мои модели не привлекут зрителей?
– Ну… видите ли, мисс Ханн, у ток-шоу «Утро с Джоном Райли» очень широкая аудитория, даже если его выпускают некомпетентные люди. Но не беспокойтесь, – она дружески похлопала женщину по тонкой руке, – наверняка многие женщины видели рекламу вашего показа где-нибудь еще.
– Но…
– И конечно, я не верю слухам, которые распускали о Рэйчел Аамье, когда она отказалась участвовать в телепередаче одной местной студии.
Брин мягко подтолкнула Памелу Ханн к выходу, но та не двигалась с места.
– Аамье? Говорите, она отказалась участвовать… И какие пошли слухи?
– О, умоляю вас, не спрашивайте, – заговорщически прошептала Брин. – Вы вынуждаете меня выдать тайну.
– Я никому не скажу. – Тонкие ноздри Памелы затрепетали. – Что говорят о Рэйчел Аамье?
Брин оглянулась с таким видом, словно собиралась выдать шпиону государственную тайну.
– Пошли слухи, что модели из ее последней коллекции никуда не годятся и она отказалась демонстрировать их публике, пока не будут распроданы билеты на показ. – Еще раз оглянувшись, Брин поспешила добавить:
– Но как я уже говорила, я не верю, что она намеренно устроила сцену и отказалась появиться на экране. – «Только бы она не догадалась, что вся эта история – от начала до конца выдумка!» Брин снова подтолкнула ее к выходу. – Пойдемте, мы уже отняли у вас слишком много времени. Я еще раз прошу прощения за нашу ошибку и причиненные вам неудобства. Я прослежу, чтобы…
– Минуточку. – Памела Ханн нервно облизнула губы и прищурилась. – Милочка, вам действительно идет эта блузка.
– Благодарю вас.
– Пожалуй, в следующий раз я предложу эту модель в более ярких тонах, к примеру цвета фуксии.
– Правда? О, замечательно! – подобострастно воскликнула Брин.
– Я не расслышала, как вас зовут, дорогая.
– Брин. Брин Кэссиди.
– Так вот, Брин, вы такая душка, что я, так и быть, соглашусь на это несчастное интервью.
Брин театрально схватилась за сердце, которое в эту минуту готово было выпрыгнуть из груди от радости.
– О, мисс Ханн, у меня просто нет слов! Вы слишком великодушны!
Гостья подняла руку, как папа римский, благословляющий паству.
– Не стоит, дорогая, великодушие – свойство всех настоящих художников.
К тому времени, когда женщины входили в студию, Памела Ханн только что не мурлыкала от удовольствия.
– Уитни, дорогая, будь так любезна, принеси мисс Ханн чашечку кофе. Вам со сливками или черный? С сахаром или без?
– Без сливок и без сахара. Нам, женщинам, нужно заботиться о фигуре.
Мисс Ханн и Брин дружно рассмеялись. Члены съемочной группы остолбенели.
– Мисс Ханн, присядьте, пожалуйста, на диван. Простите, что предлагаю вам сесть на такую дешевку. – Брин повернулась к девице со жвачкой. – Когда будете прикалывать микрофон, попрошу быть поаккуратнее. Блузка мисс Ханн из натурального шелка. – Гостья не видела, что Брин лукаво подмигнула девушке.
У Брин было такое ощущение, словно она работает в новой должности не полчаса, а по меньшей мере лет сто. Однако результат налицо: Памела Ханн с приколотым к блузке микрофоном сидит в студии и жеманно принимает знаки ее восхищения. Нельзя сказать, чтобы Брин получала удовольствие, потрафляя раздутому самолюбию гостьи, но если это необходимо, чтобы записать интервью, – что ж, пусть будет так.
– Как вам удалось ее умаслить? – благоговейно спросила Уитни, когда провожала Брин в гримерную Райли. – Она обзывала меня неотесанной деревенщиной.
– Что ж, по крайней мере она выражалась цензурно. – Уитни посмотрела с недоумением, и Брин продолжила:
– Я польстила ее самолюбию.
Во взгляде Уитни появилось нескрываемое восхищение.
– Здорово! Вы молодец.
– Спасибо. Кстати, о самолюбии. Давайте-ка посмотрим, в каком настроении пребывает мистер Райли.
Брин постучала в дверь, но не стала дожидаться ответа и решительно вошла в гримерную.
– На площадке все готово, ждем только вас.
Райли стоял перед зеркалом, держа в руках губку и коробочку с гримом, на груди у него висело полотенце, засунутое одним углом за воротник рубашки. На туалетном столике стояли рядом чашка кофе и блюдечко с водой.
